6. Вялый (1/2)

В четверг я проснулся довольно бодрым, но еще не полным сил, однако наконец-то отходняк закончился. Но вспомнив, что сегодня будут давать новые таблетки, а после тихого часа — встреча с психологом… Я хотел заскулить.

Что, собственно, и сделал, уткнувшись в подушку.

Все утро я пытался заставить себя выходить из палаты почаще, но, открыв дверь, закрывал обратно. Выбирался только по необходимости, о чем потом решил рассказать врачу сам, ведь я все же собрался стремиться к выздоровлению, но с чего надо было начать — не имел понятия. Однако про тошноту и боль в желудке я пока не упоминал, потому что тогда меня, скорее всего, заставят есть то, что подают в столовой. И помимо того, что пришлось бы сидеть с остальными больными, так еще и было страшно, что меня прямо перед ними стошнит.

Пока спасался йогуртами.

В итоге Юрий Владимирович поговорил со мной перед обедом очень быстро, минуты две, максимум три, спрашивая самое важное. Ведь он не только мой врач. Да и сейчас со мной было все более-менее в порядке относительно моих психов или обмороков. Так что все по факту, все по факту.

Мне стали ставить другие капельницы, от которых не вырубало. Хотя даже было немного жалко, но надоело гулять по туману, который находился у меня не только в мутной голове, но и перед глазами. Ну а новые таблетки не давали о себе знать в плане побочек. Пока, по крайней мере. Поэтому я ловил момент — переводил дух от последних трех дней.

Я валялся в постели во время тихого часа, слушая музыку и пытаясь настроиться на общение со своим новым вторым врачом. В голову приходили мысли о том, что же мне на этот раз предложат сделать, что будут спрашивать. Потом я начал размышлять, что за человек будет сидеть передо мной, старый или молодой, насколько отталкивающий. Почему-то я настраивался именно на это.

А ведь Юрий Владимирович меня не отталкивал… Он не был настойчивым и не был грубым, вроде даже улавливал, что я говорил, хотя говорил-то я и не много. Он мог успокоить меня несколькими фразами, и это было так необычно… Необычно то, что от него мне не хотелось сбегать с самого начала, даже стену выстраивать. Тогда я не придавал этому значение, будто не замечал этого, но сейчас пришло осознание, и стало как-то волнительно… Даже не получалось толком разобрать, что именно не так.

А еще Юрий Владимирович сказал важные для меня слова: мои чувства и мысли нормальны. А этого мне не говорил никто и никогда, и будто именно этих слов мне не хватало.

И вот прям сейчас мне стало неимоверно страшно. Страшно, что я позволял себе даже думать обо всем этом. Мои закоренелые убеждения не давали мне открыться и подпустить к себе человека, не то что чужого, а даже родного. Родного по крови, но не по духу. По духу я до сих пор плавал один, как огромный кит по океану.

А сейчас я, по сути, доверился ему. Сделал то, чего остерегался. Поэтому и тревожно: казалось, что не только я, но и мысли мои дрожали. Мне еще сотрясения не хватало. Какие эмоции, кроме того, что боюсь воткнутого ножа в спину? Внимание Юрия Владимировича ко мне такое же, как и к другим пациентам, но казалось, что он не просто бездушно выполнял свою работу, а делал это потому что… Будто он просто не мог поступать иначе. Другие могли, а он — нет. Он, как и я, словно стремился достичь в чем-то идеала: в его случае — быть идеальным врачом. Наверное, поэтому он и не отталкивал меня.

Боже…

Ужас какой. Аж голова раскалывалась.

После него в мыслях начал мелькать Никита. Если мы похожи, то насколько? Моя замкнутость ощущалась в больнице намного сильнее, чем обычно. Никита как раз-таки открытый весь такой. Совершенно противоположный мне, куда ни глянь. Стану ли я тоже таким позитивным, как и он, несмотря на свои проблемы с психикой? Хотя… Помимо них есть еще тьма других проблем, которые тоже, как и мои диагнозы, могут вытекать одна из другой.

