Кошачьи игры: продолжение (1/2)

Если до этого улыбка Лекса была открытой, очевидной и понятной, то сейчас она исчезла. Лицо стало сосредоточенным, удивлённым, но радостным. Глаза загорелись ещё ярче, но не сколько похотью, сколь чем-то иным. Таким непонятным, едва уловимым, чарующим. Хотя внутри он улыбался. Широко, похотливо, властно, словно палач, заставший полуголую, молодую королеву в своей камере.

— Ох, Джина, мышка. Так ты у нас ещё… Ох, прости, пожалуйста!

Лекс прижал её к себе, закрывая красивое тело от всего мира. Чувствовал её большие груди под лифчиком, тепло и дрожь. Вдыхал её запах, осознавая сколько всего удивительного его ждёт. Заполучить девственницу — это самая большая удача. И благодарить за это надо Лоис Лейн. Лучше и быть не может.

— Прости меня, малышка. Прости, я не знал, что у тебя ещё никого не было. Ах, глупый я! Мне стоило догадаться, что такая замечательная милашка не станет вести похабный и разгульный образ жизни, — мило улыбался он, смотря ей прямо в глаза. — Тоже мне, гений, правда?

Он посмеялся, продолжив гладить её поясницу, не сводя взгляда от женского лица. Пусть почувствует себя принцессой. Ей не надо думать, что пути назад уже нет. Впереди запретное и пугающее, а потому самое прекрасное. Она должна решиться на это сама.

— А если ты скажешь, что я ещё украл твой первый поцелуй, то фиговый из меня романтик и парень, — нервно хихикнул Лекс, поцеловав её в шею. — Я бы никогда не сделал тебе больно. Клянусь тебе, мышка.

Джина прижалась к Лексу, словно к последнему убежищу, чувствуя, как её тело дрожит в сильных, тёплых руках. Она ловила его дыхание — горячее, обжигающее, оно касалось нежной шеи, заставляя кожу покрываться мурашками. Его прикосновения были одновременно успокаивающими и будоражащими, вызывая бурю чувств, которых она раньше никогда не испытывала.

— Алекс… Это был мой первый поцелуй, — прошептала она и голос дрожал от стыда и волнения. Слёзы подступили к глазам, и Джина быстро прикусила губу, чтобы не разрыдаться. Ей было ужасно неловко. Её первый поцелуй — с ним, с Лексом Лютором, мужчиной, который всегда казался ей недосягаемым.

Джина чувствовала себя одновременно счастливой и уязвимой. Быть первой для него — этого она даже не ожидала и это смущало. Девушка опустила голову, чтобы скрыть своё лицо, прячась от взгляда зелёных глаз.

— Алекс… Я боюсь, — всхлипнула она, вцепившись пальцами в его плечи, словно боялась, что он исчезнет. Между ног всё горело, а трусы совсем были мокрыми и в слизи. Но Джина всё равно боялась.

Страх накатывал волнами, смешиваясь с желанием и смущением. Всё происходящее было для неё впервые — его прикосновения, близость, этот момент, который казался невозможным ещё час назад. Она прильнула к его груди, вдыхая аромат кожи. Он был тёплым, мужским, с лёгким намёком на парфюм и что-то почти сладкое, вызывающее у неё головокружение.

— А твой кабинет… Он закрыт на замок? — спросила Джина едва слышно, а голос был наполнен тревогой.

Мягкое прикосновение становилось чувствительнее и увереннее: руки гуляли по спине, задевая край нижнего белья, позволяя себе на несколько миллиметров проникнуть под ткань. Всего лишь жалкие миллиметры, даже кожи не коснуться. Другая рука пробегала по спине, задевая петли более настырно, но всё ещё аккуратно. Лекс не торопился обнажать внушительную грудь Джины.

А вот торчащий в трусах член весьма очевидно давал понять, что парень страшно возбуждён. Шёлковая ткань слабо тёрлась о мокрое белье бедняжки, пропитываясь её соками. Они всё ближе были к точке невозврата.

