Часть 59 (1/2)

— Ну нет, так не пойдёт! Где вы видели, чтобы невеста ехала в битком набитой машине, ещё и на переднем сидении? И да, я помню, что навигаторы благополучно накрылись вместе с интернетом, так что, пока будем ехать, в тик-токе я не залипну. Забудешь тут такое, как же! Но давай сегодня Лео побудет твоим персональным водителем, а мы с мамой как-нибудь сами разберемся, с кем поехать. Сандра, Илинка, Валентин — тут все знают местность как свои пять пальцев, без всякого навигатора, так что не заблудимся.

Откровенно говоря, Лайе было всё равно, каким образом, в насколько «соответствующих поводу» машинах и в каком составе они бы добрались до Сигишоары. Но Милли, лучащаяся избытком энтузиазма за всех, была непреклонна в своём стремлении сделать всё «как надо». Она, возможно, была единственной, кто искренне наслаждался праздником, не будучи обременённой знанием о теневой его части и подозрениями о творящемся в этой самой тени. Она очутилась в сюжете любимого жанра и, пусть даже не будучи главной героиней, открыто этому радовалась, а Лайя не хотела забирать эту возможность у сестры. Ей так было даже проще держать под контролем собственные сомнения в реальности с нею происходящего.

Несдержанно завизжав от восторга в прижатые к губам кулачки, Милли выдала в голос:

— Моя сестра — самая шикарная невеста на планете! — при этом продолжая вытанцовывать вокруг Лайи круги, чтобы осмотреть со всех сторон. — Ты вообще в курсе, что похожа на глянцевую картинку?! Если бы я на тебя сейчас не смотрела в упор, подумала бы, что в жизни таких не бывает!

— Милли, — протянула Лайя, чувствуя, как к щекам приливает жар. — Ты просто на себя всё не найдёшь минутку посмотреть, — на очередном круге поймав сестру за предплечье, девушка по инерции продолжающегося движения, напоминающего танцевальное, привлекла младшую к себе и развернула к большому ростовому зеркалу, положив руки ей на плечи и давая время полюбоваться отражением. — Ты восхитительна, моя, — Лайя улыбнулась, — уже не малышка.

В глазах Милли действительно на миг загорелся огонёк восторга при виде себя в коктейльном платье, с макияжем, вечерней прической и всеми аксессуарами, но он беспричинно быстро угас, хотя виду девушка старательно не подала.

И когда только научилась так профессионально скрывать эмоции?

— И почему инквизиторы в своё время решили, что неземной красотой блещут только тёмные? — по центральной лестнице к ним резво сбежал — практически слетел — Лео, чьи рыжие волосы на общем тёмном фоне его образа казались самой настоящей огненной гривой. — Imago hominis кого угодно красотой превзойдут! — мужчина подмигнул Милли через отражение в зеркале. — Загляденье!

— И это мне говорит прародитель львов, обладающий самой что ни на есть типичной внешностью для того, чтобы закончить жизнь на костре, — фыркнула Милли, но лицом, взглядом и всем своим видом показывая, что внимание оценила, пусть неожиданное и не очевидное. — Рыжие волосы, зелёные глаза. Как вы выживали-то вообще?

Даже в непринуждённом обсуждении самых безобидных тем, что сами шли на ум, легко было ступить на скользкую дорожку, а Милли, говоря о малознакомых для нее вещах, ещё не так хорошо умела удерживать равновесие в границах безопасного. Благо, вокруг все умели подстраховать: вовремя посмеяться, сменить тему, отвлечь внимание.

— Милли, глянь, пожалуйста, — на помощь пришла… мама. — Не вижу сзади. У меня, кажется, волосы в цепочке от сумки запутались.

— Позволишь? — поддев с вешалки серебристо-серое меховое манто, Лео раскрыл его с очевидным намерением помочь Лайе в него облачиться. — Осторожно, во-о-т так, чтобы ничего не помять, — поддерживая уложенные локоны на весу, он обращался с девушкой, как с вазой из самого тонкого хрусталя и даже говорил настолько тихо, что лишь благодаря чутью и мимолетному ощущению его дыхания на коже она могла расслышать его слова.