А еще Никита приставучий, фиг отвяжешься. Улыбки его эти, болтовня без умолку, даже его волосы рыжие уже бесили. Встречались всего-то несколько раз, я бы и не думал о нем вообще, если бы не видел четко его физиономии. Но нет, он вошел в теперь уже «Топ-2» моего списка узнаваемых лиц.

В итоге мои размышления добрались до номера один этого топа… До Андрея. Как часто он ходил на ЭСТ? И как решился на это? И вообще, я даже не знал, чем он болен. Было видно, что ему плохо, что что-то не так. Поначалу меня не интересовал этот вопрос. Меня в принципе всегда мало что интересовало в людях, но здесь…

Раз мы теперь общались, мне нужно было знать о нем больше, что-то важное, чтобы случайно не ляпнуть что-нибудь не к месту. А я мог. У меня и так не получалось предугадать его реакции на что-либо, с собой бы разобраться, а так как его болезнь покрыта для меня тайной, то вообще непонятно было, что от него ожидать. Ведь все его сторонились, хотя при мне он ничего ужасного не творил. Нервировал только иногда, да озадачивал, но не более.

Да. Ничего более. Ничего.

Почему-то от него я не чувствовал опасности.

Я вздохнул и решил сейчас забить на все это, и, видимо, чтобы дистанцироваться от размышлений, мозг умудрился уйти совсем не в ту степь, и тело перестало дрожать. Теперь мне приходили в голову только какие-то тупые вопросы по типу, почему тихий час называют часом, если длится он два часа? Или почему пододеяльник называется не надодеяльник или вокругодеяльник? Почему сковорода и тарелка на столе стоят, но если тарелка в сковороде, то она лежит? И, конечно же, я пробовал искать ответы в гугле, но удовлетворяющие меня находил не всегда.

Когда после тихого часа наступил уже час икс, я шел к кабинету психолога, и меня немного потряхивало. По спине медленно катилась капелька пота. На мне была новая одежда: вся черная, будто на траур пошел, просто я примерно так себя и чувствовал. А еще на кофте не было большого кармана, меня это стало нервировать, потому что ковыряться в бинте при ком-то не хотелось, ведь будет сразу понятно, что я переживаю. Да и нажимания на ногти фиг скроешь, но об этом я, почему-то, сразу не подумал.

Очкастая весь путь тараторила то одно, то другое, перепрыгивая с темы на тему, но для меня это слышалось белым шумом.

— Кстати! — сказала громко чуть ли не в ухо, и я ошарашенно отшатнулся в сторону. Очнулся.

— Ч-что?

— Сейчас будет забавно очень, когда ты подойдешь к кабинету, — хихикнула Очкастая.

— Почему? — мне уже стало страшно.

— Увидишь, — сказала как-то загадочно и остановилась. Я тоже. — Так, все, пришли, вон тот кабинет, я приду… — посмотрела на часы, — минут через сорок. Думаю, управитесь.

И улетела обратно по коридору, а я развернулся и направился к двери. Подойдя к кабинету, взглянул на табличку.

«Клинический психолог Несмиян Евгений Викторович».

Чего?! Какого хера, это шутка?

Я осмотрелся по сторонам, но никто так и не выпрыгнул, держась за живот от смеха, и не снимал мою реакцию, как делали это в школе.

Ладно, значит, реально совпадение. Подумаешь, даже отчество. Так, все, надо постучаться и зайти уже.

Но я все не решался. Это чем-то было похоже на то, как я не решался открыть дверь своей палаты и выйти. Только тут — войти.

— Заходите! — Услышал вдруг, и помимо рук, затряслись и колени.

Я открыл дверь.

***

Сидя в очень мягком, словно облако, кресле, я утопал в нем и будто становился еще меньше. Передо мной стоял столик со стаканом и графином с водой.

