16. Юность в сапогах [2009 год] (1/2)

Их идиллию нарушили чьи-то тихие шаги. Ваня быстро стал одеваться под одеялом. Олеся, бедная, никак не могла найти своё бельё, поэтому осталась лежать под простынёй.

— Вы куда пропали? Мы уже хотели вас искать, — Даня ворвался к ним. Крайне взволнованный вид друга рассмешил Белова. Олеся открыла рот, чтобы сказать правду, но Ваня спас ситуацию:

— Мы плавали, — не моргнув глазом сказал Ваня. — Не можем что ли?

— Сделаю вид, что поверил, — кивнул Даня. — Пойдём, покурим?

— Не курю.

— Мальборо предлагаю, — с нажимом сказал Даня, помахав красной пачкой. Ваня решил сделать эту ночь экспериментальной во всех смыслах и пошёл курить. Олеся вздохнула с облегчением и продолжила усердные поиски трусов.

Даня протянул сигарету и зажигалку, кратко вводя в табачное дело. Ваня зажёг кончик, вставляя в зубы.

— Было что-то? — Даня искрился, как провод, от восторга и интереса. Ваня кивнул, отправляя облако дыма над рекой.

— Во дела... А я думал, мне показалось, что кто-то крикнул. Как оно? — Продолжал интервью Даня. Но Белов не был настроен на пресс-конференцию, поэтому ограничился горькой правдой:

— Если честно, я нифига не понял. Нет, было круто, но мало. И не так ярко, как в видосах.

— Ааа... Ожидание и реальность? Да там половина приукрашено, понимаешь? Чтобы продавалось, чтоб просмотры были. Так что опираться на такое тупо. Олесе-то понравилось?

— Ещё как.

— Ну и всё. А с чего вдруг вы полезли друг на друга?

— Потому что другой возможности не будет, Дань. Ухожу служить на год. Вдруг она полюбит другого? Хотелось что-то сделать такое...

— В армию?! Нихера... Слушай, с тобой не нужно смотреть «Кадетство». Точно уходишь?

— Батя настроен решительно. Не забудешь же меня?

— Дебил? — Грубо сказал Даня. — Мы с тобой с первого класса, Вань.

Ване стало необычайно спокойно и легко. Пускай и на словах, он получил уверенность, что жизнь не пошатнется за год изоляции в казарме. Всё останется, как прежде. Перед ним стоит задача выжить 365 дней. Всё просто, как дважды два.

***

Теплоход прибыл на место отправки. Выпускники толпой покинули его. Над высокими зданиями дребезжал рассвет. Встречать его всем классом было особенно приятно.

Добивая до конца бутылку итальянского шампанского, ребята пели во всю глотку песни Юры Шатунова. Стояли на Котельнической набережной, обнимаясь и обещая друг другу часто видеться. Жаль, что их иллюзии разобьются об тяготы взрослой жизни.

Ваня даже прыгнул в реку, проплыл метр и вылез обратно, в мокрой рубашке, ложась на руки одноклассников.

Разошлись в семь утра. Каждого забрал богатый папочка на крутых иномарках. А за Ваней приехал Шмидт. Полностью проигнорировал пьяное состояние отпрыска, запах табака. Не его же дело.

А Ваня улыбался блаженно, прокручивая воспоминания. И как же была прекрасна Олеся…

Дома Белов-старший ограничился официальным:

— Здравствуйте, Иван.

«Пошел ты», — хотелось сказать Белову-младшему.

— Здравствуйте.

Пошатнулся предательски, хватаясь за вешалку. Белов понял, что сын пьян и разговоры будут забыты завтра. Просто убедился в правильности решения.

***

Осень 2009.

Проводы Вани напоминали отправления солдатов на войну. Оля плакала, не представляя, как будет без сына год. Лиза же просто крутила головой по сторонам, рассматривая огромные составы на вокзале. Он стал скоплением эмоций людей. Провожающие не могли наговориться, встречающие нежно обнимались. Для фотографа настоящая кладезь ценных моментов.

