Инъекция (2/2)

Юле кто-то сливает информацию. Тщательно подобранную, интересную, вкусную, чтобы хотелось уцепиться зубами и не отпускать.

Но что, если правда?

Мальчишка в детдоме рос, а тут вдруг деньги, популярность. Не просто так, конечно, — приходилось лбом стены прошибать, а там, глядишь, и сдвинулось внутри что-нибудь, в голове-то. Треснуло, и повылазили сразу все обиды-страхи-комплексы из детства. И растащило молодого успешного Серёжу во все стороны, так что захотелось людей потрошить. Или что он там с ними делал?..

Юля откровенно недовольна, но Игорь не может предложить ей больше. Ему нужны прямые улики, а не монстр из множества данных с красными ниточками меж ними.

— Как ты узнала про Гречкина?

Неожиданно Юля отвечает очень подробно. Полгода назад тот сбил на своём красном космолёте девочку лет десяти. Детдомовскую. Игорь не слепой, но в такой мотив никто не поверит. Два месяца назад Гречкина выпустили прямо из здания суда, Юля была там, а уже через несколько дней вновь случайно столкнулась с ним, просочившись на одну закрытую вечеринку.

— Считай, что мне просто повезло, — она заказывает себе сок и какое-то время листает в телефоне фото. — Вот.

Снимок частью тёмный, частью засвеченный, но в сиреневом свете Игорь без труда узнаёт и выжженную шевелюру Гречкина, и острый профиль Разумовского.

— Очень удобно, — Юля забирает телефон и принимается что-то ожесточённо строчить в мессенджере, совершенно не отвлекаясь на разговор. — В Японии есть такая тема, почти как у нас с гороскопами, только с группами крови. Типа от них зависит характер, судьба, вот это вот всё. Затираешь эту присказку, и вопрос уже не кажется подозрительным. Кстати, — пальцы замирают над дисплеем. — А у тебя какая?

— Первая положительная, — хмыкает Игорь. — Я не в его вкусе.

Юля смотрит строго, разве что очков для образа не хватает. Внутри приятно ёкает.

— Не расслабляйся.

Насчёт следующей жертвы у Юли догадок нет. Очень жаль, потому что поимка с поличным решила бы все проблемы одним махом.

Но с желаниями, как известно, нужно быть осторожным.

В пятницу вечером сердобольный шеф выпинывает Игоря домой из участка минута в минуту по окончании рабочего дня. Говорит, что если тот скопытится на службе, то больше уже никого не поймает и никого не спасёт. Игорь пожимает плечами: ему есть чем заняться и дома — там развёрнут настоящий штаб по поимке особо опасного кровососа. На одной из стен уже закончилось место, и фотографии, карты и заметки начали захватывать окно. Во всём этом чувствуется незримое присутствие Юли. Юля — внештабный агент.

Игорь варит макароны в одной кастрюле с яйцом, выкладывает на тарелку нехитрый ужин, обильно поливая всё кетчупом. Тот какой-то уж слишком яркий для настоящих помидоров, зато куплен по скидке. Игорь накалывает мягкие спиральки, но вилку до рта не доносит. В кармане звенит мобильник. Звонит внештабный агент.

— Игорь… — у неё дрожит голос. — Игорь, ты в городе?

Вилка со звоном падает на тарелку, мажет кетчупом по клеёночной скатерти.

— В городе, — где же ему ещё быть? — Что случилось?

— Игорь, я знаю, кто следующая жертва. Это мой друг, — голос даёт октаву вверх. Юля судорожно вдыхает, задерживает дыхание и делает долгий выдох. Игорь уважительно кивает, ждёт, и Юля говорит: — Роберто, он фотограф. Я предложила встретиться, пятница ведь. А он написал, что занят, у него работа. Но не в студии. Он поехал к Разумовскому, Игорь! Я ему уже в десятый раз звоню, а он не отвечает!

