[Часть 5] Долгая ночь (1/2)

В тягость ощущается беседа с человеком, с которым каждое слово необходимо обдумывать до мелочей, искать скрытый смысл. Случайности недопустимы — псих не станет слушать оправдания.

Гостиная, которая до появления в моей повседневной жизни странной личности являлась уютным женским гнёздышком, стремительно погружалась в гнетущий полумрак. Мужчина обращён вниманием к окну, за стеклом которого царит глубокая ночь, и её мгла кажется мне непроглядной. Будто чёрная скатерть, натянутая на оконную раму.

…как подожжённый край фитиля. Как партия в шахматы с тем, кто никогда не оставался в проигрыше.

Широкая спина у окна вытягивается струной, стоило только моей низкой фигуре ступить за порог гостиной. Крепкие мышцы заходили под белой тканью рубахи, выдавая напряжение мужчины. Высокий силуэт замечает чужое внимание, но не спешит обернуться — темнота за окном привлекает его, словно только ему подвластно разглядеть, что таится под толстым слоем ночи.

…как комбинация, каждую мелочь из которой необходимо проработать до педантичной идеальности. Так, чтобы не спровоцировать на агрессию.

Мужчина лениво тянется к вороту рубашки, оставляя верхнюю пуговицу расстёгнутой. Опускает голову, заставляя чёрные пряди небрежно скатиться на лоб, и поправляет идеальные рукава. Инертность неспешных движений пугает. В предчувствии подвоха сердце бьётся быстрее, отбивая быстрый ритм о грудную клетку.

Стены дома кажутся мне неуютными, чужими. Это ощущение схоже с предательством родины, учитывая что даже Муся не обратила внимание на странного незнакомца. С самого первого его прихода в квартиру стало ясно, что Муся не видит в телохранителе объект для беспокойства, не чувствует угрозы. Наверное, из нас двоих только я веду себя как пугливое животное.

Пространство медленно сжимается над головой, словно душное облако, сосредотачиваясь вокруг лишь одного облика. Мужчина вдруг мягко улыбается, потупив взор в пол. Он медленно кивает своим мыслям, задумываясь о чем-то своём… О чём задумываются психи? Не хочу знать, но вот в моей голове царит полный хаос. Я останавливаюсь посреди комнаты, стараясь не издавать лишних звуков, не привлекать внимание, слиться с окружением. Не уверена, что это возможно, ведь мы оба находимся здесь по вине моей опрометчивости. Не хочется тешить себя мыслью, что мужчина пощадит и не станет выливать на меня накопившееся недовольство от необдуманных ночных похождений.

В прошлый раз, когда мы оставались наедине в его квартире — её хозяин ясно дал понять, насколько сильно ему докучает женское общество. Упустить возможность поиздеваться над девушкой, которая нарушила повседневную рутину жизни, покажется ему катастрофой. Скрытая ненависть читалась в резких движениях, во внезапно переменчивом настроении. В жестах, во взгляде, в голосе. И обстановка вокруг нас позволяет задуматься, что в этот раз меня ждёт что-то большее, чем угрозы до этого. Угрозы, грамотно скрытые под тонкой вуалью вежливости.

Я не из железа, и вечно терпеть пугающие махинации, часто выходящие за рамки адекватного поведения, не могу. И как бы мне хотелось, чтобы он это понимал!

Долгие переживания за здоровье питомца сказались на режиме сна. От недосыпа сосредоточиться невозможно даже на удалённой работе. Мало работаешь — мало получаешь.

Стресс скапливается в организме день за днём, наполняет чашу терпения капля за каплей; Сомнительный ночной таксист, косящий злобный взгляд через зеркало заднего вида. Кап. Встреча с невменяемой шайкой коллекторов, в последствии обернувшаяся моим похищением. Кап. И как вишенка на кровавом торте — три мёртвых тела, безжалостно убитые на моих глазах.

Кап.

Ушедшая в тяжёлые мысли, я поздно замечаю, когда мужчина оборачивается. Его руки расслабленно опускаются по швам не менее идеальных брюк, и я осмеливаюсь поднять затуманенный взгляд.