— Хм… — изучая какой-то документ, хмыкнул врач, которым оказался очень молодой парень, тем более не внушающий доверие из-за очевидной неопытности. Он сидел напротив меня, нас разделял тот самый столик и моя заранее выстроенная стена. — Значит, представляться нам уже и не обязательно. Интересное совпадение, не считаете?

— Есть немного, — ответил я, разглядывая кабинет.

Он выглядел очень минималистично, вещи стояли ровно и многие даже симметрично. Будто специально, чтобы ничто не отвлекало от важного. Только вот случится здесь что-то важное? Создавалось ощущение, что нет.

— Получается, что Евгений Несмиян будет узнавать Евгения Несмияна в любом случае.

— Я вас не собираюсь узнавать.

— Конечно, вы собираетесь узнавать себя. А — я вас, — он отложил документ в сторону и налил в стакан воды. — Так что оба Евгения узнают Евгения.

До меня как обычно не сразу дошло, но потом дошло. Однако мне не особо хотелось, чтобы и он узнавал меня. Но я понимал, что, несмотря на вспотевшие ладони, через это придется пройти, потому что иначе дальше продвинуться не получится.

Я потер левую ладонь о штаны.

— Так, ну для начала я немного расскажу о себе, чтобы было честно. Вам же будет проще, зная, кто перед вами?

Он говорил со мной на «вы», что было непривычно, ведь Юрий Владимирович обращался ко мне на «ты», хотя, казалось, должно быть наоборот, ведь тот явно старше.

— Не уверен, — сказал я, уже ковыряясь в своем бинте. Если Юрий Владимирович практически сразу расположил к себе, то Евгений Викторович, которого хотелось назвать просто «Женя» из-за возраста, явно пока что меня отталкивал. Но я решил, раз уж пришел, то надо хотя бы досидеть. — Давайте попробуем.

— Отлично. Значит так, я специалист с опытом шесть лет. Раньше я работал в психоневрологическом диспансере. Затем какое-то время в частной клинике. Постоянно повышаю свою квалификацию и пишу статьи по психотерапии.

Я удивился: когда он только все это успел? Юрию Владимировичу, наверное, лет тридцать, или чуть больше, а этот будто лет на десять младше. Но разум мне подсказывал, что не настолько. Уже даже показалось, что общаться на «вы» не так уж и плохо.

— Специализируюсь на различных психических расстройствах, такие как депрессия, биполярное аффективное расстройство, ОКР, шизофрения, ПРЛ, ПТСР и, впрочем, многие другие, — продолжил он, а у меня в голове все эти аббревиатуры разлетелись буквами в разные стороны. Ну, кроме ОКР. — Мы с Юрием Владимировичем давние друзья, и он попросил именно меня помочь вам, поэтому ради него я согласился.

Теперь мне стало как-то совестно перед Юрием Владимировичем, я полтихого часа его чуть ли не восхвалял, что можно отнести к исключительной ситуации. И теперь, если я не буду стараться, то подставлю его.

Тебе нельзя его предавать, нельзя, нельзя подводить… иначе…

Да я и так не хотел этого! Теперь что, мысли будут угрожать мне заранее?

Но мои пальцы-предатели уже жили своей жизнью, и я не мог сдержаться, чтобы не начать нажимать на ногти. Врач не шевелясь смотрел явно на меня, и я лихорадочно пытался придумать, как выкрутиться из ситуации. Я положил поверх левой руки забинтованную, чтобы прикрыть и не палиться. Хотя вряд ли у меня это получалось.

Раз, два, три, четыре…

Но врач, видимо, не замечал, или делал вид, что не замечает, поэтому никак не отреагировал. По крайней мере, ничего не сказал. Однако явно ждал, когда ему уже хоть что-то скажут, и я вспомнил, где нахожусь.

Пять, шесть, семь.

Словно прокрутив пленку назад и включив магнитофон заново, в голове я еще раз прослушал его последние слова. Так, Юрий Владимирович попросил, тот согласился, и…

— И я ради него тоже постараюсь, — удивительно быстро завершив ритуал, решил сказать я, а сам поразился своим же словам, насколько просто они мне дались. Обычно вслух говорить еще сложнее, чем с самим собой.

