Пауза (1/2)

Приходить в себя не хочется. Игорю кажется, будто его били ногами большой компанией, долго и со вкусом. А ещё у него жар. С первого раза не получается даже толком застонать, из пересохшего горла вырывается жалкий хрип, словно у недодавленного щенка. Глаза не открываются — ресницы склеились от какой-то колко застывшей гадости. Нос то ли сломан, то ли заложен, грудная клетка давит на лёгкие гранитной плитой. Дышать лёжа на спине становится всё тяжелее. Игорь пытается перевернуться на бок, чувствуя, как ноет каждое ребро, и тут же падает на пол. В лицо лезет грубая шерсть — зимнее одеяло уже давно здесь. Игорь кое-как разлепляет глаза, ровно настолько, чтобы найти путь до ванной, плещет в лицо холодной водой. Из носа коричневым порошком сыплется засохшая кровь.

Отражение в зеркале странное: нос и лицо целы. Игорь задирает футболку, с трудом изворачивается, пытаясь осмотреть себя со всех сторон, — ни одного синяка. Зато белки глаз все, как веснушками, покрыты крошечными гематомами. Такого дерьма Игорь ещё не видел, в отличие от состояния морды лица. Щёки ввалились, под глазами тёмные круги, кожа серая, как у мумии.

Игорь смутно помнит, что ввязался во что-то нехорошее. Когда было иначе? Но это просто что-то из ряда вон. Он тяжело опирается на раковину, но упрямо продолжает стоять, сверля взглядом собственное отражение. Перед пробуждением ему что-то снилось, какая-то невнятная мерзость. Но это был лишь сон, а вчера Игорь вышел из участка раньше обычного, поехал домой, приготовил ужин, а потом… Потом позвонила Юля.

События визита к Разумовскому вдруг начинают лезть, как насекомые на свет. На память Игорь никогда не жаловался, так что вспоминает сразу всё до мельчайших подробностей. И тут же наклоняется, чтобы проблеваться.

Ничего не выходит, из желудка поднимается и горько вытекает лишь какая-то странная коричневая слизь. Легче не становится. Провал сливного отверстия заманчиво глядит темнотой, Игорь с радостью бы смыл себя в канализацию вместе с этой гадостью. Но не тут-то было — эта гадость едким пятном жжёт мозг, криво усмехается и зарывается фантомными пальцами в волосы. От бессильного отвращения у Игоря дрожат руки. Ему кажется, что под кожей скользит огромный невидимый паразит, тугими кольцами обвивая каждый из внутренних органов. Лучше бы его и правда избили или высосали до смерти, потому что к такому Игорь оказывается совершенно не готов. Ему безумно хочется сползти на пол, сжаться на куцем прорезиненном коврике и лежать так, пока не окоченеет, но вместо этого он вновь смотрит в странные глаза отражения и заставляет себя задать рациональный вопрос.

Что делать дальше?

Ответ, вообще говоря, напрашивается сам собой: нужно рассказать о произошедшем Юле. Конечно же, не обо всём. А ещё Игорь наконец чувствует желание обсудить её расследование с шефом. Он возвращается в гостиную, она же спальня, она же единственная комната, стараясь игнорировать фотографии на окне, принимается искать мобильник. Тот обнаруживается здесь же, на столике у дивана. Батарея почти села, но монохромный дисплей исправно вспыхивает крупными буквами Пн. С момента, когда Игорь поехал к Разумовскому, пошли третьи сутки. В уведомлениях сорок семь пропущенных от Юли.

Всё это время он валялся в бреду? Голова и лицо всё так же горят даже после ледяных умываний, Игорь решает измерить температуру. Градусник — то немногое, что есть в домашней аптечке помимо угля и парацетамола, показывает тридцать пять ровно. Игорь удивлённо стряхивает и зажимает в другой подмышке, но результат вновь тот же. Сломался, что ли?

На часах одиннадцать утра, шеф отвечает мгновенно:

— Собирался как раз звонить. Где тебя черти носят?! Или случилось что?

