Глава 25.ч1 Лицом к лицу со страхом (2/2)

Перед ней поставили таймер на полчаса, юркие алые цифры миллисекунд запустили обратный отсчёт. Алекто в очередной раз не отозвалась — не тогда, когда к ней обезличивающе обращались. Она отрешённо устроилась на регулируемой банкетке перед клавишным и обратилась к рукояткам, выбирая, какой включить регистр. Возможности и звучание инструмента поражали: его диапазон распространялся от инфразвука до ультразвука, а по громкости звучания орган был сопоставим с целым симфоническим оркестром. И раз Алекто не может открыто конфликтовать со свитой Джохама, то выразит свой протест через инструмент, выбрав частоту ниже двадцати герц, почти невосприимчивую ухом человека. В процессе своего, личного эксперимента она выявила, что в этом диапазоне у людей наблюдаются странные ощущения, такие как чрезвычайное чувство печали, холод, тревога. Да, так она и поступит, а начнёт она, пожалуй, с несложного репертуара, например, с Джингл Беллз.

«Так когда я познакомилась с чужаком? — Вернулась она к загадочному слушателю. Алекто даже не знала его пола, но подсознательно обращалась к нему как к мужчине. — А, точно! Вскоре после начала уроков игры на органе», — припоминала она первые дни непокорности.

Ведь поначалу уроки игры на инструменте были лишь возможностью для бунта. И вот, когда она в очередной раз выпускала пар за клавишами — а идеального звучания эксперимент от неё не требовал, — она так и повторяла про себя «я тут, я тут, услышьте меня, да-найдите-меня-уже-кто-нибудь!!!». Надеялась ли она, что кто-то примет её сигнал о помощи? Да не особо, но внутренне проораться было попросту необходимо. И тогда между Алекто и кем-то извне образовалась связь. Она не сразу заметила её, так как была слишком увлечена топаньем по клавишам-педалям. Лишь позже разобралась, что звон в голове — не остаточное явление после крайне громкой и отвратительной игры на орга́не, а чьё-то присутствие.

Вопреки её надеждам, им оказался не Джаспер — его дар всегда ощущался сродне невидимому и уютному покрывалу, как нечто тактильное, обволакивающее. Этот же дар — несомненно, вампирский — оказался более… слышимым? Отголоском, как будто вы заблудились и уловили едва слышимое «эй», и, ответив на него, в следующий раз услышали перекличку чуть ближе.

Тот, кто часто посылал ответный сигнал Алекто, находился далеко. На первых порах она даже допускала, что потустороннее присутствие — это всё её глупые фантазии, игры разума в неволе. Или же Джохам неудачно покоплся в её мозгах и что-то сместил. Но несмотря ни на что, эта ниточка связи дарила ей микроскопическую надежду, что где-то там, извне, есть некто, кто знает о ней и время от времени проверяет её.

Вот и сейчас. Стоило Алекто произвести первые аккорды, как их контакт усилился, и она отчётливее прочувствовала внешнее присутствие в своём сознании. Настолько, что ей стало неприятно. Ей не стоило забывать, что этот вампир, как и многие другие, состоял из пороков. В последние сессии погружения в музыку ментальный сигнал усиливался и переходил в сверлящую мигрень против её воли. «Недолго же продлился наш союз!». Он упорно и болезненно настаивал на том, чтобы она вышла на открытую местность и сдалась. А Алекто попросту не могла.

«Хьюстон, приём, у меня проблемы, но я не имею ни малейшего понятия, как обозначить своё присутствие!» — поморщившись, постаралась донести до паразита Алекто, не отрываясь от клавиш. Она самую малость, но всё-таки верила, что их общение путём обмена звуками несло хоть какую-то смысловую нагрузку, а не бездумную перекличку.

Но когда вампирам, помимо Джаспера, было хоть какое-то дело до её мнения? Зря она понадеялась на поблажку, потому что сигнал стал не просто наглым, — сегодня он попытался проникнуть в подкорку её мозга и выведать, что Алекто видит, что она слышит. А ей не хотелось делиться, — не тогда, когда её спрашивали принудительно, когда и без того у неё ежедневно отнимали частичку себя.

Она не испытывала ничего, кроме разочарования: поначалу чужак приходился ей вымышленным другом, теперь же он пересекал границу дозволенного, отказываясь принимать, что Алекто может быть больно.

«Горите в аду, жадные, жадные вампиры», — поставила Алекто заключительный аккорд, со скрипом отодвигаясь от инструмента. Время на таймере показывало нули. С неё довольно.

— Эм, превосходный результат, — донёс лаборант, о присутствии которого она успела позабыть, потерявшись в захлестнувших её ощущениях. Обращался он к ней с видимым дискомфортом и долей облегчения, что музыкальная пытка закончилась. — В разы лучше предыдущего, но давайте в следующий раз вы выберете другую композицию в другом тембре?

Человечишка совершенно не догадывался, что регистрировал не её дар, а паразита из внешнего мира. И всё же если Алекто как-то могла насолить своим тюремщикам, то не упустит возможность продолжить, даже во вред себе.