— Ну, конечно же, мышка, — прошептал он, неохотно отстраняясь от неё. Пульт на столе привлёк внимание обоих. Лютер нажал на кнопку, закрывая двери кабинета. Они остались вдвоем в большом, просторном кабинете. Едва одетые и возбуждённые. — Ты только не бойся, хорошо?

Он целовал её в губы и щёки, вернулся к разглаживанию спины и лёгкого задевания крючков на бюстгальтере. Предчувствовал, что приз всё ближе и ближе.

— Ты такая красавивая, Джина. Я… Для меня это такая честь, что ты мне доверяешь. Ох, бедняжка, — шептал Лютер, глядя, то в лицо, то на грудь. — Ты просто великолепна! Такие габариты, ух! Прости за честность, но у меня аж голова кружится.

Зелёные глаза запылали огнём желания. Лекс всячески показывал, что хочет её, желает, вожделеет. Его страсть и похоть были осязаемы, доступны, манили. Естественный запах превосходил парфюм: сила, уверенность, страсть и нежность.

— Может быть, мы… Ну знаешь, немножко поэкспериментируем? Я понимаю, что это твой первый раз и хочу предложить кое-что особое? — он вдруг взял её за руки и взглянул в глаза. — Я могу сделать тебе приятное без боли, мышка. Если ты доверишься и согласишься, я отправлю тебя на небо и сделаю так хорошо, как никогда раньше. И ты останешься честной девушкой, обещаю.

Джина едва дышала, а тело трепетало от прикосновений Лекса, словно каждая клеточка кожи отзывалась на уверенные, но нежные движения. Его пальцы скользили по её позвоночнику, вызывая сладкое напряжение и заставляя девушку с трудом сдерживать стон, который так и рвался наружу. Дыхание стало прерывистым, а щёки горели от смущения и волнения. Особенно момент, когда он тёрся о её трусики своим твёрдым членом буквально заставлял едва ли стоять на ногах.

— Я… Ну я… — она запнулась. Её голос дрожал, как будто она пыталась найти правильные слова, но они исчезали, стоило ей взглянуть Лекса.

Джина кусала губу, стараясь справиться с ощущениями, накатывающие волнами. Она не знала, что задумал Лекс, но в глубине души желала, чтобы он рискнул, чтобы сделал шаг, который изменит всё. Пусть даже это будет сложно, пусть даже она испугается или будет больно.

— Хорошо… Я готова на то, что ты сделаешь, Алекс. Но мне всё равно страшно, — призналась девушка почти шёпотом.

— Ты ведь… Ты ведь будешь со мной нежен? — её глаза искали подтверждение, словно она боялась услышать что-то иное.

Джина хотела, чтобы он понял, насколько она ощущает себя хрупкой. Чтобы он обращался с ней бережно, как с сокровищем, как с чем-то бесценным. Джина отчаянно надеялась, что для него она будет больше, чем очередная шлюха, которая один раз в неделю приходит его ублажать.

— Я ведь не просто одна из тех… правда? — тихо спросила Джина, стыдясь за свой вопрос. Ей хотелось знать, что она не просто очередная сука в жизни Лютора, что он видит в ней что-то особенное, что-то большее.

— Ну конечно нет, Джина, — шептал он, поглаживая её щёку. — Ох, глупенькая мышка, зачем ты сравниваешь себя с ними? Ты умная, добрая и очень чистая девушка. Никто с тобой не сравнится.

Лекс позволил себе новый отчаянный и романтический жест — наклонился и поцеловал Джину в ложбинку между грудей, задевая обе полусферы. Кошачья улыбка стала шире, но не утратила нежности и заботы. Он покажет ей, как надо обращаться с девушками. И тогда она забудет о Лоис, Кларке и любых проблемах.

— Правда, и у меня не то, чтобы опыт. Я больше по чувствам и эмоциям, — извиняющимся тоном сказал Лекс, не отводя взгляда от грудей Джины. — Ох, какие же они у тебя большие. Просто загляденье.

