Кровь. Честь. Долг. (2/2)
— Я не выйду за него, за этого тупого, уродливого…
Она не успела договорить. Рука матери с палочкой резко взметнулась, и в следующее мгновение Хестер ощутила первую невыносимую боль от заклинания Круциатус. Её тело словно выворачивало наизнанку — каждая кость, каждая мышца казались разорванными и искалеченными. Даже когда мать убрала палочку, боль продолжала пульсировать в её теле, казалось, даже кончики волос содрогались от этой жгучей агонии.
Хестер рухнула на пол, прижимаясь щекой к холодному мрамору. Тело отказывалось ей подчиняться, и лишь слабый стон срывался с полураскрытых губ. Она хотела кричать, умолять мать прекратить, но сил не было. В её сознании раз за разом мелькало отчаянное, почти беззвучное моление: «Только не это… что угодно, только не это».
Мать с холодной усмешкой подошла к дочери, присела рядом и грубо схватила её за волосы, вызвав ещё одну вспышку боли.
— Ты будешь делать то, — прошипела она в ухо Хестер, — что я тебе скажу. Поняла?
Хестер едва смогла кивнуть. Миссис Блэк оттолкнула её, холодно отстранившись, и с полной невозмутимостью вернулась к завтраку, словно ничего не произошло. Хестер осталась лежать на холодном полу, с трудом переводя дыхание и пытаясь хоть немного унять пульсирующую боль, которая пронизывала её тело.
Тем же вечером произошло ещё кое-что, что навсегда разделило её жизнь на «до» и «после». К вечеру Хестер понемногу начала отходить от судорог и ноющей боли, каждый шаг отдавался глухой болью в теле, но пропустить ужин было немыслимо — это считалось обязательным. Она знала, что не стоит злить мать, особенно после случившегося: ещё один Круциатус в тот день мог стать для неё последним. Сдерживая дрожь, Хестер направилась в столовую, будто к месту казни, предчувствуя, что этот ужин тоже принесёт только новые страдания.
Мать была в приподнятом настроении, весело шутила, потягивая вино, и вместе с отцом обсуждала, куда они отправятся в конце лета. В середине ужина она откинулась на спинку кресла и с хищной улыбкой посмотрела на дочь. На её губах играла дьявольская ухмылка, и Хестер инстинктивно почувствовала, что это связано с недавней расправой. Но нет, у Сатаны был новый, более ужасный план.
— Дай руку, — обратилась миссис Блэк к Хестер. В её взгляде не было ничего доброго, и Хестер ощутила, как холодок пробежал по спине. Она понимала, выбора нет, и, стиснув зубы, послушно протянула руку. Мать схватила её, резко притянув ближе, и Хестер не могла сдержать дрожь. Взмахнув палочкой, женщина подозвала к себе серебряный клинок и чашу, заранее подготовленную и стоявшую неподалёку, будто только и ждавшую этого момента. Сердце Хестер заколотилось от страха — она инстинктивно попыталась отдернуть руку, но мать держала её с такой силой, что это было невозможно.
Миссис Блэк взяла серебряный клинок, покрутила его в руке, словно наслаждаясь игрой с опасностью, затем бросила долгий взгляд на дочь. Она растягивала этот момент, ей нравилось видеть страх в её глазах. Поднеся холодную сталь к руке Хестер, она надавила сильнее и провела клинком по её запястью. Девушка пискнула от неожиданности и вновь попыталась убрать руку, но мать сжимала её так сильно, что казалось, будто она оказалась в дьявольских силках. Алая кровь проступила на коже и, густой струйкой, начала стекать в чашу. Хестер, словно завороженная, смотрела на это действо, не понимая, что мать собирается сделать. Отец, сидящий рядом, наблюдал за процессом с одобрением, даже подвинувшись ближе, чтобы не упустить ни одного момента.
— Мам, что… — решилась, наконец, спросить Хестер, но мать лишь шикнула, требуя тишины.
Когда чаша наполнилась почти до половины, миссис Блэк грубо отбросила руку дочери, не удосужившись даже залечить порез. Хестер прижала кровоточащую руку к груди, надеясь, что на этом всё закончится, что это лишь очередная причуда матери, и скоро её отпустят в комнату. Но ритуал продолжался. Мать вновь взяла тот же клинок и, с явным удовольствием, разрезала руку, добавляя свою кровь к крови дочери в чаше. Её глаза блестели, а на губах играла зловещая улыбка, вызывающая у Хестер озноб и ощущение, что она стала жертвой чего-то более глубокого и опасного, чем просто капризы её матери.