В трубке слышится какой-то странный протяжный звук, затем — вполне отчётливый всхлип. Игорь прикрывает глаза, женские слёзы он всегда переносил плохо, мысленно считает до пяти и ровно спрашивает:

— Вторая отрицательная?

Из динамика просачивается сдавленное «да».

— Я съезжу.

— Это очень опасно…

Игорь подрывается, зачем-то забирает с подоконника визитку Разумовского, в прихожей наобум пихает ногу в ботинок — лампочка давно перегорела.

— И не таких опасных видали.

Юля молчит, но Игорь буквально слышит, как она подбирает слова.

— Игорь, послушай, пообещай, что просто заберёшь Роберто и на этом всё. Не будешь ни во что лезть.

То ли на войну провожает, то ли как маленького заранее отчитывает. Игорь улыбается, качает головой и вдруг ляпает:

— Обещаю, но с тебя свидание.

— Игорь, я серьёзно! — тут же взвивается Юля и уже тише добавляет: — Послушай, Разумовский будет не один. Этот человек, его друг, он… Он очень опасен. Год назад приехал из горячей точки, а ещё…

Юля начинает заговариваться — конечно, у Разумовского есть охрана, но Игорь тоже не пальцем деланный.

— Не психуй и больше другу своему не звони, поняла? — перебивает он на полуслове. — Скинь мне адрес, куда ехать. Как только всё узнаю, сразу тебя наберу. Договорились?

— Договорились, — тут же твёрдо отвечает Юля и сразу же отключается. Смска с адресом приходит через тридцать секунд, Игорь даже дверь не успевает закрыть. Чертыхается. Дом загородный, даже на такси — минут сорок, не меньше. Ну ничего, выбор невелик, главное, чтоб денег хватило.

По пути Игорь наспех придумывает легенду, мол, друг Юлин, Роберто этот — подозреваемый, к которому у следствия ой как много вопросов. Да-да, то самое дело особой важности, по которому Игорь был тогда на теплоходе. А после — задержать этого фотографа, и дело с концом.

К чему угодно, но к говорящей калитке Игорь оказывается не готов. Стоит ему тронуть звонок, как над головой раздаётся мелодичное:

— Здравствуйте, Игорь! Добро пожаловать. Пожалуйста, проходите, вас сейчас встретят.

Игорь подозрительно смотрит в красноватый глаз камеры и толкает тяжёлую дверь.

Трёхэтажный особняк подсвечен на манер городских достопримечательностей. Окнами светятся лишь второй этаж и парадная, но тускло, из-за плотных штор ничего не рассмотреть. Белоснежный гравий приятно шуршит под ногами, крошечные фонари на солнечных батареях пятнами выхватывают из темноты вечнозелёный газон. Дальше тот переходит во что-то вроде рощицы, скрывающей окончание забора. Не шесть соток, а как бы не шестьсот.

Дверь парадной приоткрывается, и на пороге возникает крепкий мужчина в чёрной водолазке, татарский разрез глаз, широкие плечи. Юля говорила о нём, Игорь понимает это по осанке, по тёмному взгляду исподлобья. Бывший военный остаётся на крыльце, дожидается гостя и молча предлагает пройти, придерживая высокую дверь. В нём нет ни напыщенной хмурости, как у многих чоповцев, ни затравленной озлобленности, которую Игорь часто видит в разбитых им же лицах. В спокойном взгляде под профессиональной цепкостью лёгкое безразличие ко всему окружающему. Словно часть сознания всё ещё не здесь, а где-то там, далеко, где жизнь так материальна, что её можно потрогать руками.

«Нормальный мужик, но судьба помотала», — решает Игорь, поднимаясь на второй этаж по лестнице. Он коротко оборачивается на своего молчаливого сопровождающего, прежде чем толкнуть одну из трёх дверей, ведущих с выстланного мозаикой пятачка. Ему коротко кивают, и Игорь уверенно шагает вперёд, щурится от яркого света и тут же обескураженно застывает на месте.