Лайя обернулась посмотреть на Лео через плечо и вдруг осознала, насколько непривычно близко оказались друг к другу их лица. В повседневной жизни девушка редко носила каблуки, да ещё и такой высоты как сегодня, а потому чаще случалось так, что она смотрела на Лео снизу вверх, как и на Влада. Ракурс глаза в глаза с высоты роста был почти таким же новым для неё, как и имидж друга, сменившего привычный кэжуал на элегантный деловой костюм, а творческий беспорядок рыжих кудрей, прилично отросших со дня первой встречи — в собранный у основания шеи пучок, безумно ему идущий, кто бы ни отстаивал моду на короткие мужские стрижки.

— Ничего не говори, дай угадаю: не терпится взять ножницы и меня обкорнать? — Лео верно прочёл её задержавшийся дольше положенного взгляд, но в корне неверно — мысли по этому поводу. Улыбнулся чуть виновато и машинально потянулся поправить волосы, хотя с ними и так всё было прекрасно. — Извини, замотался, не успел заскочить в барбершоп.

— Хочу сказать, что стричь такое царское богатство — кощунство чистой воды, — Лайя обезоруживающе улыбнулась и, не удержавшись, протянула руку, чтобы коснуться выбившихся по линии роста более коротких и тонких прядей, обрамляющих лицо. Они ей очень нравились, ещё тогда, когда мужская мода на волосы была совсем иной, а огнегривому Аслану с косой до пояса тайно завидовали едва не все девушки султанского гарема, при том что ни одна из них не была стриженой под мальчика. — Мне так очень нравится. Тебе идёт.

— Ну вот, — уголки губ Лео опустились вниз, придавая его лицу разочарованное выражение. — Напросился на комплимент, — но тут же задорно дёрнулись вверх, рисуя широкую искреннюю улыбку довольного чеширского… льва. — От самого прекрасного ангела, которого видели мои глаза!

— Слушайте, — вновь подала свой звонкий голос Милли, кидая меткие подозрительно-недоумевающие взгляды между мамой, сестрой и… и ещё одной глянцевой картинкой, что б их всех — этих божественных созданий! — А вы тут все точно-точно уверены, что Лео, — она посмотрела на мужчину, — тебе не брат? — затем на Лайю и завершила круг на матери. — Ну или нам обеим? Потому что вот эти его вечные братские замашки — жутко бесячие и даже двусмысленные, не знай я, как всё на деле обстоит, но, чёрт, настолько невинные для вас самих, что вы даже не замечаете! Защитит, поможет, комплиментами осыплет…

— Милли, о чём ты? — первее и очевиднее всех собравшихся краской залилась Энни, не зная, куда себя деть в ставшем вдруг невообразимо тесном холле. — Боже, прекрати, — женщина не могла решить, то ли ей смеяться, то ли пытаться в очередной раз приструнить младшую дочь, хотя абсолютно не было похоже, чтобы озвучиваемые ею периодически наблюдения смущали хоть кого-то, хотя бы самую малость. Может быть, пора было и женщине начать смотреть на всё проще, хотя бы с сотой долей той непосредственности и раскрепощенности, с которой это делала Милли.

— Подожди, — Лео вдруг озадаченно нахмурился, словно, переосмыслив прозвучавшее, не был готов просто так отпустить тему. Лайя украдкой на всякий случай сжала его руку, но это не помогло. — То есть ты правда считаешь, что защищать, помогать и осыпать комплиментами, причём, прошу заметить, совершенно заслуженными, может только брат?

Милли развития темы явно не ожидала, но за ответом в карман не полезла.

— Ещё муж ну или… как там красиво сказать-то на вашем языке? Парень? Любовный интерес? В общем тот, кому ты нравишься! Обычные парни, на улице проходящие мимо, в комплиментах незнакомкам не рассыпаются, что б ты знал! Это только ты у нас такой солнечный экстраверт на максималках.

— Ого! Милли, ты сегодня жжёшь! — Лео весело хохотнул. — Так меня ещё никто не обзывал!

— Да я ведь… Я же не в обиду…

— А я и не обиделся, — Нолан в очередной раз сверкнул улыбкой. — Просто прикольно прозвучало. Надо запомнить формулировку.

Под подобное перебрасывание короткими и не очень фразами негласно и будто бы случайно было решено, что Лео с Лайей действительно поедут вдвоём и чуть раньше остальных. На самом деле, вовсе не случайно — так было нужно. Остаться наедине им тоже было необходимо.

