Часть 46 (2/2)

Им обоим нужно было время, и Влад готов был дать им всё время мира, по крайней мере, до тех пор, пока Лайя не попросит иного.

Несколько раз он подливал горячей воды, которая медленно испарялась, контрастируя с воздухом и наполняя залу влажностью и молочным паром. Оба оставались в воде в одежде, но даже не вспоминали о дискомфорте и необходимости раздеться, наслаждаясь моментом близости, который ни один из них не хотел прерывать, даже заведомо зная, что впереди их ждало ещё великое множество самых разных моментов.

Этот был самым неожиданным для обоих и оттого по-особенному ценным. Не украденным: ни у выдуманных людьми законов, ни у долга ни перед кем, ни у времени, ни у тьмы — принадлежащим по-настоящему им двоим, обещающим нечто новое, неизведанное и неизбывное.

— Мы ведь не сможем оставаться тут вечно, — неизвестное время спустя прошептала Лайя, и в тихом голосе её отчётливо скользило сожаление.

— А ты бы этого хотела? — Влад отозвался так же тихо, и в ответе его Лайя услышала обещание остановить само время, стоило ей этого пожелать.

— Я уже выбрала, чего хочу… — рассеянно улыбнулась девушка, пробуя приподняться от мужской груди. — И мне всё равно, что это будет за место. Или даже что за мир. Раем станет любой, если ты будешь рядом…

— Вы крадёте мои слова прежде, чем я успеваю их произнесли, Госпожа Басараб, — Влад ответил улыбкой на её улыбку, по обеим сторонам купели опёрся ладонями о мрамор и, подтянувшись на руках, осторожно выскользнул из-под девичьего тела, чтобы первым выбраться из воды.

Лишившись надёжной опоры в виде мужского тела, Лайя ощутила, что неизбежно погружается глубже, снова касаясь каменного дна собственным телом, но прежде, ухватившись одной рукой за угловатый бортик, другой успела поймать Влада за руку, дразня мужчину коротким прикосновением и никак не желая от себя отпускать, хотя он никуда не собирался уходить. Не дальше пределов залы, в мыслях коря себя за то, что раньше не позаботился о такой банальной, но необходимой вещи, как полотенце. Никого постороннего с подношениями приглашать ему не хотелось, как и воссоздавать материальные предметы из воздуха прямо у Лайи на глазах. В конце концов, он ещё не был достаточно хорош в этом ремесле.

— Лайя Басараб… — протянула девушка, примеряя звучание, которое, судя по разочарованной интонации, не было для неё тем самым. — А почему не Дракула? — следующий её вопрос отнюдь не застал Влада врасплох, хотя и был наименее ожидаем. Скользнув пальцами по её пальцам, тянущимся за ним и до последнего не желающим прерывать прикосновение, мужчина отошёл от купели, продолжая оборачиваться через плечо.

— Потому что среди людей даже много поколений спустя это по-прежнему слишком говорящая фамилия, и далеко не для всех она звучит буквально, — на ходу избавившись от мокрой, неприятно липнущей к телу рубашки, Влад подставил разгоряченную кожу порывам гуляющего ветра, стараясь не замечать колючего холода — одного из множества неведомых ему в тёмном обличии, но обычных для человека ощущений. — Гораздо больше современных людей знакомо с творчеством Стокера, а не с забытой и не единожды переписанной историей, истоками религии и давно мёртвыми языками, на одном из которых имя моего рода действительно означает «сын» или «наследник дракона». А я не потерплю косых взглядов на тебя из-за противоречивой фамилии, даже от тех, кто никогда не узнает твоей истинной природы и титула.

— Главное, что их буду знать я, как и истинную природу и титул моего лю… — но закончить мысль Лайя не успела.

Увлеченная обсуждением, она попыталась сама выбраться из купели следом за Владом, но вне воды и её поддерживающей силы неожиданно оказалась слишком слаба даже для того, чтобы устоять на ногах, дрожащих и разъезжающихся на мокром мраморе так, будто это были её первые в жизни шаги. От смены плоскости резко закружилась голова, меняя местами верх и низ, а чаша ванной представляла собой лишь углубление в полу, не предусматривающее какой-либо опоры, ухватиться было не за что, и когда мир опасливо качнулся, грозя сбросить Лайю со своего края, у неё не было и шанса сохранить сомнительное равновесие. Последнее произнесённое ею слово продолжилось в короткий вскрик…

У неё даже не было времени осознать произошедшее или хотя бы испугаться неконтролируемого падения. Всплеснулась вода, но никаких ожидаемых последствий за этим не последовало: ни погружения, ни удара, ни даже ощущения самого падения. За инстинктивно зажмуренными веками цвёл радужный калейдоскоп, в ушах стоял гул колотящегося сердца…

— Отошёл всего на секунду… — укоризненно заметил Влад, ловя девичье тело в свои объятия ещё до того, как падение могло стать неконтролируемым. Прижимая к себе и ревностно оберегая от любых посягательств, будь то даже законы физики и сила гравитации.

