Кровь. Честь. Долг. (1/2)

Лето уже дарило свои первые лучи, напоминая жителям Лондона о том, что пора доставать лёгкие наряды и готовиться к долгожданным отпускам, чтобы насладиться этим временем как следует. В воздухе витала атмосфера расслабленности и предвкушения тех дней, когда можно оставить позади нелюбимую работу и хотя бы на пару недель погрузиться в любимый всеми сезон.

Но был один особняк, недалеко от Лондона, скрытый от чужих глаз, где даже солнечный свет казался чуждым, словно ему не место в этих стенах. Дом Марксов. Здесь, в этом обители зла, стояла молодая девушка. Она пересекла порог, и громкие удары её каблуков по мраморному полу эхом разносились в окружающей тишине. Полумрак и гнетущая атмосфера встречали её так же неизменно, как и всегда, обволакивая холодом, от которого по телу побежали мурашки.

Она прошла через просторный холл, больше напоминавший бальный зал, где сам Сатана мог бы праздновать свои победы, и подошла к чёрной гранитной плите, встроенной в стену. На ней значились всего три слова: «Кровь. Честь. Долг» — семейный девиз Мраксов. Эти слова она видела сотни раз, но каждый раз что-то заставляло её останавливаться, будто невидимая сила цепляла её взгляд, удерживая, не давая отвести глаза.

В её доме, в особняке Блэков, была похожая надпись — на стене в гостиной, простоявшая там не одну сотню лет, красовалась фраза: Toujours Pur, «Чистота крови навек». Её собственный семейный девиз вопросов не вызывал: никто так не трясся за чистоту крови, как Блэки… разве что Марксы могли бы с ними потягаться.

Но не надпись привлекала её внимание, и не семейный девиз. Её взгляд остановился на одном слове: Честь.

Оно звучало в её голове снова и снова, с каждым разом становясь всё более насмешливым.

Честь, честь, честь…

Её губы едва заметно дрогнули в усмешке. Разве это слово должно быть выбито здесь? — думала она.

Честь и Марксы — слова, между которыми не было ничего общего. Им неведома была честь, и, будь её воля, она бы вырезала это слово со стены, содрала бы его пальцами до крови, пока на месте не осталось бы лишь пустое пространство.

Позади скрипнула дверь, и в гостиную проник лёгкий ветерок, прошедший вдоль её спины, заставивший тёмно-каштановые волосы едва заметно шевельнуться. Неприятный шаркающий звук шагов раздался в зале. Хестер сразу узнала эти шаги. Конечно, она знала, кому они принадлежали. Но продолжала стоять неподвижно, как будто ничего не слышала.

Тяжёлая рука опустилась на её плечо — не мягко, а так, будто кто-то пытался раздавить назойливую муху.

— Нравится? — раздался голос прямо у её уха.

Лицо Хестер оставалось таким же отстранённым, хотя внутри неё бушевал вихрь эмоций. Ей не нравились ни надпись, ни дом, ни ОН. Сердце пылало от ненависти, смешанной с отвращением — это было всепоглощающее, свирепое чувство. За хрупким телом и миловидным лицом скрывалась настоящая буря, и, если бы её выпустить, она бы смела этот особняк, не оставив камня на камне, прихватив с собой добрую половину Лондона.

— В нашем доме будет висеть такой же, — проговорил парень с какой-то гордостью, словно она должна была радоваться этим словам.

Хестер на мгновение прикрыла глаза, подавляя чувства. Рука парня сдавила её плечо ещё крепче, он ждал ответа, как всегда. Внутри всё сжалось от отвращения. Она ненавидела его запах — смесь чего-то кислого и гнилого, его тяжёлые, как кандалы, руки, его голос, режущий по ушам, и лицо, которое ей снилось в кошмарах. Она ненавидела его… Марволо Мракс, старший сын и наследник богатейшей чистокровной семьи, гордость отца и её будущий муж.

— Замечательно, — выдавила она, натянув улыбку — всё, чтобы его удовлетворить.

Она слишком хорошо знала, что её ждёт, если ему что-то не понравится. Воспоминания о его наказаниях, боли, которую он так любил причинять, криках, которыми он упивался, никогда не покидали её. Он был монстром, вышедшим из её кошмаров и поселившимся наяву. От него нельзя было убежать или спастись. Марволо был тьмой, медленно поглощавшей её, стирающей всё хорошее и оставляющей только боль.

Марволо улыбнулся, довольный ответом, и волна облегчения прокатилась по её телу. Монстр доволен — значит, сегодня он не причинит боли. Хотя, чтобы мучить её, ему даже не требовалось применять своё любимое Круцио. Одного его присутствия было достаточно, чтобы жизнь Хестер наполнилась страданием.

***Девушка медленно провела пальцем по ножке хрустального бокала, ощущая подушечками пальцев каждую едва уловимую неровность на его поверхности. Изящная работа, тонко выполненная, хрупкая и утончённая, — как будто этот бокал был символом всего, что её окружало: красота, которая, несмотря на блеск, казалась мёртвой и хрупкой. Её взгляд скользнул к тёмно-красному вину, мерцающему в бокале, и свет, преломляясь, создавал странные, почти мрачные узоры на его поверхности, словно уводя её в зловещий танец света и тени.