— Знаешь, мне иногда кажется, что Влад не осознает, как его настроение сказывается на окружающей действительности, — издалека начал Лео спустя минут десять езды в молчании.

Дворники лениво ползали по стеклу из стороны в сторону, стирая заметно поредевший дождевой крап. Впереди, как раз в том направлении, куда они ехали, небо постепенно прояснялось, и в просветах смыкающихся крон периодически становилось заметно, с какой скоростью и остервенением ветер рвал в клочья облака, кусками расшвыривая их по сторонам горизонта.

— Отчасти, может, ты и прав, — несколько отрешённо, хотя и не теряя связи с реальностью ответила Лайя, прослеживая взглядом влажные дорожки на стекле. Упорно пробивающееся сквозь редеющую листву солнце играло радужным спектром в каждой отдельной капле. — Раньше его влияние было слабее и редко выходило из окрестностей Холодного леса.

А ведь, действительно, раньше карпатскому королю точно не приходилось думать, как расположением своего духа не оставить без света и связи целый город. Или страну. Да и если задуматься, раньше Влад вряд ли бодрствовал столь продолжительное время подряд, при этом почти не покидая пределов одного измерения. Материя не успевала сродниться с его постоянным воздействием или Влад сам умышленно не позволял себе внедрять своё влияние слишком глубоко. Теперь всё изменилось, теперь материя отзывалась на его ментальное состояние безусловно, как дрессированный зверь, с существованием которого Дракула, по-видимому, ещё не успел смириться.

Под властью чужой воли облака сгущались и таяли, солнце пряталось и вновь сияло, ветра неустанно меняли направление — и это всё могло происходить одновременно в пределах нескольких минут. Синоптики и прочие светила связанных наук, несомненно, найдут себе занятие на ближайший десяток лет. Как только решат, что разобрались с геомагнитной аномалией и сочинят правдоподобное ей объяснение.

Нолан ненавидел себя за то, что собирался сделать, но дольше молчать было просто неразумно. Да и бессмысленно. Здесь все чувствовали, что что-то не так, что что-то грядёт. Даже те, кто вовсе не обладал чутьём на проявление потустороннего. Сам воздух постепенно напитывался коллективным страхом.

Лео надеялся, что Лайя сама заговорит, когда они останутся наедине, возможно даже, развеет его подозрения, обнадежит. Она казалась такой спокойной, сосредоточенной, будто наперёд знала, что всё хорошо и беспокоиться не о чем. Лео очень хотел разделить её спокойствие, вот только она продолжала молчать, и ничего хорошего в этом молчании мужчине не виделось.

— Лайя, ты можешь связаться с Владом? — осторожно попробовал Нолан. — Узнать, где он и чем занят. На мои попытки он не отзывается.

— Могла бы, — отозвалась девушка, по-прежнему глядя в окно, будто нарочно избегая даже зеркального пересечения взглядов. — Но не стану.

Лео тяжело сглотнул и прикрыл на мгновение глаза, доверив вождение чутью. Разговор был сейчас гораздо важнее обстановки на дороге.

— Ты знаешь, что произошло? — несмотря на то, что прежде Лео был в этом уверен, теперь испытал острую необходимость убедиться.

Он почувствовал её взгляд затылком, и необъяснимая дрожь скатилась вниз по позвоночнику.

— Знаю.

Вновь без каких-либо подробностей. Лео скосил взгляд в боковое зеркало, заведомо зная, что прямо сейчас никого знакомого там не увидит, хотя это вовсе не исключало того неизбежного факта, что к месту действия скоро прибудут и остальные. Бог знает, что их там ждёт.

— Лайя, твои мама и сестра. Возможно, для них стоит придумать повод не спешить. Мы… — мужчина собирался обобщить, но быстро передумал: — Я не имею ни малейшего понятия, что мы обнаружим на месте, когда доберёмся. А ты? — его голос был полон сомнения. Он правда хотел бы быть последним человеком, кто заставлял бы Лайю обдумывать всё это сейчас.

