Агония (1/2)

— То есть Рубинштейну пора давать нобелевку?

Юля отламывает нос хачапури-лодочки и окунает его в жидкую середину, размазывает оранжевый желток, мешая его с сыром, и отправляет пропитавшийся кусочек хлеба в рот. Сочный обед ничуть не вредит её макияжу: бордовая помада держится как прибитая, разве что от жира начинает блестеть ярче.

— Ну я же здесь. Здоров и хорош собой.

На фоне тихо играет музыка. Будний день, четыре часа вечера — в зале безлюдно, и заказ приносят очень быстро. Даже слишком: стоит разрезать стейк, как на светлом мясе выступает кровь. Аппетит сразу же пропадает. Игорь тянется к бокалу, Юля тоже делает глоток красного. Она ему не верит. По крайней мере, колеблется. Внушить ей что-либо проще простого, но и она, и её начальство наверняка только того и ждут. Поэтому Игорь продолжает играть по правилам.

— Всё это очень занимательно, но я здесь не для того, чтобы вынести тебе приговор. У меня просто нет таких полномочий, — Юля растягивает губы в улыбке, но зелёные глаза остаются холодными. Она быстро отвечает на сообщение и добавляет: — Мы с тобой плохо расстались.

— Да уж, не хорошо, — фыркает Игорь. Тянет впечатать Юленьку лицом в стол, но он пришёл на переговоры вроде как.

— Оба успели наломать дров, и ты, и я, — кивает та, — но сейчас я — всего лишь передатчик. Так что можешь не трудиться убеждать меня в чём-либо, главное — постарайся правильно понять то, что я тебе скажу.

— В честность играешь?

— Ситуация такая, что и придумывать ничего не нужно, — она делает ещё глоток, крутит бокал за тонкую ножку, смотрит в ответ так открыто, что и зацепиться не за что. — Всё довольно однозначно.

Её уверенность пророчит новое дерьмо на горизонте. Игорь давит порыв облокотиться на стол, вместо этого нарочито расслабленно откидывается на спинку стула.

— Удиви меня.

— Удивлю, если эти двое тебе так ничего и не рассказали. А они не рассказали, как я вижу.

— Как и ты.

— Да, но ситуация изменилась, — она ставит незатыкающийся телефон на беззвучный режим и щёлкает ухоженными пальцами, раздумывая, с чего бы начать. — Во-первых, если ты всё-таки говоришь правду и Рубинштейн действительно оказался гением, то мы, конечно, подождём ещё немного. Понаблюдаем пару месяцев.

Это многозначительное «мы» и смешит, и бесит одновременно, но Игорь решает не лезть и для начала дослушать до конца.

— Но, если это неправда и ничего не получилось, тебе не имеет смысла врать, — Юля тихо вздыхает, словно бы даже сочувственно. Она смотрит чуть наискось, но очень внимательно, буквально сканирует выражение лица собеседника. Игорю делать рожу кирпичом не привыкать, он молчит, и Юле приходится продолжить: — Ты однажды назвал меня Вангой Хельсинг, и я ответила, что ты не прав, но ты, кажется, так и не понял. Наша организация не занимается охотой на вампиров, этим вообще никто не занимается. Их настолько мало, что специально отлавливать и уничтожать их было бы экономически невыгодно.

— Как тушить леса в Сибири, — криво улыбается Игорь, Юля подстреливает его из указательного пальца:

— В точку! Потому что тогда бы пришлось поставить в известность гораздо больше людей. К тому же соваться к этим тварям себе дороже, как ты уже мог убедиться.

— Отлично, — вообще-то это полная дичь, но Игорь даже особенно не удивлён — чай не в теплице цветочком рос, не первый день живёт. — Значит, вампиры у нас в законе. А вы тогда зачем?

— Мы занимаемся воспитанием и поставками оборотней, — она коротко улыбается, словно даже с гордостью, но, не встретив одобрения, добавляет: — Без нас им пришлось бы туго, а так — все при деле.

Конечно. Как же.

— Вот только Олегу явно лучше без вас, — скалится Игорь. Пока смутно, в сознании начинает бродить что-то очень неприятное, какая-то догадка, но так и не успевает выплыть на свет.

