9. Опасный (1/2)

К утру я казнил себя еще пуще прежнего.

Вчерашний вечер взбудоражил меня так, что я проспал, наверное, часа три от силы.

— Агр-р-р! — прорычал я в подушку. Хотел зарыться в нее носом и задохнуться. Но надолго меня не хватило.

Вот так всегда. Сначала сделаю какие-то дурацкие поступки и потом еще больше загоняюсь. А ведь нельзя так, нельзя.

Иначе когда-нибудь я могу окончательно зарыться в себе, как в подушке, и задохнуться. Сейчас было главное — не избегать Андрея. Хотя бы Андрея. Блин, да он единственный, кого я обычно не избегал. Раз пока мне не по силам разобраться с нашими взаимоотношениями, то просто буду дальше двигаться маленькими шажками к оценке «пять». Либо никогда не смогу достичь ста процентов изменений в себе. А я дал себе слово стремиться к этому.

А раз дал себе слово, значит обратно забирать не должен. Хотя куда обратно, если я и так его взял…

Ладно, нужно было выбираться из постели. Туалет. Душ. Свитер. Очки. Маска. Коридор.

Сегодня — день повторного взвешивания. Перед завтраком некоторые из пациентов снова притащили к медпосту свои анализы, а я, как обычно сторонясь всех за километр, стоял подальше, ожидая своей очереди на весы. Хотя казалось, что это не я сейчас сторонился, а меня сторонились — маска, наверное, отпугивала. Может, иногда просто так надевать?

— Несмиян! Подходи, — подозвала меня Добрая медсестра. Давно с ней не виделись. Я уже запутался в их сменах.

Стоя на весах, я надеялся, что не сбросил с прошлого понедельника еще килограмм десять. Даже глаза зажмурил, но потом одним подглядел…

— Пятьдесят килограмм! — ужаснулась Добрая. — Ты куда два кило дел?

— Потерял и не могу найти…

— Шутник. Ну, и что с тобой делать будем? — Я пожал плечами. — Помереть хочешь?

— Хороший метаболизм! — кто-то посмеялся из толпы.

— Может, поделится? — другой его поддержал.

Сжав кулаки, я старался дышать глубоко и размеренно. Впервые кто-то из толпы сказал про меня вслух.

— Ну-ка тихо! — шикнула на них медсестра. — Ладно, — обратилась ко мне, — надо будет врачу передать. Чтоб завтрак весь съел и добавки попросил!

— Угу, — я обреченно вздохнул и, слезая с весов, шагнул назад, но случайно оступился из-за очередного головокружения. Однако, пока летел, врезался в кого-то спиной и устоял, но наступил тому на ногу…

Резво отпрыгнув в сторону, я обернулся.

— Тебе бы тоже глаза на спине, — усмехнулся Андрей.

— Как хорошо, что это ты, — выдохнул я. Моя спина была готова воспылать огнем.

Но воспылали только щеки.

— Я тоже рад тебя видеть, — подмигнул мне Андрей, а щеки мои еще сильнее зажгло. Хорошо, под маской незаметно.

Да успокойтесь вы! Чего разгорелись?

— Хватит любезничать, — встряла Добрая. — Андрей — на весы. — Он послушно встал на них, а я отошел подальше, где никто не стоял. К большому столу. В палату уходить не захотел: нужно было двигаться вперед и не избегать Андрея, а наоборот. — Да вы что, сговорились? — изумилась медсестра. — И ты похудел на два килограмма.

— Кормите плохо, — прохрипел Андрей. — Вредно, невкусно и грустно.

— Ой, смотрите-ка, — Добрая уперлась руками в бока. — А ты свое тогда поактивнее ешь, да пожирнее. А то скоро вас обоих сквозняки по коридорам гонять будут. Или будем через зонд кормить.

Кто-то снова хихикнул над ее словами, и я, натянув маску повыше, опустил голову. Но смутился я ненадолго: меня отвлекли возникшие вопросы.

«Ешь свое»? В каком смысле «свое»? Может, мать как-то передавала ему еду… Моя точно никогда не принесла бы.

— Так точно, — лениво произнес Андрей.

— Ой, иди уже, — медсестра отпихнула его и подозвала следующего.

