Часть 58 (2/2)
— Хочешь занять моё место? Я не против. Хотя ничего нового ты им всё равно не сообщишь, ведь такие подробности неизвестны даже тебе, Иоанн, потому как до меня прецедентов не случалось. Лучше вместе с ними послушай, — вдохнув побольше воздуха, оседающего на языке сладковатым привкусом церковного воска, Влад перевёл взгляд на доблестных защитников попранной веры и заговорил — неторопливо, обстоятельно, без лишних эмоций: — Вы можете даже не перебирать все ваши закрома и не изощряться с поиском единственно верного способа: в человеческом обличии меня можно даже голодом, — губы Дракулы дрогнули в намёке на улыбку, от представления о подобном варианте развития событий, — вполне успешно заморить. Застрелить, заколоть, обезглавить, отравить — вариантов великое множество. При условии, что я позволю какому-то из них произойти. Вероятнее всего, любой из них я смогу сполна прочувствовать. А вы сможете насладиться моей агонией и мгновением своего триумфа от победы над абсолютным злом. Но дальше, — Влад напряжённо сглотнул, красочно воображая себе всё, о чём говорил, — спустя минуту, час или, если вам повезёт, день я вернусь, потому что, нравится вам это или нет, верите вы или нет, а моё правление тёмным миром в шкуре дракона никакими сроками не облагается. Уж тем более сроками, определёнными кем-то из смертных. Я приду за вами не под конец вашей жизни, как это прежде происходило с убийцами четырёхвидных, не когда настанет ваш естественный или кем-то другим назначенный срок умереть, чтобы держать ответ за содеянное перед Господом. Я приду сразу, и вас будет ждать долгая экскурсия в один конец — в мои владения, без возможности когда-либо встретиться с Ним. Хотите пойти этим путём? — Дракула приложил ладонь к своей груди, совмещая сердечный жест с прямым обозначением цели. — Каждый из вас наделён свободой воли сделать выбор. И это не дьявольский шёпот на вашем плече, не чья-то злая воля, не происки тёмных и совершенно точно не обречение себя на восхваляемое церковью мученичество во благо других — нет, никогда! Это только ваш выбор, ваши мотивы и ваши причины! Не сомневайтесь, — Влад посмотрел в глаза поочередно сначала одному, затем другому, — я выпью до дна, не спросив о содержимом. Яд или вино — решать не Папе, не Господу и даже не мне. Решать вам. И платить только вам, — Дракула вручил обоим по свече. — У вас есть время обдумать узнанное, господа, заодно освоиться на новом месте и подготовиться, а я, с вашего позволения, ненадолго вас покину. Мне тоже необходимо подготовиться. Аквил, — Влад кивнул орлу и развернулся, намереваясь уйти, когда в спину его нагнал очередной вопрос.
— А если это будет кровь? — без пояснений, без уточнений, но этот остро стоящий вопрос и так умалчивался слишком долго. — Выпьешь?
— Охотно, — не колеблясь, ответил Дракула. Он не оборачивался, но шаг замедлил в ожидании неизбежного продолжения.
— Старые привычки не умирают?
Влад пожал плечами и ответил вопросом на вопрос, не стараясь проявить ни лояльности, ни хотя бы участия. Не заслужили.
— С чего бы им умирать?
Молчание. Чуть более долгое, чем могло бы быть, окажись подобный ответ ожидаем.
— Так ты человек или по-прежнему кровопийца?
Дракула вторично пожал плечами, а затем, всё-таки обернувшись через плечо, добавил:
— Вы не слышали, что я сказал вам о важности выбора? Высшая сила, что была мне дана, не исключила выборов, сделанных мною ранее, она лишь позволила мне решать, кем я хочу быть в тех или иных обстоятельствах. Хотите проверить, до сих пор ли по нраву мне кровь, налейте своей. Но не забывайте, кардинал Вентреска, из чаши я буду пить не один. Со мной поступайте, как вам будет угодно. Тронете мою жену — и о смерти вы будете молить.