— Он хотел всё сделать правильно, — её голос звучал тихо, но уверенно. — Церковные каноны перед венчанием предписывают исповедь, причастие. Мы с ним даже не виделись это время, чтобы поддержать иллюзию, будто для нас всё в первый раз; чтобы тоска разлуки, пусть и недолгой, усилила эффект от встречи там, у алтаря. Он даже позволил Ватикану вмешаться, чтобы они получили свои доказательства. Всё должно было быть по-человечески. Он хотел этого и стремился к этому, кажется, даже больше чем я, — Лайя почувствовала как её губы, подрагивая, тянутся в горькой улыбке. — У меня это было и есть, а он хотел вспомнить, каково это — по-людски, без притязаний из прошлого, без всего потустороннего и тёмного, чтобы даже одежда на нас была создана людьми. Он хотел по-людски, — девушка посмотрела в зеркало, ища пересечения взглядов. — А люди наполнили ядом нашу венчальную чашу. И склонили моего отца приложить к этому руку. Им даром не нужны доказательства его человечности или божественности, Лео. Им не нужен человек под именем Влада, им нужен монстр, и они ни перед чем не остановятся, чтобы оставить его таковым.

Был ли Нолан удивлен внезапно обрушившимися на него откровениями? Нет. Шокирован, ошарашен, будто вместе с прозвучавшими словами ему прилетел хороший удар под дых, — вот подходящие определения. И куда более — тем фактом, что он узнавал обо всём только сейчас. Куда смотрела Тетра?! Если вообще смотрела хоть куда-то, а не была, как обычно, избирательно слепа. И где до сих пор носило Тауруса?!

— Погоди, — Лео потряс головой, с трудом останавливая бешеный поток догадок, в коем почти затерялось всё сказанное Лайей, а ведь она всегда видела и чувствовала больше их всех. — Ты сказала про… яд в венчальной чаше. Боже, какой абсурд и позор! Но ведь… этого ещё не произошло. Вы ещё не обвенчались и ничего не пили…

— Но выпьем, — её голос прозвучал так, словно всё уже было предопределено, не поддаваясь изменению. — Попытается ли Влад предотвратить это до или после — человеком перед ними ему не остаться. Это замкнутый круг. И я не вижу смысла дальше по нему бегать.

— Да при чём тут… — Лео собирался закончить «Влад», но передумал, потому что именно он и был при чём, и всё-таки… — Лайя, это проблема не только Влада! Это кнут, которым Ватикан вознамерился стегануть весь Орден разом, если конечно, — Нолан сжал зубы, — кто-то из нас не причастен.

— Divide et impera, — её голос прозвучал с неожиданной холодностью. — Да, Ватикан полюбил эту практику в отношении врагов, которым не мог противостоять в одиночку. Но не сегодня. Ни Аквил, ни Таурус не знали о планах церкви до того, как о них узнал Влад, и ни один из них никогда не посмел бы действовать руками моего отца.

Нолан сам не представлял, какой камень лежал на его душе до этих оправдательных слов. К сожалению, вопреки должному, основатели Тетры редко отличались близостью взглядов и абсолютным доверием друг другу и в прошлом не раз руководствовались тем же принципом, что и Ватикан — разделяй и властвуй — но сейчас, именно сейчас, после всего, через что они вместе прошли, предательство кого-то из них казалось Лео чем-то немыслимым, о чём даже думать не хотелось. Хотя и приходилось, скрепя сердце и до сведённых челюстей сцепляя зубы.

— В любом случае, ещё не поздно всё исправить, — продолжал настаивать Нолан, не позволяя секундному облегчению от невиновности своих названных братьев и тени его — стыду за то, что в очередной раз позволил себе в них усомниться — себя отвлечь. — Ещё ничего не… — он посмотрел в зеркало, моля о том, чтобы встретить в нём взгляд Лайи, ему столь сейчас необходимый. Он слишком опережал события, забывая, насколько близки и взаимозаменяемы иногда могли быть понятия «ещё» и «уже», когда дело касалось Влада. — Что мы можем сделать? — прямо спросил Лео, глядя в зеркало.

Опережая время и лишь слегка не успевая за его реакцией, где-то рядом натужно взвизгнули тормоза и засвистели покрышки. Нолану пришлось резко выкрутить руль вправо, уводя машину из-под бокового удара, и тут же уйти в маневр от столкновения лоб в лоб с «Тайотой», едущей по встречке.

В голове у мужчины не осталось ни одной цензурной мысли, которую он смог бы выразить ни матом и ни звериным рёвом, что рвался из груди, готовый аккомпанировать красноречию.