Поправив очки, я взял стакан и отпил немного воды.

— Вы ради себя постарайтесь лучше, — сказал Евгений Викторович. Я поставил стакан на стол так, чтобы между ним и графином было такое же расстояние как между ним же и краем стола. — Тогда и ему приятно будет. — Я неуверенно покивал головой и снова выпрямился. — Значит, далее… Я работаю постепенно, учитывая особенности пациентов, но и им необходимо работать — над собой. Тогда мы сможем двигаться дальше, и в итоге получим результат.

Все это время он никуда не отворачивался от меня, будто пытался уловить мельчайшие сигналы из моей головы и посмотреть, что же в ней. Но я мысленно отгонял его сверхспособности, размахивая мухобойкой. Дурацкие ассоциации, да, но в этот момент мой взгляд цеплялся за стакан. В воде плавало две мертвые мошки.

— Понятно, — рассудил я. — Похоже на учебу

— Так и есть. — Врач ненадолго задумался и сказал: — Скажем так, вам необходимо будет научиться понимать себя. Потому что без этого — вы потеряетесь.

— Я уже теряюсь… — тихо сказал ему то, в чем долгое время было сложно признаться самому себе. Я будто бегал по незнакомым коридорам, но никого не встречал. И в итоге убегал все дальше, дальше…

— Мы вас найдем, и вы не исчезнете, — мягко сказал Евгений Викторович, и мой взгляд отцепился от мертвых мошек.

Он будто знал, что меня волнует. А может, это волновало не только меня, а каждого, кто сидел в кресле, где сейчас находился я?

— Ловлю на слове, — как-то нервно сказал я.

— Хах, хорошо. А теперь ваша очередь, — Евгений Викторович положил ногу на ногу: — Расскажите что-нибудь о себе.

Дурацкий расплывчатый вопрос. Что именно люди хотят услышать, когда задают его?

— Например? — решил уточнить.

— Например, что вы умеете, что любите, что не любите, какие фильмы или музыку предпочитаете…

— Вы вот о фильмах и музыке не говорили, — заметил я.

— А что, интересно? — хмыкнул врач.

— Не очень, — честно признался ему.

— Ну, вот я так и подумал, поэтому не сказал. Вам ведь сейчас наверняка не это важно во мне.

— А вам важно, какие я фильмы смотрю и что слушаю? — не понял я.

— Нет. Просто мне это интересно, — пожал плечами в ответ, и затем сказал то, о чем я никогда и не задумывался: — Часто людей по их интересам, по каким-то глупым мелочам узнаешь лучше, чем если просто задавать важные сухие вопросы. Бывает, так проще понять другого.

Снова от меня хотят услышать какие-либо факты о себе, и мне всегда было сложно понять, зачем людям это нужно. Врач сказал, чтобы проще понять человека. Значит, в последнее время по крайней мере двум людям было интересно узнать меня лучше…

Я потряс головой. Скоро и правда сотрясение мог заработать.

— Ладно… — я облизнул все еще сухие губы. Что-то рассказать, значит. — Умею играть на пианино и гитаре. Точнее, сейчас не очень умею, — пробормотал я. — Люблю… Люблю играть на пианино и на гитаре, — покивал сам себе. — Удивительно, не правда ли? Что еще… Не люблю…

Не люблю свою мать. Своего отца. Отчима.

— Не люблю…

Ты не должен так думать, не имеешь право, не должен, не должен… иначе…

Пальцы снова дали о себе знать.

Закрыв глаза, я глубоко вздохнул и выдохнул:

— Не люблю, когда меня трогают, — все же закончил предложение, даже не соврав.

— Понятно, — он несколько раз, задумавшись, постучал ручкой по подлокотнику своего кресла и спросил: — А музыка с фильмами?