— Я… — сипит Игорь, кашляет, но голос в итоге всё равно как чужой. — Приболел я, Фёдор Иванович. Завтра буду, а сегодня, наверное, отлежусь.

— И сегодня, и завтра, если нужно. Отдыхай, лечись, — шеф бормочет что-то ещё про переутомление, хронический недосып и отсутствие хорошей девушки рядом, но Игорь стремительно теряет способность улавливать смысл сказанного. У него кружится голова, и даже после того, как затылок касается вытертой диванной подушки, сильно легче не становится.

Почему ж так плохо? Проявлений психосоматики Игорь за собой не помнит, простудиться, конечно, мог по дороге. Большая кровопотеря, опять-таки. Но что это за простуда такая, от которой болит буквально всё? И глаза эти ещё…

С гуляющего потолка Игорь скашивает взгляд в сторону кухни, на стол. Тарелки с засохшими макаронами там нет. Может, он их выкинул, перед тем как уйти? Почему-то вспомнить не получается, зато всё, что случилось в загородном доме…

Что же там произошло?

Наверное, впервые в жизни Игорь запрещает себе думать. Хотя бы пока. Очевидно одно — Юля снова оказалась права.

Игорь набирает её номер по памяти, но на третьем гудке мобильник окончательно сдыхает. Вместо того, чтобы поставить его на зарядку, Игорь выбирает поспать. Возможно, завтра ему действительно станет легче. Юля звонит едва не по часам, значит, с ней всё в порядке, Роберто тоже в безопасности — отчего-то Игорь в этом уверен, хотя не помнит даже, как попал домой сам. Надо же, с ним решили повозиться. Не выкинули где-нибудь в лесу, не пустили ко дну канала, хотя, казалось бы, — трупом больше, трупом меньше.

Кстати, почему он всё ещё жив?

А Олег этот — действительно сильный мужик, на пятый этаж тащить игоревы метр девяносто. Ещё и одеялом накрыл. Как относиться к последнему — не очень понятно, поэтому Игорь принимается считать холодильники. Дело о пропаже сразу дюжины раскрыли ещё в прошлом году, но оно так и осталось в участке в качестве мема.

Раз холодильник, два холодильник…

На восьмом Игорь слышит странный звук, как будто в прихожей скребётся мышь. Прислушивается. У мыши стальные коготки, а ещё она довольно настойчива. До Игоря запоздало доходит, что ему вскрывают замок. Это кажется даже забавным, или дело в том, что он просто не чувствует в себе сил встать. Так или иначе, Игорь просто ждёт и даже почти не удивляется, когда слышит знакомое цоканье каблуков по старому паркету. Юля застывает тёмным силуэтом на фоне окна. Она смотрит на Игоря и молчит, смотрит долго, затем крадучись подходит ближе и осторожно присаживается на край дивана. Несмотря ни на что, Игорь рад её видеть. В ответ на серьёзный взгляд зелёных глаз он улыбается, насколько хватает сил, выдыхая сиплое:

— Привет.

Юля сжимает зубы и отворачивается.

— Сволочь.

Она не может знать, что там произошло. Или же…

Видео.

У Игоря ощущение, будто его окунули в прорубь. Этот выродок уже прислал ей видео. А может, и не только ей.

Очень хочется поднять с пола одеяло и спрятаться под него до самой макушки, но Игорь терпит, как настоящий мужик, и пытается сменить тему:

— Что с Роберто?

— Да какая разница, что с ним?! — внезапно кричит Юля. Она оборачивается, в сердцах испепеляя Игоря блестящим взглядом, глаза у неё красные, словно ночь не спала, а ещё она зла и расстроена одновременно. Игорь временно не может в дедукцию, а уж в женскую логику и подавно, поэтому решает немного помолчать.

— Нормально всё с ним. Только ничего хорошего в этом нет, потому что теперь мне придётся убить тебя.