Андрей пошатнулся, когда сошел с весов, развернулся в мою сторону, и я почувствовал, как вместе с ним приближается и мое беспокойство. Уговаривать свое тело вести себя невозмутимо было невозможно.

Вчера я вновь сбежал от Андрея как полный придурок, отмазавшись больным состоянием. Разобраться в том, что именно побудило меня так поступить, пока не получилось, но раз я дал себе слово не избегать еще и его — то должен взять на себя ответственность за собственное обещание.

И взять себя в руки.

— Ты на диете? — спросило мое беспокойство в лице Андрея, снова подошедшее на расстояние, которое было между нами за пианино. Тут же на щеках Андрея снова проявились ямочки. Хорошо, что он стал так искренне улыбаться. Они ему явно шли. И вновь почувствовалось фантомное тепло — на моей спине, плавно переходящее в прохладу. Это меня отрезвило.

Я натянул посильнее рукава свитера.

— А ты? — в ответ тоже задал вопрос.

На самом деле меня и правда встревожило то, что тот тоже похудел. Ну, он наверняка лег сюда не в таком состоянии, сейчас на нем вся одежда мешком висела, а значит, скорее всего сбросил вес именно тут — в больнице. Но почему, ведь по идее Андрей должен был нормально питаться. Со мной-то все понятно.

Только вот очередная загадка: чего я теперь переживал не только рядом с ним, а уже даже о нем.

— Хм… — он задумался. — Трачу много энергии, — пожал плечами.

— На что, интересно? — не понял я.

— Ноги свои передвигать.

На самом деле я заметил, что за время моей болезни он стал ходить немного легче. Тише. Шарканья практически не было слышно, сейчас Андрей будто просто немного прихрамывал.

— А почему… — накручивая прядь на палец, я немного замялся, но раз появилась такая возможность, решил узнать: — Почему ты так тяжело ходишь?

— Может, как-нибудь потом расскажу, — сказал он с печалью в голосе.

И я запаниковал, ведь опять ляпнул что-то не так, что-то неуместное. Все его негативные эмоции, которые он очень редко передавал через голос, я их улавливал и будто и правда слышал его чувства, но сквозь шум помех.

— Не хотел тебя расстраивать, — насупившись, добавил: — Дурацкий вопрос.

— Нет, все нормально, — уже как ни в чем не бывало, заверил меня Андрей, но сейчас я явно слышал ложь в его словах. — Устал.

— А, ну тогда иди, — кивнул в сторону его коридора, смирившись с тем, что сам случайно забраковал наш разговор.

— Да нет, — тот усмехнулся. — Хожу так, потому что устал.

— Настолько? — не верилось.

— Ну, — он почесал голову. — Не только…

Внезапно на столе, рядом со мной, завибрировал чей-то одиноко лежащий телефон, расшатывая и без того натянутые нервы своим «бз-з-з, бз-з-з…». Видимо, и у Андрея тоже.

Точнее, особенно у него.

— Выключи, пожалуйста, — втянув носом воздух, он опустил веки. Я из-за его реакции напрягся еще сильнее.

Телефон все вибрировал и вибрировал. Раз за разом, раз за разом, раз за разом…

— Но это не мой…

— Выключи, — резко открыв глаза, Андрей посмотрел на меня так же взволнованно, как и при повторе слов, и я уже не мог сопротивляться. Словно если не сделать то, о чем просит Андрей, то прямо сейчас у него случится такой же нервный срыв, как обычно и у меня. А я этого очень не хотел.

— Хорошо, — тихо сказал ему. Взяв чужой телефон, нашарил нужную кнопку и вырубил вибрацию. Не успел вернуть его на место, как вдруг мой желудок скрутило так, будто его кто-то сжал в крепкий кулак. — М-м-м! — я аж согнулся, теперь ожидая, когда отпустит. Чуть очки не слетели.

— Что с тобой? — обеспокоенно спросил Андрей. Вот его, видно, уже отпустило.

— Да так, скоро пройдет, — прокряхтел я, все еще держась за живот.

— С желудком проблемы?

Догадливый.

— Типа того, — с облегчением вздохнул я, когда спазм прошел.

— Тогда надо попросить таблет.

— Нет! — прервал я Андрея, вытаращившись на него. — Достаточно с меня лекарств, — помотал головой, которая вновь закружилась, но взгляд уже знал, что делать: он схватился за глаза Андрея, которые не дали мне упасть. Ну, и рука еще упиралась в стол.