— В этом как раз вся суть… проблемы, — Юля закатывает глаза и тяжело вздыхает. — В Олеге. Он всегда был каким-то подозрительно адекватным, спокойным. Поэтому, когда он сбежал, его не стали возвращать обратно. Решили отбраковать. Если бы стал болтать, ему бы никто не поверил, в крайнем случае упекли бы в психушку — и дело с концом. Но он не болтал…

— Ага, только с Серёжей.

— И это тоже.

Игорь невесело хмыкает:

— Тоже? Если бы не Олег, Разумовский не стал бы вампиром.

Звучит отвратительно неверно. Игорь никогда не сказал бы такого при Олеге, но здесь это, пожалуй, неважно. Для Юли и ей подобных всё должно выглядеть именно так. Однако та медленно качает головой и с видом терпеливой учительницы начальных классов говорит:

— Проблема не в том, что он стал вампиром, а в том, что полез, куда не следовало.

Оценив глубину житейской мудрости, Игорь многозначительно кивает. Здесь и добавить нечего, поэтому, чуть погодя, Юля поясняет:

— Олег ведь не просто рядовым был. Далеко, секретность к тому же. Чтобы до него дотянуться, пришлось много с кем… переговорить. А так, чтобы не просто домой вернуть, но ещё и смерть инсценировать, наглость должна быть просто безграничной. Хотя в итоге получилось. И, если бы Разумовский жил как все вампиры, может, на этом всё бы и закончилось. Но он уже тогда был довольно популярен, и с год назад мы наконец поняли, с кем имеем дело.

— Но не попытались убить, а стали собирать папочку с трупами, — продолжает за неё Игорь. Он вдруг вспоминает, что тоже участвовал в этом, и тянется к вину. Менее тошно не становится. — Хотели сторговаться, потому что у кровососа оказалась полезная социальная сеточка.

— Которой он не захотел делиться, — Юля разводит руками. — Сам и в секретные архивы заглянул, и в военных базах кое-что подправил, а как протянуть руку правосудию — так сразу в отказ. Права и свободы человека, все дела.

Либеральная журналистика как она есть. Такая мелочь, но Игорь вдруг чувствует, как ему становится жутко. Это довольно странно: в мире полно людей, творящих куда более страшные вещи, да Игорю и не страшно. Скорее, его вдруг обволакивает липкое омерзение напополам с безысходностью. Просто от осознания того, что в мире существуют такие вот Юленьки, и не просто существуют, а ещё и активно двигают всех в светлое будущее. Или куда там?.. Иронично, но в сравнении даже Разумовский кажется не столь отвратительным.

Последняя мысль уж точно не в кассу, поэтому Игорь зло говорит:

— Но договориться не получилось, поэтому решили всё-таки убить. Тем более тут ещё я так удачно появился. А что с Олегом? Ты как будто не хотела, чтобы с ним что-то случилось. Надеетесь обработать и отправить обратно?

— Именно так, — с готовностью отзывается Юля чуть скучающим тоном. — Зачем добру пропадать?

— Так он же бракованный!

Девушка-хостес у дверей настороженно оборачивается на возглас. Игорь представляет, как переворачивает стол, делает из бокала розочку и втыкает её в шею то ли Юленьке, то ли себе. И пусть рожа в тот момент у него наверняка страшная, на Юлю всё это не производит ровно никакого впечатления. Она лишь смешливо фыркает:

— Сам ты бракованный, а Олег оказался большой редкостью: и силой не обделён, и мозгами. Когда Разумовский до него добрался, уж давно командиром был — над менее удачливыми выродками. И командовал ими весьма успешно.

— Даже без голоса?

— А вот это ты уж у него сам спроси, — она смотрит на айфоне время, быстро набирает сообщение и убирает телефон в сумку. — Что-то мы с тобой заболтались, а главного я так и не сказала. Если надумаете с Олегом вернуться на госслужбу, мы всегда вам рады. Обеспечим все условия, выслушаем пожелания…

— А мне тоже условия обеспечите? — перебивает Игорь. Юля смешливо щурится в ответ:

— Так у вас же Рубинштейн нашёл эликсир бессмертия, — подловила. Впрочем, не получив комментария на тему, дальше она решает не давить: — Но, даже если нет — не страшно. Чёрный дельфин, Белый лебедь — выберешь себе ресторан по вкусу, всё за наш счёт.