Чем большими подробностями — явными и тайными — обрастал сегодняшний день, чем больше в нём появлялось действующих лиц, которых быть не должно, тем менее желаемым становилось происходящее. Всё шло наперекосяк, всё было неправильно, всё было не так, не естественно, но будто театральная постановка, где Владу принадлежала главная роль, а актёры массовки лишь поддерживали необходимую атмосферу — иллюзию чего-то настоящего, чего-то искреннего.
Ватикану не нужно было присутствие ради того, чтобы засвидетельствовать рождение нового канона, им нужно убедиться в жизнеспособности старого.
Влад вылетел на улицу из ставшего вдруг невыносимо душным и словно давящим на него со всех сторон храма и подставил лицо порывам отрезвляющего ветра. Воздух привычно пах сыростью и озоном. Постояв несколько мгновений неподвижно, с закрытыми глазами, мужчина поднял взгляд к обрывкам серых облаков, проносящихся высоко над его головой. Яркое полуденное солнце било в глаза, но Дракула не отвёл взгляда и не сгустил тучи. Напротив, сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, он снова прикрыл глаза, на обратной стороне сомкнутых век представляя чистую безоблачную лазурь. Это всё ещё давалось ему с трудом, противоречия всё ещё рвали его изнутри на части, подозрения не иссякли и страх проиграть, сделав свой последний ход неправильно, был велик, как никогда.
— Кого из нас ты испытываешь, а? — Влад спросил небеса. — Меня? Или их?
Несмотря на сопротивление, интриги, подлый удар в спину в виде яда в венчальной чаше, Влад понимал людей и их стремления. Бог был для них непостижимой абстракцией без лица — гипотетической абсолютной силой. А он — Дракула — был реальной личностью, с биографией, с историей, а теперь и со вполне конкретной ролью, в которой человечеству веками, тысячелетиями представлялся корень зла, из которого произрастали все людские беды. И он представал перед ними во плоти, он был постижим, досягаем.
Конечно, они бы попытались и ещё не раз попытаются его убить, и будут пытаться бесконечно, оправдывая это мифической вечной борьбой света и тьмы, где свет непременно должен одолевать тьму. Да, всё так, действительно должен, вот только суть не в победе одного над другим, а в поддержании баланса. Но это слишком незначительные и непостижимые детали, как и отличия дьявола от дракона, чтобы смертные, чей срок конечен, успевали постичь эти эфемерные истины.
Борьба по сути своей для них понятнее, проще. Противостояние у них в крови. Влад пережил всё это сам, как смертный и как тёмный, ощущающий обе противоборствующие энергии во сто крат сильнее. Он это перерос. Отныне он играл в другую игру, не с людьми, не с тёмными, и у игры этой не существовало ни правил, ни чёрно-белых полей.
Никогда ещё фигурами на доске для Влада не были человеческие души.
Если он станет жертвой сегодня и заберёт себе очернённые души своих палачей, чтобы они закончили где-то под основанием иерархической пирамиды тёмного мира: он проиграет или победит?
А если поступит ровно так, как от него ожидают, и останется палачом, карающим врагов на опережение?
О чём ему придется пожалеть в итоге: о своей жестокости или о милосердии?
Из чёрной дыры мыслей в реальность Дракулу вернул резанувший по слуху автомобильный сигнал. Чёрный микроавтобус с лаконичной надписью «Serviciu de curierat»<span class="footnote" id="fn_35046657_4"></span> на капоте и опущенным водительским стеклом остановился прямо перед ним.
— Domnule… Basarab? — по неуверенности в голосе вопрошавшего было ясно, что на положительный ответ он не особо надеялся, хотя и отрицательный услышать желанием не горел, потому что в таком случае ему пришлось бы продолжить поиски. А место к таковым не располагало.
