3. Спасение [2004 год] (2/2)

— Мы не забираем ребёнка, если не видим открытой угрозы жизни. Допустим, отец пьяный лежит неделями, или дочь заперта, без еды и воды. У вас мы такого не видим. Однако повторные проверки будут проведены.

Холодное оружие в доме находится в шаговой доступности от девочки. Вы разговариваете на блатном жаргоне, ваша дочь смотрит канал, где зачастую проскакивают клипы с эротическим содержанием. Также Настя разделяет плохие моральные ценности и боится незнакомых людей. Вы много пьёте, что было видно по мусорному ведру. В квартире грязно, пыльно, что вредно для девочки.

— Ребят, ну вы чего? Ну послушайте... Да, я облажался, это первый ребёнок, я учту и исправлюсь... — Молил Витя, чуть ли не плача. Последнюю радость в его жизни отнимали. Витя не мог так просто отдать Настю.

— Мы понимаем, что это первый ребёнок, но игнорировать вышеупомянутые факты нельзя. Акт проверки направим в органы опеки. Также мы даём вам направление к психологу, потому что мы видим, что вы нуждаетесь в этом, — Проверяющая что-то подписала и вручила бумагу Вите, который был готов упасть на пол от отчаяния. Он вкладывал все силы в воспитание девочки, и лучше не становился.

Витя попрощался с сотрудниками. Настя покрутилась перед зеркалом и спросила у папы:

— А что значит огнестрельное оружие?

***

Белов посмотрел на часы, дождался примерного окончания проверки и позвонил тут же.

— Как всё прошло?

Проверяющая изложила увиденное, поделилась выводами. В целом, её тон был доброжелательным.

— Вы же не забрали ребёнка, как мы договорились? В любом случае Анастасия должна остаться с Виктором.

Саша специально контролировал игру и не доводил её до критической точки. Витя бы окончательно сломался.

— Мы так и сделали. Поэтому ждём вторую часть оплаты.

Белов недовольно цокнул, порылся в бумажнике и договорился о месте передачи денег.

***

Естественно, что и требовалось ожидать, Витя тут же помчался к Белову, чтобы лично высказать претензии. Он не мог поверить, что его друг стал доносчиком. Вместо того, чтобы протянуть руку помощи, тянет на дно.

Слава Богу, машину вёл Шмидт. Иначе Пчёлкин бы угодил в ДТП. По пути он хватался за голову, бился ногами об пол и сквозь зубы рассказывал, куда стоит пойти Белову, какой он человек (плохой, естественно), и какие ужасные вещи он делает. Витя сжал кулаки. Кожа под массивными перстнями побледнела.

Витя добрался до квартиры Саши. Стоило Саше открыть дверь, как Витя тут же схватил его за воротник и прижал к стене лестничной площадки.

— Какого хуя ты это делаешь?! Что я тебе плохого сделал? Что я не так делаю?! Я сам разберусь с Настей, как её воспитывать и зачем! Ты зачем лезешь? У меня едва ребёнка не отобрали, из-за тебя!!! — Витя тыкал в грудь Белому. А тот — хоть бы хны. Уставился в упор на Витю, будто тот — редкий музейный экспонат, и даже бровью не повёл.

— Витя, по-твоему, показывать пятилетней девочке «Ворошиловского стрелка» — нормально?! Нормально бухать несколько дней, бить ребёнка?! Ты совсем попутал границы, я тебе просто указал на это!

Витя освободил Сашу от мертвецкой хватки.

— И потом, Пчёлкин, вспомни двухтысячный. Когда только вскрылся факт убийства Фроловой. Ты также ушёл в запой, и вспомни наш разговор тогда. Я тебе сказал, что если ты будешь пить, я позвоню в органы опеки. Было такое?!

Витя с неохотой кивнул, не найдя аргументов против. Витя положил руки на колени, нервно засмеялся и сказал то, что можно считать исповедью.

— Да!.. Я явно конченый человек. Достиг дна, не смогу с него подняться. Я дерьмовый друг. Вспомни, как я дал повод заподозрить меня в предательстве. Я дрался с Космосом из-за бабы. Я дерьмовый муж. Не смог объяснить жене, что лететь в Чечню это ебаный абсурд. Всё, что я успел получить в качестве супруга — первую брачную ночь. И всё. Я изменял. Я насиловал. Я бил. Я унижал словесно. А теперь я херовый отец. Была надежда, что я спасу Настю, искуплю грехи, но... — Витя махнул рукой, оперевшись спиной об стену. Исповедь забрала все силы. — Хер там плавал, я и отец никудышный. С родителями не общаюсь, как и сын не удался. Всё! Всё, Саша! Мне нужно сдохнуть. Пойду застрелюсь, к чёртовой матери. Спасибо, что открыл глаза на мою сущность.