— Не вижу смысла, — проворковала она, делая вид, что не понимает, в чём проблема. — Раз схема рабочая, зачем её менять?

Будто подтверждая её слова, вампирский звон с новой силой пронзил её черепную коробку, требуя раскрыть своё местоположение.

— Да, кхм, вы, вероятно, правы. Вам разрешено побыть в одной из общих зон в перерыве до следующего занятия. Мы выпишем разовую карточку-пропуск. — Подобным решением ассистент позорно попытался скрыть свою неспособность довести Алекто до следующей точки, так как был выведены из строя её низкочастотной композицией.

— Мне подходит, — невозмутимо отрезала Алекто. Она едва дождалась, когда ей выпишут бейдж с пропуском, и кинулась из музыкальной комнаты, эпицентра сигнала.

Но паразит не отставал. Настойчивая цепь, укоренившаяся в голове, так и дёргала в команде «покажись!» — порой столь настойчиво, что голова Алекто откидывалась с каждым приходом.

Она передвигалась рваными перебежками то переходя на сверхскорость, то останавливаясь, чтобы измученно прильнуть к стене.

«Покажись-покажись-покажись».

— Да отвяжись от меня! — проскрежетала она сквозь стиснутую от потуг челюсть, не понимая, что она должна сделать, чтобы её бросило единственное существо, которого она ошибочно посчитала своим сторонником в этом безумии.

Стоит ли ей удариться головой? Отрубиться, чтобы ментальный штурм закончился? Самозащита требовала действовать, в то время как вторженец неприятно копался в её извилинах с целью найти то, что Алекто не могла ему дать. Здесь, под водой, она не решала ровным счётом ничего, о чём не примянул напомнить самый ненавистный голос секундой позже:

— Ты что-то сказала? — вопрос ощущался струйкой ледяной воды, сбежавшей вдоль позвоночника. Он приковал Алекто к месту, кролика, парализованного прицелом охотника.

Джохам вернулся. И он не был впечатлён приступом в проходе. У него был особый порядок: в коридорах подопытные должны ходить, а не страдать, — для последнего он отводил специальные места.

Страдая, дампирша разрывалась, не в состоянии решить, какое из зол злее. Она внимательно вгляделась в учёного, силясь отыскать помощь. Его испорченная суть не нуждалась в жалких мольбах, но стремление решить биологические загадки взывала к нему с рвением вампирской жажды.

— Болезненные последствия игры на органе, — наконец прохрипела она, сдаваясь Джохаму. — Перестаралась. Не отпускает. Сверлит.

Алекто не знала, что увидел в ней вампир, но в одночасье его вид сменился с раздражения на беспокойство. Он тотчас оказался подле неё и вгляделся в глаза, точно хотел коснуться всех симптомов и выскоблить каждое, до скрипа чаши кости черепа.

— Идти можешь?

Она прислушалась к ощущениям. Удивительно, но с появлением Джохама паразит немного отступил. Будто узнал мужчину и раздумывал, что делать с новой информацией.

— Между приступами боли — да.

— Тогда не отставай.

Джохам едва помог Алекто добраться до своего кабинета, который располагался уровнями выше, в недоступной ей зоне. Он по-своему беспокоился за свой объект — вроде и придерживал, но не нёс, так как хотел оценить время между приступами и как она их переносит.

— Здесь святая святых, — сурово предупредил он, поднося ключ-карту к двери в свою обитель. — Разрешение войти — это привилегия. Помни это и ничего не трогай, Алекто.

Она было распахнула рот для ответа, как её пронзило очередное «покажи-покажи-покажи», и с её губ вырвался полустон боли. Джохам, скрипнув зубами, протолкнул её внутрь и силой усадил на кушетку для пациентов, после чего небрежно и без спроса стянул платье и бельё до пояса и приступил к поверхностному осмотру.

Его вседозволенность душила Алекто. Желание яростно драться достигло апогея, когда он провёл пальцем от её груди до шеи, собирая влажный след. Показал: кровь, видимо, вытекла из ушей, — после чего погрузил алые пальцы себе в рот с долей провокации. Объект не успела озвучить протест — Джохам ухватился за её подбородок и наклонил сначала в одну сторону, затем в другую, а после оценил реакцию зрачков. Внутренности Алекто бунтовали от бесцеремонных прикосновений. Его внимание, холодное и липкое, ощущалось подобно серии порезов, и, ох, как же он искромсал её. Сгиб локтя, ребра, бёдра — он прощупывал всё, будто боялся обделить.

Не обнаружив ни одного значимого симптома, Джохам рыкнул, подключил к её вискам датчики и направился к рабочему столу. Алекто затянулась кислородом горящими лёгкими — она всегда забывала дышать в близком присутствии своего истязателя. С трудом успокоила внутреннюю агрессию, уставившись в пол и возвращая себе достоинство в виде дешёвого платья, после чего подтянула колени к груди и несчастно обхватила руками. Вопреки острому желанию отдохнуть, зажмуриться и абстрагироваться от боли — физической и душевной, — паразит возвращался именно тогда, когда она закрывала глаза.