— Да, это я, — Влад сосредоточился на лице водителя, предвосхищая просьбу подтвердить личность документально.
Но её не последовало.
— На ваше имя, domnule Басараб, и этот адрес была оформлена доставка, — мужчина глянул куда-то себе за плечо в салон, после чего дверь грузовой части плавно скользнула в сторону, и с кожаного кресла сквозь солнечные очки на Влада воззрилась ещё одна пара глаз — более расположенная к общению, чем водитель, более заинтересованная во встрече и однозначно более соответствующая ожиданиям, в окружении соответствующих роду деятельности атрибутов.
Кроме двух, расположенных друг напротив друга кресел салон занимали несколько ростовых манекенов, передвижная вешалка с чёрного цвета одёжными чехлами и несколькими такими же чёрными пакетами из плотной лощёной бумаги. Ничто из этого не отражало символики или иных отличительных знаков, но было Дракулой безошибочно узнано.
— Господин Басараб, — приветственный наклон головы. — Маэстро выполнил ваш заказ и передаёт свои наилучшие пожелания.
Если бы Влад всё-таки решил отдать предпочтение потусторонней энергии для создания своего образа, то существовал только один Маэстро, чьему безупречному вкусу и мастерству он безоговорочно и безусловно доверял. Но, увы, к нему он обратиться не мог. Не с просьбой, которую он не смог бы окупить даже приглашением на тот повод, которого непосредственно касалась просьба.
Поэтому с не меньшим доверием к человеческому таланту и отточенному за года мастерству Влад обратился к его ученику, никогда не знавшему истиной природы своего учителя.
Курьер, в отличие от местного водителя, прибывший вместе с заказом из самой Италии, в глубине салона ждал ответной реакции, но так и не удовлетворив ожиданий, задал наводящий вопрос, и неуверенность, проскользнувшая в голосе, обострила акцент:
— Вам… понадобится помощь с… примеркой, господин Басараб?
— No, grazie, signore… Гритти, в этом нет необходимости, — прочтя имя, вышитое на нагрудном кармане форменного жилета, Дракула вежливо отказал, шагнув внутрь лишь для того, чтобы самостоятельно забрать заказ, не привлекая для этого ни лишних глаз, ни лишних рук.
— Но… прошу простить мою настойчивость, господин. Работа… уникальная и безусловно дорогая. Однако выполнялась по одному только эскизу, без снятия мерок и подгонки. Маэстро прислал меня убедиться и поспособствовать, чтобы всё непременно соответствовало вашим ожиданиям.
— Nevoie de ajutor, domnule?<span class="footnote" id="fn_35046657_5"></span> — раздался голос водителя из кабины, и Влад ответил ему коротким отказом, вернув внимание протеже модельера.
— В его таланте я нисколько не сомневаюсь. Как и в вашем. И я непременно удовлетворю ваш творческий интерес, прислав фотографии, — лёгким жестом Дракула протянул молодому человеку запечатанный конверт. — Это благодарность. За заботу о моих ожиданиях. И, прошу, передайте маэстро моё искреннее восхищение.
— Но… — в глазах напротив маска вышколенного профессионализма стремительно покрывалась трещинами под напором искренних растерянности и разочарования. — Ведь вы даже не взглянули.
— Мне незачем, — Влад ответил искренностью на искренность. — Оценивать всё равно буду не я.
Локид как-то говорил, в тему о стремлении людей непременно всё пометить каким-то знаком, что ни один уважающий себя творец не подарит и ни за какие деньги не продаст кому-то своё произведение, никак его не обозначив. Ведь признание — это то, ради чего творцы создают свои шедевры, а без отметки о принадлежности признания не будет. Между создателем и аудиторией не состоится обмена энергией, в который в большинстве своём люди не верят, но к которому неосознанно стремятся.