Он был способен вести автомобиль, не глядя на дорогу, и обладал гораздо большими возможностями, даже в случае возникновения проблем, избежать столкновения. Но иногда, не растрачивая лишние ресурсы на то, что было для него естественно, он напрочь забывал о том, что он не был единственным участником дорожного движения, и что другие водители знать не знали о его способностях и в случае чего просто не могли доверить ему одному избежать аварии. При этом в своих попытках они подчас делали слишком много лишних, безрезультатных движений, они паниковали, ошибались. В конце концов, нарушая правила, не все из них могли совладать с двумя тоннами разогнавшейся стали, лишившимися управления.

— Лайя! — когда Лео вновь благополучно вернулся в свою полосу и ряд, и даже не оставил позади месиво из покореженных авто, он больше не отводил взгляда от дороги и других объектов на ней, но теперь ему жизненно необходимо было услышать свою пассажирку. А ещё лучше — получить от неё затрещину. — Прости, пожалуйста, ласточка! Ты как? — мужчина уже подумал съехать в ближайший по пути карман и остановиться.

— Не мешать людям сделать их собственный выбор и не пытаться ничего изменить — вот, что мы можем сделать, — как ни в чем не бывало Лайя ответила на вопрос, к которому Лео за время, пока пытался избежать столкновения, успел потерять интерес. — Я в порядке, езжай.

Мужчина почувствовал руку на своём плече и тут же накрыл её пальцы своими, не в силах побороть необходимость вернуть прикосновение, впитать его кожей.

— Ты знаешь, что нас там ждёт, Лайя?

Ах, если бы знание в их случае что-то меняло, и они могли бы повернуть назад и просто не быть там, где с почти абсолютной вероятностью их не ждало ничего хорошего. И абсолютно точно не то, что подразумевал сегодняшний день, пройди он так, как было запланировано. Но они не могли, оба не имели права, потому что их место — там, в эпицентре происходящего, чем бы оно ни было и к какой бы роли ни обязывало.

В тон мыслям друга Лайя отрицательно качнула головой. У неё самой источником знания был только ночной кошмар и бесконечность основанных на нём догадок, иные подробности были ей недоступны. Влад никогда бы ими с нею не поделился, а она не стала бы выведывать насильно. Ей достаточно было уверенности, что ничего из этого он не хотел и не планировал. Но теперь, когда этот вариант событий ему навязали, он не проявит жалости, даже если она сама его об этом попросит. Он не оставит врагу шанса воплотить свою угрозу. Вопрос лишь в том, какой ценой.

— Ты уверена?

Темпераментные инстинкты льва рвались в гущу событий, в то время как всё человеческое в Лео буквально вопило увозить Лайю подальше, желая уберечь её от очередных крови, битвы, неизбежных жертв и скорбных слёз. Потому что этот день не должен, просто не мог продолжиться так. Она не воин и не безвольный трофей в извечном противостоянии интересов, которым не суждено пересечься. Она — невеста, сделавшая свой осознанный выбор! Для неё сегодня должен был быть светлый праздник, а не поле брани с кучей трупов, знаменующее очередной этап нескончаемой войны.

Да и было бы против кого воевать! Наказав виновных здесь и сейчас, Дракула уйдёт в недосягаемый для смертных тёмный мир — и всех тех, кто противостоит ему, не останется в живых, когда он вернётся. Их заберёт время, сменив поколения дедов и отцов сыновьями и внуками, так и не узнавшими от своих предшественников, что Влад Дракула больше не тот одержимый местью новообращенный тёмный, которого при должной сноровке и удаче можно было заковать в серебряные кандалы и пытать солнечным светом и прочими садистскими игрушками, что имелись в распоряжении инквизиторов средневековья. А бросать вызов дракону — всё равно, что бросать вызов любому из quattuor animalia. Хотя они и были смертными, что иногда усыпляло бдительность врагов, заставляя тех забывать, что за безвременно прерванную земную жизнь тетраморфа они платили своей душой.