Вот как. Игорь мысленно считает до пяти, с усилием разжимает челюсти:

— Я подумаю.

Он встаёт, с трудом заставляет себя не спешить, но оставить последнее слово за собой не получается. Юля допивает вино и, очаровательно улыбнувшись, говорит:

— Только как надумаете, не забудьте позаботиться о Серёже. Вам ничего не стоит, а мне будет приятно. И так все нервы вымотал.

Выйдя на улицу, Игорь сворачивает на ближайшем повороте и только затем останавливается. Он не бежал, за ним едва ли кто-то гонится, но сердце в груди стучит как сумасшедшее. Морозный воздух обжигает горло, Игорь застёгивает не по сезону короткую куртку, достаёт телефон и пишет Олегу:

«Забери меня»

Ответ приходит почти мгновенно:

«Буду через полтора часа. Скинь локацию»

Вообще-то от офиса Вместе ехать гораздо меньше, но с тех пор, как расправился с телом Гречкина, Олег не отходит от Разумовского ни на шаг. Придётся подождать, но это не страшно. Игорь ловит себя на том, что ему уже немного легче: приятно, когда кто-то готов подорваться и приехать за тобой. Пусть и с тварью на заднем сиденье.

Вообще-то мог бы и сам добраться, но в такси светить лицом не хочется. К тому же вот он, любимый город, уже готовится к празднику, даже ветра почти нет — глаза разбегаются, куда гулять. Игорь чувствует себя одичавшим, Робинзоном с далёкого острова, вернувшимся наконец домой. Он поправляет кепку, лучше заматывается шарфом и идёт бродить по улицам, теряется в людском потоке на проспекте и просто плывёт по течению, глазея по сторонам, с удовольствием впитывает родные запахи и звуки. Ненадолго, но у него всё-таки получается забыться, почувствовать себя почти прежним, среди людей — одним из. Вообще-то Игорю есть о чём подумать, но это может подождать, тем более что предложение Юленьки явно не из этого списка.

Блаженную медитацию на очередную переливающуюся ёлку прерывает сигнал из-за спины. Разноцветные отражения гирлянд стекают по глянцевым бокам чёрного рендж ровера. Олег опускает стекло и приглашающе машет рукой.

В салоне пахнет глинтвейном. Разумовский расслабленно сидит, вытянув ноги, греет ладони об огромный бумажный стакан и выглядит весьма мрачно. Игорь садится вперёд и, едва захлопнув дверь, тут же получает в затылок:

— Ну что, уже можно поздравлять с повышением?

Олег на выпад никак не реагирует, хотя Разумовский мог бы задавать ему тот же вопрос хоть каждый день. По крайней мере, с момента появления Игоря в собственном доме: Олегу своё «щедрое» предложение Юля озвучила ещё тогда, и тогда же, очевидно, была послана нахер. Игорь с чувством посылает туда же и Разумовского. Тот предсказуемо не обижается, лишь кривит губы и ещё больше растекается по сиденью, шумно подсасывая глинтвейн.

А Игорь вдруг понимает, что не злится на него. Совсем. Ощущение бесконечно странное. Игорь успокаивает себя тем, что просто день такой — и без твари впечатлений выше крыши. Хотя и этого тоже можно было бы избежать…

— Сразу сказать не мог, в чём дело?

— Мог, — отзывается Разумовский и тут же добавляет сквозь косую улыбку: — А ты бы мне поверил?

До дома едут в тишине. Игорь пытается привыкнуть к новому положению вещей, которое, оказывается, было всегда, а Разумовский залипает в телефон и больше не лезет. Олег периодически бросает осторожные взгляды, не косые, а наискось — беспокоится. За Игоря никто кроме дяди Феди с женой не беспокоился уже много лет. Да и что с ним сделается? Не сахарный — не растает и не рассыплется. От взглядов Олега странно, Игорь неуютно складывает руки на груди, зарывается носом в шарф, хотя в машине тепло. Его так и подмывает буркнуть что-то вроде «о Сером своём лучше волнуйся», но Олег за рулём — сам ничего не «скажет»; приходится оставить все свои мысли при себе.

