Часть 31 (1/2)
Лайя шла… не шла даже, а бежала прочь от часовни, не разбирая дороги. Её терзали предчувствия, голову заполоняли сомнения в том, сказала ли она достаточно, хватит ли сказанного ею, чтобы в решающий момент сдержать тёмное отчаяние Влада, когда своё веское слово, не скупясь на подробности, скажут все остальные.
Которым ровно так же не ведомо грядущее, а нет ничего хуже и страшнее, чем неизвестность, во избежание которой подчас творится самое страшное зло.
Хотя… ведь ей были оставлены подсказки — всеми теми, кому по очень разным и с большего неизвестным Бёрнелл причинам была небезразлична их судьба. Теми, кто даже пожертвовал своей жизнью, чтобы в нужное время — здесь и сейчас — сделать хоть кого-то из них на шаг ближе к разгадке. Теперь, казалось бы, от самой Лайи требовалось так ничтожно мало усилий: всего лишь свести все подсказки воедино и сложить из них целостную картину ближайшего будущего, им всем уготованного. Так ничтожно мало и одновременно бесконечно много, учитывая самый востребованный и самый исчерпаемый ресурс — время. Редчайшие часы, и особенно теперь, когда небо закрывали тучи, когда лишь свет солнца — кроваво-красный на рассвете и закате — мог приоткрыть завесу настоящего.
Показать грядущее…
По крайней мере, Лайя наивно позволяла себе верить, что ни на что меньшее просто не мог быть нацелен весь тот огромный труд, проделанный задолго до её рождения целыми поколениями совершенно разных, никогда не имеющих возможности узнать друг друга людей: от неизвестного создателя гравировки на копье, до Шандора Шотета, построившего на территории своего замка часовню по образу и подобию храма Иедидиа, или царя Соломона, каким эта историческая личность больше известна современному миру…
«Твой свет спасенье принесёт. Иедидиа нам в том поможет. Яхин на север вберёт. Боаз на юге путь проложит», — так гласила найденная в часовне медная табличка.
Если верить источникам, в которых Лайя пыталась искать ответы, пока у неё еще была такая возможность, Яхин, олицетворяющий женское начало, являлся в далеком прошлом южным столбом на входе в давно разрушенный храм Соломона. Но он же, согласно подсказкам магистра Шотета, должен привести на север. Боаз, с точностью до наоборот, олицетворяя мужское начало, «стоял» на севере, ведя на юг…
Все это казалось лишь очередной бессмысленной шарадой, упорядочить и разгадать которую Лайя так и не успела. Пока у неё ещё было время сидеть в книгах и интернете и искать информацию там. А потом все завертелось чередой непрерывно сменяющих друг друга событий, из которых она узнала, кем на самом деле является, и что именно её покровительству самим Всевышним отдан Юг. Случайный набор слов после этого, казалось, мог обрести чуточку больше смысла, если бы Влад так же «правил» Севером. Но эта часть света всегда и безраздельно принадлежала Тельцу, Влад же никогда не был одним из тех, кто разделял между собой эту высшую власть.
Казалось, чем большими деталями обрастали оставленные подсказки, тем меньше и меньше смысла в них становилось. Или просто Лайе отчаянно нужен был смысл там, где его изначально не было…
Между тем тяжёлые, но невероятно быстрые для своих размеров тучи снова сгущались, в воздухе вновь отчетливо пахло сыростью и озоном. А Лайя всё шла, не следя за дорогой и навязчиво думая лишь о том, что ей нужно было остаться. Да, Влад ясно дал понять, что не хотел её присутствия, так же как делал это всегда, когда был близок к грани, стремясь не позволить ей даже… увидеть эту грань, не то, что приблизиться к ней. Но там, в часовне, ещё был шанс найти ответы, останься она рядом с Владом, расставание с которым каждый раз становилось всё мучительнее… Не только потому, что Лайя могла безусловно, одним лишь своим присутствием рядом сдерживать его тьму, но ещё и поэтому, что в недалеком будущем, возможно, им предстояло расставание, гораздо более мучительное в своей абсолютной неизбежности.
Возвращаться к остальным и тратить время на бессмысленные оправдания перед ними не хотелось. Отчаянно хотелось сделать хоть что-то полезное, успеть, украсть у времени ещё чуть-чуть, прежде, чем станет слишком поздно…
Еще хотя бы немного…
«Тем, кто нуждается во времени, его всегда мало. Но для влюблённых оно длится вечно…»
Ах, если бы это действительно было так. Но пока происходящее с ними больше напоминало вечную погоню друг за другом сквозь века в попытке продлить неизбежно ускользающее мгновение близости.