Пока Лео погряз в размышлениях, Лайя молча смотрела в окно, за которым серый в дождливую погоду пейзаж пригорода постепенно сменился городской чертой, типичными для архитектуры старой Европы узкими улочками, с преимущественно односторонним регулируемым движением. Стены разнокалиберных невысоких домов давили, цвета светофоров сменялись слишком медленно, а вслед проезжающему представительскому авто встречные прохожие почему-то смотрели с излишней пристальностью, будто на самой машине большими буквами обозначалось, кому она принадлежала, понуждая людей стремиться заглянуть за тонировку стёкол.

— Отлично! — полустоном-полурыком высказался Лео, сигналя очередным любопытным, норовящим попасть под колеса. — Только толпы свидетелей нам и не хватало, чтобы заполнить дыру в клиповом мышлении людей новой порцией сюжетов в стиле вампирских ужасов.

Дождь почти прекратился, с переменным успехом в прорехах облаков выблёскивало солнце, и все те, кого непогода застала в пути по делам, спешили продолжить его, покидая свои временные укрытия.

— Дождь заканчивается. Если бы Влад не хотел свидетелей, их бы здесь не было, — сделала вывод Лайя, проводив взглядом женщину, долю секунды смотрящую прямо на неё с такой пристальностью, будто действительно могла разглядеть. — Припаркуйся, пожалуйста, здесь.

Лео мельком оценил предстающую перед ним картину в лобовом, затем поднял полнящийся сомнением взгляд на отражение:

— Уверена? Могли бы без проблем подъехать ближе.

Даже если у самого храма не имелось парковки, из прежнего опыта общения Влада со стражами порядка сильно вряд ли последние захотят оформлять штраф, когда пробьют владельца тонированного «Мерседеса» по базе. Если он, конечно же, значится в чьих-либо базах.

Базилика Святой Троицы была достаточно объёмным и центрующим на себе внимание сооружением на фоне остальной архитектуры Сигишоары, чтобы её можно было почти беспрепятственно обозревать, не находясь в непосредственной близи. Построенная на некогда окраине города, в парковой зоне на берегу реки, она до сих пор располагалась на некотором расстоянии от основных городских объектов. И хотя все пешие подступы к ней были облагорожены, расстояние до неё от предложенного Лайей места парковки было всё ещё не рукой подать. К тому же в платье и на каблуках, по оставшимся от ливня лужам. Если Лайя не собиралась спонтанной пешей прогулкой испортить свой наряд, то толпу за собой она соберёт однозначно. Ведь люди всегда любили свадьбы и тяга к ним в них не умерла даже спустя века, даже когда их коммуникабельность сузилась до размеров окошка чата на экране смартфона. Люди по-прежнему отчаянно тянулись к тому, что могло хотя бы ненадолго выдернуть их из рутины, а свадьбу - такую свадьбу и такую невесту, идущую пешком через улицу, заметил бы, наверняка, даже слепой.

Всё ещё преисполненный сомнениями, Нолан не снимал ногу с газа, пока мимо них очень медленно скользил осенний пейзаж, спасённый от обыденной промозглости лишь лучами солнца, радугой играющими на каждой покрытой каплями поверхности.

— Уверена, — Лайя сомнений друга не разделяла, а её голос, произносящий подтверждение, даже немного повеселел и зазвучал более раскованно. — Смотри, цветочная лавка!

Лео мог бы усомниться в надобности цветов. Мог бы сказать, что у него не было с собой наличных, в то время как одинокий киоск на выходе из переулка совсем не производил впечатление того, где мог иметься терминал для безналичного расчёта, даже если бы не было очевидных проблем с сетью. И он бы не соврал и не слукавил — всё правда. Но Лео не был бы собой, если бы вдруг сделался настолько мелочным, чтобы отказать девушке в букете в день её же свадьбы. Даже если букету этому, вполне возможно, совсем скоро суждено было оказаться в луже. Дай бог дождевой, а не кровавой.

Лица цветочницы и ее юной помощницы синхронно вытянулись от удивления, чуть приоткрылись рты, когда, покинув машину, Лайя как ни в чём ни бывало, словно самая обычная прохожая, направилась в их сторону. И всё бы ничего, если бы она, ритмично постукивая каблуками о плитку и придерживая рукой подол подвенечного платья, не выглядела ни много ни мало именно так, как должна была выглядеть невеста кого-то безмерно богатого, неизвестно что забывшего в здешней почти деревенской глуши.

— Doamna!..