Ещё совсем недавно он позволил себе верить, будто Лайя утратила прежнюю человеческую уязвимость и обрела присущую сверхъестественным созданиям способность менять законы бытия себе в угоду, но с тех пор для него, для них обоих вновь минула, кажется, очередная вечность, спустя которую Влад всё ещё не был готов доверить безопасность любимой ангельским крыльям или чему-либо ещё, от него не зависящему.

Её сердцебиение, дыхание, голос — все эти достоверные проявления жизни отвлекали его, понуждая забыть о том, о чём забывать ему не стоило: ещё совсем недавно она была по-настоящему мертва. Кроме того, что жизнь её по-прежнему оставалась в руках божьих, о помыслах которого Дракула мог лишь догадываться, как и об истинных причинах и условиях её воскрешения, на протяжении всего времени с момента своей смерти она не получала ничего из того, что было необходимо для жизни любому живому существу: она ничего не пила и не ела целых три дня. Если вспомнить о промежуточном состоянии, в котором она находилось до… смерти, то и того больше. Влад не был с ней всё это время и не знал наверняка, но, вспоминая свои три дня после обращения, мог быть почти уверен: в погоне за ним по разным измерениям, разрываясь между силами разных миров и сущностями, у Лайи не было времени на отдых и еду. А святым духом, как известно, сыт не будешь. Дракула на себе это сполна прочувствовал.

— Влад, я… — едва осознав себя в безопасности, Лайя зашевелилась, неосознанно вновь стремясь обрести контроль над так неожиданно предавшим её телом. Но это её мимолётное стремление улетучилось квантом света в космическую тьму — мгновенно и безвозвратно, стоило только ей осознать, что это он ей не дал упасть, он её поймал, хотя был достаточно далеко, и для того, чтобы в одно мгновение оказаться рядом, ему нужно было… нужно было быть куда сильнее обычного человека, каким он выглядел, каким она чувствовала его, прикасаясь, каким видела, собственными пальцами стирая следы крови с его губ. Одно с другим — сила со слабостью — упрямо отказывалось сливаться в её рассеянном разуме в единый, целостный и правильный образ. — Я только хотела… — Лайя снова попыталась встать на ноги самостоятельно или хотя бы нащупать опору, но ощущала лишь движение холодного воздуха на обнаженной коже ступней, беспомощно болтающихся в воздухе. — Поставь… Я могу сама…

Её голос дрожал и звучал слабее, чем Влад привык его слышать, не позволяя тревоге за ее состояние утихнуть ни на миг, пусть он понимал вполне логичные тому причины и знал, что это всё легко поправимо и в реалиях современного мира не смертельно, если не доводить до крайности. Но холодный разум, исполненный памяти обо всех тех, кого он заморил голодом в подземельях этого самого замка, твердил одно, а сердце — совсем иное…

— Знаю, что можешь, — шепнул Дракула в её волосы, лишь крепче её к себе прижимая и тем самым сводя на нет все проявления самостоятельности. — Поставлю. Но только не босую на ледяной пол, — в мыслях Влад прикинул возможные варианты дальнейших действий, всё больше понимая, что как бы ни пытался он ходить по грани, выжимая максимум возможностей из своего человеческого воплощения, оно не позволит ему того, на что способен Дракон. Да, он мог нести её холодными, века не знающими жизни коридорами до её спальни, быть может, ещё хранившей в себе следы её недавнего пребывания в виде аккуратно убранной постели, но этого ли заслуживала та, что никогда не переставала быть истинной хозяйкой в этом замке? Даже когда, из опасения напугать и отдалить, не успев приблизить, Влад пригласил её в свой дом — их дом — лишь гостьей.

— Любовь моя, ты мне доверяешь? — спросил мужчина, глядя, как, противореча стремлению самостоятельно встать на ноги, она жалась к его груди, скрывая лицо у него на плече.

Услышав вопрос, Лайя шевельнулась, но она была сейчас совершенно не в том положении, чтобы весомо возмутиться, поэтому она лишь подняла голову от его шеи, за завесой упавших на лицо мокрых волос безуспешно пытаясь рассмотреть выражение его лица. В любом случае, серьезный тон его намекал на то, что он ждал от неё ответа и не собирался делать ничего без её согласия.

— Зачем ты спрашиваешь? — девушка хотела, чтобы хотя бы голос её прозвучал с укоризной, дав ему понять, насколько она возмущена, но злиться вовсе не получалось. — Влад…

— Ш-ш-ш… — коснувшись подбородком её макушки, Влад не позволил продолжить. Слова были лишними, а он лишь не хотел её пугать очередным непознанным. — Ничего не бойся. Я держу тебя… — охранительно придерживая её ладонью под спину, Влад наблюдал, как под властью его взгляда и воли искажалось и ломалось пространство, преобразовываясь в портал.

Он мог вообразить любое место в любом из миров, выбрав наиболее подходящее и вовсе не требующее никакой дополнительной подготовки, но подсознание сводило всю бесконечность имеющихся вариантов к непреодолимому стремлению Дракона утянуть вновь обретённое сокровище в свое логово, и Влад ничего не мог с этим стремлением сделать.