— Стоять! — Саша развернулся и попытался схватить Витю за свитер, но опоздал на миллисекунду. Пчёлкин влетел в квартиру, открыл шкаф с оружием и достал пистолет.

— Ребёнка напугаешь! Успокоился быстро! — Выкрикнул Саша. Одним ударом он выбил пистолет и посадил друга на диван. Настя раскрашивала рисунки, поэтому она не прибежала на крики в комнате. Саша сделал несколько глубоких вдохов, прикрыв веки. Витя закрыл покрасневшие лицо ладонями. Ему было невыносимо дурно от себя самого, и выход был один — в загробный мир. И неважно, что Витя лишит себя жизни сам, за что отправится в Ад. Жизнь ничем для него не отличалась.

— Вить, послушай меня сейчас внимательно, — начал Саша, собравшись с мыслями и садясь к Вите. — Я прекрасно понимаю, как тебе тяжело. Я бы на твоём месте лежал бы уже в дурке. Ты пережил многое для своего возраста. Но это не повод заливаться алкоголем. Тебе пора признать тот факт, что Юльки больше нет, — Саша отвернул голову. Непоколебимый голос дрогнул на последних трёх словах. Витя вскочил и зашипел:

— Заткнись, урод!!!

— Не заткнусь! Потому что тебе все вокруг хотят сказать то, о чём я сейчас буду говорить! Ты будешь слушать меня, потому что я крёстный отец Насти и твой брат, друг! — Саша толкнул Витю на диван, надавив на плечо. — Да, Юли больше нет. Но это не повод сдаваться и ставить на себе крест. Тяжело, не спорю. Но ты должен держаться ради Насти, ради Юли. Она смотрит на тебя с небес. Как ты думаешь, она довольна тобой сейчас?

— Не верю я в эту хуйню про Бога, Рай и Ад! Нет Бога, Белов! — Витя расстегнул рубашку и раздвинул её края, показывая отсутствие нагрудного креста. — Я отказался от этой всей параши в 2000. Бог бы не допустил того, чтобы девочка росла без матери!

— Не перебивай меня! — Белов еле сдержал порыв втащить Пчёлкину. — Ты слишком строг с Настей. Я понимаю, ты пережил девяностые и хочешь отгородить Настю от всего ужаса, который ты видел. Но тем самым ты сделаешь её неврастеником, который будет бояться всего на свете. Она не будет счастлива. Ты просто не видишь границ воспитания, и это совершенно нормально. Тебя просто некому направить. Поэтому просто позволь нам давать тебе советы и помогать.

Витя молчал. Его руки, скрещенные на груди, расслабленно егли на колени.

— И последнее. Ты должен признать то, что тебе нужна помощь. Тебе пришлось нелегко, даже очень. Даже я, будучи криминальным авторитетом, не могу сказать, что столкнулся с сложностями такого масштаба. Ты был в Аду. Ты должен обратиться к психологу, Пчёлкин. Я понимаю, что тебе кажется, что ты мужик, и западло идти к мозгоправу. Для тебя это также унизительно, как для зэка удовлетворить женщину языком. Но ты должен признать факт того, что тебе нужно разобраться в себе. Я очень рад, что в своё время Оля меня направила. Я бы ломал близких дальше.

Возможно, твоё жёсткое воспитание связано ещё с тем, что тебе больно, и ты не можешь справиться с тем, что у тебя внутри. Ты в агонии, и это абсолютно нормально. Поэтому тебе нужно разобраться с тем, что у тебя внутри. Ты не будешь один в переломный момент. Мы с ребятами будем сопровождать тебя на приёмах.

— Тебе реально помогла та баба из Германии? — Витя подпёр большим пальцем подбородок. Мало-помалу он принимал необходимость психологической помощи, потому что видел в этом мотивацию — Настино счастье.

— Очень. Сейчас мало толковых психологов, одни шарлатаны. Но эта тётка реально понимает, как и что надо исправлять. Ну что, ты готов?