Он облизнулся и усадил Джину на диван, положив руки на бретельки, играясь с ними как котёнок. Неровен час и снимет.

— Как же хочется посмотреть на тебя без верха. Договор, помнишь? — он подмигнул. — Но снимем мы это, как только скажешь, что ты прячешь под лифчиком. Такое красивое, круглое, большое. Что это, мышка моя? Скажи.

Пальцы подёргали бюстгальтер, заставив груди соблазнительно покачаться. Лекс сдерживал себя, хотя увидеть Джину топлесс было большим искушением

Джина опустилась на мягкий диван, чувствуя, как напряжение нарастает с каждой секундой. Сердце в груди билось так сильно, что казалось, оно могло вырваться наружу. Она попыталась унять дрожь в руках, сцепив пальцы, но от взгляда Лекса дыхание сбилось. Он стоял перед ней, уверенный, спокойный и, как ей казалось, немного дразнящий. Лекс разве не любил кого-то? В интимном плане. Разум Джины рисовал Лекса как ещё того любовника! Она представляла, как он берёт каждую ночь новую девочку по вызову и прямо на этом диване…

— Котик… — слово выскользнуло само по себе, прежде чем она успела понять что именно сказала. — Я прячу там свою грудь.

Её язык скользнул по пересохшим губам, но это не помогло, и девушка почувствовала, как жар подкатывает к лицу. Почему это казалось таким неловким? Она ведь всегда была уверенна в себе, особенно в научных дискуссиях или сложных экспериментах, но здесь, рядом с Лексом, терялась. Сильно терялась.

Джина попыталась отвлечься, устремив взгляд куда-то в сторону, но слова сами рвались наружу.

— Но разве… Разве ты не знаешь этого?

Она подняла глаза, но взгляд Лекса, пристальный, пронизывающий, заставил снова потупить взор. Кожа покрылась лёгкой испариной, словно в кабинете внезапно стало душно. Свет, падающий из окна, мягко отражался от слегка влажной кожи.

Его близость… Её тело казалось чутким ко всему: к его дыханию, которое могла уловить, к лёгкому движению его руки. Казалось, что весь воздух в комнате пропитался Лексом.

Джина понятия не имела, что делать. Что говорить. Её опыт и знания казались бесполезными в этот момент. Всё, что она могла, — это просто сидеть, будучи смущённой и совершенно растерянной.

Голос, дыхание, фраза: Лекс задрожал и прижался щекой к левой чашечке. Ласково тёрся и млел, прикрыв глаза. Одной рукой гладил её живот в районе пупка, изредка задевая край трусиков. Пальцы на настырнее дёргали за крючки.

— Знаю, мышка. Для этого не нужно быть гением. Но мне это хочется услышать от тебя. Чтобы твой голос, робкий и нежный, переступил через порог скромности и невинности. Хочу, чтобы ты погрузилась со мной в этот мир, страсти и бесстыдства. Пусть оно будет особенным.

Один крючок отцепился, лифчик опустился. Лютер схватил край чашечки зубами и потянул на себя. Чувство свободы и открытости манило его, заставляло шалить и упиваться моментом. Часть ареалы показалась перед глазами, вызвав восторг в глазах.

— Давай, Джина. Нужно раскрыть в себе желание, поддаться искушению. Не бойся, я с тобой и помогу. Что ты прячешь под этими большими чашечками? Чего ты стыдишься показать? Хочешь, чтобы я это увидел? Хочешь показать большее? — тихо порыкивал он.

Язык лизнул край алой ареалы; хитрые глаза взглянули в личико Джины.

Когда его зубы слегка сомкнулись на её чашечке, Джина резко втянула воздух, а грудь колыхнулась. Красивая, большая, упругая. Тело заполнилось волнами жара.

— Котик… Я… Я… прячу за этими чашечками свою грудь. Свои соски — голос дрожал, а слова застревали в горле, не давая выразить всё, что она чувствовала.

Пальцы, будто ведомые сами собой, вновь потянулись к его волосам. Рыжие, густые, мягкие. Она вцепилась в них, словно в опору в его игре. Она сжала их, ощущая под ладонями текстуру прядей.

