...and we'll end up wrecked (1/2)

Скарлетт уводит Сивиллу подальше от разъярённого охотника. Не её дело, что творится там, за спиной. Каспер всё уладит. Сутаны из плотных чёрных ветвей обступают со всех сторон, но она упрямо идёт вперёд, чувствуя, как холодна рука гостьи.

— Хватит, Скарлетт, я в состоянии идти сама, — говорит Сивилла задыхающимся голосом, и она останавливается.

— С вами всё в порядке? — это не дежурный вопрос, Скарлетт действительно беспокоится за неё. Сивилла вздыхает сломанным вздохом. В её глазах — траурный цвет штормового моря и бесконечная тоска. Словно она сама была на волосок от смерти.

— Я не сумасшедшая, — медленно говорит она. — Вы ведь так обо мне не думаете?

В голове проносятся кошмары наяву, которые Скарлетт начала видеть на этом острове, и девушка качает головой. Сивилла с силой закусывает губу и отводит взгляд. Её бьёт мелкая дрожь, но голос звучит ровно. Безжизненно.

— Я как будто почувствовала боль в груди, — Сивилла стискивает плотную ткань анорака, словно пытаясь защитить сердце. — Мне показалось, что я видела этого оленя раньше, у него были такие знакомые черты… Хотя я даже в зоопарке никогда не была, там очень плохо пахнет. Олень ещё был где-то вдалеке, но я видела его так близко, на расстоянии каких-то пары шагов, — она нервно сглатывает, — и я ощутила, как пуля разрывает митральный клапан, проходит дальше, как хрипит его сердце. У него в глазах стояли человеческие слёзы.

Скарлетт невольно передёргивает плечами, руки покрываются мурашками. Здесь можно поверить в любую хтонь, но она пытается мыслить логичски.

— Зачем же вы пошли за нами? Все женщины остались с мистером Паренсом.

— Я не знаю, — в глазах Сивиллы начинают скапливаться слёзы. — Меня словно кто-то позвал. Боже, как это всё ужасно! Мне всё равно, что подумают обо мне эти мужчины, но мистер Синклер… Я его боюсь, — заканчивает Сивилла шёпотом.

— Но почему?

— Не спрашивайте меня ни о чём, хватит! — срывается она и закрывает глаза ладонями. Тонкие пальцы дрожат, и Скарлетт замечает, что и у неё содрана кожа с околоногтевого пространства. — Я не хочу, чтобы мне снова было больно. Я не вынесу.

— Миссис Аддерли, вы просто перенервничали. Сейчас мы вернемся в отель, и я попрошу приготовить для вас ромашковый чай с мятой и мелиссой.

Сивилла качает головой и медленно пятится назад.

— Нет, не надо Скарлетт, вы не понимаете… Мне конец, нам всем здесь конец, — она поднимает голову вверх и громко, неестественно смеётся. — Мой муж будет недоволен, что я сорвала эту охоту, — говорит она вдруг совершенно осознанно. Скарлетт начинают утомлять эти качели, но она всё равно спрашивает:

— Ваш муж? Он же в Рио.

— Ему донесут. Он давно ждёт момента, чтобы признать меня сумасшедшей, — Сивилла устало опускается на корточки и закрывает глаза руками. — Я не хотела в это верить, но слишком много странностей в его поведении было за последнее время. Вы знаете, что мистер Синклер практикующий психотерапевт?

Скарлетт качает головой.

— Он проводил со мной несколько сеансов, когда мы путешествовали по Дании. Меня тогда мучали панические атаки и ПТСР, когда мой отец пытался похитить меня перед свадьбой. Мистер Синклер заставил меня подписать бумагу о том, что я доверяю сведения о своём здоровье мужу.

— Но это нарушение этики!

— Да. Но для моего же блага. Я была тогда очень нестабильна. Он всё расскажет моему мужу.

— Вы не сделали ничего из ряда вон! — восклицает Скарлетт. — Любой человек мог вот так остановить охоту, пожалев бедное животное.

— Вы не понимаете, — повторяет Сивилла. — Но… спасибо за помощь. Прошу меня простить за то, что вам пришлось возиться со мной.

— Я всё улажу, — говорит Скарлетт. — Ваш муж ничего не узнает.

Сивилла лишь горько смеётся. Убедившись, что с ней всё в порядке и истерики больше не будет, Скарлетт отводит её на поляну и возвращается к обрыву с капканами. Она знает, для чего предназначены эти ловушки. Когда-то отец брал её в лес, и они долго гуляли по широким тропам, устланным хвоей. Болезнь уже вступила в свои права, и Скарлетт была рада даже коротким проблескам сознания.

В детстве они гуляли по одному и тому же маршруту: от реки к Вестминстеру, затем проходили через Парламент-Сквер, по Олд-Плейс-Ярд, Миллбанк и до конечной точки — Баттерси. Отцу было важно придерживаться только одного маршрута, а любое отклонение от заданной схемы ввергало его в панику. Возможно, это был первый признак развивавшегося душевного расстройства — Скарлетт тогда не понимала этого. К тому же, он показывал дочери разный Лондон — от золотых закатов, каменных набережных со стоянием прилива и взъерошенных чаек на пристани до запущенных районов, бездомных, пенсионеров в многоэтажных трущобах… «Во всём есть сакральное и профанное», говорил отец, но малышка Скарлетт тогда была слишком далека от таких материй. Мысли об отце вновь вызывают боль, и Скарлетт усилие воли отгоняет их.

Она садится на поваленное дерево недалеко от обрыва и ждёт. Бесполезное ружьё ложится рядом. Сейчас лес совсем не кажется пугающим. Наоборот — аромат деревьев и диких трав успокаивает. Скарлетт вдыхает полной грудью и закрывает глаза.

Каспер с другими гостями возвращается быстро и с пустыми руками. Девушка еле сдерживает злорадную улыбку, догадываясь, какой это удар по самолюбию тщеславного охотника. Она окликает его и, боясь передумать, торопливым шагом идёт вперёд.

— Заблудилась? — хмуро спрашивает Каспер, заметив её у обрыва. Совсем не там, чёрт возьми, где она должна быть.