— Сними платье, — приказала миссис Блэк, заживляя свою рану, в отличие от раны дочери.
— Мам, прошу… — Хестер посмотрела на мать, затем на отца с ужасом в глазах. Её охватил страх настолько сильный, что казалось, её вот-вот стошнит.
— Сними это проклятое платье, или я сделаю это сама, — процедила она сквозь зубы, и Хестер, не желая рисковать, подчинилась.
Дрожащими руками она нащупала молнию, хотя рана ещё саднила, а кровь всё ещё текла, затрудняя это простое действие. Она старалась действовать быстрее, чтобы не разозлить мать, но её движения были неловкими. Мать, казалось, наслаждалась моментом, не торопя её, словно пытаясь запомнить каждую деталь. Наконец платье упало на пол, оставив девушку лишь в нижнем белье.
Миссис Блэк подошла к дочери и, обмакнув палец в их смешанную кровь, начала чертить символы на её теле. Хестер покрылась мурашками — от холода, царившего в гостиной, и от невыносимого ужаса перед тем, что происходило.
— Ты знаешь, что это, милая? — начала мать. Конечно Хестер не знала, если бы она знала, то, сбежала бы, пережила бы тысячу Круцио, лишь бы избежать этого.
— Ты знаешь, что такое кровная метка? — миссис Блэк вонзила в неё ледяной взгляд, ожидая ответа, но Хестер могла лишь покачать головой, понимая, что ничего хорошего это не значит.
— О, это нечто прекрасное. Этот ритуал хранился у нас в семье веками, — с леденящей нежностью продолжила миссис Блэк. — Эта метка, милая, дарование мне. Благодаря ей, я всегда буду знать, где ты. Тебя не скроет ни одно заклинание, ни одна защитная чара.
В глазах Хестер заблестели слёзы, когда она поняла, что мать лишает её возможности избежать свадьбы, отрезая любой путь к свободе. На секунду она перестала дышать, от осознание того, что станет пленницей, без права на побег. Девушка дернулась, пытаясь вырваться, но отец взмахнул палочкой, приковав её к месту.
— Это будет моя гарантия, — с улыбкой произнесла женщина, — что свадьба состоится, и ты никуда от меня не денешься.
Сердце Хестер сжалось от боли и отчаяния. Она поняла, что пути назад уже нет, что ей не сбежать. Мать подняла палочку и направила её кончик прямо под рёбра дочери, тихо произнося заклинание. В месте прикосновения вспыхнула жгучая боль, словно к коже приложили раскалённое железо. Но Хестер даже не вскрикнула. Осознание того, что её свобода только что была утрачена навсегда, а ключи от её клетки находились у матери, принесло ей куда более глубокую боль, чем любая физическая пытка до этого.
***Ужин плавно перетек в обсуждение, кого выбрать на роль жены для Оминиса. Хотя чистокровных семей и было двадцать восемь, далеко не каждая из них считалась достойной носить фамилию Мракс. Им нужна была лучшая. Мистер Блэк настаивал, что будущая жена должна происходить из семьи, которая чтит традиции и бережёт свою кровь, на что Корвин Мракс согласно кивал. Оминис сидел, будто не слыша, как в этот момент решается его судьба. Словно обсуждали не его, или же он знал, что это обсуждение не принесёт результата. Он никак не проявлял своей заинтересованности, лишь изредка хмурил брови и делал небольшой глоток вина, словно искал утешение в его вкусе.
— Ещё бы найти того, кто согласится жениться на слепом, — вдруг рассмеялся Марволо, прерывая обсуждение своим злобным комментарием. Его отец бросил на него гневный взгляд, призывая замолчать, и тот подчинился. Марволо никогда не перечил отцу, всегда был послушным старшим сыном. Оминис, казалось, не обратил никакого внимания на это замечание, но Хестер напряглась, её сердце забилось быстрее от нарастающей тревоги.
— Я думаю, есть вещи пострашнее слепоты твоего жениха, например, черствость, жестокость или… — она осеклась, встретившись взглядом с матерью, чьё лицо исказилось в маске ярости.