Влад помнил этот разговор на одном из светских вечеров в Милане в поздние семидесятые, куда прямиком из тёмного мира выдернул его Ноэ и там же познакомил с будущим признанным королём мировой моды. Одна встреча, одна беседа, как Владу тогда казалось, далёкая от моды, как и он сам, о трёх «Д» — достоинстве, дисциплине и чувстве долга. Немногим позднее — одно формальное письмо с соболезнованиями о трагической гибели их общего друга — Серхио, которым Ноэ перестал быть по одному щелчку пальцами, едва ему наскучила эта роль и связанная с ней легенда. Чтобы десятилетия спустя Дракула позволил себе внезапную просьбу сделать, или точнее будет — воссоздать для него вещь без подписи.
Из великого множества всего, что совершенно не касалось и даже не входило в его изначальную просьбу, куда просился быть помещённым знак бренда, подпись, запечатанную оттиском крылатой птицы, содержало только письмо, написанное лаконичным почерком по-итальянски:
Дорогому другу дорогого друга. Не слишком красиво, но лишь такое сочетание приходит мне в голову, когда я вспоминаю наше знакомство. Ваше обращение ко мне, Влад, особенное для меня не только по своему содержанию, но и по возможности, воплощая ваш заказ, вспомнить человека, которому я обязан если не всем, то очень многим в своей жизни. Поэтому прошу вас не удивляться небольшому несоответствию запроса ответу. Серхио всегда настаивал, что завершенный образ никогда не создать из одного элемента, как дом не построить из одной сваи. Камзол непременно требует брюк, брюки — туфель, туфли — часов, а часы — парфюма. Не говоря уже о том, что под камзол просится рубашка и всё сопутствующее. Создав копию по вашему образцу со всеми упомянутыми поправками, я взял её за центр композиции и составил несколько сочетаний для разных случаев. Прошу простить мне мою творческую вольность. С наилучшими пожеланиями и горячей благодарностью, друг дорогого друга — Джорджо Армани.
Да… у Ноэ было хобби, которое Влад не совсем понимал и никогда не одобрял, но с которым мог лишь молча смириться, скрипя зубами признавая, что никаких запретов, кроме моральных, он не нарушал. Не требовал взамен ни души, ни какой-то иной платы. А до морали тысячелетнему демону не было никакого дела. Иногда же и вовсе казалось, что само понятие морали ему было неведомо. Ноэ любил, как он сам это называл, зажигать звёзды. Находил талантливых смертных, пробуждал в них талант, давал топливо сиять, а сам сгорал в созидающем огне под вымышленными именами друзей, любовников, коллег.
«Дорогому другу…» — Дракула мысленно проговорил, подумав о том, какая же это неумышленно удачная формулировка, не называющая сходу адресата послания.
Перевернув письмо обратной, свободной от текста стороной, Влад материализовал ручку и дописал постскриптум:
Я хотел бы, чтобы ты был сегодня рядом, и мне жаль, что изменить это по-прежнему не в моей власти. Спасибо, что однажды познакомил меня с «королем Джорджем», хотя тогда мне вовсе показалось это отвратительным. Я мог бы найти тебя, Ноэ, так же легко, как ты найдёшь это письмо, перелистнув очередную страницу книги, которую читаешь, потягивая кьянти в одном из домиков на сваях в Риальто, с видом на Canal Grande.<span class="footnote" id="fn_35046657_6"></span> Но я не стану. Окажи мне честь своим добровольным присутствием на королевском балу. Влад.
Проще подобной подписи могли быть только сокращённые до заглавной буквы инициалы, но Дракула намерено наплевал на официоз, ещё когда решил дописать своё письмо под чужим, конечному получателю не предназначенным. Он не хотел обязывать или отдавать приказ, он просил, предоставляя свободу выбора.
Вложив лист обратно в конверт со вскрытой печатью, Влад повёл по воздуху рукой, закручивая оставленный эфирный след в воронку небольшого — в размер письма — портала. Миг — и оно исчезло, чтобы материализоваться в другой точке пространства, так же меченой эфиром.