Я посидел, поразмышлял и сказал:

— Фильмы всякие, что зацепит. Кроме боевиков, это абсолютно нет, — помотал головой. — А музыку… Тоже разную. Ну… — Как же сложно вспоминать жанры. — Пост-панк, электронику, инструментальную. Не особо известные группы в основном.

— Ого, какой суповой набор, — удивился Евгений Викторович.

— Ну да, так вышло, — я дернул плечом. Попсу я не любил, от шансона тошнило, от рока — болела голова, рэп будто вдалбливал в мозг информацию, а не давал самому обдумать ее.

— Ну, это даже прекрасно, — врач внезапно поднялся, отчего я дернулся.

— Почему? — тихо спросил.

Тот взял стакан с мошками и, пока шел в сторону окна, сказал:

— Вы разносторонний человек. И смотреть на вещи под разным углом — полезно для мышления.

— Ну что-то пока незаметно, — сыронизировал я.

— Мы постараемся сделать так, — он начал поливать вялый цветок, — чтобы помочь вашему мышлению, — и повернулся ко мне: — Да?

Помочь мышлению? Да, мое мышление как раз и не в порядке.

Успешный опыт у Евгения Викторовича, про который он говорил, или нет — я не знал. Но и про опыт Юрия Владимировича — тоже.

— Да, давайте, — ответил я, приняв то, что мне все равно некуда деваться. Только идти вперед и, видимо, напролом. Насколько сил хватит.

— Вот и договорились, — слишком довольно сказал Евгений Викторович. Снова подойдя к столику, он поставил стакан и опять налил в него чистую воду. — Ну что же, в принципе, особо смысла в этом тесте я уже не вижу, — он подошел к шкафу и вытащил из выдвижного ящика лист бумаги. — Но вы все равно пройдите, чтобы я мог понимать некоторые ваши особенности до того, как вы мне их расскажете вслух, — сел в кресло, положил лист на столик и пододвинул ко мне вместе с новой ручкой. — Он простой, не бойтесь.

Он сказал рассказывать про свои особенности? Из меня же подробную информацию не вытянуть. Я даже мог начать заикаться. Просто психиатрам отвечать сам факт симптомов не так страшно, как объяснять подробности, которые выуживают психологи. По крайней мере, так делали предыдущие.

— Хорошо, — я взял дрожащими руками листок, а их оказалось два: на них было много граф с вопросами и ответами. Так много, что аж рябило в глазах.

— Отлично. Вот, возьмите планшет для удобства, чтобы к столу не наклоняться. Как закончите, скажите.

Я прихватил планшет и, прицепив верхней прищепкой листки, плюхнулся обратно в кресло. Евгений Викторович тоже откинулся на спинку, после чего взял тот самый документ, ручку и начал что-то записывать. Ну что ж, поехали.

Закусив губу, я приступил к тесту.

Он состоял из более чем ста вопросов, а ответы делились на четыре варианта: «не знаю», «нет/никогда», «иногда», «да/часто». Я быстренько пробежался глазами и понял, что это надолго.

Пока читал вопросы, понимал, что я и правда мало о себе знаю. Где-то ответы были очевидные, а где-то вообще не понятно было, что отвечать, и я часто ставил галочку под «не знаю».

Например, прочитал вот такой тупой вопрос: «Вы вертите предметы в руках?». А что, никто никогда не вертел? Только если нет рук, разве что… Но мне показалось, что тут не про это.

Ответ: «Иногда».

А вот ироничный: «У вас есть необычные сексуальные предпочтения?». Да, чтобы меня никто не трогал, ха! Но вообще я не понял, нафига тут и такие вопросы, они смущают, и такого плана был не один.

Ответ везде один: «Не знаю».

А на этом я отпустил губу: «Кусаете ли вы щеки, губы, язык?»

Ответ: «Да/часто».