На фоне светло-серой стены, хаотично облепленной бумажными веерами, в ярко-красном кимоно стоит Разумовский. Рассеянный свет прожектора мягко поджигает медные волосы, вспыхивает на блестящей подвеске огромной шпильки и плавно стекает меж лопаток под приспущенный тяжёлый ворот. Полукруглый подол мерцает золотой вышивкой на полу, скрывая ступни, — Разумовский стоит обернувшись, но на вошедших не смотрит. Тёмные ресницы опущены, в бледных пальцах свободно лежит раскладной веер. Из ступора Игоря выводит щелчок камеры. Роберто здесь же, спрятался за отражающим зонтиком и, кажется, всецело погружён в работу: глаза горят, на губах довольная улыбка. С ним явно всё в полном порядке. Игорь облегчённо выдыхает и тут же чувствует себя дураком. Что теперь делать? Забирать его или нет? Не будет же Разумовский его убивать после визита опера при исполнении?

— Какой сюрприз, майор! Решили заглянуть на огонёк? — Разумовский выворачивается из своей изящно-неудобной позы, разминает шею. Бумажный веер по спирали падает на пол. — В любом случае очень рад. Мы уже закончили, так что не стесняйтесь… Кстати, не хотите чего-нибудь выпить?

— Нет, спасибо. Я вроде как по делу. Кстати…

Игорь замолкает на полуслове, лишь через пару секунд вспоминая закрыть рот. Под кимоно ничего нет, края едва сцеплены парой огромных булавок. Снизу полы расходятся до середины бедра, сверху молочно белеет треугольник от ключиц до солнечного сплетения.

— Вас смущает мой наряд? — Разумовский задорно хмыкает и отходит к окну, где на подоконнике стоит бутылка воды. — По мне, так очень интересный проект: ремейк шедевров французских импрессионистов в новой реальности.

Игорь сглатывает, приказывает себе собраться.

— Мы вроде договорились на «ты».

— И правда, что это я? — улыбается накрашенными губами Разумовский. Всё это: яркие цвета, экстравагантный образ — ему действительно идёт. Вместо отвращения внутри шевелится пугливый интерес. Вместо того, чтобы отвернуться и рассматривать веера на стене, Игорь продолжает считать журавлей на длинном рукаве, то и дело соскальзывая на участки открытой кожи.

Голубые глаза всё это замечают. Голубые глаза смеются.

Игоря это бесит.

— Я вообще-то за Роберто.

Разумовский многозначительно выгибает бровь, с преувеличенным интересом смотрит на Роберто. Тот просматривает отснятый материал, находясь где-то на своей волне, так что даже на звук собственного имени реагирует с запозданием.

— За мной?

— Да, — Игорь кашляет в кулак и тянет из кармана ксиву. — Вы подозреваетесь в связи с группировкой Дагбаева. Мне нужно задать вам несколько вопросов. Но этим мы займемся в отделении, так что…

— Какой кошмар! — Разумовский театрально прикрывает рот и принимается махать ладонью, словно готовясь упасть в обморок. Гротескно, но у него хорошо получается, как будто не ВМК, а Щуку кончал. Он делает крошечный глоток, выдыхает и, напоровшись на мрачный взгляд Игоря, примирительно поднимает руки. — Не собираюсь вам мешать, но господин фотограф оставил заряжаться телефон в гостиной, внизу.

Игорь представляет десятки сообщений о пропущенных. В груди шевелится нехорошее подозрение, что Роберто неспроста оставил мобильник в другой комнате, но оно не успевает оформиться в связную мысль на фоне возможности быстрого побега.

— Да, он ему определённо понадобится. Спасибо.

Игорь разворачивается, собираясь сграбастать ошалевшего итальянца за шкирку, но в этот момент Разумовский отлипает от подоконника и одним слитным движением оказывается совсем близко. От него странно пахнет, едва уловимо, но Игорь почему-то сразу напрягается: замирает, осторожно поднимает взгляд, но Разумовский на него не смотрит.

— О, не стоит. Думаю, с этим проблем не возникнет. Правда?