Хестер едва слышала голоса, доносящиеся от собравшихся за массивным дубовым столом. Просторный зал, казалось, давил своей тяжестью: высокие потолки с запутанными орнаментами уходили в темноту, будто укрывая неизведанные секреты, что веками хранили эти стены. Тусклый свет свечей отражался в полированной поверхности стола, танцуя в бокалах с вином и виски, их ароматы густо наполняли воздух, смешиваясь с запахами старинных ковров и потрескавшегося дерева. Она молчала. С ледяным спокойствием наблюдала за всем этим, чувствуя себя чужой. Её душа была хрупка, как хрустальный бокал в руках этих людей. Одна неосторожная мысль, одно неловкое слово — и всё могло расколоться.

Её родители, напротив, наслаждались беседой. Отец, сидящий рядом, слушал мистера Мракса с почти благоговением. Он утвердительно кивал, одобряя каждое его слово, и, как всегда, был согласен с его взглядами на «чистоту крови». Арктурус Блэк восхищался умением Мракса внедрять свои мракобесные идеи в министерство, и, судя по тону, это восхищение носило искренний характер. Мать же, как обычно, была очарована другим: её привлекало не содержание, а сам Мракс — его богатство, влиятельность и тот блеск, которым он окутывал себя. Мирабель Блэк то и дело бросала взгляды, полные нескрываемого восторга, что лишь усиливало отвращение Хестер.

Хестер пыталась не слушать их разговор. Она давно научилась уходить в себя, скрывая своё раздражение и тихую ненависть за маской равнодушия. Но сегодня эта стратегия дала сбой. За столом шёл разговор о том, что имело к ней прямое отношение: её летние каникулы.

— Вот именно! — рассмеялась Мирабель, пригубив вино. — Юные леди не должны оставаться дома одни на всё лето, — добавила она, взгляд её холодно блеснул при этих словах, словно речь шла о неком предмете мебели, а не о собственной дочери.

Мирабель Блэк, женщина ослепительной красоты с холодной, сверкающей улыбкой, как всегда, выглядела безупречно. Её идеальная фигура, точеные черты лица и манеры всегда казались противоположностью её мужу. Арктурус Блэк был невысоким мужчиной с посеребрёнными временем волосами и печатью усталости на лице. Но его внешность, никогда не заботила Мирабель. Она выбрала его не из-за привлекательности, а ради богатства, ради положения. Расчётливая и жестокая, Мирабель была воплощением холодного равнодушия, от которого Хестер всегда хотелось спрятаться.

Именно мать приняла решение, которое стало для Хестер приговором: она без единого сомнения заключила сделку, отдав её Марволо Мраксу, как ненужную вещь. Ради денег, ради выгодного союза, ради укрепления статуса. Всё, что осталось Хестер, — это мечты, разбитые вдребезги, и крохотная искра надежды, которую она пыталась защитить от этого мира.

— Тем более что свадьба уже совсем близко, — подхватил Арктурус, усмехнувшись. — Думаю, молодые люди проведут это время с пользой и познакомятся поближе, — и, уловив скрытый смысл своих слов, поспешно добавил: — разумеется, в рамках приличий.

Слова отозвались тяжестью в груди. Хестер смотрела на тёмно-красное вино, наблюдая, как его мрачные блики ложатся на деревянную поверхность, и казалось, что её собственная жизнь тает в этих отблесках, исчезая, как слабый дымок в ночи. Её мир и её свобода — всё это, как тонкая паутина, рвалось на глазах, ускользая в тёмные глубины. Она была лишь пешкой в их играх, игрушкой в руках тех, кто управлял её судьбой, оставив её без права голоса и без надежды на спасение.

Внутри всё дрогнуло от противного, вязкого чувства, как будто сама её душа покрылась липким холодом. Сердце болезненно сжалось. Знакомство с Марволо? Она уже слишком хорошо знала его, знала эту тьму, лишённую хоть малейшего отблеска света, ту тьму, что поглощала всё на своём пути, оставляя за собой лишь пустоту и боль. Даже лёгкое прикосновение его оставляло на ней незримый след, который невозможно стереть. Хестер уже чувствовала это, и от этого в груди разгорался страх, всепоглощающий ужас перед тем, что могло принести ей это лето и её будущий муж.

До свадьбы оставалось совсем немного — всего четыре месяца, и конец. Время текло неумолимо, ускользая, словно песок сквозь пальцы, не позволяя задержаться, сколько бы она ни старалась.

— Конечно, свадьба, — сказал мистер Мракс, медленно вращая бокал с виски в руке. Его тон был равнодушным, почти ленивым, но в глазах мелькнуло что-то задумчивое, переходящее в лёгкую насмешку. — С этим, по крайней мере, всё уже решено. Но теперь нужно и Оминису найти невесту, — он кивнул в сторону младшего сына, сидящего неподалёку от Марволо.

