И удел мой кромешная тьма (1/2)
Хестер стояла в дверях балкона, кутаясь в освежающую ночную прохладу. На её лице играла улыбка — не та натянутая, заученная маска, которую она привыкла носить, а настоящая, искренняя, та, что редко находила себе место в её жизни. И это было неудивительно: всего двадцать минут назад Оминис покинул её комнату.
Девушка всё ещё ощущала сладкое послевкусие их встречи, словно внутри неё остались отголоски его присутствия. Она присела на край кровати, задумчиво проведя подушечками пальцев по губам. Она могла поклясться, что до сих пор чувствовала его нежное прикосновение, ощущала вкус, который был не от мира сего.
В этот момент она была счастлива. По-настоящему счастлива, забыв обо всех своих тревогах и сомнениях. Но где-то глубоко внутри она знала, что это счастье хрупкое, словно тончайшее стекло.
Хестер, конечно, не рассказала Оминису ни о встрече с его невестой, ни о том, как провела два часа за магазинчиком, рыдая, пока боль не затихла. Говорить о таком было выше её сил. Это стало тайной, застывшим воспоминанием, которое она заперла глубоко в своём сердце. Сейчас она не хотела разрушать магию момента. Сейчас она просто позволяла себе быть счастливой.
Она думала, что когда-нибудь расскажет ему. О метке. О том, почему не может бежать с ним. Она будет умолять его уйти одного, убеждать, что так будет лучше. Но позже. Только не сейчас. Сейчас ей отчаянно хотелось ещё немного времени, хоть чуть-чуть, чтобы ощутить счастье, прикоснуться к любви, которой она никогда прежде не знала.
Прикрыв глаза, Хестер вспоминала их сегодняшнюю встречу, и на её лице расцветала улыбка — настоящая, тёплая, такая редкая для неё. Её мысли унеслись дальше, в мир мечтаний. Она представляла небольшой домик у моря, где тишина и волны становятся их укрытием. В этом воображаемом мире она сидит на пляже, рядом с Оминисом, в уюте, который принадлежит только им.
Мечтания прервал тихий стук в дверь. Хестер вскочила, её сердце затрепетало от надежды. Она сияла, убеждённая, что это вернулся Оминис. Но стоило двери чуть приоткрыться, стоило уловить первые признаки присутствия, как её иллюзии рухнули. Это не мог быть он. Оминис бы не пришёл так поздно.
А если это не он…
— Надеюсь, ты скучала, — произнёс Марволо, входя в комнату и плотно закрывая за собой дверь.
Хестер вздрогнула, её сердце болезненно сжалось от резкого перехода из сладких грёз в реальность. Улыбка мгновенно исчезла с её лица, словно её там и не было. Мечта о домике у моря, о покое и счастье рядом с Оминисом разбилась, едва дверь закрылась за Марволо.
Он стоял перед ней, самоуверенно улыбаясь, его взгляд скользнул по комнате, словно он уже давно здесь хозяин. В его тоне звучала насмешка, а на губах играла высокомерная ухмылка.
— Ты, должно быть, думала обо мне, раз такая счастливая, — протянул Марволо, делая шаг вперёд. Его голос был тягучим, как яд, а расстояние между ними уменьшилось до опасной близости. Слишком близко. Слишком навязчиво.
Хестер молчала, а напряжение в комнате, казалось, стало осязаемым. Она наблюдала, как Марволо с нарочитой медлительностью достал свою палочку, направил её на дверь, и раздался сухой щелчок замка. Следом прозвучало тихое, зловещее заклинание — заглушающие чары. Теперь никто не услышит, что произойдёт внутри.
Её тело застыло от ужаса. Мысли путались, зацикливаясь на одном: “Только не сегодня, прошу, нет… не после того, как Оминис меня целовал. Молю, не надо.” От страха и отчаяния горло сжалось, а дыхание стало поверхностным. Она пыталась собраться, но её разум будто парализовало.
— Марволо, прошу, — её голос дрожал, слова слетали с губ почти без усилий. Она даже не пыталась скрыть страх — и не могла. — Мне нехорошо сегодня.
