Часть 11 (1/2)
Ки Хун, прикрывая Ен Иля от томительного света, осторожно ввел его в мрачное помещение. Воздух внутри был насыщен легким запахом дезинфицирующих средств и привкусом неопределенного страха, как если бы это место хранило в себе множество недосказанных историй и переживаний. С высокими потолками и темными стенами пространство напоминало не столько медпункт, сколько личный кабинет, где решаются судьбы — жестоко и бескомпромиссно.
В центре комнаты на стене висел телевизор, черный и безжизненный, зловещее око, готовое следить за каждым движением. Напротив него стояло одинокое кресло с потертой кожей, выглядящее так, словно ждало своих жертв.
В углах комнаты стояли охранники — два треугольника, бесстрастные и холодные, они наблюдали за происходящим с неподражаемым равнодушием.
Ки Хун аккуратно приподнимает Ен Иля и садит в кресло.
— Что это за место? — с наигранным интересом спрашивает Ин Хо, не подавая виду, что был здесь сотню раз.
— Не знаю, — сжатым голосом отвечает Ки Хун.
Когда охранник приносит бинты, Ки Хун не может сдержать тревогу, нараставшую в его груди. Он обращается к охраннику с настоятельной просьбой вызвать доктора, но тот лишь безразлично поднимается, оставляет поднос с медицинскими принадлежностями на столике возле пустого стакана и, не сказав ни слова, уходит, прихватив с собой двух остальных комбинезонов.
— Прошу немного потерпеть, — говорит он, стараясь придать своему голосу уверенности, хотя внутри у него бурлит пьянящий коктейль из волнения и страха.
Пригладив волосы на лбу, он берет с подноса флакон с антисептической жидкостью. С трепетом он опускается на колени между ног Ен Иля, его сердце колотится от страха и ответственности.
Осторожно приподняв край футболки, Ки Хун капает пару капель на воспалённую область, и немедленно по ране разносится белая шипучая пена. Реакция последовала мгновенно, создавая ощущение, что время замерло. Шумное дыхание и звук пузырьков, разбивающихся о кожу, заполняют пространство, словно создавая музыкальный аккомпанемент для этого волнительного момента.
— Больно? — спрашивает Ки Хун, убирая излишки шипучей пены рукавом собственной куртки. Его голос дрожит, он пытается скрыть собственное беспокойство.
Ин Хо коротко отвечает:
— Нет.
Его слова звучат как холодный ветер в осенний день — лаконично и безразлично. На самом деле он не чувствует ни боли, ни дискомфорта, и, охваченный внутренним напряжением, не хочет чувствовать ничего, пока 456-й обнаруживает его в этом уязвимом состоянии. Единственное, на что Ин Хо может обратить внимание, — это легкое волнение, которое пронизывает его вдоль позвоночника, словно электрический импульс. Он бессознательно напрягается под чужими прикосновениями, но одновременно позволяет Ки Хуну взять на себя всю заботу о нем, погружаясь в полное доверие.
В его мыслях возникает обостренное осознание того, каковая это — быть беспомощным, но одновременно и надежным. Ин Хо ложится на спинку кресла, его тело расслабляется в ласковых касаниях Ки Хуна, как будто это простое действие может снять все бремена, которые он несет. На мгновение между ними устанавливается тонкая нить доверия, и эти мгновения становятся территорией безопасности в их хаотичных жизнях.
Ки Хун вновь погружается в работу, его руки действуют решительно и уверенно, в то время как он наблюдает за 001-ым, просматривая мимику его лица и ищет подтверждение, что всё под контролем. Это его время заботы, его шанс показать, что он может быть сильным, даже когда мир вокруг рушится.
— У тебя есть шрам? — неожиданно спрашивает Ки Хун дрожащим от любопытства голосом..
Он скользит пальцами вдоль выпуклой линии, осторожно, почти благоговейно, словно представляет, что касается чего-то священного. Его пальцы легки, но проникают в глубину воспоминаний, вызывая в Ин Хо первые сложные эмоции. Глаза Ин Хо открываются, но он избегает взгляда на свою кожу, сосредоточив внимание на потолке, ясном и пустом, как его мысли в этот момент. Он проглатывает комок, который поднимается в горле, и тихо отвечает:
— Да.
— Что случилось? — Ки Хун продолжает исследовать поверхность шрама, его пальцы проходят в поисках ответа, пытаясь осознать боль, скрытую за этой линией.
Ин Хо замедляется, замирая, он ищет слова, которые могли бы передать всю тяжесть его прошлого, всю значимость своего поступка. Его голос становится тихим, он не желает привлечь к себе лишнего внимания.
— Это произошло очень давно. Я... — он делает паузу, собирая мысли, которые разбегаются, как вспугнутые птицы. — Стал донором.
Ки Хун не может сдержать удивление, которое раскатывается в его сердце.
— Это... очень сильный поступок... — его слова обнимают Ин Хо, наполняя всю ситуацию новыми оттенками.
Поглаживания пальцев прекращаются, и Ин Хо буквально ощущает, как вокруг него нарастает нечто — исцеляющая энергия, страсть, значащая что-то большее, чем просто физическая связь. Он становится готов на множество вещей и жестов, только бы вернуть это теплое ощущение на своей коже, только бы снова окунуться в нежность этого момента. Но вместо мягких подушечек его ждут внезапные прикосновения — холодные и сухие, непривычные.
Бинт...
Смутившись, 456 осторожно берет в руки рулон бинтов, его движения не торопливые, но уверенные. Он разворачивает сверток, тщательно подбирая каждое движение и прикладывает бинт к ране. Ин Хо внутренне напрягается, ожидая дискомфорта. Но чужие прикосновения нежны, мягко вплетаясь в эмоции, которые переполняют пространство. В этот момент Ин Хо осознает, что шрам — это не просто физическая метка, это история, фрагмент его жизни, которую он готов делить с тем, кто рядом.