Небо расчертила слепящая молния, с опозданием прогремел гром.
Пытаясь сократить себе путь, сведя к минимуму возможные нежелательные встречи с выставленной по периметру замка охраной, Лайя не ограничивала себя в возможностях и не пыталась ни перед кем казаться человеком больше, чем она уже не являлась. Когда ультразвуковая волна от стаи следующих за ней тенью летучих мышей призывно воззвала к ней, девушка немедля поддалась инстинкту, позволив телу в одно мгновение стать легче ветра, распавшись в стаю белых нетопырей.
Несколько мгновений это казалось так правильно, даря иллюзию убеждённости, что уже ничто не способно их разлучить — теперь, когда они одинаковы и способны смотреть на мир глазами одних и тех же существ. Но лишь иллюзию, потому что, с возвращением в телесное обличие, Лайе неизбежно вспоминались слова Айше о том, что уподобившись ему, она уже ничем не сможет ему помочь. Разделит бремя — да — но не избавит от него, хоть это и казалось выходом. Пусть не лучшим, не идеальным, но разве идеальный существовал?
Лайе неизбежно начинал казаться таковым любой, даже самый безумный, который не подразумевал бы расставание…
«Молю тебя, Господи, помоги мне… не сбиться с пути», — девушка поймала взглядом край черного небосвода в полукружии арочного окна.
И словно в ответ на её мольбу зловещим предзнаменованием блеснула очередная молния, на мгновение осветив густой мрак заброшенного коридора.
Бёрнелл скользнула взглядом, неумышленно, интуитивно выискивая опасность, и заметила, по тепловым волнам двух часто-часто бьющихся сердец, что впереди, в небольшом углублении в стене, прижимаясь к друг другу, сидели два комочка — один чёрный шерстяной, сливающийся с окружающей темнотой, другой морщинистый и лысый. Оба сверкали из своего убежища перепуганными глазами.
Лайе должно было быть сейчас вовсе не до них, но просто пройти мимо она не могла.
— Эй… — шепнула девушка, делая осторожный крадущийся шаг вдоль стены. — Кис-кис… Что вы тут делаете?
Однако, стоило ей только попытаться приблизиться, как оба, перепуганные очередным раскатом, попытались сбежать. Но реакция Лайи, ещё не осознавшей причины, но ощущающей идущую изнутри необходимость словить, неожиданно оказалась быстрее кошачьей — и она, резко вытянув руку по направлению ускользающего движения, успела ухватиться за шерстяной загривок. Не ожидающая, очевидно, ничего подобного кошка истошно взвизгнула, будучи пойманной. Лайя в тот же миг хотела разжать пальцы, помня, кто на самом деле эта кошка и стыдясь представлять себе, как бы она точно так же, грубым хватом с наверняка до боли впивающимися в кожу ногтями схватила бы… девочку. Мику. Но в негативном свете грозы что-то блеснуло золотом, обвязанное вокруг кошачьей шеи, что привлекло внимание Бёрнелл гораздо раньше, чем она это осознала.
— Не бойся, — принялась успокаивающе нашёптывать Лайя, прижав пугливую беглянку к себе и, прежде всего, ласково загладив место на холке, за которое необдуманно схватилась. — Что ты, малышка, я никогда тебя не обижу… — приговаривала девушка, торопясь снять с кошки повязанный на манер ошейника кожаный шнурок.
И пусть информации у неё по-прежнему было крайне мало, чтобы строить какие-либо догадки, сердце Лайи забилось быстрее от одной лишь мимолётной мысли, в один миг навеянной знакомым почерком — кожей, золотом и… глазом Гора на небольшом мешочке, подвешенном на шнурке.
Стоило Бёрнелл отвлечься, ослабив сдерживающую хватку, как юркая кошка вывернулась, изящно спрыгнула с рук на пол и, протяжно мяукнув, растворилась в темноте следом за Носферату, лишив Лайю малейшей возможности выяснить, откуда у Мики взялась её ценная ноша.
Оставшись в одиночестве, одолеваемая любопытством пополам с надеждой, Бёрнелл даже не соизволила дойти до комнаты или хоть до какого-нибудь места среди развалин, где могло найтись чуть больше уединения, чем посреди коридора. Пусть даже и совершенно пустого.