В конце концов, его спальня — когда-то очень давно их общие с Лале княжеские покои — в которых после её смерти он проводил время слишком редко, чтобы их можно было назвать обитаемыми, была не худшим вариантом, хотя и не тем, что он сам бы предпочёл. Зола в камине не видела огня с той памятной ночи, когда Лайя впервые за долгие столетия переступила порог этой комнаты. Не успевшие вобрать в себя случайное тепло каменные стены остыли так же быстро, как и нагрелись. И лишь бельё, наверняка, успели сменить горничные, которых хозяин спальни иной раз даже не успевал узнавать в лицо, прежде чем одно поколение смертных сменялось другим, — и вот уже юная дочь постаревшей матери сметала пыль с тумбочек и книжных полок, заменяя ни разу не зажжённые свечи новыми, более подходящими очередной сменившейся эпохе.

Вне потустороннего влияния снаружи ещё продолжался световой день, но тяжёлые грозовые тучи скрывали солнце, и даже при наличии окон в пол в комнате царила серая атмосфера поздних сумерек. Воздух был пуст и холоден. Такой же была безукоризненно убранная покрывалом из винного бархата кровать, встретившая хозяев безучастно смотрящими вверх уголками больших и маленьких подушек, исчезающих в тени тяжёлого балдахина.

Между подушками, ближе к краю Влад Лайю и усадил, широкой ладонью сдёрнув с пустующей части кровати покрывало, чтобы укрыть им девушку, пока было некогда искать под всеми слоями ткани одеяло, неизбежно настывшее и холодное, как и всё остальное.

— Я растоплю камин, станет теплее.

Влад порывался встать, чтобы именно этим заняться, дав Лайе время осмотреться и привыкнуть к сменившейся вмиг обстановке. Но её, похоже, вовсе не смущала резкая смена местонахождения и интерьера, она даже не стремилась понять, где оказалась, по умолчанию одобрив его выбор и не сводя с него взгляда, руками вцепившись в его плечи так, будто он по-прежнему оставался для неё единственной точкой опоры.

Влад ответил на её немую просьбу, вновь прижал к себе, вслушиваясь в единственно важный для него звук, единственный, доступный его слуху. Всё остальное он блокировал… до тех пор, пока звуки активности из окружающей реальности не начинали сигнализировать об угрозе — о вторжении в мир, лишь им двоим принадлежащий, где Дракула не потерпел бы посторонних. Не сейчас!

Но остальные уже дали им время наедине, они позволили ему самому во всём убедиться и самому рассказать о произошедшем Лайе, но теперь им тоже нужны были доказательства — те точки опоры, позволяющие убедиться, что всё реально, а реальность эта перманентна и не истает в одночасье, едва истечёт никем не названный срок. Сейчас им всем и даже самой Лайе они были необходимы, пусть она этого даже не осознавала, упорно сосредотачивая все свои силы и ощущения на их близости, — на их нечаянной новой встрече, которой не должно было произойти, — а не на своём самочувствии. Как бы ревностно Влад ни противился подпускать к ней кого-либо, он понимал, что ей был просто необходим тот, кто умел задать нужные и правильные вопросы о её ощущении себя, о её здоровье. Сам Влад слишком долго существовал по законам тёмного мира, бесконечно чуждым человеческим, а потому себе не доверял.

— Влад, что такое? — чувствуя его напряжение, как своё, Лайя чуть отстранилась, чтобы увидеть его. Когда она проследила направление его взгляда в сторону двери, по её лицу скользнула тень его тревоги.

Обняв ладонями её лицо и вновь завладевая взглядом, Дракула погладил её по влажным прядям, пальцами осторожно убирая их с лица и заправляя за уши.

— Всё в порядке, — он коснулся губами её лба, успокаивая. — Только твоим братьям не терпится убедиться в этом самим, — Влад вновь перевёл взгляд на дверь, улавливая чутким слухом биение сердца в коридоре. Он всё ещё сопротивлялся давать своё согласие, хотя и понимал, что чем быстрее у Тауруса, а, соответственно, и у остальных будет необходимая им информация, тем быстрее в его душе уймутся последние бесы сомнения. Или… спляшут на костях. В любом случае, они все будут знать истинное положение вещей. И цену содеянному, какой бы она ни была. Сжав руку любимой в своей и переплетя в замок их пальцы, Дракула сделал глубокий вдох и произнёс: — Войди! — достаточно громко, чтобы быть услышанным на расстоянии.

Лайя вздрогнула от повелительного звука его голоса и подалась ближе, неосознанно стремясь прижаться. Владу же, напротив, пришлось отпрянуть, чтобы сдвинуть в сторону полог и открыть ей больший обзор на того, кто вторжением своим нарушил их покой.

— Уильям? — зачем-то всё же уточнила Лайя, больше удивлённо, чем вопросительно, потому как узнала вошедшего, едва получила возможность его увидеть. В ней всполошилось смешение чувств из усилившейся тревоги, причин которой она даже не могла себе назвать, признательности и в то же время одиноким зерном затаившегося в её груди негодования: «Зачем он здесь теперь? Зачем вообще здесь кто-то посторонний?»

Ответы на эти вопросы Лайя, конечно же, знала, и от этого становилось только тревожнее.