«Покажи?»

«Да чтоб тебя», — потирая виски в проводах, Алекто ворчливо огляделась по сторонам в надежде удовлетворить требования хотя бы одного вампира.

— Не трогай приборы! — тут же огрызнулся Джохам, и девушка как ошпаренная вернула руки к коленям.

Обитель главы лаборатории была усеяна всевозможными медицинскими и научными инструментами, как примитивными из ушедших эпох, так и передовыми. Они были разложены блестящими стопками поверх листов пергамента. Некоторые из устройств часто использовались, а к другим, казалось, не прикасались целое столетие. Сама Алекто располагалась на центральной кушетке, вдоль ближайших стен выстроились выключенные аппараты двадцать первого века.

В другой стороне комнаты — кровать и гардероб, наподалёку от них — письменный стол, разделяющий рабочую и личную зоны. Мониторы стояли задней стороной к Алекто, но она могла подглядеть их содержание через зеркало шкафа.

— Давай посмотрим, что тебе вводили, объект, — промычал вампир, запуская компьютерные системы. — Действительно, у тебя зарегистрирована повышенная мозговая деятельность. Реакция на новые препараты? Нет, кроме простых стимуляторов тебе сегодня ничего не давали. Выходит, мы имеем дело с побочным эффектом продуцирования дара. Есть ли что-то, о чём мне необходимо знать? — осведомился он о её состоянии для проформы, на случай, если подчинённые забыли внести что-либо в систему.

«Я ненавижу тебя».

— Нет, всё именно так, как ты и озвучил.

— Попробуем успокоить нервную систему белым шумом. Я не хочу прибегать к сложным составам, так как позже у тебя запланированы заборы тканей, требующие крови без примесей. Я запущу звук на некоторое время, пока проверяю почту, после чего замерю прогресс. Постарайся расслабиться.

— Как скажешь.

Алекто действительно успокаивалась, покачиваясь на кушетке. Но то был не естественный процесс и не заслуга учёного — паразит выпускал её сознание из тисков, будто довольный, что она проникла в эту комнату. Уставшая психика Алекто даже рисовала воображаемые сюжеты, что к ней подселился враг Джохама, который давно ищет его логово и теперь планирует отмщение.

«Я всё не могу понять, на чьей ты стороне, — мысленно обратилась она к гостю извне, когда его звучание утихло до уровня плавной ноты. Тем временем Джохам приступил к просмотру запись камер комплекса, за чем Алекто продолжила бездумно следить через зеркало. — Возможно, не тот ты выбрал телевизор, странник. Вот белые стены, вот, конечно же, сцены пыток. Тебе нравится программа палаты номер шесть?».

А паразит действительно казался удовлетворённым, особенно тогда, когда Джохам переключался на наружный обзор строения, бывшую нефтяную платформу. Так, вскоре звон ушёл окончательно, выскользнув из её головы, будто нежно погладил лоб. Облегчение было настолько ощутимым, что Алекто провалилась в дрёму, сорвав датчики.

— Смотрю, тебе стало лучше.

Если бы Алекто могла двигаться в присутствии Джохама, то она бы подпрыгнула до потолка. Но нет. Она продолжала лежать, парализованная, в то время как он навис сверху и перебирал пряди её парика. Видимо, Джохам испытывал слабость к блондинкам. Очевидно, он начал испытывать что-то и к самой Алекто. В первые дни её пребывания в лаборатории, Джохам относился к ней как к венцу своего творения с некоей отцовской гордостью. Раз он не смог создать идеального дампира своим семенем, то, отыскав уникальную носительницу дара, достигнет этого с помощью науки — так или иначе, Джохам считал Алекто своей.

И теперь, с каждым обследованием, с каждым прикосновением, к нему возвращались аргентинские чувства, и он всерьёз размышлял продолжить ту страницу их отношений. А Алекто безвольно лежала под ним. Неважно, какое решение он примет, она не в силах что-либо сделать.

Ярко-алые глаза лениво оторвались от волос и перешли к созерцанию побледневшего лица Алекто. Он наклонился, она — вжалась в кушетку. Его губы были совсем близко, от её же отхлынула кровь в ужасе. Руки не знали, куда деваться, поэтому впились в бока кушетки, дырявя искусственную кожу. Вампир не разозлится, нет — его заводило проявление слабости жертвой. Взмолившись к греческим богам, дампирша влила последние остатки своих сил в дар в желании сбежать. Как-нибудь. Любым способом. Кем бы ни был её хранитель, главное, чтобы он не дал Джохаму надругаться над ней.

— Мне льстит трепет твоего сердца, когда я рядом. — Оставил он покровительственный поцелуй на лбу, после которого её ресницы затрепетали в облегчении. Алекто прошиб холодный пот, будто из организма по каплям выводился опиум. — Я решил. Отныне ты будешь жить у меня.

Её голова заходила в кивках не то в согласии, не то в горячке. Время Алекто истекло.