Игорь начинает подозревать, что всё это какой-то странный сон, эдакий недокошмар, предсмертные переживания, агональный бред или что-то вроде. Юля горит праведным гневом и одновременно выглядит так, будто сейчас заплачет. Из-за эмоций слова тоже даются ей с трудом.

— О чём ты? — решает немного помочь Игорь.

— О чём я? — она шумно тянет воздух носом, отводит взгляд и говорит: — Ты себя в зеркало видел?

Игорь кивает, тут же поспешно добавляя:

— Бывало и лучше.

Юля снимает с плеча сумочку, открывает её и ставит себе на колени. Долго смотрит на что-то, что лежит внутри.

— Он тебя обратил.

Игорь прикрывает глаза, тихо хмыкает, давя нервный смех. Пожалуй, это самое абсурдное из всех её заявлений. Ирония в том, что на этот раз Игорь верит. Верит сразу и безоговорочно, потому что чувствует: это правда.

Юля достаёт из сумочки пистолет.

— Он сделал это из-за меня. Назло. Узнал про нас с тобой и решил передать привет.

Она щёлкает предохранителем и направляет дуло Игорю в лоб.

— Это я посоветовала Роберто снять Разумовского в качестве модели. Думала, если тот клюнет, будут тебе недостающие доказательства. А даже если нет, то ты хотя бы до конца поверишь.

— Теперь я верю, это точно.

Сил на злость нет. Игоря не пугает зрачок дула, его накрывает апатией. Всё это настолько хуёво, что дальше просто некуда. Игорь смотрит в потолок широко открытыми глазами и пытается проснуться, но у него ничего не получается.

Юля качает головой:

— Не нужно делать из меня монстра, ты сам вызвался съездить. И мне… Показалось это хорошей идеей. Ты же его тогда спас, значит, он тебя не убьёт.

— Он и не убил, — Игорь оставляет бесплодные попытки выпасть в другую реальность и устало смотрит на Юлю. — Стреляй уже, Ванга Хельсинг. Или боишься, что совесть замучает?

— Не волнуйся, выстрелю, — холодно отвечает та, но продолжает медлить. Оружие она держит профессионально, как надо, руки не дрожат, взгляд на объект. Не девушка, а картинка из голливудского боевика. Даже если это конец, такой расклад кажется Игорю не самым худшим. Только за подставу обидно. Но тут Юля вновь по-своему права: Игорь сам вызвался съездить.

— Но вдруг ты захочешь отомстить.

Игорь даже зависает на какое-то время: маньяк по-прежнему на свободе, а он тут прохлаждается в унынии. Да, случилось некоторое дерьмо, но руки-ноги на месте, голова вроде бы тоже, а значит, всё получится. Нужно просто хорошенько подумать.

— Не отомстить, а обезвредить, — Игорь кривит душой, но это для пользы дела. Личная заинтересованность чаще мешает, чем наоборот.

Юля щёлкает предохранителем и убирает пистолет.

— У тебя месяц.

— А что потом? — спрашивает Игорь, уже зная ответ.

— Потом жажда станет сильнее тебя, и у меня не останется выбора.

В её голосе сталь, но губы без малейшего следа помады сжаты в линию, а пальцы нервно вцепились в ремень от сумки. Юля хочет произвести впечатление, но правда в том, что категоричное решение даётся ей не так просто. До Игоря медленно доходит, что ему напророчили несколько недель до небытия.

— Звучит херово.

Силуэт на фоне окна начинает расплываться. Игорь пытается сфокусироваться на лице, но всё тщетно, его снова укачивает и кружит, а глаза слипаются сами собой. На таком фоне возможная кончина через три-пять недель не кажется такой уж близкой.

— Ты температуру мерил? — вдруг спрашивает Юля. Она пересаживается ближе, так что Игорю удаётся разглядеть маленькую складочку меж бровей. Ладонь на лбу кажется горячей, как прикосновение августовского солнца.

— Тридцать пять и ноль.

Юля качает головой:

— Для вампира очень много. Должно быть около тридцати.

— Я умру?