Андрей внимательно смотрел на меня, смотрел… То в один глаз, то в другой, и выдал:

— Ты не ешь?

— Что? — снова изумился его проницательности.

— Когда в последний раз нормально ел? — Я растерялся даже. — Ну?

— Ты же все видишь, — сощурился в ответ. — Вот и прочитай, — пожал плечами.

— Ох, Жень, — Андрей на секунду закатил глаза, разрывая зрительный контакт, и пришлось удерживать себя только рукой.

— С пятницы, — я заправил волосы за ухо. Казалось, что раскрыли какую-то великую тайну, и сейчас последует наказание.

— С прошлой пятницы?

— Нет, — я сглотнул. Аж жарко стало, и свитер тут не при чем. — С позапрошлой.

— Ты сдурел?! — громко возмутился Андрей.

— Так! — еще и медсестра позади него крикнула. — Идите уже отсюда, сбиваете с мыслей только.

От их криков в мою сторону коленки чуть не подкосились, а внутри все оцепенело. Тронешь — упадет и расколется на части.

— Пойдем, — Андрей кивнул в сторону своего коридора, а я наконец вспомнил, как дышать.

— Зачем? — я насторожился: не к себе же он звал? — Не, не пойду, — отказался на всякий случай.

— Тебя потащить? — пригрозил мне.

— Нет!

— Ребята! — снова возмутилась медсестра, и я сжался, чувствуя себя виноватым.

Андрей смотрел на меня выжидающе, а во мне все колебалось и не решалось, но, слыша гогот стоящих у медпоста парней, я понимал, что хуже оставаться здесь, чем идти с Андреем. Куда-либо.

И мы пошли.

— Значит, и таблетки на голодный желудок принимал?.. — прошептал мне Андрей, когда мы проходили мимо остальных. Его шепот меня успокаивал и отвлекал.

— Да, — выдавил я из себя.

Андрей цокнул:

— Ну, точно сдурел…

Мы наконец дошли до его коридора, и я перестал чувствовать на себе чужие взгляды.

— Нет аппетита, — поделился с Андреем. — Не могу есть то, что здесь дают.

— Понимаю, — хмыкнул тот. — Поэтому еду заказываю.

— А можно? — я остановился и с удивлением глянул на него. Неужели все это время я страдал тупо из-за того, что ни у кого даже не поинтересовался по поводу еды? Не воспользовался магией общения.

— Конечно, — Андрей тоже остановился. — Иначе тут большинство как ты ходило бы. — Я и правда почувствовал себя дураком. — Ладно, пойдем ко мне, — Андрей дернул бровями и улыбнулся. — Дам тебе чего-нибудь из нормальной еды.

— Да не надо, я лучше сам закажу… — начал отнекиваться я.

Но тот не унимался.

— Пойдем, говорю, — настаивал. — А то загнешься еще.

Он, конечно, был прав, но я все равно растерялся. Однако вспомнив, что нужно двигаться дальше, что нужно учиться у Андрея всему, что он может мне дать, чтобы измениться и достичь необходимого результата, — я согласился, и мы тронулись в сторону его палаты.

— Я в больнице, мне не дадут загнуться, — подумал вслух.

— Наивный, — сказал Андрей с какой-то издевкой будто.

— Почему?

— Думаю, что здесь умерло немало людей, — покосился на меня, но ямочки мне на что-то намекали.

— Это шутка? — предположил я.

— Ну вот мы и добрались, — хмыкнул Андрей.

— До чего? — не уловил я, ведь мы еще шли.

— До того, что ты стал шутки мои понимать, — довольно произнес Андрей, а я — еще более довольный — поставил галочку в воображаемом дневнике напротив строчки «уловить шутку». — Хотя даже немного жалко.

— Почему?

— Потому что ты забавный, когда до тебя что-то не доходит, — он дернул плечом.

— Эй! — возмутился я, а тот еще сильнее расплылся в улыбке.

Если бы я не боялся касаться, то пихнул бы его в это самое плечо, типа, да иди ты со своим «забавно». Но я боялся, поэтому, многозначительно вздохнув, просто стал осматриваться.