Общеизвестная истина, что даже у стен имелись уши…
Сердце Лайи, до этого бешено колотящееся в груди, вмиг замерло в волнительном предвкушении, когда она вытрясла содержимое кисета себе на ладонь. Внутри оказался уже знакомый до мельчайших деталей, выпуклый синий диск с золотым египетским иероглифом и изящно свернутая в крохотную бумажную трубочку записка.
Ни секунды не медля, Лайя её развернула.
Внутри вполне ожидаемо обнаружился текст, но странный — прозрачный, с каждой секундой, пока девушка безуспешно пыталась в него вчитаться, лишь всё сильнее исчезающий. Бёрнелл поспешила подойти ближе к окну, надеясь, что в свете грозы строчки станут хоть немного заметнее. Но это сделало только хуже. Казалось, голубоватое свечение лишь сильнее выедало чернила или… то, чем было написано послание. В отчаянии боясь упустить единственную возможность, Лайя коснулась пергамента пальцами, в слабой надежде ощупью почувствовать рельеф начертанных букв. Едва её подушечки, по обыкновению слегка светящиеся изнутри, тронули исчезающие ровные строчки, как они неожиданно проявились ярко и чётко — буква за буквой, расплавленным золотом каллиграфии потекли по бумаге, складываясь в слова вслед за взглядом, читающим их:
Здравствуй, Лайя. Времени у меня немного, так что я буду краток…
«Без официоза, юристов и гербовых печатей», — вдруг мелькнула в голове Бёрнелл совершенно отсутствующая в тексте, вовсе не принадлежащая ей мысль, но вместо того, чтобы удивляться или посчитать себя сумасшедшей, девушка лишь улыбнулась. Напряженно, предчувствуя, что, вопреки её надеждам, у этого письма не будет счастливого конца, уголки её губ всё же сами собой потянулись вверх.
Свою мантию я тебе уже передал.
Пусть и не имел тогда прямым намерением полностью сложить с себя полномочия. Но так уж вышло…
«…Не совсем предвиденно, хотя вполне ожидаемо…» — в очередной раз совершенно отчётливо расслышав в своей голове отсутствующее на бумаге продолжение текста, Лайя резко обернулась, почти уверенная, что найдёт Ноэ стоящим за её спиной и через её плечо смотрящим на своё же послание. Она уже готовилась ругать его последними словами за этот чёртов фокус, но… за её плечом никто не стоял, ругать было некого, равно как и сжимать в радостных объятиях.
Теперь настал момент передать тебе и свою любимую игрушку.
«Малышку Мику обязательно обними от меня за успешную доставку посылки, она это заслужила…»
Как ты уже знаешь, в мире тёмных я был кем-то вроде стилиста.
Весьма ответственная, высокопоставленная должность, какую не каждому предложат.
И, особенно, Влад… А поскольку я уже не смогу надлежащим образом выполнять свои должностные обязанности, ему понадобится другой человек…
«Или… не совсем человек. На моё место».
Которому бы он доверял хотя бы вполовину так, как доверяет тебе.
«Но таких, увы, немного. И ещё меньше среди них тех, кто хоть что-то бы смыслил в искусстве».
Поэтому я не вижу смысла искать среди лишь вероятных кандидатов, когда рядом уже есть идеал.
С художественным взглядом на мир, достойным вкусом…
Одним словом, немного практики — и ты, Лайя, станешь идеальным новым костюмером для тёмных, намеревающихся провести время среди живых.
«Лайя Басараб — свет души Его Всетемнейшего Величества и восходящая звезда модного Олимпа в мире между мирами».
Как Вам такой заголовок для обложки «DARK VOGUE», Regina della luce?<span class="footnote" id="fn_29855263_0"></span>
— Ноэ… — с беззлобным укором, направленным в пустоту, полустоном прошептала Лайя. Она не знала итальянского, но смысл словосочетания легко угадывался без всякого знания.
Не злись на обстоятельства. И не смей себя винить.
Поверь, всё сложилось лучше, чем могло бы… Не теряйся, не сдавайся и верь в себя.
Сила и талант в тебе есть, а нужные навыки и опыт придут со временем.
Если будешь слушать интуицию и практиковаться.
Влад в иллюзиях и способности заглядывать в будущее не мастак от слова совсем, но, как и полагает прирожденному правителю, кое-что он всё-таки умеет…
«Правда, с бессменным упорством скрывает. Но тебе уж точно подскажет, что да как. Если правильно попросишь…»
Удачи тебе, Лайя Бёрнелл. Знай, ты сумела меня удивить.
