Часть 9 (1/2)

Они сидят в главном зале. Молчаливые, уставшие. Глаза всех опущены в пол. Каждый пытается переварить опыт. Чун Хи сидит на своей койке, поглаживая живот. Чон Бэ и Дэ Хо находятся на нижней ступеньке, и кажется, начали активно болтать между собой. От стен отражается их смех...

Ин Хо поднимается по ступенькам и с минутной решимостью садится на край койки номера 222. Его взгляд метается по комнате, ловит мелкие детали: трещины на стенах, следы от старой краски, и вдруг он решает сделать маленький жест заботы.

— Держи, — говорит он, протягивая сверток с едой Чун Хи,— покушай.

— Спасибо, — отвечает она, кивая головой, но с легким смущением отказывает. — Но вам нужно самому покушать, господин.

Ин Хо не настаивает. В любом случае, его вопрос был формальностью. Возьми Чун Хи еду, он бы взял новый сверток от охраны. Но пока что, необходимости в этом нет. Он решает оглядеться, и забирается на верхнюю койку, чтобы хоть на минуту скрыться от остального мира. Успев расправить фольгу, Ин Хо вдруг слышит уже до боли знакомый голос — голос, который вызывает в нем целую гамму чувств. С интересом он выглядывает из своего укрытия.

Ки Хун...

Он уже отошел от той стрессовой ситуации, но, несмотря на это, все так же ищет поддержку в глазах окружающих. Его выражение лица выдает смешанные эмоции — страх и покорность. Ин Хо ловит его взгляд, в этом взгляде скрыта глубокая необходимость в понимании и поддержке. Делиться своей работой Ин Хо ненавидит, поэтому, когда он видит 456-го, не может удержаться от того, чтобы не окликнуть его.

— Ки Хун, — произносит он с какой-то неожиданной теплотой, стараясь привлечь внимание среди этого хмурого молчания зала.

456-ой останавливается и поднимает голову, встречая на себе чужой взгляд. Он тяжело сглатывает, сжимая в руках выданный ему сверток.

— Залезайте, — подзывает Ен Иль.

Ки Хун изначально сомневается, и даже думает отказаться от предложения. Но...что-то в нем переменилось...Он более не жаждет внимания остальных, ему нужен Ен Иль. Единственный, кто сумел запечатлеть его обнаженную натуру...Раз он не рассказал...Это стало их маленькой тайной. Неким посвящением. Вдохнув глубоко, Ки Хун словно собирает воедино свои смутные мысли, и его решимость крепнет. Он начинает карабкаться вверх, на верхнюю койку, его движения уверенные и целеустремленные. Каждое из них наполнено как предвкушением, так и любопытством. Огромная обстановка барака становится менее угнетающей, а сам он чувствует себя в отдельном мире, где важен только этот момент. Весь его жизненный путь, все сомнения, страхи и предрассудки — теперь в прошлом, и он может позволить себе быть воспринимаемым таким, какой он есть на самом деле. Как только он достигает вершины, то садится рядом с Ен Илем, и их взгляды снова встречаются. Всё, что осталось — это немой разговор, полное понимание и поддержка, которые стремительно заполняют пустоту между ними. Ки Хун не может не почувствовать, как тепло, которое исходит от Ен Иля, проникает в его душу, трогая самые глубинные записи.

— Я решил. Вы захотите поесть в уединении.

— Верно...

Ки Хун кладет свой сверток на матрас, и раскрывает его. Тоже самое делает и Ен Иль, еще не успевший приступить к трапезе.

— Как...вы...ты, — начинает Ен Иль, но затем, словно осознав неправильность обращения, быстро поправляет себя. — Как ты себя чувствуешь?

Ки Хун на мгновение останавливается. Он уставился в одну точку посередине матраса, его мысли пульсируют вместе. Сквозь сонный туман он поднимает глаза на Ен Иля и, моргая, пытается собрать их вместе, складывая в разумный ответ:

— Пальцы...болят, — наконец выдает он, как будто это единственное, что смогло сформулировать его сознании.

Словно в подтверждение своих слов, он сгибает и разгибает пальцы на обеих руках, испытывая тягучее покалывание и тяжесть в запястьях. Чувство усталости нарастает, но упрямо остаётся невидимым для всех, кроме него самого.

— Хочешь, я помогу избавиться от раздражения? — предлагает Ен Иль, его голос звучит мягко и ободряюще.

— Снова по одной из методик? — с легкой иронией улыбается Ки Хун, в его голосе слышится небольшая искорка интереса.

— Весьма проницательно, — отвечает Ен Иль с улыбкой, — Но да, я так... помогал убирать тремор бабушке в детстве, надеюсь, руки еще помнят.

Он наклоняется ближе, и осторожно берёт руки Ки Хуна в свои, его пальцы имеют удивительно тёплый и уверенный контакт. Он начинает аккуратно массировать запястья, стараясь растянуть напряженные мышцы, чувствуя, как старые навыки постепенно возвращаются к нему.

Ки Хун закрывает глаза и начинает вбирать в себя каждое прикосновение, погружаясь в состояние расслабления. Эмоции возникают словно вспышки — из-за нежности, скрытого беспокойства и дружбы, которые переполняют их атмосферу. Слова становятся лишними, и все же, Ин Хо спрашивает:

— Тебе...уже доводилось убивать ранее? Прости за вопрос, — Ин Хо продолжает растирать зажатые кисти Ки Хуна, — я спрашиваю из чистого любопытства. Ты ведь уже играл...

— Убивал, — спокойно выдыхает Ки Хун, — но не своими руками. Тогда...В самой первой игре...когда я вернулся в нее вновь, то был полностью опусташен смертью матери. И, скорее всего я надеялся, что меня самого убьют. Но...я оказался жалким трусом...тсс...ау...— он резко дёргает рукой, выражая вспыхнувшую боль.

— Потерпи, — просит Ин Хо, его голос мягкий, словно он говорит с раненым животным, он продолжает осторожно разминать тонкие пальцы Ки Хуна, словно истертый пластилин, из которого можно слепить что-то новое. — Трусом? О, Ки Хун, вы кто угодно, но точно не трус. Знаете, вы мне даже кое-кого напоминаете.

— Правда? — Искренне интересуется Ки Хун. В его голосе звучит легкая надежда на то, что он может быть чем-то большим, чем просто жертвой прошлых обстоятельств.

— Да. Нашего пса. Точнее, пес был у бабушки. Он боялся грозы и всегда скулил во время дождя. Но он всегда был готов защитить. Маленький... но такой преданный. Я ценил в нем именно это. Не храбрость. Храбрость — понятие субъективное. А вот преданность... вот что вызывает восхищение.

Он делает паузу, глядя на Ки Хуна.

— А какая у тебя настоящая цель? Ты ведь ей предан? — спрашивает Ин Хо, пристально глядя в глаза Ки Хуна, словно пытаясь пронзить завесу. — Закрыть игры? Избавиться от боли? Или что-то большее?

— Да, — говорит 456-ой наконец, собирая мысли, как распавшиеся осколки. — Я хочу закрыть игры... но не только ради себя. Хочу, чтобы другие не испытывали ту же боль. Чтобы больше никто не чувствовал себя потерянным...

— А заешь, что я понял на этих играх?

Ин Хо сильно рискует, но отступать не намерен.

Ки Хун, настороженно приподнимая брови, бросает вопросительный взгляд на собеседника, ожидая продолжения. Его лицо, все еще выражающее легкое недоумение, привлекает внимание Ин Хо.