Шутка так себе, но Игорь улыбается и даже смешливо фыркает. Ему немного жаль, когда Юля убирает ладонь со лба. Оказывается, тридцать шесть и шесть — это очень приятно.

— Не умрёшь, а немного остынешь. Тебе полезно, — она тоже слегка улыбается. — Поспи ещё немного.

Как она уходит, Игорь не запоминает. В следующий раз он просыпается полвторого ночи. От голода.

Тело уже не болит, разве что немного ломит, голова не кружится, а предметы не расплываются даже в тусклом свете последней перегорающей лампочки. Игорь совершает спринт-бросок до холодильника, широким жестом распахивает дверцу и застывает поражённый, не веря глазам своим.

Холодильник забит едой.

В центре композиции — замотанная в плёнку тарелка с драниками. Далее по полкам сыр, сметана, хлеб, кастрюлька куриного бульона, огурцы с помидорами — в одном ящике, апельсины в другом, бутылка молока и упаковка сосисок. В морозильнике обнаруживаются пельмени. Игорь недоверчиво смотрит на этикетку: восемьсот деревянных за кило — непозволительная роскошь. Нужно будет отдать Юле с зарплаты.

Драники на вкус какие-то странные, сметана — тоже, но вместе всё равно вкусно. Игорь начинает что-то подозревать и осторожно отодвигает их в сторону. Хлеб самый обычный, бульон тоже, огурцы с помидорами — практически никакие. Жевать их быстро надоедает, зато в Игоре просыпается исследовательский интерес. Молоко оказывается сладким! Напоминает разбавленный мёд. Сыр совершенно не пахнет, зато приятен на вкус. Апельсины вроде бы всё те же апельсины, но почему-то приводят Игоря в неописуемый восторг. Мелькает дурацкая мысль пойти в круглосуточный у перекрёстка и купить на пробу чеснок.

Игорь снова смотрит на время — два ночи. Юля приходила днём, сам он свет не включал, но в квартире подозрительно светло. На всякий случай он щёлкает выключателем, вновь гасит свет и идёт в сортир. Там нет окон, но тоже всё вроде бы видно. Спать больше не хочется. Игорь возвращается в комнату и делает что-то типа зарядки, разминая затёкшие мышцы. В голове какая-то странная лёгкость, в ночной тишине слышно, как с крыши капают остатки недавнего дождя. Игорь пытается представить, как вместо упаковки сосисок вскрывает чьё-то горло. Красные разводы, живое тепло, биение пульса под пальцами. Картинка выходит странной и не вызывает ни страха, ни желания.

Когда на рабочую почту приходит письмо с прикреплённым файлом от [email protected], Игорь не читая удаляет его сначала из входящих, а потом из корзины. Намёк более чем понятен: любая попытка поговорить с начальством об одной медийной персоне и её необычных склонностях приведёт к моментальному распространению высокорейтингового контента.

«Я же обещала тебе свидание»

Юля перехватывает его у самого участка, затаскивает в свою красную ауди и везёт куда-то на Ваську. Игорь не против. Правда, на следующий день будет судачить всё отделение, ну да и чёрт с ними. Игоря никогда это не волновало, а теперь уж и подавно. Помирать так с музыкой.

Машина встаёт на ленивом светофоре, и Юля говорит:

— Знаешь, я тогда так на тебя разозлилась, там, на теплоходе. Это же мой единственный шанс был — несколько месяцев готовилась, а ты пришёл и всё испортил. Так хотелось тебе врезать, ты не представляешь. А потом вдруг как-то само собой сложилось. Ну, как в том фильме: «Кто нам мешает, тот нам поможет». Тогда показалось отличной идеей. Если б вовремя голову включила, конечно, не стала бы тебя впутывать. А так, всё прям одно за одним…

— Извинения приняты, — Игорь достаёт из бардачка тёмные очки, надевает их и смотрится со всех сторон в зеркало заднего вида. Темнее не становится. Юля проглатывает остаток своей сумбурной речи, коротко кивает и давит на газ. Игорь чуть приспускает очки и, смотря на неё поверх широкой оправы, добавляет: — Всё одно к одному — бывает, плавали. Непонятно только одно: ты-то, Юленька, кто такая будешь?