— Зачем вы убили тех людей? — осторожно спрашиваю я, и от одного упоминания смертей сознание рисует страшные образы мёртвых лиц, захлебывающихся в собственной крови. Тяжко сглатываю противный ком, застрявший в горле.

В ответ тишина. Она нарушается лишь нарастающим звоном в ушах и пристальным, изучающим взглядом напротив. Неизвестность пугала. В каком-то смысле мужчина олицетворял её, мне трудно предугадать ход его мыслей. Я не знаю точно, какие мотивы двигают этим человеком. Не знаю, почему он настолько меня ненавидит.

— Разве не в моих обязанностях защищать вас? — он склоняет голову в бок, устремляя на меня слегка прищуренный взор.

— Не таким образом!

— Ваш отец просил обеспечить вам спокойную жизнь, исключить угрозы. Я исключаю. — последние слова он произнёс с нажимом, таким образом намекая то ли на специфику своей работы, то ли просто из желания поубавить мой пыл привычными угрозами.

Увы, но к своему сожалению пережитый стресс делает своё дело, и накопившийся порыв эмоций уже не остановить так просто. Мозг впитал опьяняющую дозу адреналина, и прилетающие в догонку угрозы от телохранителя только будоражат инстинкт самосохранения, заставляя меня отвечать агрессией.

— Спокойную? — с моих губ тут же срывается нервный смешок, смешанный с толикой досады. Я на мгновение отворачиваю голову к окну и мотаю головой, вспоминая произошедшее в заброшенном здании, после чего снова возвращаюсь вниманием к ожидающему реакции мужчине. — Вы же шутите, верно? Вы при мне убили четырёх человек и глазом не моргнув!

— Вы считаете, что подобный сброд достоин жизни? — его тон прозвучал настолько серьёзно, что мне показалось, что в голосе слышится явное осуждение в мою сторону.

Будто для этого человека убивать — часть привычной нормы, и всё, что от этой нормы отклоняется — подлежит устранению.

Сказать, что от услышанного я опешила — ничего не сказать. Неужели для него жизнь сородича — лишь кусок ненужного мусора, достойный разве что гуманной утилизации? Это бред. Бред психопата. Подобное мышление нельзя отнести к рассуждениям здорового человека. На удивление я быстро собираю самообладание в кулак, и, проморгавшись, закрываю открытый от шока рот. Нужные слова сами завертелись на языке, обгоняя здравый смысл. Кажется, я забываю, кто передо мной.

— Не вам решать, кто достоин! Вы не имеете права так халатно распоряжаться чужими жизнями!

— Боюсь, на ваше горе, госпожа, это право было дано мне ещё в раннем детстве.

— Это не правильно и…

— Вам оно тоже дано, только вам не представилось возможности полностью реализовать его.

Я на мгновение замолчала, пытаясь уловить суть его слов. Почему я стараюсь вникнуть в убеждения психа?.. Всё, что он говорит — аморально.

— О чём вы говорите? — хмурюсь, пытаясь не упустить ни одно его движение из виду. Правда я пока не знаю, чем мне это поможет.

— Не понимаете? — он наконец теряет интерес к окну, полностью сосредотачиваясь на моей персоне. Под пристальный взгляд голубых глаз мужчина медленно подходит ближе. Смуглые пальцы проводят по ярко-жёлтой спинке дивана, привлекая к себе моё тревожное внимание. Взглядом я останавливаюсь на этом малозначимом жесте. Наблюдаю за тем, как мужская рука сгибается в локте и взлетает в воздух, подушечки пальцев растирают невидимую пыль. Он отвлекает моё внимание, да? — Это ожидаемо для таких, как вы. Я и не прошу вас понимать.

— Объясните, — настойчиво требую я. Мне вовремя удаётся прикусить язык, чтобы не добавить жалостливое «пожалуйста», ибо собственный тон кажется уж слишком приказным.