Правда, стоит переступить порог и раздеться, как Игорь чувствует лёгкое похлопывание по плечу:

«Так что ты всё-таки ей ответил?»

«Олег, ты серьёзно?» — Игорь уже открывает рот, чтобы возмутиться, но в итоге так ничего и не говорит. В отличие от Олега, формально, но отказом он не ответил. Забавно: выходит, что Разумовский сдержал обещание и действительно не навесил ни одного жучка. Или это проверка? От последней мысли становится неприятно. Игорь морщится и нехотя озвучивает правду:

— Что подумаю, — он опускается на диван гостиной, тот самый, где пару дней назад валялся, переживая эйфорию от чужой смерти, и с досадой смотрит на Олега снизу вверх, наблюдая, как тот старательно сохраняет безразличное выражение на лице. — Но только чтобы потянуть время.

Звучит как жалкое оправдание, только ведь это тоже правда! Дипломатично врать для Игоря в новинку, наверное, оттого и так гадко. Что ж, необычные проблемы требуют нестандартных решений. Тем более — было от кого нахвататься…

— Но ты всё-таки подумай.

Крадучись, Разумовский присаживается на подлокотник. Он говорит негромко и мягко, но Игорь всё равно вздрагивает, когда чужое дыхание касается уха.

— Я не собираюсь так… жить. Ясно?

Он отодвигается, пересаживается, чтобы целиком поместить собеседника в поле зрения. Взгляд снова невольно цепляется за мультяшного единорога на фоне радуги. Эта футболка выбесила ещё с утра, но чем именно, Игорь не смог бы сказать. То ли стремлением сделать по-детски милым неприкрытый намёк на голубизну, то ли самим фактом того, что человек в такой дурацкой футболке отымел и наизнанку вывернул майора полиции.

На стремительную смену дислокации Разумовский едва заметно улыбается, очень понимающе и томно, с мечтательным придыханием тянет:

— Лучшие рестораны империи к твоим услугам…

— Что ж ты сам тогда не согласился? — выплёвывает Игорь. Он вообще-то своей дипломатической вылазкой в том числе и зад Разумовского прикрыл. Тому бы порадоваться и спасибо сказать, но нет — опять этот театр одного актёра.

— Не хотелось. А теперь больше и не предлагают, после конференции-то. Наверное, считают ненадёжным исполнителем, — Разумовский разводит руками и уже нормально добавляет: — Как я понял, Юленька дала нам отсрочку?

— Вроде того.

— Отлично. Думаю, хотя бы месяц к нам никто не вломится. Чем планируешь заняться?

Вопрос выбивает землю из-под ног, и, хотя Игорь сидит, всё равно на мгновение теряется в пространстве. Все последние дни он запрещал себе думать о дне следующем. Что уж тут говорить про месяц? До этого, кажется, он фантазировал, как триумфально вернётся на службу — свою, прежнюю, а не предложенную Юлей. И с радостью поступил бы так и теперь, даже зная, что ему уже недолго осталось, но будет слишком много вопросов, на все ответить и месяца не хватит. В своё удовольствие, так, чтобы с дачей и путешествиями, тоже пожить уже не выйдет. Пытаться убить Разумовского бесполезно, по крайней мере, самому — теперь это совершенно очевидно, а сотрудничать для этого с Юленькой нет никакого желания.

Не дождавшись ответа, Разумовский зачёсывает назад отросшие волосы и с довольным видом изрекает:

— Так и думал. Тогда хочу тебя нанять. М… Снова.

— Кроликом?

— Нет, что ты! Как высококвалифицированного специалиста.

Почему-то это длинное слово вдруг кажется ужасно смешным. Игорь прыскает в кулак, давится сиплым смехом, где-то на задворках сознания отмечая, что, должно быть, это нервное.

Встревоженный взгляд Олега немного отрезвляет. Игорь смущённо кашляет, берёт себя в руки и наконец говорит:

— Я мент, а не адвокат.

— И очень хорошо! — хлопает в ладоши Разумовский. — Потому что от справедливого возмездия я планирую уходить иначе. Буквально.