Витя стучал пальцами по коленке, проигрывая в голове слова Белого и обдумывая своё состояние с смерти Юли. Всё говорило о том, что Саша прав. И Пчёлкин решился: пожал руку Саше и твёрдо заявил:

— Да, я согласен.

— Наконец-то, — Белов обнял Пчёлкина. Те объятия для него были особенно тёплыми, потому что они ознаменовали начало новой жизни без скорби и душевных мук.

— Саша, обещай мне, что Настю не заберут у меня. Поклянись её здоровьем.

— Клянусь. Я понимаю, что Насте в детском доме будет хуже. Но показать то, что будет, если ты и дальше будешь бухать было необходимым.

Настя вбежала в комнату. В руках она держала медвежонка. Увидев обнимающихся папу и дядю Сашу, она добежала до них и, как смогла, обняла мужчин своими маленькими руками. Появление малышки сделало объятия более тёплым.

***

Витя несколько раз предлагал отменить приём у психолога. Ему было мучительно страшно. Колени подкашивались. Витя пытался в голове придумать примерный рассказ о своих проблемах, но получалась какая-то белиберда.

— Саша, давай не будем.

— Витя, надо.

Слово «надо» у Белова было не то, что железным. Оно было крепким, как алмаз. Если Белов давал слово, он его сдерживал, чего бы этого не стоило. Именно это и помогло ему стать депутатом. Саша много говорил в своих предвыборных речах о том, что нужно быть ответственным. Вопреки ожиданиям людей, Саша придерживался своих принципов и после победы.

— Саша, я буду выглядеть полным идиотом. Что говорить? Вот ты ей чё говорил? — Витя подлетел к Саше, пытаясь выведать информацию. Витя хотел хотя бы какого-то совета.

— Пчёлкин, это не алгебра, где есть правильный ответ. У нас с тобой разные, слава Богу, проблемы. Чё ты волнуешься, сел, рассказал, что происходит и всё. Она уже с тобой будет разбирать твои реакции.

— А она может пойти с этим на телевидение?

— Не имеет права.

Это уже обнадёжило Витю. Но не сняло полностью его волнение. Саша позвонил Филу и уточнил, заберут ли они Настю на время сеанса. Валера с радостью согласился.

С Пчёлкиным в кабинет вошла почти вся четвёрка, за исключением Филатова. Когда Витя увидел психолога, волнение улетучилось.

Девушка лет двадцати пяти сидела за деревянным письменным столом. На книжных полках были редкие издания обо всех областях психологии: социальной, возрастной, семейной, даже военной. Последнюю Витю покоробило, и он резко отвернулся от мини-библиотеки.

Специалист сидела в розовом платье, которое доходило до колен и в сером пиджаке. Если бы не этот элемент одежды, Витя бы принял её за школьницу. На маленьком, аккуратном носике были очки в круглой оправе. Светлые волосы убраны в пучок.

— Так, что это за группа поддержки? — Ласково заговорила она. — Александр Николаевич, заберите ваших друзей. Я всё-таки хочу поговорить с Виктором Павловичем одна.

— Да, нет, а... — Витины движения руками приобрели нервозность. Он поправил галстук. — Они просто довели меня до... Кабинета.

Саша вместе с друзьями вышел из помещения. Ребята пошли курить. Морозный воздух не щадил их лица. Холод пробирал насквозь. Щёки стали под стать Деду Морозу.

— Можете меня не бояться, я не кусаюсь. Чай, кофе?

— Водки бы выпил... — Брякнул Витя, потеряв субординацию. Он сел, сцепив ладони в замке. Психолог рассмеялась, и Вите стало легче. Неловкость между ними исчезла.

— Меня зовут Алёна Сергеевна, я психолог с пятилетним стажем, проходила практику в немецких психологических центрах. Написала две диссертации, в процессе третья.

— Вы же по мне не намерены писать диссертацию?

Витина попытка в юмор выглядела как туфли на каблуках в феврале. Но Алёна Сергеевна улыбнулась.

— Если ваш случай покажется интересным, то с вашего разрешения я его опишу в научной работе. Рассказывайте, что вы чувствуете, что вас тревожит. Эта информация будет между нами.

— Вы же знаете всё. О том, что меня тревожит, говорят все СМИ уже пять лет, — Витя закинул руки за голову. Алёна Сергеевна ухмыльнулась. Она любила пациентов, которых нужно распутывать.

— Я хочу услышать ваше видение проблем. Потому что так я пойму, на чём сделать акценты.