За столом повисла гробовая тишина, все взгляды устремились на Хестер, ожидая продолжения. Она не собиралась произносить это вслух, конечно, нет, это были лишь её мысли. Но, как часто бывало с Хестер, слова вырвались раньше, чем она успела осознать. Её мозг отчаянно искал выход, пытаясь придумать хоть какое-то оправдание. Мысли хаотично перемешивались, но ни одна из фраз не казалась подходящей.
— Что ты хочешь этим сказать? — Марволо злобно посмотрел на свою невесту, обдумывая её слова с явным недовольством.
— О, всего лишь… — она крепче сжала вилку, её руки дрожали от напряжения, — что даже если бы ты был слеп, милый, я бы всё равно вышла за тебя.
Слова прозвучали как лесть, но в них таилась скрытая резкость. Хестер почувствовала, как её сердце замирает от страха и адреналина, не зная, какую реакцию это вызовет. В комнате повисло молчание, и ей казалось, что время остановилось, пока все ждут, как отреагирует Марволо на её дерзость.
И это сработало. Марволо расплылся в довольной улыбке, убедившись, что его невеста так без ума от него, что приняла бы его даже с таким недостатком. Он был поглощён своим самомнением, не догадываясь о истинном значении её слов. Мать облегчённо вздохнула, и Хестер почувствовала, как напряжение покидает её, словно тяжелая вуаль, вдруг снятая с её плеч. Никто, казалось, не понял подводных камней её замечания. Никто, кроме Оминиса.
Он задумчиво уставился невидящими глазами в сторону, где сидела Хестер, и печально поджал губы, будто выражая ей своё молчаливое сочувствие. В его взгляде Хестер увидела глубину понимания, которая заставила её сердце сжаться от горечи.
В то время как остальные продолжали обсуждение, её мысли были поглощены юным Мраксом. Хестер вдруг задумалась, насколько они похожи. Оба были пленниками своих семей и традиций, обе жизни определялись решениями, принятыми без их согласия. Если Марволо наслаждался той тьмой, что царила вокруг них, словно это был его естественный элемент, то Оминис, напротив, пытался сбежать от нее.
Ужин плавно подходил к концу, и когда пришло время прощаться, все стояли в прихожей, обсуждая, во сколько же завтра приедет Хестер. Марволо подошёл к девушке, не обращая внимания на присутствующих, и, схватив её за предплечье, повёл немного в сторону. Хестер почувствовала, как её сердце сжалось, но она не решалась вырваться. Она не хотела уходить, но и возразить не могла — её тело, словно под оковами, не позволяло ей предпринять даже попытку.
Он приблизился к её уху, и тот неприятный запах, от которого у неё начиналась тошнота, снова ударил в нос. Это была смесь отвратного аромата табака и чего-то болезненно сладкого, невыносимо приторного. Хестер едва сдерживала рвоту, но он, похоже, не замечал её внутреннего дискомфорта. Одной рукой он обхватил её за талию, сжимая сильнее, чем было нужно. Он не торопился, будто наслаждался её беспомощностью.
— Мы с тобой отлично проведём это лето, — прохрипел он, и в его голосе прозвучала такая зловещая уверенность, что Хестер невольно сжалась. — Тогда ты сможешь показать мне, как сильно меня любишь. — Он оставил влажный поцелуй на её щеке. Хестер хотелось немедленно стереть этот след, умыться и очиститься, но она сдержалась, усиливая натянутую улыбку, чтобы не выдать своё отвращение.
Она чувствовала, как её лицо покраснело, и хотя она пыталась скрыть это, его глаза всё видели. Его самодовольная ухмылка, та же, что она видела столько раз раньше, как кошка, наслаждающаяся своей игрой, заставляла её дрожать от ненависти и страха.
От дальнейшего разговора её спасла мать, которая, словно спасительная рука, неожиданно объявила, что им пора уходить. Хестер почувствовала, как её тело освобождается от тяжести, но это было лишь временно. На выходе из особняка она даже не оглянулась. Её взгляд упёрся в землю, и она поспешила, не желая лишний раз видеть столь ненавистное лицо. Целое лето впереди, и оно будет полным мук. Только теперь, когда она уже уходила, осознавала, насколько тяжело будет справляться с этим всё это время.
Она шла почти обессиленной, погружённая в мысли о том, что её ждёт в эти три месяца. Боль, унижения, необходимость терпеть — думала она с тоской. Но на самом ли деле только это? Или, возможно, пребывание в доме Мраксов на этот раз принесёт ей нечто новое, что-то поистине прекрасное?