Спустя несколько дней Игорь сидит в окружении трёх огромных плазм и крутит Питер во всех плоскостях и разрезах. План первый, с самолётом — быстро, но очень рискованно, причём непонятно, что более палевно: ехать через город или объезжать дугой до Пулково. План второй: на машине до финской границы. Из плюсов — не нужно ехать через Питер, минус — долго, а раз долго, то есть миллион возможностей, что их вовремя хватятся и успеют вернуть. План третий, самый заковыристый, но не лишённый смысла: на машине до Москвы, и уже оттуда лететь. Его обсуждали меньше всего, решили пока отложить. Игорю поручено проложить маршрут для первого: где меньше камер, где сменить машину, где переждать на случай хвоста. Вечером обсуждение с Олегом, в обмен тот должен рассказать, как все трое будут покидать дом. Часть с аэропортом Серёжа сказал, что берёт на себя, благо удачный опыт уже имеется.

Игорь затрудняется выделить главную причину, почему он это делает. Если не считать внезапной кончины Разумовского, то вариантов развития событий остаётся всего два.

Вариант первый: Разумовскому с Олегом удаётся покинуть страну, в Питере становится меньше пропавших без вести, никто ни на кого больше не охотится. Вариант второй: Разумовский решает сдаться и переходит на неофициальную госслужбу. Особенно сочным бонусом — всплывает история с Гречкиным и вампирской сывороткой.

Несмотря на то, что в обоих случаях сам Игорь умирает, пожалуй, первый ему нравится немного больше. До пиндосов ему дела нет, всё это слишком далеко. Тем более у них там наверняка своих упырей хватает. Одним больше, одним меньше. Может, там и свои Ван Хельсинги есть, нормальные, а не как в Этой стране. Запастись компроматом на них Разумовский ещё, скорее всего, не успел — отвертеться не выйдет.

А вот что начнётся, попади в руки спецов рецепт сыворотки Рубинштейна, и представить страшно. Гречкин, может, не только не перерождался, но и крови не пил. Шут его знает. Если так, то подобных полувампиров наклепают целый легион за милую душу. А если и нет, то будут делать одноразовых по мере надобности. Или не одноразовых, но изначально внутричерепно промытых достаточно, чтобы не страдать от мук совести за собственный паёк.

Полнейшее безумие.

Но Игорь уже ничему не удивляется и готовится к худшему, поэтому за свои услуги опытного гида потребовал лишь одно: чтобы все материалы по единственному успешному опыту Рубинштейна были уничтожены. И он сам желательно тоже — от греха подальше. Логичнее было сделать это с самого начала, но Разумовский оказался по-настоящему расчётливой тварью. Компроматом Игоря больше не напугаешь — он вообще-то умер, но «после нас хоть потоп» — точно не про него. Наверное, осталось в глубине что-то человеческое — по крайней мере, Игорю очень хочется так думать.

Он старается не считать дни — нервный тик сейчас совершенно ни к чему. Ясно, что прохлаждаться времени особенно нет, но и новая работа внезапно затягивает. Оказывается, что готовить преступление не менее увлекательно, чем его расследовать. Преступление, конечно, так себе, лучше бы банк ограбили, но и с перевозкой живого груза Игорю есть кому помочь. Верная Нокия погибла в пожаре, так что Разумовскому отправляется список имён и погонял. Тот обещает найти все нужные контакты вечером. Он и Олег теперь уезжают с самого утра и возвращаются лишь к ночи. Разумовский готовит своё детище к собственному переезду, а может — исчезновению. Игорь не особенно вдавался в подробности его будущих планов.

Однако и у сверхчеловеков случаются выходные. В один из по-зимнему ранних вечеров Разумовский заходит в импровизированный кабинет Игоря и без предупреждения делает несколько снимков мёртвого, но по-прежнему хмурого майора.

— Это ещё зачем?

Разумовский лишь машет рукой и, довольный, едва не вприпрыжку убегает обратно.

— Пойдём! Покажу кое-что, — доносится уже из коридора.

Препираться лень, да и не с кем уже. Игорь встаёт, крутит шеей, хрустит позвонками и тащится вниз. Разумовский тоже организовал себе дополнительный монитор и теперь тычет в него пальцем с задорной улыбкой.

— Смотри, какие красавцы!

Весь экран замощён фотографиями на синем фоне, в углу Игорь замечает эмблему Вместе. Все мужчины, примерно одного возраста, типа внешности, и все они… Похожи на Игоря.