Доверять тётке из громкоговорителя было бесполезно. Искать платформу и путь пришлось по табло.

На вокзале Оля была сонной тетерей. Два дня она собирала сыну сумки в дорогу, готовила еду: пирожки с капустой, с морковкой, бутерброды, стирала одежду. Белов её ругал, говорил:

— Оля, куда ты ему столько всего собираешь?! Ему выдадут обмундирование!

Клала лекарства, всё, что лежало в домашней аптечке. Белому тоже не понравилось, и он продолжал отчитывать:

— Оля! У них будет госпиталь, лазарет. Пускай пластыри возьмёт и всё. Вот сигареты нужны.

— Ваня не курит! — Ответила Оля так, как будто это была непреложная истина. Белов-младший сидел на диване, равнодушно следя за ними глазами. С такой жизнью он скоро закурит.

— Не для него. Товарищей угостить. Контакты надо налаживать.

Сейчас же Белов-старший держался безэмоционально. Ни радости, ни грусти не было в нём. Просто будто приехал на встречу Госдумы. В голове крутились заезженной пластинкой фразы и обвинения. Белов знал, что когда-то вскроется истина. Сам же Витю учил не лгать Насте о маме. Но оказалось, что даже такой бывалый человек, как Саша, не был готов морально к разоблачению.

На вокзале был Витя с Сашей, Настя с Лизой и Оля. Настю взяли, потому что девочка очень тянулась к Ваньке. И как же хорошо, что никто не догадывался о настоящей природе чувств.

— Ванечка, будь осторожен, — Оля поправляла Ване шапку. — Не ругайся ни с кем. Служи хорошо. Уважай товарищей. Не рискуй. Ждём тебя дома.

Ваня обернулся в сторону отца. Хотелось сказать несколько слов. Белову не верилось, что в такой важный этап он уходит без поддержки папы. Но юношеская гордость помешала пойти на перемирие.

— Не кисни, — сказал Пчёлкин. — Всё не так фигово. И на батю не сердись. Так было надо.

— Ладно, дядь Витя.

Ваня поднял на руки Настю, несмотря на то, что она уже была не такой лёгкой, как при рождении. Настя догадывалась, что её ждёт долгая разлука с Ваней. От того девочка и стала такой тихой, серьёзной.

— Мелкая, слушайся папу и учись на пятёрки, — сказал Ваня, держа в воздухе Настю.

— А ты скоро вернёшься? — Грустно спросила Настя.

— Скоро. И мы обменяемся фишками.

Дольше всего Ваня прощался с Олесей. Здесь Белов-старший отошёл в сторону. Близко подошёл к ограничительной линии, желая обматерить всех вокруг.

Он не верил Красновой. Не верил ни единому слову. Ни слезам на её красивенькой мордашке. Белов хорошо знал людей благодаря бандитизму и политике. Он быстро улавливал подхалимов. Глядя на эту девочку в безвкусном красном платье и сером пальто, Белов знал: она никогда не станет членом их семьи.

Леся не желала отпускать Ваню. Она вцепилась в его форму пальцами, прижавшись к нему так, как могла. Гладила по спине. Она не плакала, совсем. Держалась ли для всех вокруг? Или что-то ещё заставляло прятать слёзы?

Ваня вновь кинул взгляд в сторону отца на краю платформы. Чёрное пятно, не иначе. Саша только сейчас начал понял, что делает. Ему стало невыносимо больно. Треснула маска безразличия. И поэтому Белов спрятался от людей.

— Бать, — Ваня не выдержал, поддавшись импульсу внутри. — Пока?

Ваня тихо подошёл к отцу. Осторожными шагами, как кошка. Внутри него боролось тщеславие и любовь к родному человеку.