— Котик… — снова вырвалось из пухлых губ и Джина закрыла глаза, пытаясь найти в себе хоть немного храбрости. — Я бы хотела…

Она запнулась. Горячие слова застряли в горле, так и не вырвавшись наружу. Сказать это вслух оказалось невыносимо сложно. Щёки пылали, и Джина заметно вся дрожала от напряжения. А ноги автоматически раздвинулись словно приглашая Лекса посмотреть что там скрывается за чёрными бархатными трусиками, которые уже промокли насквозь.

— Хотела, чтобы ты… — голос едва был слышен. Она так и не смогла закончить фразу, уткнувшись лбом ему в плечо.

В голове всё смешалось: смущение, страх, желание. Дочь Уйдейкхаала ненавидела эту свою нерешительность, ощущение беспомощности. Разум боролся с сердцем, которое жаждало идти навстречу каждому его движению, каждому прикосновению.

«Почему это так сложно?» — думала она, представляя, как Лекс мысленно смеётся над её растерянностью, над тем, что девушка такая робкая и неловкая. Одним словом — невинная.

Лекс всегда был ценителем хорошего момента. Смаковать победу — значит чувствовать себя победителем. Вкусную пищу тоже нужно есть, смакуя и наслаждаясь. Так же и с Джиной: момент её раскрытия, осознания требовал время, и всё же им можно было наслаждаться. Нерешительность, страх, волнение — истинные момента секса. Не просто технического движения, а душа. Суть всей страсти.

— Ты умница, Джина. Ты всё делаешь правильно, — шептал он, расстегнув её один крючок. Лифчик снова опустился, обнажив краешек налитого кровью соска. Ещё бы движение — и грудь девушки будет видна Лютору.

Но вместо того, чтобы нагло сорвать вверх, мужчина убрал руку и взял Джину за кисть. Взглянув в глаза карие и напуганные, хитрый кот продолжил убаюкивать жертву.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал с твоей грудью и сосками, мышка? Давай, ты сможешь. Скажи это вслух, невзирая на стыд и стеснительность. Ты удивишься насколько это может быть приятно. Что мне сделать с твоими, как ты сказала? — он посмотрел на частично торчащий сосок. — Повтори-ка.

Джина подняла взгляд на него — зелёные глаза, наполненные глубоким желанием, словно заглядывали в самую душу. Дыхание вновь сбилось, и слова, которые она собиралась сказать, застряли в горле. Но Джина всё-таки смогла произнести:

— Алекс… — произнесла она совсем тихим голосом, но в нём звучало столько тоски, столько желания, что она сама испугалась своей смелости. — Я хочу… хочу твой язык.

Эти слова словно вырвались из подсознания, не дожидаясь одобрения разума. Её лицо залилось жаром, щёки покраснели так, что казалось, будто они горят. Она закусила губу, но остановить себя уже не могла. Мысли, раз за разом возвращаясь к тому, что мог бы сделать Лекс, разрывали её на части. Девушка представила как Лекс высасывает свой горячий язык и начинает крутить им вокруг соски, а затем зубами кусает его и нежно посасывает. Мышцы влагалище невольно сократились. Она хотела его.

— Я хочу… чтобы ты им… — голос дрогнул, девушка неуверенно вздохнула. — Чтобы ты начал им играть…

Она не знала, как выразить всё, что творилось в голове. Джина представляла, как он коснётся её кожи, как его горячий язык пройдётся по телу, оставляя влажные следы.

Тело предательски дёрнулось от этих мыслей, словно откликаясь на горячие фантазии.

Довольная улыбка Лекса стала ещё шире. Он потянул за край трусиков, немного натянул и отпустил.

— Уже лучше, мышка. Но ты должна чётко сказать, где ты хочешь мой язык. На какой части тела, — его глаза жадно взглянули на её грудь. Лифчик героически пытался скрыть большие сферы. — Показать мне это место. Думаю, что тебе для этого придётся что-то снять. Или попросить меня.