Ничуть не смущаясь свидетеля, а, быть может, именно перед ним Влад прижал к губам тыльную сторону её ладони, оставляя поцелуй, прежде чем высвободить её пальцы из своих и отодвинуться, а затем и вовсе встать с кровати. Он сам был до пояса обнажённым, босым и с мокрой головой, но и это его ничуть не смущало — в конце концов, гостей в свою спальню он не приглашал и не ждал.

— Влад? — Лайя понимала, что вела себя, как маленькая капризная девочка, но ничего не могла с собой поделать, протягивая к нему руку и без слов прося не уходить. Между ними не было и не должно было возникнуть секретов, как и причин для смущения, в чём бы они ни заключались.

— Я буду рядом, — пообещал Дракула, скользнув взглядом по озадаченно-обеспокоенному лицу любимой, чтобы затем обратить всё своё внимание на тактично не спешащего подходить ближе Тельца, давая тому понять, насколько сильно в нём желание остаться при абсолютном понимании, что своим присутствием он ничего полезного не сделает и конечного заключения не изменит, а будет только мешать, душа энергией, которую не сможет обуздать.

«Я не наврежу ей. Клянусь Богом. И искренне надеюсь, что отныне эта клятва для тебя имеет вес».

Влад потянул за свисающую вдоль стены цепочку, включая настенные светильники — электрические, но формой своей имитирующие горящие свечи. Повинуясь его воле, под потолком зажглась центральная люстра, светом своим вмиг разгоняя дремотный полумрак.

«Зависит от того, каким будет твой вердикт», — секундный обмен мыслями, Владу хотелось верить, незаметный достаточно, чтобы Лайя не успела почувствовать себя оскорбленной и преданной повисшей в воздухе недосказанностью. — Sunt aproape,<span class="footnote" id="fn_32515746_5"></span> — он повторил для неё, ловя пересечение их взглядов и рукой указывая на дверь. Но сдвинулся с места, чтобы уйти только тогда, когда прочёл понимание и одобрение в её глазах, когда она едва заметно ему кивнула, выражая своё осознанное согласие.

Быстрым шагом Дракула покинул спальню, плотно прикрыв за собой дверь и таким образом добровольно меняясь с Таурусом местами — теперь он был по эту сторону, вслушиваясь в происходящее там — по другую, меряя шагами за сотни лет изученное вдоль и поперек пространство коридора собственного замка. Полезным он себя и здесь не ощущал, разве что мешал чуть меньше, направляя губительную энергию волнения не на объект неприязни.

Свои доказательства он получил, он их почувствовал, а главное — он их услышал, пусть и без желаемой конкретики. Он в них верил. И всё же…

Другое сердцебиение отвлекло внимание Влада, заставив обернуться. Со стороны дальней лестницы к нему медленно, словно в любой момент ожидая встретить сопротивление, приближалась знакомая фигура. Дракула не собирался быть щедрым на слова и внимание к кому бы то ни было, равно как и слышать из уст любого, к нему обращающегося неизбежное напоминание о его положении, но Валентина он хотел видеть. Его юный слуга не был связан с тёмным миром и на его ментальный зов не откликался, в отличие от тёмных, но его с этим человеком связывали будто какие-то иные узы преданности, отличные от ведомых Владу, но не менее прочные.

Он всегда оказывался рядом, когда был нужен, но никогда не лез под горячую руку. Он не пытался выслужиться, он просто делал то, что хорошо умел, а умел и знал он многое, несмотря на то, что прожить успел ещё так мало…

— Повелитель, — мужчина замер на расстоянии, предписанном этикетом, и склонил голову в почтении.

— Не здесь, — мягко пресек Дракула, жестом веля тому смотреть прямо, а дальше продолжил на румынском: — Не когда мы вдвоём или в кругу… семьи, — слово, давшееся с явной заминкой, приятным теплом растеклось в груди. — «Господина» было достаточно раньше, достаточно будет и впредь.

— Как прикажете, — вновь короткий кивок-поклон, напоминающий Владу, что пиетет — понятие въедливое, оно сродни рефлексу, с которым бороться трудно и, увы, далеко не всегда нужно. Но ему не хотелось сейчас делать на этом акцент, разъясняя, что есть приказ, а что просьба, поэтому он просто одобрительно кивнул, в глазах и мыслях своего слуги, как в открытой книге читая вопрос, который вслух озвучить Валентин почему-то не решался, а молчание изводило человеческие инстинкты, создавая то самое незримое и неосязаемое чувство беспричинного страха, которым Дракула был сыт по горло. — Господин, позвольте…

— Позволяю, — нетерпеливо перебил Влад, подбадривая собеседника улыбкой, которую даже не пришлось что есть силы натягивать на лицо в фальшивом стремлении показать радушие. Теперь оно было совершенно искренним. Влад ждал вопроса, потому что непременно хотел дать на него ответ. Прокричать его, потому что… — Да, — сказал Дракула, так и не дождавшись вербального вопроса и тем самым предав свои принципы в открытую не демонстрировать людям способностей к чтению мыслей. Но вины он не чувствовал. Не сегодня. Не сейчас. — Да, с Госпожой все хорошо! А потому у меня будет несколько распоряжений для персонала и…

Влад совершенно не планировал отвлекаться на бытовые вопросы, на фоне происходящего кажущиеся сюрреалистичными, но стоило лишь начать этот простой диалог с Валентином, как он запоздало осознал, насколько это нужно было ему самому, а ещё сильнее — всем живым в этих необжитых стенах, ждущим хоть каких-то вестей от хозяина, но не имеющих возможности спросить.