Витя вздохнул тяжело, прокатив ручку на столе до самого конца. Вот он и дошёл до той части, к которой был совершенно не готов.

— Я не могу справиться с утратой жены. Я почему-то жду, что она вернётся из командировки, хотя сам лично целовал ей лоб на похоронах. Мне плохо. Я скучаю по ней. Я не верю, что её нет. Соответственно, я не могу построить счастье с другой. Я любое общение с женщиной воспринимаю как измену Юле. Я не могу возобновить... Половую жизнь, так скажем, — Витя усмехнулся. — Я пытался, пару раз, по пьяни, но не сложилось. Как вот перейти этот этап?.. Ещё во мне столько боли, злости, агрессии, я не знаю, как с этим бороться.

Алёна Сергеевна кивала, активно фиксируя рассказ в блокноте. Ручка всё активнее делала взмахи. Она внимательно слушала клиента, кивая. Видя интерес, Витя стал увереннее делиться тем, что внутри.

— Я везде жду подвоха, предательства, живу в режиме повышенной готовности. Это связано с тем, что я жил в девяностые, они... Проехались по мне просто, как... — Витя провёл ладонью по воздуху. — Ну в общем...

— Я знаю, что вы были в криминале. Александр Николаевич говорил об этом. Мне не интересно сдавать Вас полиции, Виктор Павлович. Я всего лишь психолог, меня интересует не ваша история с законом, а процессы, происходящие в вашей психике.

— Я когда-нибудь смогу стать счастливым? Моё одиночество закончится?

Витя тут же пламенно поспешил исправиться, добавить несколько пояснений:

— Я имею в виду... Я знаю, у меня есть друзья, дочка, но когда я прихожу в квартиру, и я слышу тишину, она давит очень. Я срываюсь на всех. Сейчас Настя круглосуточно со мной, она в садике. Я реже её туда вожу, чтобы она была со мной. Но скоро Настя пойдет в школу. И... Что тогда? Она не сможет пропускать занятия, соответственно, я буду один.

— Я уже примерно поняла вашу ситуацию, Виктор, — Алёна Сергеевна положила блокнот на стол. Витя наклонился, чтобы изучить записи. Девушка убрала ловко блокнот.

— Вы слышали о пяти стадиях принятия горя? Их вывела Элизабет Кюблер-Росс, на основе своих исследований. Первая — отрицание, потом гнев, торг, депрессия. Вы сейчас на четвёртой стадии.

— Торг это что? Я не очень понял. Это типа ты платишь за что-то?

Алёна Сергеевна помотала головой.

— Вы начинаете прикидывать другие варианты исхода, думать, а что было бы, если бы я так не сделал. Возможно следование ритуалам, обрядам. Люди делают странные вещи, пытаясь вернуть близкого человека.

— У меня было такое. Я задавался вопросами, что было бы, если бы я не пустил Юлю в Чечню. Я считал, что я... Виноват.

Это открытие стало для Вити шокирующим. Если бы его спросили, что он чувствует по отношению к Фроловой, то он бы назвал любовь и тоску. Но то, что он винит себя и стыдится, было от него скрыто.

— Я виню себя за то, как я вел себя в отношениях с ней и за то, что позволил улететь.

— Вашей вины нет. Если Юлия вас простила и пошла с вами дальше, значит, она не видит вашей вины. А по поводу отлёта... Это приказ. Она не могла его ослушаться. Это было бы чревато увольнением. Вы бы сломали ей мечту. Вы не могли поступить по-другому.

Испытываемый по отношению к ушедшему гнев – это психологическая реакция, которая «разгружает» напряженную психику и помогает пережить смерть близкого человека. Как подъем температуры указывает на проблемы с физическим телом, так рождающийся в глубине вашей души гнев сигнализирует о нарушении психического баланса.

Любая потеря приводит нас в ярость. Мы не хотим терять нашу иллюзорную уверенность в том, что именно мы контролируем нашу жизнь и можем предвидеть ход событий. Когда же потеря слишком велика, то у нас бессознательно реактивируются примитивные страхи беспомощности и заброшенности. Гнев помогает нам не сойти с ума и пережить этот сложный период с минимальными потерями.

— То есть нормально, что периодически меня злит Юлин поступок, хотя о мёртвых либо хорошо?.. — Пчёлкин ещё сильнее стал слушать женщину. Её слова облегчали боль.

