Глава 11. Меня бьeт истерика (2/2)

Комната ахнула.

Золотистые волосы Келюса шатнулись на его лоб.

— Ты сам подошел к королю? Какое нарушение придворного этикета!

— Как ты посмел? — спросил Эпернон между шипением и завистью.

Шико пожал плечами. Я отменил иерархию.

— Король Наваррский очень прост в общении и демократичен. Он сказал в одном интервью, что к нему может обратиться любой. В его доме в Нераке его каждый день заваливают письмами от простых подданных. Он читает все и старается отвечать.

Анжуйский разразился гнусным гнусавым смехом.

— Анрио такой простой и демократичный! Он так заботится о простых людях! Он так ловко заставляет вас, идиотов, верить, что он ничем не отличается от вас! Господи, отсосите уже его член и успокойтесь!

— Я предложил это, — сказал Шико. — Он обещал подумать.

Ярость перекроила черты принца в недружественный шарж.

Шико снова провез руками вверх по воздуху.

— Шутка. Я не умею этого делать.

— Я могу тебя научить, — сказал Шомберг.

Лимонная луна люстры создала над головой принца тусклый ореол.

— Пошли все вон, а ты останься, — процедил Анжуйский в глаза Шико. — Шомберг, мне надоел ваш вульгарный блонд. Перекрасьте волосы.

— В какой цвет, монсеньор? — В интонацию Шомберга не надышало напряжение.

Как занимательно он заявляет о своем полном безразличии к унижению, словно живет на собственном полуострове, отрезанном от материка. Или у него нет чувства собственного достоинства, он отверг его как излишнее украшение, которое мешает придворной жизни.

— Что-нибудь красочное, — принц задел его взглядом по касательной. — Такое никто не носит. Хочу разозлить своего брата-короля.

В остатках его огня тлели угли, когда они остались наедине.

Натяжение во рту.

Разочарованное молчание, которое мне неприятно.

— Хорошо, я понял, — сказал Шико. — Это двор, здесь нет друзей. Вы правы, что беспокоитесь.

Анжу утратил фокус и краски. Его молчание не испускало эмоций.

— Но я никогда не выдам ваши тайны, — сказал Шико. — Не то чтобы я их знал. Но я не буду трепаться. Вы можете мне верить.

— Я даже себе не доверяю, — сказал Анжу. — Мы живем на гребаном вулкане. Как ты вообще додумался заговорить с ним?

— Он показался мне хорошим парнем. Я хотел попросить автограф. Он такой сексуальный, что у меня стоит до потолка. Что вы хотите, чтобы я сказал?

— Стоит до потолка? — прошипел принц и наклонился вперед, как покосившееся здание. — Ты, блядь, думаешь, что я…

— Я просто…

Их приглушенные голоса слились в танце двух змей во мгле. Шико почувствовал себя дезориентированным.

— Я не это имел в виду, — слова изменчиво трепыхались в нем. Возможно, он имел это в виду. — Но ваш брат-король прав. Наваррский отличается от других. Все так серо, мрачно и давяще. А он…

— Если ты сейчас же не заткнешься, — звонко-истерично сказал принц, — я прикажу…

— Почему ты все время угрожаешь мне наказаниями? — перебил Шико. — У тебя отвратительный характер или дело во мне?

— У меня отвратительный характер, — сказал Анжу. Его черты расслабились. Его черты сморщились. — Дело в тебе. Никто на меня так не смотрит.

— Как я на тебя смотрю?

— Как будто ты мне ровня.

Шико взглянул в его лицо; и его глаза, ждущие от него слов, были цвета парижского марева.

Он повертел улыбку во рту и решился показать ее.

— У меня для тебя новости. Ты тоже так на меня смотришь. Ты разве не замечал?

— Нет, — Анжу свернул в свое кресло. — Не знаю. Иногда ты меня бесишь.

— Иногда ты меня бесишь. — Их образ запечатлелся в его воображении. Он вспомнил нечто важное или неважное: — Я до сих пор не поблагодарил тебя за то, что ты принял меня. Я скажу об этом сейчас. Я признателен.

Он вдруг стал очень счастлив.

Он заметил, что зубы Анжу тесно сжаты. Они болтались каждый в своем измерении.

Принц закрыл глаза и пробормотал:

— Perché deve fare così tanto male ogni volta? <span class="footnote" id="fn_38283419_1"></span>

Мерцание холодных осколков, из которых я в этот раз не могу сложить смысл.

Его бледная рука перламутрово собрала что-то невидимое со лба. Все его заточенные ножи затупились. Он выглядел так же, как в машине, даже хуже, измученный, безжизненный, плоский, как небрежный эскиз. Это произошло очень быстро.

Шико отложил ноутбук, подошел к нему и сел перед ним на корточки.

— Ты в порядке? — спросил он снизу вверх.

Анжу покачал головой и спросил в обрывках шороха:

— Что ты печатал?

— Твою речь для польских послов.

— Я разве просил тебя об этом?

— Нет, но скоро прибудут господин Ласко и остальные, и тебе придется с ними поговорить. Я подумал, что не помешает хотя бы черновик. Ты снова будешь швырять тарелки?

— О, Боже. Конечно, буду. Ты напоминаешь мне о том, чего я не хочу делать.

— А что ты хочешь делать?

Какая-то акварельная улыбка, выуженная из последних сил.

— Трахаться и нюхать кокаин. Ты сам меня за это ругал.

— Ты безнадежен, да?

— Наверное.

— Ты действительно не хочешь власти?

— Действительно не хочу.

— Тогда твое польское правление заранее обречено.

— Скажи об этом моей матери и моему брату.

В его голосе груда усталости, слепоты, пустоты… Да что с ним такое, черт возьми?

Его глаза хрустально заблестели; золотистые разводы на щеках цеплялись за свет. Губы влажные и дрожат. То, что я так хотел увидеть. Увидев, я хочу большего: утонуть в его влажной дрожи. Если я не уйду, я упаду к его ногам с признаниями из сентиментального романа и стану его комнатной собачкой. Через месяц он прикажет мне покрасить волосы. Потом я услышу: «Вы всерьез считаете, что я приму вас под крышей дома моего брата-короля?». Я изучил его приемы, его дурацкие неотразимые ужимки, его бездумное кокетство и рефлекторный флирт. Лучше бы он стоял на набережной Сены. Тогда я бы платил ему и наслаждался его телом столько, сколько хочу. Нужно ли мне больше?

В том-то и проблема, что мне нужно большее.

Шико встал и взял свой ноутбук со стула.

— Оставить его вам, чтобы вы почитали, монсеньор?

Анжуйский встал и пошел в спальню. Оглянулся через плечо.

— Как пожелаете. Передайте Келюсу, что я его жду.

На следующий день он исчез.