Какое-то время спустя за спинами медленно идущих плечом к плечу по коридору мужчин открылась и с характерным звуком движения массивного дерева по каменному полу закрылась дверь, заставляя Дракулу мгновенно развернуться лицом, а затем и корпусом навстречу выходящему.

Коротко кивнув Тельцу в ответ на его едва различимый кивок, Влад ненадолго вернул внимание Валентину:

— Mulțumiri, este tot. De restul mă ocup eu.<span class="footnote" id="fn_32515746_6"></span>

— Se va face, — мужчина кивнул, и, больше не поднимая глаз, вполголоса добавил, при этом в словах его Владу слышалась с трудом сдерживаемая совершенно искренняя улыбка: — Ne bucurăm că te-ai întors, Domnule,<span class="footnote" id="fn_32515746_7"></span> — затем поспешно удалился, скрывшись за поворотом в дальнем конце коридора.

Это Влад скорее почувствовал, чем увидел, потому что внимание его теперь было безраздельно посвящено другому, в то время как его слух не переставал вслушиваться в происходящее за стеной, ловя стук её сердца, ритм её дыхания, учащённые от волнения…

— Говори, — велел Дракула, пронзая Тауруса взглядом. Ему уже всё было ясно без лишних слов, но Влад хотел непременно услышать выводы, а не просто по умолчанию прочесть их в общем сознании, закрыв дверь перед лицом человека, едва в его услугах отпала необходимость.

— Объяснений ни у меня, ни у неё по-прежнему нет, — мужчина спрятал руки в карманы брюк и, негласно получив на это позволение, стал неспешно приближаться. — Но об этом ты уже знаешь, — лицо его выражало удовлетворённое спокойствие, какое бывает от осознания безоговорочной правильности своих действий, приведших к лучшему итоговому результату из возможных. — Она жива. По всем известным современной медицине критериям жива и… здорова, не считая признаков небольшого общего истощения, что вполне объяснимо, учитывая все предшествующие события.

— Это… навсегда? — глупее вопроса вообразить было сложно, но в сознании Влада он резко стал первостепенным, заглушив собой голос разума.

Оставалось надеяться, что Телец его поймёт.

Какое-то время тот молчал, словно что-то обдумывая, а затем разорвал контакт взглядов и умышленно посмотрел в сторону.

— Здесь и сейчас не вижу причин, ни естественных, ни сверхъестественных, которые могли бы угрожать её жизни. За долгосрочную перспективу о том, какой срок отмерен ей, как и любому другому человеку, включая нас, я не поручусь, — Таурус вновь поднял взгляд на Дракулу. — Это пути Господни, и для меня они неисповедимы. Как и ни для кого другого, — он посмотрел на закрытую дверь так, словно это всё объясняло или, вернее, окончательно опровергало их общую надежду на ответы.

— Спасибо, — произнёс Влад после некоторого молчания, которое обоим им необходимо было на осознание новых истин. — То, что мы сделали, оказалось возможно только благодаря вам.

— Благодарность взаимна, — Телец вернул ему взгляд, на этот раз другой — не стремящийся заглянуть в душу, но от того не менее внимательный, изучающий, смотрящий на поверхность. — Со своей стороны, однако, я имею дерзость взыскать с тебя чуть больше, чем дежурная благодарность на словах.

Дракула мгновенно насторожился, но постарался ничем не выдать удивления тем, какой неожиданный оборот принимал их разговор. Он ответил холодно, но твёрдо:

— Чего же ты хочешь?

Продолжая его рассматривать с завидной невозмутимостью, видимо, давно ставшей профессиональной чертой, Таурус ответил:

— Чтобы ты как можно скорее определил для себя ту тончайшую грань перехода одной формы в другую, позволяющую тебе пользоваться высшими силами без вреда физическому телу, — будто невзначай мужчина коснулся себя пальцами под носом, давая тем самым понять, что ничто не осталось незамеченным, даже на фоне вороха прочих забот и тревог. — Сейчас ты стремишься во что бы то ни стало оставаться человеком, потому что слишком надолго лишил себя этой заветной возможности, но не забывай: иная форма потому и была нам дарована, чтобы уберечь тела от энергии, для них губительной. Будучи тёмным, тебе думать об этом не приходилось, как и о нуждах плоти, лишённой человечности, но теперь всё иначе. Я думал, ты заметил разницу, но на протяжении некоторого времени вынужден был наблюдать другое, а потому, пользуясь случаем, напоминаю: ты снова человек, а у людей есть предел выносливости, — вновь покосившись на дверь, мужчина понизил голос. — По долгу профессии настоятельно советую за него не шагать.