Он очаровательно мягко улыбается итальянцу, и тот моментально залипает. Успокаивается, кивает, словно в трансе, разве что слюной не капает.

— Олег, проводи гостя. Заберёте телефон — подождите нас внизу. Мы с майором ещё немного поболтаем.

Игорь оборачивается, потому что Олег на приказ никак не отзывается. Он так и стоит безмолвной тенью в углу у входа, Игорь уже успел о нём забыть. Олег смотрит на Разумовского как-то странно, долго и тяжело, словно хочет возразить. От этого взгляда у Игоря просыпается чуйка. Чуйка советует делать ноги, но Разумовский хочет поговорить, и, возможно, это большая удача. Это шанс узнать о нём немного больше, при этом Игорь ничего не теряет. Олег, которого следовало бы опасаться, уйдёт вниз, а самого Разумовского, да ещё в таком наряде, бояться как-то не получается. К тому же Юля обо всём знает…

Игорь вздрагивает всем телом, когда плечо невесомо сжимают сквозь кожанку.

— Не волнуйся, от Олега ещё никто не убегал.

Голубые глаза весело прищурены. Слишком близко.

Боковым зрением Игорь фиксирует, как Олег берёт за локоть и тащит к выходу окончательно выпавшего из реальности Роберто. Когда за ними захлопывается дверь, Разумовский делает шаг назад и медленно вытягивает из волос заколку. Блестящие пряди рассыпаются по оголённым плечам, резкий контраст с алебастровой кожей делает их ещё ярче. Разумовский говорит:

— Неужели он правда связан с… Как вы сказали, группировка Дагбаева? Оружие, наркотики, вот это всё?..

— Иначе бы меня здесь не было, — брякает Игорь и тут же жалеет об этом, потому что Разумовский томно вздыхает:

— Как жестоко, — он отбрасывает заколку на короткий диван посредине комнаты, сам присаживается на низкий подлокотник, закидывает ногу на ногу, заставляя полы кимоно разойтись ещё немного. Выглядит это уже откровенно неприлично. Игорю не нравится, и он заставляет себя смотреть в глаза.

Те всё так же по-лисьи смеются.

— Но это было так эффектно, когда ты резко ворвался и: «Я пришёл за Роберто!» Ох, я даже было подумал, что это у вас игры такие.

— Игры? — недоумённо переспрашивает Игорь. Его вдруг припечатывает ощущением, что всё это — один большой фарс, начиная с момента, когда он нажал на звонок. Или даже раньше, со звонка Юли.

— Ну да, — как ни в чём ни бывало кивает Разумовский, — ролевые.

— А… — Игорь вроде понимает, что это такая шутка, но напряжённая ситуация и двусмысленное поведение Разумовского напрочь отбивают чувство юмора. На лицо сама собой выползает неприятная усмешка. — Да я это… Я не из этих.

— Не из этих?

Весёлый прищур становится недобрым, растянутые в улыбке тонкие губы сжимаются в алую линию. Но Игорь слишком поздно замечает нюансы, а потому по инерции простодушно отвечает:

— Ну да, пидорасов.

В комнате вдруг становится очень тихо. В темноте за окном не слышно шороха шин, не щебечут птицы. С первого этажа — тоже ни звука. До Игоря вдруг запоздало доходит, что сейчас он, возможно, в одной комнате с серийным убийцей. Маньяком, который пьёт человеческую кровь и по которому плачет дурка, а единственная, кто знает об этом, — странноватая журналистка-фрилансер.

— Пидорасов, значит?

Разумовский на него не смотрит, стеклянный взгляд направлен куда-то вовнутрь. Игорь чувствует, как по загривку пробегает нехороший холодок. Голубые стекляшки напротив выглядят жутко и беззащитно. Игорь вспоминает глаза ребёнка, девочки восьми лет, которую он как-то забрал из притона на Лесной.

— Что ж.

Во взгляд возвращается осмысленность. Разумовский тянется к телефону, который лежит тут же, на сиденье, быстро набирает что-то в мессенджере и прячет смартфон в рукав.