Шок на их лицах сменило подозрение, но и оно быстро развеялось, стоило Лайе заговорить — не надменно, не высокомерно, не требовательно, а приветливо, дружелюбно и на беглом румынском. В нём Лео по-прежнему не был достаточно хорош, а потому остался чуть в стороне, не желая ещё сильнее смущать местных.

Образ Лайи был выдержан в светлых оттенках, без ярких акцентов, но едва ли взглянув на что-то другое, она выбрала розы тёмно-красного, в определённом свете почти чёрного цвета и забрала все, что были, попросив только связать их лентой и никак не упаковывать.

Лео так и не успел придумать, как признаться, что у него и впрямь не было с собой налички, когда понял: по реакции, эмоциональному посылу коротких незнакомых фраз и отстраняюще-отталкивающим жестам ладони румынки, что она отдавала цветы бесплатно и не желала брать за них денег.

— Дурная это примета, госпожа моя, с невестой, что под венец идёт, торговаться за букет. Берите так. На счастье вам и вашему mirele.<span class="footnote" id="fn_35191752_0"></span>

Светлые глаза из-под козырька кепки посмотрели на Лео, и он, даже не уловив сути сказанного, интуитивно покачал головой и поднял руки, ограждая себя жестом, призванным выказать отрицание.

— Нет… nu, doamna, нет… я не mirele, — кроме того, что это действительно было не так, Лео не хотел прослыть в чужих глазах тем, кто не способен был позаботиться о букете для невесты заранее.

Наверное, слишком явное и активное отрицание он выразил, от чего женщина сперва смущенно нахмурилась, а затем вновь добродушно улыбнулась и произнесла:

— Prietene?..<span class="footnote" id="fn_35191752_1"></span>

Лайя, которую стало едва видно за огромной охапкой бутонов, листьев и шипов, попыталась помочь с переводом, на что Лео предупреждающе тронул её пальцы: на слово «друг» его скудного словарного запаса, доставшегося по большей части от жизни Аслана, хватило — и смущённо кивнул женщине, которая зачем-то манила его к себе пальцем.

— …Sau un martor?<span class="footnote" id="fn_35191752_2"></span>

Такого слова Нолан уже не знал, но был вполне согласен с первым предположением, поэтому кивнул более выразительно и следом утвердительно повторил:

— Prietene. Sunt un prietene…<span class="footnote" id="fn_35191752_3"></span>

Но женщина, кажется, не очень ждала подтверждения своей догадки, уже прилаживая к нагрудному карману его пиджака одинокий и небольшой, но удивительно пышный бутон, который грозил остаться таковым, даже лишившись половины лепестков. Лео не был силён во флористике, но тонкий аромат, достигший его чуткого носа, подсказывал, что это точно была не роза. Значит, белый пион?.. Или всё-таки шиповник?

— Mulțumesc, — с благодарностью глядя на женщину, крепившую цветок к костюму незнакомца с почти материнской сердобольностью, Лео извлёк из своего позабытого жизнь назад словарного запаса ещё одно румынское слово. Ему отчего-то сделалось ужасно неловко под этим добрым, не ждущим никакого ответа взглядом.

Рядом Лайя, перехватив охапку роз одной рукой, другой отделила одну и с улыбкой вернула женщине.

— Pentru fericire de la mireasă… — она сказала, продолжая улыбаться. Затем у другой розы в букете надломила самую верхушку с ещё не полностью раскрывшимся бутоном и заправила его в волосы стоящей рядом девочки, что всё время смотрела на неё, как на диснеевскую принцессу, с восторженно раскрытыми глазами, неосознанно водя пальцами по воздуху вокруг себя, будто хотела потрогать, но знала, что нельзя. — Pentru fericire, mica domnisoara.

Когда они отошли на расстояние, по мнению людей достаточное, чтобы не слышать их разговора, в спину им продолжало звучать перешептывание, но вместо того, чтобы спросить, о чём они говорили, Лео прошептал Лайе:

— Что ты сказала им?

— Когда их розы увянут, то станут тем, чего им больше всего не хватает… — девушка сказала это так уверенно, что в первый миг Лео даже не подумал усомниться, но потом, переосмыслив, тихо засмеялся.

— А на самом деле? — он спросил сквозь улыбку, пока они оба медленным шагом шли в направлении возвышающихся над остальными строениями куполов, к которым вела мощёная тротуарной плиткой аллея, с возвышающимися по одну её сторону фонарными столбами.