Для Дракулы подобная лекция стала в корне неожиданной, ему даже потребовалось несколько секунд, чтобы найтись хоть с каким-то ответом:

— Я благодарен за совет…

— Не стоит, — Телец не дал ему закончить. — Еда и сон, брат мой, — это то, что сейчас необходимо вам обоим, — его пухлые губы дёрнулись, намекая на улыбку, которую он сдержал, и лишь тёмные глаза его за миг до того, как он отвернулся, намереваясь уйти, выдали усилием подавляемую радость. Их общую радость, по умолчанию разделённую на всех.

Поддавшись этому чувству, Влад уже собирался распахнуть дверь, но вовремя остановился, понимая, что по ту её сторону Лайя по-прежнему стояла слишком близко. Что вызвало у мужчины ещё более искреннюю улыбку. Но как бы ни было сильно в нём нетерпение её увидеть, он не хотел её напугать внезапным вторжением, поэтому повернул ручку очень медленно и так же медленно приоткрыл дверь, впуская во мрак коридора полосу яркого света.

— Узнаю мою девочку, — произнёс Влад, благоговея перед воспоминаниями. — Правилу «подслушивать — плохо» ты не следовала, сколько я тебя помню…

Медленно Влад открыл дверь, счастливо улыбаясь встречающей его Лайе, с порога кинувшейся ему на шею и вовсе, кажется, проигнорировавшей замечание о подслушивании. Как и простынь, соскользнувшую с её тела в тот же миг, как она разжала руки, удерживающие ткань, и раскрыла их для объятий.

— Только если была уверена, что так узнаю важную для меня информацию, — прошептала она ему в самое ухо, продолжая прятать лицо в изгибе его шеи. — И я не люблю, когда меня обсуждают вне моего присутствия.

— Я знаю, — Влад мягко её от себя отстранил, чтобы посмотреть в лицо, но изучающий взгляд его скользнул по совершенно обнажённому телу вниз, к босым девичьим ступням на настывшем каменном полу, и он резко изменил своим планам, без предупреждения подхватив любимую на руки. — Прости, — по пути к кровати он прислонился лбом к её лбу. — Нужно было поговорить с Уильямом. Иное было бы невежливо. Впрочем… — Владу не давала покоя температура в комнате, которая в сочетании с обнаженным телом была слишком далека от комфорта. — Я уже об этом жалею, — вернув своё сокровище в кровать, мужчина потянулся за покрывалом, спеша укутать в него покрытое мурашками, беззащитное перед холодом тело.

— Влад… — Лайя попыталась остановить его руки, хотя и не хотела, чтобы он останавливался, она просто хотела проявить хоть какое-то участие, чтобы доказать ему не на словах — она рядом. Пожалуй, это сейчас было её самое заветное желание, с которым ни одно другое, ни одна потребность и рядом не стояла — быть рядом. С ним. — Влад, остановись, — шепнула девушка, находя его руку у края подушки и останавливая, прижимая своей ладонью к матрасу. Жалкая, должно быть, попытка, но Влад ей позволял, не противился, а это уравнивало шансы. Поэтому она переплела их пальцы, встречая своей холодной кожей его жар. Казалось, даже в человеческом теле холод ему был ни по чём, и обнажённая кожа его пылала сильнее пламени камина. К его теплу хотелось быть ближе, хотелось в нем раствориться, забыв обо всём на свете. — Мой Влад…

— Моя Лайя… — какими бы ни были его прежние намерения, они оказались забыты вмиг. У мужчины перехватило дыхание от картины, предстающей его взору, от стремительно завладевающего его разумом, прежде запретного осознания того, что прямо сейчас происходило, из тёмной фантазии превращаясь в реальность — единственная женщина, единолично владеющая его сердцем и душой, его возлюбленная жена и королева, в этот самый миг всецело осознающая себя таковой — была в его… в их общей постели, как и тогда, в их самый первый раз, когда он Богу поклялся перед людьми — свидетелями их союза, что во веки веков в любой из жизней она будет его, а он — её. — Моя ненаглядная жена… — сдаваясь непреодолимой силе, тянущей друг к другу их тела, позабыв о холоде, голоде и любой другой нужде, кроме потребности ощутить друг друга, Дракула склонился к её лицу, губами накрывая её дрожащие губы, целуя глубоко, несдержанно, но сладко, упиваясь отныне дозволенным.

В этот же момент для Лайи все воспоминания, все разрозненные обрывки памяти из прошлых жизней, раскроившие её бытие на отдельные отрезки от смерти до воскрешения, от предыдущего воплощения до последующего, наконец-то слились воедино, мощным потоком осознания пронзая одновременно разум и тело.

Мой. Мой навсегда!