Мы медленно двигались мимо других палат платников. У окон на полу так же толпилось множество растений, чуть ли не пальм, а неподалеку среди них — невысокий столик, кресло и… еще одно кресло, но необычной круглой формы, похожее на гнездо с подушками.

Подойдя ближе, я заметил разбросанные по столу листы бумаги и карандаши. Листы были чистые, карандаши — наточенные. А поверх всего валялись знакомые перчатки.

Я вспомнил, как Никита и Андрей вчера непринужденно общались, и меня кольнуло что-то острое изнутри…

— Мы пришли. — Я чуть не врезался в Андрея, когда он остановился у палаты напротив столика, но успел заметить вовремя. — Заходи, — он кивнул внутрь, открывая дверь.

И тут опять, как и перед кабинетом психолога, моя уверенность куда-то испарилась.

— Лучше подожду тут. — Я огляделся и указал на обычное кресло: — Вон там посижу.

— Зайди, я тебя не съем, — то ли он меня упрашивал, то ли уже устал меня упрашивать, и мне теперь стало более неловко отказываться, чем заходить.

Андрей будто понял это и скрылся за дверью.

А вдруг я и правда его заражу, пусть на мне и была надета маска, но она могла особо и не препятствовать всяким там бациллам или еще чему. Но чувствовал я себя уже нормально, да и возможно, что заражать-то и нечем было.

Интересно, Никита тоже заходил вчера к нему?

Ладно, неважно. Сейчас сюда собирался зайти именно я.

Боже…

Вздохнув, я побрел за Андреем в его палату, хотя, как очутился внутри, показалось, будто в берлогу попал, в которой тот прятался как медведь, находящийся в зимней спячке. Сумрачный свет с улицы едва освещал комнату сквозь более плотный тюль. Я слегка окинул ее взглядом. Туалет, душ как у меня. Вся мебель стояла симметрично моей, только были еще две захламленные тумбочки. И кровати две. Одна была расстеленная, одеяло лежало клубком, спадая одним краем чуть ли не до самого пола.

И все это говорило о том, что у Андрея явно нет проблем с порядком, как бывает при ОКР. Если бы он попал ко мне, то, наверное, сразу бы догадался о моем основном диагнозе по моей безупречно вылизанной палате. Хотя я вот до сих пор и не догадывался о том, чем болел Андрей.

Будто что-то упускал.

Но прямо сейчас меня беспокоило, что мои руки потянутся расставлять все по местам, идеально ровно, словно по линеечке, ведь «ровно» всегда требовал мой жесткий перфекционизм, который иногда проявлялся совершенно не вовремя.

Я боялся, что навязчивые мысли прямо сейчас нагрянут, и остановить себя будет просто нереально — придется постоянно что-то перепроверять, повторять. Показаться кому-то в таком свете — это боль и стыд. А Андрею тем более стало страшно показывать эту часть меня, спрятанную в глубине айсберга, которую тот еще не разглядел.

Потерять Андрея — потерять возможность разобраться во всем. В себе, в нем, в мире. Потерять возможность двигаться дальше и отвязаться от материнских цепких и удушающих рук. Больше ни с кем, кроме него, у меня не выходило в принципе нормально общаться, и то, если это общение можно было назвать «нормальным».

Я собрался с духом.

И, словно лошадь в шорах, стараясь больше не оглядываться по сторонам, подошел к окну. Прошелся взглядом по улице и посмотрел на небо. Низкие тучевые облака касались вершин высоких деревьев, которые царапали их ветвями, но те сразу же затягивались. Вот бы и у людей так быстро заживали раны. И не только физические.

Росомаха с последним точно бы не справился.

— Что будешь? — услышал позади себя.

— М-м-м? — я все же нехотя повернулся и увидел, как Андрей копошится в шкафу.

— У меня есть хлеб, — он начал разглядывать всякие пакеты, мешочки, а я не сводил с него глаз, чтобы случайно не отвлечься на триггеры, размазанные по всей палате. Хотя, может, и не поэтому. — Есть банан, еще банан, и… еще банан, — оглянулся на меня.

Я сделал вид, что задумался, но ответ был очевиден:

— Пожалуй, возьму банан.

Это я типа старался пошутить, и на мое удивление Андрей усмехнулся. Да я сегодня в ударе.