Белов обернулся. Хотелось обнять, поцеловать в лоб. Но Саша не изменил принципу «никаких телячьих нежностей». Он подошёл к сыну и положил руку на плечо.

— Знаешь, что Петру Гринёву сказали, когда он пошел служить?

— Бать, не начинай. Я читал Лермонтова.

— Балда. Пушкин это. Ему сказали «Береги честь смолоду». Так вот, Вань. Помни эти слова, пожалуйста.

Времени оставалось критически мало. Будущие солдаты заходили в вагоны. Ваня задумался, что лучше: показать гордость, но уехать с тяжёлым сердцем или разрешить ситуацию? Ведь целый год он будет без связи с семьёй.

И Ваня определился.

— Пап, прости меня за те слова. Я наговорил херни. Я не имел права тебя осуждать. И про маму Насти неправильно сказал…

— Обсудим после дембеля, — отрезал Белов, вновь хмурясь. Ваня отошёл даже, испугавшись такой перемены. Да и время уже подходило: проводница выгоняла провожающих и запускала последних пассажиров. Ваня напоследок обнял маму, сестренку, снова Олесю и только потом зашёл в вагон. Его семья долго стояла возле перрона. Дождались самой отправки поезда, отправляли воздушные поцелуи, махали рукой. Ваня видел, что мама плачет украдкой и отвернулся от окна.

Постепенно огромный вокзал и родные лица скрылись из виду. Поезд набрал скорость. Колёса стали стучать тише. Пейзаж за окном стал размытым. Ваня сидел и смотрел на высокие берёзы и поля. Он взял книжку, но читать её не хотелось.

Внутри было мятежное состояние. Ваня знал, что едет в какую-то другую жизнь. Жизнь от приказа «Рота, подъём!» до «Рота, отбой!». Его дни уже определены уставом, планом, старшиной. Кем угодно.

Ваня слышал разные позиции об армии. Одни отмахивались и говорили:

— Херня. Я картошку чистил год.

Другие говорили о случаях дедовщины. Рассказывали, что новеньких бьют, унижают, говорят с ними на мате. Всё, как в тюрьме. Но не мог же отец собственноручно посадить сына? Он действовал из лучших побуждений. Наверное?..

Ваня отогнал от себя мысли о папе. Было так тяжело, хоть волком вой. Белов не был конфликтным парнем. Находиться в ссоре ему было невыносимо трудно. Этим он пошёл в маму. Но поезд ушёл. В буквальном смысле. Решить проблему можно только через год.

— Слышь, прикурить не найдётся?

Ваня поднял голову. Его окликнул полноватый парень, примерно его возраста. Несмотря на грубую постановку вопроса, лицо не выражало злобу. Белов залез в сумку и отдал сигареты.

— Мальборо… Неплохо, — Парень благодарно улыбнулся, разглядывая нашивку с фамилией. — Спасибо. Как зовут тебя?

Оказывается, сигареты были предлогом для старта общения.

— Я Ваня.

— Я Дима.

С этих слов началась непринуждённая беседа. Форма как-то сблизила и сроднила юношей. Ещё вскрылось, что они оба будут служить в одной части и в ракетных войсках. Дима перебрался из своего купе в Ванино. А тот и рад был — не так одиноко и страшно зато.

Дима Стрелков (интересная фамилия!) родился в Краснодаре, и лишь три года назад его семья перебралась в Москву. По плану родителей, Дима должен был поступить в приличный ВУЗ и работать на крутой должности. Но Стрелков насмотрелся сериала «Солдаты», послушал деда и начал мечтать об армии. Родители очень даже поддержали патриотизм сына и помогли пройти медкомиссию.

В ходе беседы Ваня поймал себя на мысли, что Дима очень романтизирует всё, что связано с службой. Люди в форме были для Димы как Супермены. Дима видел себя с автоматом наперевес, в полях, на учениях. Ваня не имел военного опыта, но предполагал, что иллюзии Димы сгорят, как поленья в костре.