Я почти разочаровываюсь, когда понимаю, что это не ушло и от пристального внимания мужчины тоже, который явно обладает маниакальной зависимостью впитывать каждый мой вдох и следить за каждым моим шагом. Он отстраняется от дивана, мимолётом окидывая тот странным оценивающим взором, и устремляет на меня взгляд, который в данной ситуации ничего хорошего предвещать не может. Я напряжённо мнусь на месте, стараюсь сохранять самообладание, но бьющееся в груди сердце набирает обороты с каждым новым шагом мужчины в мою сторону.

С огорчённым вздохом он начинает рассуждать:

— Вы не топтали муравьёв, будучи ребёнком? Разве вы не хлопали назойливых мух и комаров, тех, что мешали вам спать по ночам? — обладатель идеальной осанки обходит меня кругом, словно бесшумная тень скользит по стене, и останавливается за спиной. Ощущение незащищённости щёлкает в голове яркой вспышкой. Из-за разницы в росте ему приходится наклониться, чтобы губы оказались на уровне моего уха. Его голос постепенно снижается до почти нежного шёпота, и я еле сдерживаюсь, чтобы не отстраниться. — Я знаю, что вы делали это. И поверьте, я ничем не хуже вас. Разве что работа была немного грязнее, комары назойливее…

Он замер. Усталая улыбка тронула его лицо, будто в миг он окунулся в упомянутые времена «грязной работы».

— Но люди — не мухи, и даже не комары. Рано или поздно вам придётся понять это. — раздражённо шепчу, опуская взгляд в пол. Не могу просто взять и игнорировать холод, который исходит от широкой груди, находящейся в опасных миллиметрах от моей спины.

Он тихо смеётся, обдавая кожу шеи тёплым дыханием, отчего я не смогла сдержать мелкую дрожь. Широкая ладонь мягко ложится на сгиб шеи, и, от внезапного контраста горячего с холодным, дыхание предательски срывается на учащённое.

— Вы правы. Некоторые из людей, подобно тем, даже до мух не дотягивают.

— Я не это имела в…

В мгновение ока я понимаю, к чему была оставленная холодная рука на моём плече. Дыхание перехватывает, когда мужчина слегка сжимает пальцы, притягивая мою спину ближе к себе, вынуждает чуть ли не облокотиться спиной на твёрдую грудь позади. Но это ощущение не идёт в сравнение с тем, как чужие губы скользят по тонкой коже шеи. Я распахиваю глаза, сердце ухает куда-то вниз. От резкого жара, прильнувшего к шее, я инстинктивно толкаюсь в сторону, но цепкие пальцы не сразу позволяют мне отстраниться.

Ноги постепенно становятся ватными, в голове стремительно мутнеет. Мысли в голове смешиваются и превращаются в подобие жидкой каши, как только мужчина вдыхает запах каштановых волос. Он утыкается носом в изгиб шеи и на секунду прикрывает глаза, в то время как меня просто разрывает от противоречивых ощущений. Кажется, он что-то говорит, но его вежливая речь не пробивает толстый слой тумана в сознании.

Я хмурюсь и инстинктивно отворачиваю голову в другую сторону, дабы избежать щекотных прикосновений, но тем самым лишь предоставляю больший доступ к участкам покрасневшей от смущения кожи. До поры до времени разум пребывает в состоянии астрала. Мысли кутаются в переплетении страха, жгучих губ на шее, запаха чужого одеколона и чего-то ещё. Нового, трепетного.

— Вы с ума сошли?! — опомнилась только когда почувствовала, что губы вновь собираются коснуться чувствительной кожи.

Я отскакиваю от мужчины на несколько метров назад, словно перепуганный заяц от лесного пожара. Лёгкие принялись качать кислород с новой силой. Я с опаской вглядываюсь в его лицо, но не нахожу в нём ничего нового: всё та же несменяемая вежливая улыбка, разве что теперь приправленная толикой лукавства. Мерзавец ведёт себя так, будто ничего не произошло.