— Как на подбор, — продолжает веселиться Разумовский. Он отгрызает половину мармеладного червяка жуткой химозной расцветки и указывает на одну из фотографий: — Мне кажется, этот похож больше всего. Смотри, даже брови такие же запоминающиеся!

— Ты зачем это устроил?

— Как зачем? Ищу тех, кто ненадолго одолжит нам свою личность, — он оборачивается через плечо и, заметив, что Игорь опять хмурится, поспешно добавляет: — Не волнуйся — все останутся живы! Для меня, конечно, вариантов не так много, но вам с Олегом точно кого-нибудь найдём.

— Ты у них паспорта отбирать собрался?

— Зачем отбирать? Они сами нам отдадут их в нужное время в нужном месте. А после сами же залягут на дно, чтобы не отсвечивать несколько дней и не мешать нам делать ноги.

Звучит, в общем-то, здраво. Границу пересекать — не в гостиницу селиться, подделку или переклеенную фотку запалят в два счёта, а так Разумовский уже летал. Правда, с Гречкиным они не то чтобы похожи, но тогда за ним никто особо и не следил. Игорь уважительно хмыкает:

— И по сколько платишь?

— Да заплатил бы, — Разумовский закидывает в рот ещё что-то яркое и, откинувшись на спинку кресла, грустно вздыхает. — Но шантаж всегда надёжнее. Так что на самом деле важно не кто больше похож, а кто больше скрывает.

— То есть… — обрывает сам себя Игорь. Он смотрит на экран, на Разумовского, затем снова на экран, и со смешком выдаёт: — А как же твоя хвалёная конфиденциальность?

— Моё творение — что хочу, то и делаю.

Разумовский скрещивает руки за головой и, щурясь, с удовольствием потягивается. Край очередной дурацкой футболки обнажает полоску молочно-белой кожи живота.

— Ну ясно, — странно, но Игорь чувствует что-то вроде разочарования. — На словах ты Лев Толстой, а на деле…

Не товарищу майору в таком упрекать, конечно, но Разумовский не вскидывается в ответ, только многозначительно выгибает бровь и, смерив взглядом, спрашивает:

— Нет, интересно, а как, по-твоему, я должен был жертв выбирать? У человека на лбу написано, что ли, хороший он или плохой?

Повисает пауза. Игорь пристально смотрит на Разумовского, пытаясь осознать, это очередная своеобразная шутка или он понял всё правильно.

— То есть ты жрал только тех, кто плохо себя вёл?

— Ну да, — Разумовский невинно хлопает ресницами и мило улыбается. Нет, правда очень мило, настолько, что Игорю резко хочется присесть и ущипнуть себя — вдруг всё-таки спит. Ну надо же, всё по классике. Тем временем право имеющая тварь с видимой гордостью пускается в объяснения:

— Сначала нейросеть отфильтровывает подозрительные сообщения по ключевым словам. Потом выбирает пользователей, у которых набрался некоторый процент таких сообщений, и, если у них на телефоне установлено приложение Вместе, начинает их слушать и в зависимости от услышанного опять же выставляет рейтинг. Потом фильтр по геолокации, всплывающее окно типа «Укажи свою группу крови и узнай, кем ты был в прошлой жизни» — и почти готово. Остаётся только глянуть на список самому, выбрать и встретиться, чтобы задать один вопрос, на который не выйдет соврать.

— До чего дошёл прогресс… — отзывается Игорь, просто чтобы что-то сказать.

— Точно. Эра кибер-вампиризма, — кивает Разумовский, — хотя тут я лишь один из многих — твои коллеги занимаются примерно тем же. Только триггеры у нас разные.

Эту энергию и мозги бы да в мирное русло. Хотя Разумовский, кажется, считает свой путь близким к праведному. Игорь иронично улыбается краешком рта: всё-таки от мук совести тут страдает не он один.

— Что-то я никак в толк не возьму, чем тебе подонки из тюрем не угодили?

— Ну, во-первых, их уже судили и наказали, — невозмутимо отзывается Разумовский. — Будем честны, быстрая и безболезненная смерть лучше, чем десятилетия на зоне. А во-вторых, чтобы туда попасть, нужно работать с Юленькой вместе, а мне это как-то не улыбается. Особенно после того, что Олег рассказывал про своё детство.