— А ты Белов, да?..

— Ну типа.

— Сын депутата ты, вроде?

— Да, но не парься. Я без звезды в башке, — спешно добавил Ваня. Ему крупно повезло: на верхней полке никого не оказалось. Может, опоздали, может, отказались от поездки — неизвестно. Ваня залез рывком на полку. Вечернее солнце скользнуло лучами по стене плацкарта. В соседнем купе начал плакать ребёнок. Ваня закатил устало глаза. Он уже достал томик «Портрета Дориана Грея», хотел почитать… Не мог сосредоточиться.

Почему-то родители в этом вагоне считали, что дети имеют право кричать и крушить всё вокруг. Ваня терпел, молчал. Но когда ему в дверь прилетело что-то тяжёлое, Белов отложил книгу и приготовился идти и разбираться.

К счастью, проводница сделала замечание и отобрала у него эту задачу.

В остальном, дорога прошла без происшествий. Ваня с Димой поиграли в подкидного дурака, вместе поужинали и ждали прибытия поезда. Наконец, движение стало замедляться. Картинка за стеклом медленнее перемещалась. Несколько последних стуков колёс, резкий толчок (бедный Белов ударился головой об полку. Его комментарий не будем приводить) — и поезд замер. Пассажиры рванули прочь из вагона, будто он охвачен пламенем. Ваня с Димой не торопились и пропустили остальных.

Путь до части оказался неблизким. Ванька думал, что сотрёт себе все пальцы в кровь. Но он ни разу не пожаловался — армия слабых не терпит. Белов решил: если он попал сюда, значит покажет всем, какой он храбрый. Он не опозорит легендарную фамилию и папу-погранца.

Под палящим солнцем голова начала чуть ехать. Невозможно было ничего разглядеть перед собой — лучи ослепляли каждого. Ваня с Димой замыкали строй и тихонько переговаривались, пока им не сделали замечание:

— Отставить разговорчики!

Парни тут же сделали самое смиренное лицо и не издали ни звука. И вот, долгие странствия были завершены. Ваня увидел свой дом на ближайший год. Казарма ничем не отличалась от классической: четыре этажа. Если верить услышанной информации, на каждом могли разместиться сто двадцать человек.

Ваня ожидал худшего, но ему понравилась обстановка в казарме. Был даже какой-то своеобразный армейский уют. Пол состоял из досок. На койках ничего, кроме матраса, подушки и простыни не было. У каждой из них стояли маленькие тумбочки. На широких окнах висели тонкие занавески. С центра стены на новоприбывших смотрел Александр Суворов. Ваня его узнал благодаря рассказам отца.

Первый день в армии Ване запомнился беготнёй по врачам в санчасти. Сначала он ждал своей очереди на улице. Там хотя бы был свежий воздух и раздолье. Белов искренне не понимал, зачем нужен повторный осмотр, если они и так прошли медкомиссию. Возражать он, однако, не стал.

При осмотре вещей Ванька потерял все вкусности, которые ему приберегла мама. Пирожки и сладости остались у ефрейторов.

— Но вроде же это не запрещено, — попытался сказать Ваня. Строгий, суровый взгляд военнослужащего заставил пожалеть о своих словах. После него Ваня был готов отдать не только пирожки, но и последнюю одежду.

— Во-первых, нам негде хранить твои хлебобулочные изделия. Во-вторых, нельзя всё равно. Роскошь закончилась, голубчики. Теперь только еда из столовой.

— Понял.

Изъяли мыло, выдали казарменное. Также у Белова отобрали телефон, потому что он имел доступ в Интернет. Вместо него Ванька получил кнопочную «Нокиа». Белов этому очень огорчился. Ему хотелось хотя бы иногда переписываться с Олесей во «ВКонтакте». Ваня не мог представить себя без Интернета.