— Хороший выбор, — тот тоже подошел к окну и встал слева. Комфортная дистанция между нами будто сохранилась на отметке как-за-пианино. -Держи, — положил на подоконник банан, пододвинул его ко мне: — Давно не заказывал ничего, уже и позабыл. — И, почесав светлую бровь, кивнул: — Этот самый нормальный.

Андрей будто извинялся, но ведь не за что. Он же решил меня выручить, явно беспокоясь за мое самочувствие. Это, блин, мне стоило извиниться перед ним за то, что он тратил на меня время и отдал мне свою еду.

Я взял банан, но, правда, шкурка уже начала коричневеть. Однако он все равно выглядел намного лучше, чем то, что приносили мне медсестры.

Пожевав губу, я решил еще раз поблагодарить Андрея:

— Спасибо.

А тот чуть ли не засиял. Наверное, потому что я редко говорил это слово, и тут он снова удостоился чести услышать его. Знал бы он, насколько редко…

— Пожалуйста, — радостно произнес он и, облокотившись на подоконник, тоже посмотрел на небо. Но тут же нахмурился, как и само оно.

Темные тучи вот-вот не выдержат и сбросят на город весь накопленный балласт.

— Что-то не так? — поинтересовался у Андрея.

Нужно было узнать его получше. Как и говорил Евгений Викторович, в этом могут помочь любые мелочи.

— Ненавижу дождь, — сразу же ответил Андрей, будто ждал вопроса. — Поскорее бы наступила зима.

— Почему? — решил уточнить я, но в ответ — тишина. Андрей смотрел на небо не моргая, будто бы и не слышал мой вопрос, и мне стало не по себе. Может ли тишина тоже говорить о чем-то? Возможно, я снова задал неуместный вопрос? Наверное, иногда и ему сложно чем-то делиться со мной, и я решил перебить неловкое молчание: — Не люблю зиму, — поежился. — Слишком холодно.

— Снег тихий и светлый.

Прямо как я и Андрей — подумалось мне.

— Но он вечно липнет к одежде, к обуви, а куртка становится дубовой и шуршит на морозе, как пакет, — вспомнил я и поморщился.

— Зато под ним можно гулять, и это красиво.

— Зимой праздничные дни, слишком много людей для прогулок. А еще салюты. Очень шумно и громко, — меня аж передернуло от своих же слов.

— В такие дни да. А ведь в детстве это радовало. Плюс снежки всякие, снеговики, с горки кататься.

То, что я ничего из этого не делал, говорить мне не хотелось. Да и судя по всему, Андрею сейчас это было бы и неинтересно. Он всеми своими мыслями улетел куда-то туда, под самые тучи. Будто пытаясь сдержать дождь, уговорить его не опускаться на землю. Или Андрей сам не хотел возвращаться сюда.

Возможно, он вспоминал о времени, которое проводил с братом. Счастливые воспоминания, которые стали тяжелыми, что даже мое сердце будто с трудом сделало несколько последних ударов.

Его серые глаза становились почти прозрачными, когда он смотрел в окно. Словно они — как стекло. В моменты печали они становились как лед — холодными. Почему же в остальное время, когда Андрей смотрел на меня, они горят огнем? Словно раскаленное серебро.

Например, как сейчас.

— Нравится?

Оказалось, Андрей уже отвлекся на меня.

— Ч-что? — переспросил я.

— Смотреть на меня, говорю, все же нравится? — он снова насквозь прожигал меня взглядом, лишая возможности соображать.

Ямочек видно не было.

— Эм… Просто задумался.

— О чем? — Андрей отлип от подоконника и, повернувшись ко мне, выпрямился.

Я попытался заправить выбившуюся прядь за ухо, но не вышло — она не слушалась.

— О холоде и тепле.

Облизнув губы, Андрей опустил глаза и взглянул на свои ноги, я — повторил за ним. Он сделал небольшой шаг навстречу, сокращая расстояние между нами на те самые двадцать сантиметров, снова уменьшая шкалу. Будто проверяя, отойду ли сейчас, как отошел тогда, после касания.

Но я не отошел.

— А сейчас тебе холодно или тепло? — он снова посмотрел на меня.