— Знаешь, а вот я как раз из таких.

Он тихо хмыкает, с нескрываемым удовольствием наблюдая за калейдоскопической сменой выражений лица напротив. Игорю неудобно, противно, удивительно, совестно и немного страшновато. В результате всё это застывает маской крайней степени растерянности. Внезапно приходит мысль, что было бы неплохо увидеть хотя бы один оставшийся после Разумовского труп. Потому что в этот самый момент Игорь понятия не имеет, чего от него ждать. Может выйти нехорошо, если в шёлковом рукаве с танцующими журавлями припрятано перо. Впрочем, убить можно и длинной шпилькой…

— Прости.

Игорь говорит это вовсе не из-за страха. Он говорит искренне, потому что чувствует: был неправ. Разумовский улыбается одними губами и как-то уж совсем нехорошо.

А затем вдруг начинает напевать.

Негромко, без слов, просто мычит себе под нос. Мелодия совсем простая, кажется неуловимо знакомой, но Игорь не может вспомнить точно. Почему-то это становится очень важным. Он чуть вытягивает шею, прислушиваясь, но всё равно не понимает, даже когда мотив начинает повторяться уже в третий раз. Почему это так важно? Мысли путаются, память превращается в мутный кисель.

Игорь смотрит в льдистые глаза и чувствует, как мир вокруг постепенно осыпается старой штукатуркой. Он жмурится, трясёт головой, и становится легче, временное помешательство как будто проходит. Стены на своих местах, ксива на имя Игоря Грома колет указательный палец своим уголком, на диване сидит Сергей Разумовский, вероятно, серийный убийца. Он больше не напевает и не улыбается, просто спокойно смотрит жутковато-немигающим взглядом в ответ.

Что это было?

Похоже, шеф был прав. Игорь обещает себе, что будет больше отдыхать, — ещё не хватало хлопнуться в обморок перед главным питерским маньяком. Тот, наверное, решил бы, что это от избытка чувств, что Игорь пал жертвой неземной красоты и вполне пригоден для употребления, даже несмотря на свою первую положительную.

Ну и бред.

Игорь глупо хихикает, тут же себя одёргивает и осторожно смотрит на Разумовского, который грациозно встаёт с дивана и не торопясь подходит ближе. Совсем близко, так, что его дыхание колким инеем оседает на губах. На задворках сознания табличкой аварийного выхода мигает мысль «бежать», но Игорь не двигается с места, даже когда его щеки касаются прохладные пальцы. Разумовский рассматривает его лицо, задерживается на губах, чуть оттягивая, ласкает нижнюю большим пальцем. Вторая ладонь нежно обхватывает сбоку шею, скользит ниже, через плечо по груди и замирает напротив бешено стучащего сердца. Игорь делает крошечный шаг назад, тут же спотыкаясь о тихое:

— Стой.

Длинные пальцы собирают, комкают ткань застиранной футболки и тянут на себя без каких-либо усилий, но Игорь послушно возвращается. Разумовский немного ниже, он чуть запрокидывает голову, прикрывая глаза, и шепчет в самые губы:

— Тебе же хорошо. Ты же хотел этого с нашей первой встречи, как только меня увидел, поэтому и спас. Поэтому пришёл сегодня. Так ведь?

— Так.

Игорь отвечает чуть с задержкой, пара секунд ушла на то, чтобы признаться самому себе. Он тянется за поцелуем, но Разумовский толкает его в грудь, кривит губы в усмешке и говорит:

— Раздевайся.

Игорь скидывает куртку на пол, стягивает футболку, снимает джинсы вместе с трусами. В стриптиз он не умеет, так что на всё уходит секунд десять, но Разумовскому вроде нравится. Он окидывает с головы до ног заинтересованным взглядом, одобрительно цокает языком, оценив размер. Игорю хочется схватить за рыжие патлы и вылизать его рот. Хочется тоже посмотреть, сжать до синяков светлые бёдра. Сорвать яркую обёртку и съесть целиком, едва не давясь. Одежда в общем коме прицельным броском летит на диван. Игорь использует это как отвлекающий манёвр и дёргает на себя тяжёлый шёлк. Ему дают расстегнуть булавки, но на этом всё. Разумовский вновь уворачивается от поцелуя, мажет кончиками волос по губам, выкручиваясь из захвата, зло сверкает глазами и говорит:

— На колени.