Оминис Мракс сидел чуть в стороне, избегая прямого участия в обсуждении. На его лице не отражалось ни возмущения, ни интереса к словам отца. Только лёгкое напряжение в пальцах, едва заметное, когда он провёл рукой по рукаву своего костюма, выдавало его внутреннее состояние. Он, как и Хестер, завершил обучение в школе в этом году. Теперь, как и его старший брат, он оказался пленником семейных ожиданий и обязанностей.

Хестер мельком взглянула на него. В её памяти всплыли обрывки детства: редкие игры, случайные разговоры, смех, который, казалось, принадлежал другой жизни. Тогда Оминис был живее, теплее, но со временем он, как и она, изменился. В школе их пути почти не пересекались, и он редко появлялся дома, предпочитая проводить каникулы у друга — подальше от тьмы и жестокости, царивших в доме его семьи. Но теперь всё изменилось. Этап бегства завершён. Школа осталась позади, и будущее, которое рисовал для него отец, становилось неотвратимым.

— Оминис, — продолжил мистер Мракс, отставляя бокал и откинувшись на спинку стула, — пора тебе взять на себя ответственность. Семья ждёт, что ты продолжишь её славное наследие. Не забывай, что наш долг — укреплять род, а не разрушать его.

Мраксы редко выбирали невест для своих сыновей. Традиции, ревностно охраняющие чистоту крови, сами по себе ограничивали их выбор. Браки между родственниками стали для их рода обыденностью, но эта близость принесла больше несчастий, чем гордости. Их дети часто рождались слабыми, болезненными, многие не доживали до младенческого возраста. Сам Корвин Мракс, отец Оминиса, женился на своей кузине Марише, надеясь укрепить род.

Но их союз оказался трагическим. Миссис Мракс родила пятерых детей, из которых выжили лишь Марволо и Оминис. Три девочки — слабые, болезненные, уродливые, по словам тех, кто осмеливался обсуждать это шёпотом, — умерли в младенчестве. Говорили, что смерть младшей дочери окончательно сломила Маришу. Она замкнулась в себе, отказывалась от пищи и через год ушла из жизни, оставив Корвина одного.

Эти события стали табу для семьи. Их не обсуждали за закрытыми дверями, их имена стёрли из родословных записей, как будто их никогда не существовало. Но тень той трагедии всё ещё витала над фамильным поместьем, проникая даже в весёлые застолья, подобные этому.

В конце концов у Корвина осталось два сына. Марволо, на котором кровное родство оставило свой заметный след. Он был широкоплечим, крепким мужчиной с короткими светлыми волосами и несуразно длинными руками. Но прежде всего бросалась в глаза его невообразимая жестокость, в которой ощущалась тяжесть наследия. И Оминис, настоящий наследник рода: высокий, статный, с аристократическими чертами, и внешностью, напоминающей ангела. Но и он не избежал проклятого следа рода Мраксов — с рождения он был слеп. Это, возможно, стало последней каплей для его отца, который пришёл к решению: нужно разбавить кровь, иначе род Мраксов просто исчезнет.

И тут Хестер действительно не повезло. Выбор мистера Мракса пал на семью Блэков — одних из немногих волшебников, кто так же ревностно охранял чистоту крови. На этот выбор повлияла и мать Хестер. Сама по себе миссис Блэк не слишком интересовалась судьбой дочери, но деньги она любила, а еще больше любила их тратить. Опустошающееся семейное хранилище в Гринготтсе её не устраивало. Когда Хестер было всего двенадцать, на одном из приемов её мать случайно услышала, как мистер Мракс упомянул о поиске невесты для наследника, добавив, что тот унаследует состояние семьи. В глазах миссис Блэк тут же вспыхнул огонь, и она решила: «Это будет моя дочь».

Прошел всего год, и разговор о будущей свадьбе уже звучал в гостиной Блэков. Хестер тогда было всего тринадцать, а Марволо — восемнадцать, но это, казалось, никого не волновало. По договору они должны были пожениться сразу после её окончания школы. Хестер вспоминает тот вечер как в тумане, с глухим чувством нереальности. Она до последнего не хотела верить, что это правда, что мать действительно решится на такой шаг. Её память сохранила лишь один момент: холодный, бездушный взгляд Марволо, когда их глаза встретились, и внезапную боль в груди, словно её сердце сжалось от обиды и отчаяния. В тот миг к ней пришло ужасающее осознание — её жизнь заперта в клетке, без права на побег. Наивная глупышка, тогда она думала, что это и есть конец, и что выхода нет. Но всего полгода спустя, мать сделала то что не могло присниться ей даже в самых страшных снах, оставив Хестер без надежды на спасение.

***Это были рождественские каникулы, и Хестер проснулась в ужасном настроении. В её мыслях вновь и вновь возникал образ предстоящей свадьбы и Марволо — мужчины, который вызывал у неё лишь отвращение. За завтраком мать, как обычно, начала свою излюбленную тираду о том, как Хестер повезло и как она должна быть благодарна. В тот момент терпение Хестер иссякло. Почему она должна выйти замуж за того, кого выбрали её родители? Почему именно за Марволо? Гнев нарастал с каждым восхвалением, которое мать отпускала в адрес её «прекрасного» жениха.