Над этим я задумался: «Вы считаете естественным помахать или сказать «привет» при встрече с людьми?». Нет, ну я не совсем тупой, конечно я знал, что это правильно, но сам раньше особо так не делал. Потому что и не с кем было. С матерью, разве что. Я понимал, что обычно люди так и поступают. Поэтому, чтобы не показаться странным, поздоровался и уже целых два раза попрощался с Никитой. А сколько с Андреем — не запомнил. Как будто я ему только и говорил «пока». Даже как-то не по себе стало, и я отвлекся на следующие вопросы.

Ответ: «Иногда».

Та-а-ак…

Вот этот — прям издевательство: «Вы считаете, что легко определять возраст по внешнему виду?». Ну, судя по тому, что примерный возраст Евгения Викторовича я так и не понял, очевидно, что не всегда.

Ответ: «Иногда».

Вот про это мне часто говорят: «У вас есть склонность интерпретировать буквально?». Видимо, есть.

Ответ: «Да/часто».

Еще один вопрос был про трудности распознавания лиц, этому даже название есть трудновыговариваемое: «У вас есть сложностями с распознаваниями лиц (прозопагнозия)?». Оно это или нет, до встречи с Андреем и Никитой я будто бы никогда никого нормально не видел. Могу ли я поставить «иногда?» Наверное, они — это слишком маленький процент для такого ответа.

Ответ: «да/часто».

Вообще, все же были вопросы, где говорилось о том, что и правда касалось меня чуть ли не напрямую.

«Избегаете ли вы ситуаций, когда люди могут выразить свои положительные эмоции по отношению к вам?».

«У вас имеются определенные ритуалы, которым необходимо следовать?».

«Вы иногда чувствуете боязнь в безопасных ситуациях?».

«Вы малообщительны?».

«Вы инстинктивно пугаетесь звука мотоцикла?».

«Вам труднее, чем другим, поддерживать дружеские отношения?».

И многие другие…

На всех них я отвечал: «Да/часто», и так хотелось прочитать, что же в итоге покажет этот тест, ведь мои ответы должны хоть немного показать меня настоящего. Даже я плохо знал этого Женю.

В общем, вопросов, которые то вгоняли меня в ступор, то четко указывали на мои особенности, было достаточно. Мне даже показалось, что очень часто дело касалось именно ОКР и социофобии, хотя я не был уверен.

Но больше всего мне запомнился один…

Последний.

«Вы, как правило, долго смотрите на людей, которые вам нравятся, и почти (или совсем) не смотрите на людей, которые вам не нравятся?».

Передо мной возник пристальный серый взгляд…

Я осушил стакан воды, но рука дрожала так, что вода немного расплескалась. Однако врач снова будто не увидел или опять проигнорировал. Ручка тряслась, и угомонить ее не получалось. И так сложно левой рукой заполнять, а тут еще и это. Я собирался твердо и уверенно поставить галочку в графе «нет/никогда», потом уже не очень уверенно в «не знаю», но в какой-то миг ручка пролетела над «иногда» и приземлилась в «да/часто».

Капец.

— Ну? — Я вздрогнул, когда Евгений Викторович подал голос, и ручка выпала у меня из руки. — Как ваши успехи?

— Ч-что? А, да, я закончил, но…

— Отлично, давайте сюда. — Я нехотя положил лист на стол и пододвинул ему. Тот взял и произнес: — В следующий раз разберем некоторые моменты.

Что-то мне поплохело.

— Некоторые? Некоторые — это хорошо, — согласно покивал я, но на деле все было очень хреново. Он и без сигналов моего мозга справится теперь.

— Не переживайте, давить не буду. Но лучше узнаю, как с вами дальше работать.

— Угу… — Я снова весь вспотел и, облокотившись на колени и опустив голову, закусил губу, но почти сразу отпустил ее, вспомнив один из дурацких вопросов. Надо было на чем-то сосредоточиться. На полу лежала упавшая ручка. Поднял ее.

— И так, давайте обсудим наши дальнейшие действия. Расскажу вкратце, что у нас по плану, и дам вам кое-что с собой.