Мёртвая тишь мира за пределами комнатушки, что служила ему одновременно молельней и гардеробной, постепенно наполнялась звуками. С местными служителями и завсегдатаями прихода у Влада сложились доверительные отношения, основанные на взаимном уважении: он покрывал все расходы, которые не покрывала епархия или государство, не спрашивая деталей. Взамен о причинах столь щедрой благотворительности о подробностях личности не спрашивали его самого, позволяя приходить, когда нужно, делать то, что нужно, не отчитываясь и не объясняясь ни перед кем, включая протоиерея. Так было и в этот раз: он пришёл на вечернюю службу, послушал выступление местного хора, дождался, пока настоятель освободится и попросил его, чтобы на следующий день в главном комплексе не было посторонних. Его услышали. Хотя церковь не осталась необитаемой: ведь были и те, кто считал эти стены своим единственным домом. Дракула не возражал против свидетелей и скрывать происходящее от народа совершенно точно намерен не был, чем бы ни закончился сегодняшний день.
Город за пределами храма полнился жизнью, бешеный ритм которой не была способна замедлить даже стремительно меняющаяся погода. Влад всё это чувствовал, реки информации стекались к его потустороннему чутью по умолчанию беспрерывно, оседая в подсознании до поры до времени невостребованными пластами: как карта ветров, движение облаков, положение солнца, состав воздуха и даже дорожный трафик. При должной концентрации и степени отстраненности от более близких раздражителей он мог расслышать среди сотен чужих одно единственное дыхание. Одно сердце, бьющееся с его в едином ритме. А это значило, что уже скоро… Совсем скоро он принесёт клятву перед Богом и людьми и обретёт то, о чём не чаял ни в самых смелых своих мечтах, ни в самых страшных кошмарах.
Самая красивая душа из всех когда-либо существующих, чьей безусловной силой столь многие желали обладать, будет его. По заслуженному праву, по согласию Божьему, что отдал прекраснейшее из своих творений ему. Отдал в момент, когда позволил ей вернуться. Сегодня Владу предстояло дать Ему свой окончательный ответ — принимает он дар или нет.
Сегодня ему предстояло доказать, что он достоин его принять.
Доказать, прежде всего, самому себе.
И эта перспектива вновь превращала его в того юнца, который проживал свой первый век в обличии человека и ещё не знал, что его ждёт в будущем. Который ещё не убил в себе человека, переживая многие события в своей жизни в первый раз, по-человечески их воспринимая — с восторгом, сомнением, трепетом, волнением, что сковывало трепещущее сердце невидимой хваткой и заставляло ладони потеть, а пальцы дрожать в предвкушении.
Дракула и представить себе не мог, что его прожжённая душа однажды вновь окажется способна испытать это непередаваемое чувство, когда сбивается дыхание, когда сердце замирает, в горле становиться сухо, а без вина хмельной разум бунтует в неверии, что вот-вот она войдёт в те же двери, в которые он вошёл, пройдёт тот же путь к алтарю, что он прошёл, чтобы стать его навеки.
Влад ждал наступления этого момента, как наивысшего благословения, и страшился, как величайшей кары.
Однажды заключённая сделка с Тьмой его не пугала, не было сомнений в собственных силах, не останавливали последствия, протянувшиеся за ним сквозь века кровавой полосой. Нынешняя сделка со Светом ввергала в ужас при одной только мимолётной мысли — что, если не сможет? Не выдержит всего того ниспосланного приданого, что наконец-то сделало его достойным той, чьей… нет, давно уже не руки и даже не сердца он просил. Он жаждал её душу. И сегодня он был в одном шаге, чтобы её получить.
Впервые за много веков Владу Дракуле, прозванному Цепешем, от которого в ужасе бежали армии людей и нелюдей, самому было по-настоящему страшно.
Там, на той стороне меня
Душа яркой вспышкой сгорает.
Там, на той стороне меня,
Которую никто не знает. ©