— Я не могу выдать Вам индивидуального рецепта, который мгновенно смягчит боль. Моя задача — снять напряжение и помочь жить дальше. Первое, что вам сейчас нужно сделать — отпустить Юлию. Возьмите листочек бумаги, напишите последние слова для неё, съездить на кладбище, оставьте там письмо. Уберите её вещи, если храните одежду, можете пожертвовать для благотворительности...

Никогда в жизни», — Пчёлкин сразу отсёк последний вариант. Мысль про разбор вещей Юли заставила сжиматься желудок от страха.

Витя не трогал Юлину часть шкафа, свято веря, что однажды Юля вернётся и наденет свои лучшие платья, туфли, ордена, награды, воспользуется своими духами. Чего греха таить — иногда Витя прыскал на себя парфюм Юли, на одежду, чтобы вдохнуть её запах и представить, что их не разделяют разные миры.

— И не бойтесь проговаривать, проживать свои эмоции. У вас работает барьер — я мужик, но это бред. Вы человек, в первую очередь. Все невысказанные чувства выливаются в болезни и психические расстройства.

Витя весь сеанс отрицал этот тезис, но сейчас начал к нему прислушиваться. Он понял, что его вспышки агрессии происходят из-за того, что боль не находила отражение в реальности. Всё было так просто, но Витя не смог дойти до разгадки сам.

— Сначала Вам нужно проработать травму из-за жены. Это самая большая ваша проблема. Только после этого мы можем заняться последствиями девяностых, — Психолог ответила на немой вопрос Вити. Пчёлкин понимающе кивнул, пожав плечами:

— Ну Вы светило науки, вам и решать, куда, как и когда... — Витя усмехнулся. Алёна Сергеевна поступила также. Она незаметно отзеркаливала своего пациента: Витя подпирал голову ладонью — она делала то же самое. Таким образом, Витя чувствовал себя в разы комфортнее.

Они разговаривали ещё несколько часов. Алёна Сергеевна беспощадно вытаскивала на свет всех душевных скелетов Вити, которых он прятал в железном сейфе с десятью замками и паролем из ста символов. Витя неохотно, но всё же сдавал всё, что было.

Но пришло время расставаться. Закончилось отведённое на первую встречу время. Алёна Сергеевна посмотрела в блокнот и поняла, что скоро придёт следующий клиент.

— Сколько я Вам должен?

Уж что, а Витя сумел сохранить трепетное внимание к финансам. Такова была его должность. Ещё повлияла годовая жизнь в Германии: немецкая практичность и пунктуальность вошли в кровь Пчёлкина, вместе с пивом.

— Мне уже Ваша секретарша передала оплату, не беспокойтесь. До встречи. Помните, что должны сделать?

— Ага, — Пчёлкин кивнул, попрощался с психологом и покинул кабинет. Алёна Сергеевна поймала себя на мысли, что смотрит ему вслед.

Витя прошёл по длинному коридору, прямиком до своих друзей, которые играли в камень-ножницы-бумага.

Пчёлкин чувствовал себя так, будто пробежал длиннейший в истории марафон, без перерыва, возможности глотнуть хотя бы немного воды. В голове появилась какая-то пустота. Витя вновь начал вспоминать дни, которые он провёл с Юлей. Пчёлкин просто надеялся, что через обострение наступает выздоровление, которого он ждал долгие годы.

***

Придя домой, Витя стал свидетелем очередной Настиной шалости. Девочка залезла в косметичку матери и навела боевой раскрас на своём лице. Веки накрашены ярко-синими тенями, губы жирно накрашены несколькими помадами сразу, румяна сделали из ребёнка Деда Мороза.

— Настя! Ёб... Ё-моё, — Витя схватил Настю на руки и покрутил на свету. — Это чё такое?

— Я хотела быть модной, как Стелла, — пискнула Настя. — Папа, я модница?

Настя хитро, будто лисица, улыбалась. Похоже, она не испытывала ни капли вины. Девочка ещё и беспорядок устроила: на кровати лежала палетка, зеркальце, лаки для ногтей, на полу раскрытые помады.

Витя сделал глубокий вдох. Хотелось орать, долго, ругать и отчитывать. Пчёлкин злился даже не на факт макияжа: здесь ничего страшного не произошло. Витю раздражало то, что Настя дотронулась до Юлиных вещей.

— Я тебе говорил не трогать мамину косметичку? Вот приедет мама из Америки, что она скажет?

Настя тут же поникла. Уголки неумело накрашенных губ опустились, на глаза набежали слёзы. Настя испытывала стыд перед мамой, которая была чем-то вроде безмолвного, далёкого судьи. Её нужно было слушаться, но её никогда не было рядом.