Владу было столь же легко вспомнить, каково это — быть человеком, как и невыразимо, почти до невозможности тяжело. Легко было воскресить в памяти человеческое, но невозможно — вычеркнуть, избыть в одночасье то, иное бытие, дающее ему возможность слепо теряться в желаниях, забыв о физическом. Целовать её вечно, покрывая поцелуями каждую клеточку её прекрасного тела, снова, снова и снова — вот, чего ему хотелось гораздо больше, чем дышать, но человеческая плоть была неумолима в своих потребностях. И вновь перед Дракулой было два пути: остаться человеком, умерив голод своего желания, или обернуться Драконом, сделав былью библейский сюжет, прежде находящий своё страшное воплощение лишь в воображении художников.<span class="footnote" id="fn_32515746_8"></span>

Ведь даже если Жена его ничуть не страшилась обличья зверя, не бежала от него с мольбой о спасении, а непременно желала, чтобы Дракон ею овладел, с той же страстью, с какой он желал овладеть, Влад, будучи в здравом уме, подобного себе никогда бы не позволил. Не теперь, когда над ними больше не нависали оковы тьмы, грозящие уничтожить всё, что им было дорого, разлучив их на очередную, никем не определённую вечность. Это опасение двигало им в ту ночь, в Чёрном замке, когда он поддался её отчаянному желанию близости и своей собственной потребности, вопреки данной самому себе клятве — не трогать её, не касаться даже взглядом, не покушаться на святое до тех пор, пока он — воплощение тьмы, пока он носил в себе то, что могло лишь осквернять. Он нарушил свою же клятву, ещё когда неумышленно позволил тьме вместе со своей проклятой кровью запустить в неё свои мерзкие щупальца, а после решил, что терять ему уже окончательно нечего и взял её, как зверь, во мраке, среди руин и тел павших… Потому что в ту страшную ночь им обоим это казалось единственным шансом, который незазорно было украсть у живых и мёртвых. Потому что впереди их грозила разверзнуться бездна неизвестности, дальше которой не было «потом», было лишь «здесь и сейчас».

Владу и теперь в иное верилось с трудом, но иного хотелось. Хотелось быть с ней непременно лучшей частью себя, а лучшее ему по-прежнему виделось лишь в том человеке, каким он был множество жизней назад, каким просил её руки, каким представал перед нею и Богом у алтаря, кем был с нею в их первую ночь — человеком! Не тёмным, не зверем, не кем-то ещё промежуточным, познавшим слишком много тайн.

— Лайя моя… — разорвав поцелуй, пульсом сводящего с ума желания гремящий в его висках, прошептал Дракула, с жадностью глотая пропитанный её ароматом воздух. — Моя жемчужина… — приникнув губами к призывно подставленной шее, к пульсирующей точке сосредоточения жизни под тонкой кожей, Влад стал прокладывать дорожку поцелуев вниз, к остро очерченным ключицам, — медленно, испытующе, каждым касанием обещая большее — ей и самому себе.

— Влад… — Лайя иступлено вторила его имя, скользя пальцами по его обнаженной спине и безотчётно стремясь притянуть еще ближе, хотя ближе было просто некуда. Но она боялась, что её прекрасный сон, чудесным образом вернувший её в безвозвратно ушедшее прошлое, прервётся, что она проснётся, что Влад остановится — и в тот же миг прервётся её жизнь и сама реальность прекратит своё существование, потому что её не будет без него, потому что весь мир для неё — это он и его прикосновения, танцующие на её нервных окончаниях, играющие на них, как на струнах арфы, натянутых до предела…

Как та самая арфа, под его руками, Лайя не могла не издавать звуков. Когда ладони его касались груди, задевая твердеющие соски, она не могла молчать, но запирала в себе ощущения, от которых хотелось кричать в голос. Из последних сил она цеплялась за осознание себя и с ней происходящего и молчала, боясь его спугнуть, заставив думать, что он причинил ей боль. Но даже будь это так, Лайя бы не почувствовала, потому что жар, стремительно разгорающийся внутри неё, сжигал любые другие ощущения, кроме чистейшего наслаждения — безграничного, всепоглощающего.

Пройдя губами намеченный путь от полукружий грудей, идеально ложащихся в его ладони, через косые мышцы к плоскому, подрагивающему в такт учащённому дыханию животу, Влад коснулся пупка — губами, затем — языком, позволяя себе вспомнить без огня жажды, сжигающей глотку, какова на вкус её кожа, но так и не услышав от неё заветных звуков, насторожился. Тыльной стороной пальцев очертив рисунок рёбер, мужчина опёрся ладонями о кровать по обеим сторонам её извивающегося под его ласками тела и приподнялся на руках, нависая над ней в стремлении заглянуть в лицо.

Она отвернулась в забытьи наслаждения, лицо её и взгляд скрывало сбившееся бархатными змеями покрывало, но даже от того немногого, что было ему доступно, взор его пировал. Никогда уже он не надеялся, запрещая себе об этом даже мечтать, что однажды вновь удостоится возможности любоваться её божественной красотой — теми её тончайшими, изменчивыми гранями, которые лишь ему одному было позволено наблюдать, собственноручно эти грани обнажая.

В прошлый их раз он так и не позволил себе освежить образ, вновь запечатлев его в нетленной памяти, жадно спеша чувствовать и боясь наблюдать, заведомо лишая и себя, и её этого изысканного удовольствия — насладиться не только самим фактом близости, но и прелюдией к ней. А так хотелось ему вновь увидеть, как трепещет от его прикосновений её тело, услышать, как отзывается она на ласку…

И вот теперь, когда их счастье лишь им двоим принадлежало и не было оплачено страшной ценой смертей, уже случившихся и только лишь грядущих, когда им двоим принадлежали не украденные обманом мгновения, а всё время мира, когда он был свободен от тьмы, жажды и слепого стремления обладать, она… молчала. Избегала его прямого взгляда, кусала губы, откликаясь каждым движением, каждым вздохом, каждой прядкой волос, в беспорядке разметавшихся над её головой ореолом влажных локонов, но упрямо продолжала молчать, и как бы силён во Владе ни был азарт испытать её выдержку, напомнив самому себе, насколько велики её пределы и как долго сам он будет способен играть в эту игру, сегодня ему хотелось иного.