В груди будто все замерло. И вообще вокруг все замерло. Я слышал только дыхание Андрея, даже своего не слышал. Мой мозг плавился, а в горле пересохло, вот насколько сейчас мне было…

— Теперь тепло, — закончил я мысль.

— Я рад, — сказал Андрей.

Странно, он радовался, но уголки губ так и не дернулись, и ямочки так и не появились.

— Мне… — начал говорить я, но что хотел сказать, так и не определился. И потом мысленно дал себе пощечину, где она уже как-то была. — Мне надо помыть его, — я указал на банан и направился на ватных ногах в сторону раковины. Но тепло все еще оставалось со мной.

Во всем теле.

— Конечно, — сказал Андрей мне вслед. — Все в твоем распоряжении. Чувствуй себя как дома.

Вот чего-чего, а чувствовать себя как дома мне точно не хотелось.

Когда я подошел к раковине, то еле включил воду трясущимися руками, и чуть не выронил банан. Сердце стучало, будто пыталось достучаться до сонных соседей сверху, забывших закрутить кран, и вода уже текла по стенам квартиры…

Но нет, вода текла по моим рукам, охлаждая их и приводя меня в чувство, но лучше бы она этого не делала.

Я понял, что прокололся.

Нельзя было начинать мыть при Андрее этот чертов банан. Сейчас он стал казаться таким грязным, что хотелось оттереть его железной щеткой. Особенно там, где он покрылся коричневыми пятнами. Ведь они очень мягкие, и туда без труда могли въесться всякие вредные бактерии.

Когда-то этот банан висел на пальме, затем его сорвали руками, которыми перед этим могли держать что-то неприличное в туалете. Потом его положили в пыльную коробку, в грузовик, выложили на прилавок. И банан еще и там валялся какое-то время, пока его не отнесли сюда в пластиковом пакете…

Конечно, с виду он был чистым, но обман мышления выставлял все в самом худшем виде. Если я продолжу его мыть, то могу в итоге делать это мучительно долго, тщательно и крайне подозрительно для Андрея, что опасно, и все мои планы могут с треском провалиться.

Нужно было уходить, уходить, не палиться, бежать… а иначе…

Навязчивые мысли снова атаковали меня, и я не решился бы отражать атаку именно тут.

— Мне нужно идти! — вырвалось у меня, и я закрыл кран. — Мне… Мне маску нельзя снимать еще, — придумал оправдание, отчасти правдивое. Но не до конца. — Поем у себя.

Нужно же было как-то показать себя адекватным, и я уже рассчитывал в голове нужное количество шагов, чтобы не выбегать из палаты, а спокойно ее покинуть.

Их насчитал три с половиной, семь спокойно делится на это число, и я стал пятиться в сторону выхода.

Раз, два…

— Да, конечно, — тихо сказал Андрей. Мне хотелось заскулить из-за того, что я не мог ему ничего рассказать. — Приятного аппетита, — пожелал.

Три…

Я успел еще раз сказать ему «спасибо», но в это «спасибо» вложил не смысл доверия, а произнес его в знак извинения, надеясь, что Андрей поймет.

Три с половиной.

И все. Как только дошел до двери, скрылся за ней, слыша из палаты тихое «до встречи». Но на этот раз я уже не смог нормально попрощаться с ним, потому что пришлось бы, возможно, попрощаться навсегда, если бы на дольше задержался.

Очутившись у себя, я начал лихорадочно мыть банан с мылом, и спустя минут пять он почти разваливался в моих руках из-за моей дотошности. Пришлось его остатки с силой, будто я баскетболист, выкинуть в мусорку, словно мяч в корзину. Хотелось с досады испинать мусорку ногами, выместить на ней весь свой негатив, но я его выплескивал лишь отмывая руки мылом в семь подходов, психуя и матерясь, а после протирая их спиртовыми салфетками.

Ну вот, в очередной раз я сбежал от Андрея. Капец, Женя, надо было соглашаться на хлеб!

***

Раз наступил понедельник, значит, скорее всего Андрей опять пошел на ЭСТ. Вернуться и извиниться за очередное странное поведение я бы не успел, да и как-то не решался. Вибрирующий телефон явно давал понять, что Андрея и правда нервировали повторяющиеся события: слова, действия.

И что мне теперь делать?

Я стал наматывать круги по комнате, как обычно не наступая на что-либо на полу, и размышлять.