— Ясно.

На сегодня общения с Разумовским достаточно — Игорь уже собирается уйти, но вновь мажет взглядом по экрану с собственными двойниками и, не удержавшись, спрашивает:

— А эти тебе зачем? Решил устроить ужин в мою честь?

— Нет, я же сказал — это для паспорта.

— Так мне-то он зачем?

Разумовский застывает с приоткрытым ртом, шарит по лицу взглядом, выдавая удивлённое «а-а…», зачем-то снова смотрит в экран, опять на Игоря и наконец осторожно спрашивает:

— Подожди. То есть ты с нами не едешь?

— Конечно нет, — фыркает Игорь. Вообще-то он даже не предполагал, что приглашён разбавить маленькую тёплую компанию. На мгновение мелькает мысль «а что если?..», но Игорь тут же отмахивается от неё.

— Ага… — заторможенно отзывается Разумовский, при этом выражение его лица делается крайне задумчивым. Пытаясь переварить новость, он молчит ещё какое-то время, после чего немного заискивающе говорит: — Ну хоть проводишь?

Они заканчивают с планами А и Б и переходят к последнему. План с Москвой хорош своей внезапностью — конечно, если сделать всё аккуратно. Здесь полезных контактов у Игоря не так много, но три головы лучше, чем две. Прикидывают и так, и сяк: как добраться, кто мог бы отвезти, отсиживаться ли в городе или сразу в аэропорт. И в какой.

Разумовский в обсуждениях участвует редко, но метко, в основном — комментирует уже готовые варианты, а для их генерации создаёт какой-то супер зашифрованный чат. Там Олег с Игорем общаются с утра до вечера, а после подытоживают дома в присутствии Разумовского.

У того дел явно невпроворот. Как только чудодейственный эффект сходит на нет, Разумовский заметно сдаёт: старается держаться, но видно, что приползает домой из последних сил — хотя всего-то порог переступить, при любой возможности ложится, в том числе если продолжает втыкать в ноут. Даже перестаёт подшучивать над Игорем. Не то чтобы очень хотелось, конечно, но, когда что-то постоянное вдруг исчезает, это настораживает. Выглядит Разумовский тоже всё хуже, и дело даже не в осунувшемся лице и синяках под глазами. Во всём его облике вдруг начинает проступать небрежность, но не от перманентной уверенности в себе молодого миллиардера, а из-за простого безразличия. Он таскает одни и те же футболки, иногда по два дня, скручивает волосы канцелярской резинкой и, даже вернувшись домой, забывает переодеться в свой некогда любимый халат.

Глядя на всё это, из раза в раз Игорь ловит в себе какое-то смутно неприятное чувство. Хотя, казалось бы, мог если и не порадоваться, то хотя бы позлорадствовать: без спеси, манерности и кричащего шика, которые прежде так бесили Игоря, Разумовский больше всего похож на заёбанного студента во время сессии. Вот так просто: раз — и нет никакого полумистического превосходства, и всё золото стремительно обращается в черепки. Но злорадствовать Игорю почему-то не хочется, как не хотелось радоваться тогда, во время панической атаки в ванной. Как там Олег говорит? «Ты его бесишь и потому не даёшь опустить руки»? Что ж, кажется, это взаимно.

Ненавидеть такого Разумовского, внешне ещё почти мальчишку, сложнее. Хорошо, что теперь у Игоря есть другой объект. Слишком большой и оттого расплывчатый, но он вызывает жгучую смесь ещё не остывшей злобы, отвращения, обиды и разочарования. Держать в себе такое сложно, выкинуть из головы — нереально, и в один из вечеров Игорь делится всем этим с Олегом. Выходит весьма эмоционально. Чтобы подбросить ещё дров в огонь праведного гнева, Игорь готов послушать — почитать — истории Олега из детства, но тот аккуратно съезжает с темы, ограничиваясь общими уточнениями по поводу устройства действующей системы. Там как в присказке: всё не так плохо, всё ещё хуже.