— Всё тебе расскажи, — она как-то нервно оглядывается на своего пассажира. Уголок малиновых губ непроизвольно дёргается.

— Да уж пора бы, как думаешь? — несмотря на то, что он в полной жопе, Игорь не чувствует раздражения, всё происходящее кажется забавным приключением.

Может, ещё просто не дошло?

— Хорошо тебя шарашит, да? — Юля смотрит снисходительно и так понимающе, что становится неуютно. — После обращения как после свежей дозы — всегда так. Ничего, скоро отпустит.

Вот спасибо, порадовала. Игорь убирает обратно очки и старается привести лицо в привычное состояние угрюмого кирпича.

— Ты с темы-то не съезжай.

Юля тихо вздыхает.

— С Ван Хельсингом не угадал, у нас серьёзная организация. Мне выдали задание на Разумовского — я им занимаюсь. А больше тебе знать не следует.

По тону ясно: больше она действительно не скажет, хоть в допросную тащи. Игорь понимает. Они теперь по разные стороны баррикад, даром что в одной лодке. Юля достаёт помаду.

— Что, в серьёзной организации мужики перевелись? Таких тварей ловить…

— Так какая от вас польза? Вот ты пошёл, и что? — она красит губы, одновременно проходя крутой поворот. Многозадачность в действии. — Хотя, может, в случае Разумовского это имело бы смысл.

Желудок медленно сжимается, рот заполняет солоноватый привкус чужой кожи. Игорь пытается вдохнуть глубже, раз, другой. На него вдруг наваливается ощущение абсолютной беспомощности. «Вот ты пошёл, и что?» Эх, Юля, Юля, какой там «опасный» Олег? Просто щенок волкодава. Настоящий монстр себя и пальцем без разрешения тронуть не дал, залез под кожу, в голову, поигрался и выбросил. А теперь, чтобы прикончить его, у Игоря месяц.

— Останови.

Юля удивлённо поднимает взгляд от очередного чата на экране айфона.

— Да мы уже приехали.

Как только машина останавливается, становится немного легче, но Игорь всё равно зависает у входа в кафе ещё на пару минут: любуется проезжающими трамваями, дышит свежим воздухом с привкусом бензина и старается не думать о том, что для него конец в любом случае будет один.

— Если увидишь, что этот пидор опять меня загипнотизировал, пристрели.

Юля выпускает флегматичное облачко дыма с привкусом черники, щурит один глаз, задумчиво рассматривая вторым Игоря. Ей явно хочется спросить, но вместо этого она говорит:

— Не пристрелю. На кровососов гипноз не действует.

Игорю кажется, что из-за рваных низких туч рыжим краем блеснуло закатное солнце. Тошнота проходит, отступая, как морская пена, и в голове наконец начинают щёлкать толковые мысли.

— Просиял сразу, — фыркает Юля, но тоже слегка улыбается. — Это мы сейчас, считай, мизинец левой ноги из задницы высунули. Но бонус приятный, не спорю.

Её слова странным образом успокаивают, Игорь даже чувствует желание продолжить гастрономические эксперименты.

— Спасибо за драники, кстати, — он засовывает руки в карманы, отчего-то немного смущённо добавляет: — Было вкусно.

Юля тушит сигарету и непонимающе смотрит в ответ.

— Какие драники?

По возвращении домой Игорь идёт на кухню, где какое-то время сверлит взглядом закрытый холодильник, задаваясь вполне логичным вопросом.

Почему Олег делает то, что делает?

Речь, конечно, не о кулинарных излишествах на чужой кухне, хотя инициатива выглядит довольно странно. Есть профессиональные киллеры, для бывшего военного занятие в самый раз. Тем более что Разумовский в состоянии хорошо платить, а ещё он — его друг детства, то есть росли вместе в детдоме. Стоп. Тогда Олег тоже за ним трупы по оврагам растаскивал? Игорь мысленно делает пометку узнать об этом больше.