— Папа, давай мы маме позвоним и расскажем всё! Пожалуйста, скажи ей, что мне стыдно! Я не хотела, я не знала, что нельзя трогать косметичку! Просто я хотела быть красивой! — Настя сорвалась и заплакала, размазав тушь по лицу.

— Я тебе говорил не трогать вообще мамины вещи! Косметичка тоже входит! Настя, голову включай! — Витя постучал кулаком по голове. — И не надо ныть, объясню я всё матери. Просто... Больше так не делай, ладно?

И лишь Витя будет знать, как ему было тяжело совладать со своими эмоциями, как тяжело было не включить грозного отца, который включил «Стрелка», наорал, ударил... Настя села к отцу на коленки, крепко обнимая и шмыгая носиком.

***

То утро ничего не должно было перевернуть. Обычный подъём в восемь утра по будильнику — у Вити была пресс-конференция и брифинг, а у Насти — мультики и прогулки в детском садике. Настя с трудом натягивала колготки, путая ноги. В конце концов, девочка уснула, сидя в одной колготине. Витя гаркнул на Настю и сам начал одевать её, иначе бы это не закончилось до второго пришествия.

Настя поехала на машине со Шмидтом. Она очень его любила, особенно его лысину. Она забавляла Пчёлкину, поэтому она мучала отца вопросами, почему у Шмидта нет волос. А ещё он для Насти был большим, добрым великаном, который по первому сигналу удовлетворит любую хотелку. Настя хочет мороженое? Окей. Настя хочет сказку? Ладно, придумаем что-нибудь. Насте скучно? Станет её тамадой. И не дай Бог Настя заплачет или чем-то будет огорчена!.. Витя устроил бы всем Судный день.

Однажды Настя приехала домой с царапиной на лбу. Обычное, казалось бы, дело. Неглубокое повреждение, даже без кровоподтёков. Настя просто ударилась, пока садилась в машину. И сколько же всего выслушал в свой адрес бедняга Шмидт!.. Мы не станем цитировать эту гневную речь.

Поэтому сейчас Шмидт аккуратно закрыл дверь за девочкой, застегнул несколько ремней безопасности и через зеркало следил за Настей. Она играла в куклы и рассказывала истории.

Витя посмотрел бумаги, собрал их в портфель и поехал с личным водителем на работу. Скучающим взглядом смотрел на бегающих по своим делам людей, на виды городских джунглей, выученные наизусть.

Витя вышел из машины и увидел возле дверей девушку с блокнотом и ручкой в руке. Что-то болезненно кольнуло в сердце Вити. Юля всегда говорила, что журналисту нужен нюх на новости, блокнот, ручка, диктофон и амбиции.

Казалось бы, ну стоит журналистка возле здания Государственной думы. Обычная ситуация. Это место, где можно откопать золотую сенсацию. Но что-то Витю подтолкнуло на то, чтобы спросить:

— Вы что-то хотите спросить?

Девушка дёрнулась, испугалась, поправила куртку.

— Нет. Я просто должна была взять комментарий у одного человека. Ваше лицо мне знакомо. Мы нигде раньше не встречались?

— Да по телеку видели, наверное. Я министр финансов. Кого вы ищете?

Витя рассматривал девушку. До этого момента после смерти Юли он видел в женщинах бесполых существ. Но сейчас он обратил внимание на внешность девушки.

Аккуратно уложенное каре, куртка, под ней торчит конец юбки, каблуки. Очки в строгой оправе, за стеклом скрывались большие, задумчивые глаза. Она держалась скромно, обнимала себя одной рукой и стеснялась посмотреть в глаза Вите.

— Александра Николаевича Белова. Он когда придёт?

— Через часик подъедет. Я Вас проведу, хотите? У вас же есть типа корочки, я забыл, как эта херня называется, — Витя показал в воздухе прямоугольник и девушка поняла, о чем речь.

— Журналистское удостоверение. Есть оно, — она открыла ксиву и показала. Витя узнал, что девушку зовут Евгенией Морозовой.

— Если что, звоните мне, — Витя отдал визитку. — Я помогу пообщаться с Сан... Александром Николаевичем.

Евгения благодарно кивнула и быстро ушла. Витя только сейчас будто очнулся, чувствуя, что что-то надломилось внутри. Сердце явно ощутило присутствие Юли.