Девушка не могла противиться Лексу. Противиться его натуре. Она не могла уже сдерживаться. Поэтому, Джина осторожно завела руки за спину и, поддев крючки, расцепила застёжку. Чёрный лиф повис на её грудях, а затем и вовсе сняла его, положив на диван. Теперь перед довольным лицом Лекса видели две большие сферы, поблескивающие от пота.

— Вот их… Я хочу, чтобы ты начал лизать их, — Джина скорее просила, чем приказывала. Ей очень хотелось, чтобы он присосался к её соскам.

Девушка дрожала, ожидая, пока он покажет свой горячий влажный язык.

Теперь он мог позволить себе смелости. Положил руки ей на бёдра, прижался губами к левой груди. Скользкий язык принялся скользить по мягкой поверхности, касаясь ареалы. Коснувшись упругого бугорка, Лютор провёл им с силой. Пальцы проникли под трусики и вылезли через другой край.

Он облизывал сначала левый сосок, потом правый. Стонал, ахал, смотрел в глаза девушки с вожделением и желанием, но не больше. Даже не кусал и не сосал грудь. Медленно, постепенно, осторожно.

— Ещё. Проси меня ещё! Пожалуйста, умоляй лизать свои соски. Говори это чаще! Проси меня делать с ними, всё что хочешь и я сделаю!

Джина дрожала, ощущая его язык на своих сосках. Это было одновременно слишком и недостаточно. Каждое его прикосновение будто выжигало изнутри, оставляя только желание — чистое, первобытное, которое невозможно было игнорировать. Она вскрикнула, не сдержавшись, и тело вновь напряглось, как натянутая струна.

— Алекс… — голос был полон страсти, едва сдерживаемой и прорывающейся наружу. — Ты… ты сводишь меня с ума.

Слова звучали обрывисто, ведь она едва могла говорить — дыхание стало прерывистым, почти хриплым.

— Прошу… — прошептала бывшая журналистка и голос стал чуть громче. — Продолжай! Алекс, прошу тебя…

Её руки рефлекторно потянулись к рыжеватым волосам, пальцы сжали их так крепко, от чего она почувствовала слабую боль в собственных руках. Но боль оказалась приятной — она лишь усиливала те вихри эмоций, что захватывали сознание. Джина чувствовала, что полностью отдаётся Лютору, становится частью этой игры. Его игры, но это не пугало. Напротив, ей хотелось большего, хотелось раствориться в нём.

Джина закусила губу её тело слегка изогнулось, и она тихо простонала:

— Алекс…

В этом голосе звучали мольба и волнение. Она чувствовала, как напряжение внутри нарастает, как желание захватывает каждый уголок разума. Казалось, слова стали бессмысленными и ненужными. Не сейчас. Не потом.

Джина вдруг инстинктивно начала склонять голову Лекса прямо к своим трусикам. Неосознанно она направляла его взгляд не на соски, а на промежность, которая ныла от желания.

Он посмеивался, продолжая облизывать соски Джины. Лишь своим языком он заставлял большегрудую красавицу трястись, дёргаться и пищать. Такое простое прикосновение и так много ответа. Ох, что будет, когда он дойдёт до более смелых действий. Джина не говорит то, чего он хотел услышать, но это ничего. Шаг за шагом, кирпичик за кирпичиком. Секс за сексом.

— Ох, Джина. Я… Я кажется не пристрастился, — застонал он, обхватывая левый сосок губами. Теперь не полизывания, а посасывания, жадные и немного дерзкие сменили его игры. — Боже, мышка. Я сделаю тебя моделью самого открытого бикини.

Не как хищный кот, а как голодный котёнок, Лекс посасывал её грудь, позволив рукам трогать полусферы. Не просто лапать, а трогать. Задевать чувствительные точки, прогонять кровь, заставлять соски твердеть сильнее. Ну вот, у директора LexCorp новая любимая игрушка.

Когда Джина стала его медленно опускать, Лекс удивлённо посмотрел на неё.