Игорь недоволен. Он терпеть не может, когда приказывают, но на колени встаёт, только чтобы тут же вновь потянуть за распахнутые полы на себя. Он ловит безволосую лодыжку, с упоением прижимаясь ртом чуть повыше колена, гладит, пробует на вкус и довольно мычит, чувствуя, как в волосах скользят чужие пальцы.

— Так сильно хочешь, — Разумовский смотрит, склонив голову чуть набок, снисходительно, нежно почёсывая за ухом. — Потрогай себя.

Это не просьба, скорее разрешение. Игорь и правда хочет сильно, и главное — давно. Шутка ли: с прошлой встречи прошёл почти месяц, из которого ни дня без мыслей о. Дома целая стена увешана фотографиями, забита флэшка и история поиска в браузере — даже вспомнить неловко.

От этого «неловко» почему-то становится особенно сладко. Игорь сжимает себя сильнее, представляя, как Разумовский приходит в его квартиру и видит всю эту вакханалию. Ну, или хотя бы взламывает комп. А может, он уже?.. Игорь стискивает зубы, давя стон, когда за волосы приятно тянут назад. У Разумовского ровный аккуратный член, Игорь смотрит на розовую блестящую головку и вопросительно поднимает взгляд вверх. Это для него впервые, только поэтому он медлит, но спокойный приказ сверху сметает последние сомнения:

— Открой рот. Давай.

Игорь открывает. Заглатывает, давится, отшатывается и пробует снова, уже медленнее, помогает себе рукой и берёт за щёку. Кончик носа щекочут рыжие завитки, мускусный запах чужого возбуждения, смешанный со своим, разливается по ноздрям и тяжело бьёт в голову.

— Давай, покажи, на что способен.

Кончики пальцев давят на затылок, Игорь выдыхает, закрывает глаза и начинает двигаться. Недостаток воздуха и ритмичные движения окончательно отключают мозг. Кожа бедра под пальцами мягче шёлка. Игорь представляет лицо Разумовского, в фас и в профиль, и понимает, что хочет на него кончить. Он открывает глаза и, щурясь от встречного света люстры, смотрит вверх, натыкаясь на безразлично-чёрный глаз камеры. Хватка в волосах становится по-настоящему стальной.

— Отправлю потом. Тебе понравится.

Разумовский чуть отстраняется, меняет угол и толкается глубже, продолжая держать за волосы. Теперь уже быстрее, Игорь давится, мычит, и его действительно отпускают.

Белые капли быстро остывают на губах, на скулах, пара липкой плёнкой расползается по векам. Разумовский опускается на колени, рассматривает с лёгким отвращением, но приятно гладит по шее, как по загривку.

— Заканчивай.

От приказного тона внутри всё скручивается болезненно и хорошо. Ему снова отказывают в поцелуе, поэтому Игорь утыкается носом в изгиб шеи и доводит себя буквально за несколько движений. Как только тело расслабляется, в голове снова начинает звенеть ультразвуком тревога. Но Игорь слишком дезориентирован и выжат, усталость от долгого дня, от последних недель приминает его медвежьей лапой. Поэтому, когда его вновь тянут за волосы, вынуждая откинуть голову вбок, Игорь не сопротивляется. Разумовский зеркально повторяет его недавнюю позу, шумно тянет воздух за ухом, обнимает свободной рукой за талию, придвигаясь ещё ближе. Язык влажно проходится вдоль сонной артерии. Игорь всё-таки дёргается, рефлекторно и почти неосознанно.

Слышится тихий смех, шею что-то царапает.

И наступает ночь.