Продолжая нависать над ней на руках, Влад склонился ниже, лишь чтобы провести носом по очерченной жилке её шеи, вдыхая запах, и прошептать в самое ухо, слегка прикусив губами за мочку…

— Хочу слышать тебя, — от предвкушения в его горле в одно ничтожное мгновение стало суше, чем в самой жаркой пустыне в знойный полдень. — Хочу знать, как тебе хорошо.

Его низкий хриплый шёпот проникал под кожу, бежал разрядами по венам, стремясь вырвать стоны удовольствия из таких глубин её сущности, о существовании которых Лайя заставила себя забыть вечность назад, не позволяя… просто не способная испытывать подобное ни с одним другим мужчиной, ни в одной из жизней.

— Посмотри на меня.

Хватая ртом воздух, стонами срывающийся с губ, девушка подчинилась, исполнила всё, о чём он просил, не зная для себя иного пути, ничего иного не желая. Их взгляды встретились, и в тот же миг время для Лайи перестало существовать, возвращая её разум, чувства, всё её естество к тому моменту, когда в первую брачную ночь молодой князь впервые любил свою юную жену. Взращенная в династии Османов по строгим законам Корана Лале не ведала прежде близости с мужчиной, она не знала, чего ожидать, но она любила своего мужа и желала его прекрасное тело до дрожи, до забытья, забравшего все её девичьи страхи, сломавшего все запреты, нарушившего разом все законы и нормы приличия…

— Мой Ладо…

Лайя потянулась руками к поясу его брюк, доверившись ощущениям, но взгляда от его лица настойчиво не отводя, глаза в глаза, зрачки в зрачки, как когда-то давно, в самый первый их раз…

Как и тогда, он… слышать её хотел? Хотел знать? Позволения ждал?

Совладав лишь с пряжкой ремня, девушка нетерпеливо подалась бёдрами верх, окончательно теряя себя в ощущениях.

Помогая ей справиться с последней преградой, их разделяющей, Дракула не прекращал наслаждаться каждым мгновением, каждой растянувшейся в отдельную бесконечность секундой, видя, как дрожит от желания девичье тело, как оно извивается на смятых простынях, подаваясь ему навстречу, как частица света, не способная противиться притяжению чёрной дыры. Только вот во взгляде её не было горестного смирения, страха и безысходности перед превосходящей силой, лишающей рассудка и воли, и оставляющей за собой лишь дикое, первобытное желание отдаться, как у всех без исключения жертв его тёмных чар.

Взгляд Лайи пылал желанием возвратить себе то, что всегда принадлежало лишь ей одной, целиком и безраздельно. Это в пыль разрушало любые границы ещё до того, как они могли быть проведены.

— Твой, — низким от возбуждения голосом подтвердил Влад, склоняясь к ней и носом ведя по её трепещущему телу — всё ниже, ниже и ниже…

Перенеся свой вес на одну руку, освободившейся второй, самыми кончиками пальцев мужчина повёл по её уже призывно согнутой ноге от колена вниз — к бедру, ладонью касаясь разгоряченной, влажной кожи на внутренней стороне. Лишь подобрался к самому заветному, раскрывая для себя, распаляя жарче адский жар желания, но ещё не прикасаясь, хотя звуки, вырывающиеся из её приоткрытых губ, достигая его слуха, уже превращались в нечто неведанное, чистейшим удовольствием растекающееся по венам и заставляющее кровь в них закипать.

— Твой, — Влад коснулся её изнывающей плоти, рискуя окончательно потерять себя в стонах её наслаждения, но осознанно идя на этот риск, потому что терпеть у него больше не было сил. — Пока не решишь иначе.

Когда смысл сказанного достиг её опьяненного наслаждением разума, Лайя резко распахнула глаза, чтобы возразить, но в это мгновение Влад толкнулся в неё, наполняя собой, — и весь мир содрогнулся, вмиг обращаясь пеплом от той силы стремления двух энергий друг к другу, слиянием своим способных разрушать и созидать.

Этот подходящий к концу день, эта ночь, медленно вступающая в свои права — всё время мироздания отныне принадлежало двум душам, обретшим друг друга вопреки всему.

Светлая королева принадлежала своему Тёмному королю, а он принадлежал ей. Отныне и впредь, до тех пор, пока будет существовать всё, что сотворил Всевышний, сидящий на престоле Света.

До тех пор, пока на престоле Тьмы будет властвовать Его Величество король Влад III из рода смертного, человеческого — из пятого великого рода хранителей творения Господня.

Из кровной линии Дракона.

Пусть ничего не вечно под луной,

Пусть мы — одна лишь пыль в ладонях ветра,

Но нам идти дорогами бессмертных,

Пока ты будешь следовать за мной. ©