Взгляд Ин Хо наконец спускается вниз, встречая глаза Ки Хуна, полные искреннего интереса и понимания. Они оба осознают, что этот момент становится важной частью их общей истории, которая только начинается, и затянутые бинты становятся символом не только физического восстановления, но и эмоциональной связи, которая формируется между ними.
Ки Хун медленно обворачивает бинт вокруг талии Ен Иля, его движения точны и аккуратны, как у хирурга, выполняющего деликатную операцию. Каждое прикосновение к белой ткани наполнено заботой. Он замечает, как красное пятно, стекавшее с раны, постепенно исчезает под слоями бинта, и волнение перестает наполнять его грудь. Наконец, он рвет ткань и завязывает ее плотным узлом.
Этот момент оказывается слишком интимным, он вызывает в остатках души Ин Хо настоящий лепет. Осознание того, что 456-й сидит перед ним, покорно присев на колени, словно собака, получившая команду ”сидеть”, поражает его до глубины. Это не просто акт подчинения; это проявление доверия, о котором он даже не осмеливается мечтать. Все внутренности сжимает неосознанное желание продолжать эту близость, изучить феномен покорности, который заполнил пространство между ними.
Его ладонь открывается, как цветок, распускающийся после долгой зимы. Он тянет руку, исследуя границы этой новой, непривычной связи. В это мгновение Ки Хун забывает о мире вокруг, о том, что они оказались втянутыми в хрупкий баланс между болью и исцелением. Прямо перед ним — этот человек, живая метафора жертвы, обретение которого внезапно становится его собственным спасением. Действие происходит стремительно. Обе руки Ки Хуна накрывают ладонь Ен Иля, собирая их вместе в замок, и он сжимает их, боясь отпустить. Это прикосновение обжигает. Они словно вступают в танец, где каждый движется в унисон.
— Мне так жаль... — произносит 456-ой с твердостью, перебарывая собственные слабости. — Мне так жаль, Ен Иль... — его голос теряется в тишине, но эти слова наполнены всем страданием, которое он несет в себе. Он наклоняется ближе, его лоб касается общего замка из рук. — Вас ранили из-за меня. Это я виноват. — В его голосе слышится искренняя боль. — Простите, простите меня... Я не думал, что Чон Бэ способен на такой мерзкий поступок.
Слова звучат как заклинание, молитва за прощение, как будто он надеется, что они могут каким-то образом облегчить бремя, лежащее на его совести. Он не ищет оправданий; его грудь сжимается от чувства вины, которое поднимается, как черные волны на бурном море.
— Простите... его... и меня, — шепчет он с отчаянием, — за то, что заступался за него, за то, что обвинял вас.
Несмотря на все эти слова, в воздухе витает чувство надежды и возможности. Ки Хун вдыхает; он чувствует, как раны заживают не только у Ен Иля, но и у себя — через понимание, урок, который они оба получают в этом трагическом танце. Смерть матери по его вине, смерть друга - от его рук, смерть человека совершенная его руками. Раны Ен Иля, принесенные от его бездействий.
— Я вас никогда не винил.
Зависимость...та форма преданности, о которой мечтает Ин Хо...Почти потеряв его, Ки Хун стал зависим. Бесподобно.
Ин Хо раскрывает ладонь, и этот жест словно дает Ки Хуну обещание. Он прижимает губы к его коже, пытаясь уловить запах пота, который становится сладким в сочетании с тёплой плоскостью ладони. Он перебирает пальцами каждый сустав, задолго до того как снова найдет себя, опираясь на эту трепетную руку, изучая каждую извивку и каждую линию, которые как будто указывают на их совместное прошлое. В каждой из этих трогательных встреч мужчина созидает момент, полного доверия.
— Простите... простите... простите...
Все тело тает от этих маленьких соприкосновений. Электрические импульсы расходятся по всей территории его существа. Это лучше любого интима какой только был в его жизни...Держать человека собранным только с помощью его зависимости от твоих слов...Ин Хо издает тихий звук, когда губы Ки Хуна проходят от ладони, к его животу, поднимаются вверх по шраму и снова спускаются, обнимая рану, заполняя пространство, где царит боль.
Слепое обожание собакой своего хозяина.
Не достает лишь одного.
И Ин Хо намерен исправить данное недоразумение. В этот момент, когда инстинкты переплетаются с эмоциями, 001 обхватывает голову Ки Хуна своей рукой и тянет его на себя, позволяя их взглядам встретиться. Лица сближаются, и он видит в глазах 456-го отражения своих собственных стремлений и страхов. Тонкие губы и большие черные глаза, худощавое, сильное тело, от которого так и веет желанием. Они становятся одним целым. Он поднимает голову, чтобы поцеловать горячий лоб игрока.
Ки Хун берет Ин Хо за руку, обнимает его, и в этом мгновении их тела соприкасаются по настоящему.
Ласка - не достающая обоим, желание - присущее живым. Страсть - принадлежащая лишь людям.
Они быстро находят друг друга. Их губы сливаются вместе, из-за чего в воздухе ощущается электричество, а дыхание становится единым целым. Стон Ин Хо поглощается вдохом Ки Хуна, создавая волнующую гармонию. Это не пошлость и не просто прелюдия к чему-то большему. Это страсть в своем самом чистом, оголенном виде — преданность, которая опьяняет, словно алкоголь, и так сильно влияет на чувства, что хочется съесть объект своей зависимости.