— Цветочница пожелала мне и моему мужу счастья, и слова её, как и подаренные розы, были искренними. Я пожелала ей с внучкой ответного счастья.

Как бы там ни было и какое бы тайное значение не несли в себе эти красные, как кровь, бутоны, Лайя со счастливой улыбкой раздавала по цветку каждому встречному, включая просящих милостыню, что облепили все подступы к храму и даже выстроились в подобие очереди, к нему ведущей, как будто приход пообещал им раздачу бесплатной еды.

Лео никогда никого не судил раньше, чем узнавал в подробностях, и к бродягам, что бы ни толкнуло их на этот сомнительный путь, он всегда относился достойно. Но именно сегодня их присутствие, да ещё в таком количестве, будто здесь собралась без малого вся городская нищета, если не откровенно раздражало, то очень настораживало. Это было странно.

За всем этим сборищем Лео даже со своим зрением и наблюдательностью не сразу заметил машину, пустую и бесхозно брошенную на площади перед центральным входом. Как любая другая, она не имела на себе отличительных знаков, но Нолан наверняка знал, что не ошибётся, предположив, что это одна из машин из автопарка Влада, выделенная для встречи гостей.

— Лайя, — Лео окликнул шёпотом, — я всё ещё не знаю, что ждёт нас внутри, но уверен, что такая толпа свидетелей нам не нужна. Я мог бы попытаться их разогнать, но почему-то уверен, что если их попросишь ты, они оскорбятся меньше.

— Лео… — Лайя вручила розу какому-то пожилому мужчине. — У нас с Владом не так много тех, кто стал бы желать нам искреннего счастья, будучи приглашённым на наше торжество. А этих людей, — между слов она вставила приветствие для кого-то на румынском, — никто не позовет на праздник, а даже если бы позвали, они бы, вероятнее всего, отказались прийти, потому что у них нет ни приличной одежды, ни достойного подарка. Они не знают меня, не знают Влада, по большей части, или хотя бы не в лицо. У них нет причин не желать того, что произойдёт сегодня в храме, хотя бы потому, что любой праздник в его стенах — это всегда шанс для них получить больше монет в ладони.

Погоня за лёгкими деньгами для этих любителей хлеба и зрелищ могла стоить жизни. Лайя должна была понимать это как никто, но продолжала как ни в чём не бывало привечать толпу, раздавая цветы. При этом ещё ни один из тех, кто не чурался подойти близко, заставляя Лео инстинктивно напрячься, не попытался добраться до элементов её наряда или сделать что-то ещё — назло, в отместку — чего стоило бы ожидать от озлобленных своей участью бедных в адрес богатой, а уж Лайя сполна производила впечатление таковой. Но никто не сыпал оскорблениями, не пытался схватить или чем-то в неё кинуть. Словно сегодня была пасха, воцарился общий негласный мир и исчезли все границы между сословиями.

Кто-то хранил угрюмое молчание, кто-то всё же выкрикивал что-то слабо для Лео понятное, но, судя по эмоциям и улыбке на лице Лайи, непременно ободряющее и добродушное.

Лео бы и рад присоединиться ко всеобщей вакханалии, но чем ближе они были к храму, чем молчаливее для львиного чутья были его стены, тем быстрее внутри рос градус напряжения. Используя фору, он планировал разобраться в происходящем до приезда остальных, но они с Лайей благополучно потратили всё то время, что у них могло бы быть в запасе, на пешую прогулку.

Лео ни на мгновение не отпускало чувство, будто Лайя знала гораздо больше, чем хотела или могла сказать. Оттого и вела себя совсем не так, как должна была бы вести себя девушка, отцу которой грозила смерть, оттягивая выяснение обстоятельств, а не стремясь к нему.

Как Нолан и опасался, появления остальных долго ждать не пришлось, они приехали почти одновременно.

Используя возможность оставить Лайю под присмотром кого-то другого, Лео переглянулся с Илинкой, Сандрой и Валентином поверх голов мгновенно разошедшейся толпы и, улучив удобный момент, собрался проскользнуть внутрь. Но от этого намерения его отвлекла внезапно мелькнувшая где-то сверху тень и вторгшийся в мысли немой оклик:

«Лео…»