Про детство и юность в детдоме Олег говорить явно не хочет, и Игорь больше не лезет, но один вопрос продолжает вертеться на языке. Олег — единственный «оборотень», которого он знает, сравнить его просто не с кем, поэтому Игорь всё же решает спросить. На обидное «бракованный» Олег лишь пожимает плечами, на «особенный и уникальный» смешливо хмыкает, набирая:

«Да самый обычный. Просто в лагере был самым младшим из набора, поэтому и на рожон особо не лез. А потом долго с людьми жил»

Серёжа тоже долго с людьми жил, но что-то ему это на пользу не пошло. Скорее, даже наоборот. То, что Олег этого очевидно не понимает или понимает как-то совершенно неправильно, Игорю сильно не нравится, но он решает промолчать. Недовольное шевеление его бровей Олег толкует на свой лад, чуть улыбается и добавляет:

«А вот ты действительно неправильный мент»

— Это ещё почему? — на автомате возмущается Игорь. — Потому что на лапу не беру? Ну так правильный мент и не должен…

«ПМ должен служить государству. А ты о людях беспокоишься»

Что на это возразить, Игорь так и не находит. Он неуютно ёрзает в кресле и хмуро бормочет себе под нос:

— Да уж, все мы здесь особенные снежинки. Только что-то радости от этого не много.

Олег солидарно вздыхает и предлагает сварить какао.

Он старается держаться, и с начала разработки планов побега у него действительно получается. Видимо, неосторожно оброненные Игорем слова не смогли как следует укорениться даже под гипнозом. Олег не выглядит как человек, который потерял надежду, скорее, как тот, кто изо всех сил старается сохранить хрупкое равновесие не только внутри, но и вокруг себя. Они все трое ходят по острию лезвия, но у каждого этот путь свой. Для Игоря — довольно короткий, но сдохнуть хочется всё же спокойно, с осознанием того, что Юля получила по носу, Олег далеко и в относительной безопасности, а Разумовского вскоре пришьют зарубежные коллеги.

Перед сном Игорь выходит на улицу просто немного подышать воздухом, любуется на мерцающие сквозь морозный воздух звёзды и возвращается обратно. Начинает клонить в сон, но в голове ароматным воспоминанием вдруг всплывает какао. До этого Игорь думал, что пил его в последний раз ещё школьником, в лагерной столовке. Оказалось, не пил никогда — то, что Олег сварил накануне, было чем-то совершенно иным, как всегда божественным и ни в какое сравнение с бурдой из чана не шло.

Прикидывая, будет ли наглостью попросить повторить прямо сейчас, Игорь уже поднимается на второй этаж и сворачивает к спальням. Когда он обходил дом кругом, в окнах Олега ещё горел свет, в кабинете Разумовского — тоже, так что едва ли в такой час Олег занят чем-то важным.

Но Игорю не везёт.

Он на мгновение замирает в коридоре, когда слышит голос Разумовского, но не уходит, а тихо-тихо, на цыпочках подкрадывается к олеговой двери. Разобрать слова удаётся, только практически прижавшись ухом над петлёй.

— …потому что мне так будет спокойнее. Несколько раз уже сказал.

Пауза. Олег печатает ответ.

— Что за бред? Понятно, что вероятность не стопроцентная. Но не надо меня подозревать в таких… Глупостях.

…

— Хочешь сказать, что я собрался тебя обмануть? Ну, спасибо.

…

— Нет, всё будет так, как я и говорил.

…

— Я уже сто раз повторил зачем!

…

— Отлично! То есть тебе можно, а мне нельзя?! Спасатель хренов! Нимб мозоль ещё не натёр?

…

— Да не надо мне тут! Если что случится, то случится и здесь, вместе с тобой.

Очень короткая пауза.

— Да пошёл ты! Параноик ненормальный. Всё будет так, как я сказал!

Игорь едва успевает отпрянуть, когда дверь резко распахивается и из комнаты вылетает Разумовский. Он делает ещё несколько стремительных шагов прочь, но затем останавливается и, не оборачиваясь, шипит:

— Не учили в детстве, что подслушивать плохо?

— Учили, — ничуть не смутившись, отзывается Игорь. Он выходит из-за двери, так, чтобы не прятаться от оставшегося в комнате Олега, и, сложив руки на груди, добавляет: — Только когда вы в прошлый раз так ругались, потом лютое дерьмо случилось. Ну, не потом, а до. Неважно. Так что я решил перестраховаться — вдруг опять пропущу что-то важное.