— Что?

Пусть это будет еда.

— Домашнее задание.

Черт.

— Даже в школе на первом уроке их не давали, — цокнул я.

— Считайте, здесь школа с углубленным уклоном, — он встал и снова подошел к тому выдвигающемуся ящику.

— Мне с такими не очень везет, — вздохнув, я импульсивно защелкал колпачком ручки и пожалел, потому что начал считать щелчки.

Раз, два, три…

— Вот и проверим наверняка, — Евгений Викторович достал какую-то толстую тетрадь или блокнот. — Вы были отличником, верно? — повернулся ко мне.

Семь, восемь…

— Да-а-а, — защелкал медленнее. Звучало подозрительно. — А вы откуда знаете?

Щелчки били по вискам и раздражали с каждой секундой еще больше.

— Не переживайте, мне никто не говорил. — Поздно. — Пока не берите в голову. — Тоже поздно. — Сейчас отнеситесь к этому заданию с полной серьезностью и ответственностью, будто потом будете экзамен сдавать, — снова сел в кресло, листая тетрадь.

Пятнадцать, шестнадцать…

Во мне теплилась надежда, что Евгений Викторович и сейчас ничего странного не замечал, хотя как раз-таки странно было бы это.

— А я точно не буду? — спросил с надеждой.

— Будете, — он захлопнул тетрадь, и я перестал щелкать на двадцать первом щелчке.

Выдохнул.

— Тогда почему «будто»? — не понял я.

— Потому что это не совсем экзамен, но на вопросы по заданию отвечать придется.

— Запутанно, — я проморгался и поправил очки, — но вроде дошло.

— Я не сомневался, — снова как-то довольно сказал врач. — Итак, сразу грузить не буду, сначала потренируемся перед следующим домашним заданием. Вот, — теперь на стол положил ту тетрадь, — держите.

— И что это? — кивнул я.

— Дневник. Дневник настроения, — уточнил Евгений Викторович. — Потом задание будет чуть сложнее, но сейчас этого достаточно.

— Мне что-то такое уже давали. Было сложно… Сложно…

— Что именно сложно?

— Не знаю. Разбираться в себе.

— Понимаю. Копаться в себе — любому человеку сложно и часто неприятно.

— Ох… И как этот вести?

— О, он довольно простой, но придется вам не просто, — стал запугивать меня. Ну, или я так воспринял. — В дневнике вам нужно будет отмечать ключевые ситуации в течение дня, которые как-то повлияли на вас эмоционально, — он поднял ладонь и начал загибать пальцы: — Ситуация записывается в первой графе, — мизинец. — Затем вам нужно описать свои чувства, которые вы испытали, — безымянный. — Не только «стало страшно», например, но и что с вами в этот момент произошло. Например, вспотели руки.

И я почувствовал, что держу уже влажную ручку.

— Понял, — сжал ее еще крепче. — И все?

— Почти. В последней графе оценить эмоции по пятибалльной шкале, — средний палец, и затем его руки сцепились в расслабленный замок. Мои им позавидовали. — Не ждите вечера, чтобы записать все, что произошло с вами. Иначе вы запутаетесь, и будет каша. Постарайтесь делать записи регулярно и прислушивайтесь к себе и к своим ощущениям.

Мне что, с собой его везде таскать? Не, это будет выглядеть глупо. Хотя… Я не особо-то чтобы выходил куда-то из палаты.

— А зачем это все?

— Затем, чтобы вы наконец начали себя узнавать, Евгений, — вкрадчиво заговорил врач. — Без этого путь к выздоровлению будет закрыт. Сейчас будет лишь тренировка. Вам нужно научиться открывать запертые двери, подобрать ключи к их замкам. А эмоции — первый шаг.

Внезапно в дверь постучали, и ручка, снова выпав из моей руки, закатилась куда-то под кресло.

— Ну что, Евгении, вы закончили? — крикнула Очкастая. — Хватит уже мучить парня.

Тут я с ней согласился.