Марволо, казалось, только больше наслаждался её мольбами. Он склонил голову набок, его взгляд лениво и насмешливо скользил по её фигуре, словно изучая добычу. Затем он приблизился, настолько близко, что её дыхание замерло.
Тыльной стороной ладони он осторожно провёл по её щеке, будто это был жест заботы, но в этой “нежности” чувствовалась угроза. Хестер боролась с желанием отстраниться, зная, что это только разозлит его. Она стояла, сжав кулаки за спиной, чтобы хоть как-то подавить дрожь, охватившую её тело.
— Ты такая… хрупкая сегодня, — его голос звучал почти мягко, но каждый слог резал, как лезвие. — Даже интереснее, чем обычно.
Хестер отвела взгляд, чувствуя, как её сопротивление начинает слабеть. Она должна была что-то сказать, что-то сделать, но каждое слово, которое приходило на ум, казалось бесполезным.
— Прошу, давай завтра,— шепнула она в надежде на спасение.
— Сегодня, завтра,— протянул он со смешком,— это будет тогда когда я захочу,— он положил руку ей на бедро и скользнул выше,— ты моя Хестер, была и будешь, неужели ты забыла?
Хестер вся сжалась, чувствуя, как его рука поднимается всё выше, оставляя за собой тягучее ощущение беспомощности. Её ноги инстинктивно сдвинулись, словно это могло создать хоть какую-то защиту от его прикосновений.
— Пожалуйста, Марволо, — её голос был тихим, почти беззвучным, в нём больше не осталось силы.
— Ты такая жалкая, когда умоляешь, — его голос был холоден и насмешлив, его рука сильнее сжала её бедро, будто наслаждаясь её страхом. — И это так раздражает, Хестер, — резко убрав руку, он схватил её лицо обеими руками и приблизил к своему.
Она смотрела в его глаза и видела там лишь тьму. Сердце Хестер сжалось от осознания, что она переборщила, и теперь наказание неизбежно. Но она не могла молчать, не могла не попытаться. Не после того, как ещё полчаса назад была с любимым мужчиной, не после того, как всё ещё ощущала прикосновения Оминиса.
— Я пытался, милая, — произнёс Марволо с фальшивым сочувствием, словно оправдывая своё поведение. — Правда, пытался быть с тобой добрее, но ты такая несносная, — грубо оттолкнув её от себя, он на мгновение поднял взгляд, как будто собираясь с мыслями, но на деле он готовился к тому, что приносило ему больше удовольствия, чем секс.
Хестер смотрела на него в ужасе, ожидая своего наказания. Она не пыталась его остановить — нет, она примет всё, что ему угодно. Он снова перевёл на неё взгляд, и секунду спустя его рука, тяжёлая и решительная, отвесила ей звонкую пощёчину. Девушка даже не пискнула, только схватилась за щеку, отчаянно стараясь подавить слёзы.
— Это моё упущение, — проговорил он, прокручивая палочку между пальцами. — Покорность жены — заслуга мужа. — Его тёмные глаза неотрывно смотрели на неё, но она молчала, думая лишь о том, чтобы это всё поскорее закончилось. — Но ничего, я исправлю это.
Марволо направил палочку на девушку, и Хестер сразу поняла, что будет дальше. Она не могла больше сдержать слёзы, и те, тихо скатываясь по щекам, оставляли мокрые следы. Девушка прикрыла глаза, готовясь ощутить боль, и в этот момент прозвучало:
— Круцио.
Как только заклинание проникло в её тело, волна невыносимой боли накатила на неё, как буря. Она почувствовала, как каждую клеточку сковывает спазм, каждую мышцу сжимаются с такой силой, что казалось, будто её тело разорвётся на части. Боль была столь яркой, что она не могла даже отделить её от себя, не могла понять, где заканчивается её тело и начинается эта тягучая, мракобесная мука.