Он собирается сделать шаг вперёд, но резко останавливается, вглядываясь в голубую радужку моих глаз. Ещё с минуту мы тонем в молчании, напряжение которого каждой клеточкой тела ощущаю только я. Что-то в моём ошарашенном виде его отвлекло: брови слегка сведены к переносице, тёмные зрачки изучающе блуждают по изгибам женского тела, словно… оценивают. Наконец он поднимает взгляд, видимо, сделав для себя определенные выводы:

— Вы напуганы. Признаю свою вину, я не должен был устранять тех людей на ваших глазах. — спокойный тон обрывается многозначительной паузой. Я по-прежнему тяжело дышу, сдерживаясь от порыва прикоснуться к участку кожи, где минуту назад касался он. Под тусклым светом единственной зажжённой лампы на полу мне кажется, что радужка его глаз угрожающе темнеет, становится жгучей. Так же, как и дальнейшие его слова, вводящие в ступор: — Быть может, мне вообще стоило оставить вас на растерзание? Вам было бы легче сейчас, если бы я проигнорировал ваше сообщение?

Нервы трещат по швам и сдают окончательно, стоит только мужчине сделать неспешный, но уверенный шаг вперёд. Паника захлёстывает с головой, слёзы комом подступают к горлу. Я быстро выставляю ладонь куда-то в сторону широкой груди в беззащитной попытке сохранить хотя бы малейшую дистанцию между нами.

— Не. Подходите. — я попятилась, заплетаясь в собственных ослабевших ногах. Мужчину явно ничуть не заботил мой испуг, он продолжает наступать, вбиваясь в мои глаза хищным взглядом.

— Так или иначе… — расслабленно продолжает он, внимательно следя за тем, как моя поясница больно ударяется о подлокотник дивана позади. От тупой боли я тихо шиплю, на мгновение теряя бдительность.

— Хватит! — восклицаю я, не до конца понимая, чего именно хочу добиться от мужчины этим словом.

— …они мертвы. Разве не в моих обязанностях защищать вас? — склоняет голову к плечу, придавая тону излишней удивленности, как если бы этот факт был до глупости очевидным.

Его остановка в полуметре от меня больше похожа на милостыню над моей психикой, чем на его собственное желание не приближаться.

Ловушка, в которую мужчина постепенно загоняет моё тело сейчас, медленно, но верно замыкается. Я не знаю, чего ожидать. Чувство безысходности яростно пульсирует в висках, заставляя нести любой бред, лишь бы прекратить мучения.

— Того парня вы тоже убили, да? Посчитали его мусором? — мой внезапный вопрос, произнесенный с особым нажимом, вводит мужчину в ступор. Он удивлённо вскидывает брови, явно не ожидая с моей стороны столь давящего тона. Я и сама не ожидала, но продолжила, несмотря на кричащий в голове здравый смысл и учащённое дыхание: — Тот парень, который выхватил у меня из рук рюкзак поздно вечером. Вы убили его?

Его секундная заминка кажется мне вечностью, хотя на деле продолжается недолго. Он вновь улыбается, отчего к горлу подкатывает приступ тошноты вперемешку с колючим страхом, но с места не двигается. Он остановился в полуметре от меня, которая всем телом вжалась в подлокотник, словно утопающий за соломинку. Пальцы судорожно сжимают мягкую обшивку, а сама я испуганно смотрю на возвышающегося мужчину снизу вверх, плотно сомкнув челюсть до боли в дёснах.

— Если я скажу «нет», вы поверите мне? А, Мулан? — последнее слово странным мурчанием сорвалось с его приоткрытых губ. Приторно, ласково. Мне даже не сразу удалось осознать, что он сказал моё имя.

Вопрос заставил задуматься. Действительно, поверю ли я психу? Вряд-ли ему чего-то стоит сжечь труп в ближайшей подворотне, затем вернуться в квартиру и как ни в чём не бывало закинуть в стирку испачканный в крови костюм.

— Убивать людей — не нормально, — скорее констатирую это самой себе, чем пытаюсь убедить человека напротив. И без скандала понятно, что эта затея бесполезна. — Вы не правы.

— Прошу, сядьте. Вам нужно успокоиться.