Вообще-то интерес сугубо утилитарный: можно ли вместо физического устранения вывести Олега из игры как-то иначе. Каких-то суперсил в новом качестве майор Гром, увы, не обрёл, а значит, придётся решать проблемы по старинке: кулаками, шантажом или…

Что, если он тоже немного не в себе?

Юля говорит:

— Олег этот, Волков, чтоб ты знал, оборотень. Уж на пятый этаж тебя дотащить ему как на пробежку выйти.

— Час от часу не легче, — Игорь показательно закатывает глаза. Почему-то он совсем не удивлён. — И что, когда у нас там полнолуние?

Юля открывает календарь.

— Через три дня. Можно дрон запустить — посмотрим, как Серый серого на поводке по своему лесочку выгуливает.

Воображение рисует странное: нечто среднее между картиной Васнецова и фото с закрытых тематических вечеринок. Игорь ненадолго подвисает, потому что в любом исполнении эти двое выглядят вполне органично. Юля прикладывает длань к лицу.

— Только не говори, что представил, как у него ноги в другую сторону ломаются и шерсть из ушей лезет. Игорь, мы не в сказке.

— Да вижу я. Долго и счастливо тут даже не пахнет, — тот хмурится, но скорее для проформы. — Раз он не оборачивается, какой же из него тогда оборотень?

— Самый обыкновенный.

Юля прикрывает округлый зевок салфеткой. Спит она всё-таки гораздо меньше положенного. Оно, в общем, и неудивительно — наверняка начальство давит. Шутка ли: был один кровосос, стало двое.

— На самом деле это просто традиция — так их называть, а по факту они берсерки: сильнее, быстрее, выносливее, чем обычные люди. Ну и проблемы с контролем гнева, конечно. Таким либо на войну, либо в глухомань — иначе зона или психушка.

Юля излишне категорична: Игорь вот до сих пор не в смирительной рубашке и не на нарах, хотя в школе большинство одноклассников тоже обходили его стороной. Потом ещё удивлялись, что мент вырос. Ну или не удивлялись, Игорю, в общем, до лампочки. А вот парочка Разумовский-Волков действительно занятная — не каждый день таких встретишь.

До детского дома, отремонтированного и вылизанного на спонсорские деньги, полчаса езды. Игорь беспонтово трясётся в электричке, после суёт воспиталке Разумовского, а ныне директрисе, коробку конфет за триста рублей, но та не в обиде. Татьяна Михайловна женщина простая и приятная, очаровательно поправляет очки, разглядывая удостоверение, тепло улыбается, кутаясь в классический пуховый платок, и предлагает пройтись. Гуляют здесь же, по территории, под шелест последних опадающих листьев и далёкие голоса воспитанников из корпуса. Повсюду следы советского прошлого: девочка с веслом, пионер с горном, маленький фонтан с дельфином — всё аутентичное, но заботливо восстановленное и подкрашенное.

Татьяна говорит тихо, мягко, слушать её одно удовольствие. Правда, рассказывает она в основном про настоящее: как Серёжа им помогает, какой он молодец, что в люди выбился и всё в таком духе. На просьбу рассказать что-нибудь о его детстве Татьяна ненадолго замолкает и смотрит поверх очков с цепочкой куда-то вверх и вправо.

— Да что тут рассказывать? Серёжу все любили, умный, солнечный ребёнок. Очень артистичный — постоянно в самодеятельности участвовал, в студию заниматься ходил. Потом, конечно, бросил, как математикой своей увлёкся…

— А про друга его, Олега Волкова, можете что-нибудь вспомнить? — прерывает Игорь. — Я собственно… Из-за него здесь.

Про Разумовского здесь либо хорошо, либо никак, а вот на Олега такая неприкосновенность распространяется вряд ли. Хотя было бы логичнее: официально Олег уже два года как мёртв. Погиб на спецоперации в далёкой стране. Игорь пока что не может понять зачем.