Её легкие сжались, не в силах вдохнуть, и сердце заколотилось так, что она подумала, что оно вот-вот выйдет из груди. Она чувствовала, как каждый удар в груди отзывается в ушах, и эта жуткая вибрация пронизывает её до самых костей. Все в её теле казалось чуждым, как будто она была не в своем теле, а в теле какого-то другого, израненного существа, которое не могло прекратить страдать. Она не осознавала, кричит ли она, или молчит, плачет ли, или пытается просто выжить — всё слилось в единый поток боли, который поглотил её сознание.
Все исчезло — не было ничего, кроме этой боли. Тишина и пустота вокруг, глухие стены комнаты, холодный воздух — всё это перестало существовать. Оставалась только она, одинокая, израненная, и эта непереносимая мука, которая проглатывала её целиком, не давая ни малейшего шанса на спасение.
Марволо убрал палочку, его взгляд остановился на невесте, которая, изнемогая от боли, лежала на полу. Хестер выглядела, как будто она пыталась собрать остатки себя, но она была сломлена, каждый её вдох казался болезненно тяжёлым. И, конечно же, Марволо не собирался предоставлять ей даже малейший шанс на облегчение. Он наклонился к ней, его улыбка была пугающе удовлетворённой, как у хищника, который наслаждается своей победой.
С хладнокровной жестокостью он схватил её за руки, выдернув с пола, как если бы она была просто куклой, и без малейшего сожаления швырнул на кровать. Она приземлилась с глухим стуком, будто совсем не имела значения. В её теле еще сохранялся отголосок той боли, которая прошлась по ней как огонь.
Марволо с лёгкостью встал рядом, нависая над ней, его глаза горели злым удовольствием, и он сказал с таким отчуждённым интересом:
— Ну как, любимая, уже чувствуешь себя лучше?
Его голос был полон насмешки, и он ждал, что она ответит, как будто она могла бы что-то сказать в таком состоянии. Его поза была властной и уверенной, и даже в слабости Хестер чувствовала, как он наслаждается своей властью. Она молчала бессильно смотря в потолок, лишь горькие слезы полные боли и унижения медленно стекали по лицу.
— Я спросил тебя, Хестер, — его голос стал хриплым, как будто злость сдерживалась на грани. Он приблизился к её лицу, его тень опустилась на неё, когда он положил руки на её шею, — когда я спрашиваю, нужно отвечать.
Он сжал её горло, и Хестер почувствовала, как её дыхание сжимается, как воздух становится дефицитом. Она не могла больше выговорить ни слова. В его глазах пылала ярость, а руки всё сильнее сжимали её шею.
— Ну так, тебе уже лучше? — он повторил вопрос, но теперь его голос стал почти рычащим, как у животного, которое готово в любой момент разорвать свою жертву.
Она отчаянно старалась вдохнуть, но с каждой секундой становилось всё сложнее. Её грудная клетка сжималась, и в ушах стоял шум. Хестер чувствовала, как её силы ускользают, как темнеет в глазах, и, казалось, что вот-вот всё закончится. Всё, что она могла, это быть здесь, в этом моменте, в этом жестоком ожидании, которое всё захватывало.
Слабый, еле слышный хрип сорвался с её губ, и, мучаясь, она выдавила:
— Да…
В её голосе звучала боль, страх, но в то же время в этом одном слове было что-то ещё — отчаяние, желание закончить этот кошмар, хоть и на его условиях.
Марволо убрал руки, позволив Хестер на мгновение перевести дыхание. Она судорожно вдохнула, надеясь на передышку, хоть и знала, что она будет недолгой. И действительно, едва её дыхание немного выровнялось, она почувствовала, как его ладонь снова скользнула под её ночную рубашку.
Её тело инстинктивно напряглось, но сил на сопротивление уже не было. Казалось, что мир вокруг неё сжался до узкого, тёмного коридора, где не было света, не было спасения. Она больше не пыталась бороться — не из смирения, а из-за полного истощения.
Всё, что осталось у Хестер, — это молчаливое принятие своей участи. В глубине души она чувствовала себя не живой, а лишь оболочкой, пустой и сломанной.