«Не реви! — и снова Лайя дёрнулась обернуться на несуществующего наблюдателя её слабости, так и застыв с пальцем у щеки, которым она собиралась смахнуть катящуюся слезу. — Говорю же, всё к лучшему».
Твой (не)всегда верный, надеюсь, друг.
Ноэ Локид.
Огненное золото магического текста под её пальцами, прослеживающими последнюю строчку, перетекло в последний каллиграфически-витиеватый завиток в конце подписи, оставляя за собой весь пергамент совершенно чистым и пустым, словно никаких записей на нём никогда не было сделано.
Капающие на листок, уже совершенно безудержные и грозящие вот-вот превратиться в истерику слёзы оставляли на нём такие же влажные кляксы, как на любой обычной бумаге.
То были упорно сдерживаемые невыплаканные слёзы по незнакомым и знакомым умершим, вновь растревоженная, как свежая рана, едва утихшая скорбь по Ноэ, неоправданные ожидания и в очередной раз несбывшиеся отчаянные надежды на…
На что? Чудо? Бесовскую магию? Фокусы?
Вот только последний фокус Ноэ — его магическая «шляпа» и демонический артефакт — был сейчас зажат в ладони у Лайи, пуская вверх по её руке холодок и ощущение лёгкого покалывания, мешающего усомниться в реальности происходящего.
Нежелательной реальности.
Подавленная злость внутри Лайи мешалась с горем в неконтролируемую, взрывоопасную смесь, заставляющую всё её тело исходить мелкой дрожью, выпуская в пространство невидимые, но ощутимые волны энергии, от которых стёкла в окнах и сами стены вибрировали, вступая в разрушительный резонанс…
Какого черта?! Что она должна теперь с этим делать?!
Лайя всхлипнула, но тут же стиснула зубы, пытаясь унять рвущиеся из неё наружу рыдания. Однако волна, уже рождённая этим коротким, неосторожно изданным звуком, за считанные мгновения притянула бушующую за окном стихию, словно став для неё сигнальной ракетой.
Ветвистый росчерк молнии разбил все окна в коридоре на тысячи мельчайших, оплавленных высокой температурой осколков. Которые должны были, разлетевшись разящими снарядами, упасть, повинуясь силе гравитации, но… этого не произошло.
…а само пространство, как уже случалось прежде, исказилось, его целостность нарушилась под мощью удара. Сквозь стремительно формирующуюся брешь между измерениями вместе с разрушительной волной потусторонней энергии в мир живых беспрепятственно проникли и иные законы физики, заставляя время течь иначе, а осколки — свободно парить в воздухе, постепенно закручиваясь по спирали и образовывая вокруг бреши портал…
По ту его сторону было так же темно, там ровно так же, как и над Лэствиллом, бушевала гроза и дул ураганный ветер. Из него на Лайю выжидающе смотрели вечно голодные и вечно злые глаза низших тварей, тянущих к ней свои уродливые конечности, но не решающихся пересечь грань.
Пока Бёрнелл отвлеклась на происходящее, покалывание от фишки, зажатой в её ладони, стало ощущаться в разы сильнее, как и её вес, увеличивающийся пропорционально невидимой силе, тянущей руку Лайи туда — в портал между измерениями, за грань…
«Слушать интуицию, говоришь?» — бессильная унять внутреннюю злость, мысленно спросила Лайя зияющую перед ней бездну, словно та была живой, способной ей ответить чем то большим, чем голодное рокотание тысяч порождений тьмы.
Пока Бёрнелл хватало сил противиться растущему притяжению, но её прижатые к полу ноги уже медленно скользили в направлении разлома, оставляя девушке всего два варианта: отпустить бесовской артефакт, позволив ему исчезнуть в портале, или самой уйти туда, куда он стремится, маня и её за собой — в тёмный мир, навстречу полчищам голодной нежити.
Лайя была ближе к отчаянию, чем когда-либо — да, но даже это чувство не делало её настолько беспечной, чтобы она вот так легко скормила безмозглым тварям свой, возможно, единственный шанс, доставшийся ей нечаянно и совершенно неожиданно, как-то переиграть безнадёжную ситуацию в свою пользу. Или в пользу Влада…
Поэтому она перестала сопротивляться и поддалась силе притяжения. Инстинктивно сделав глубокий вдох и для большей уверенности закрыв глаза, Лайя… шагнула в портал.
Вихрь энергии подхватил её в момент перехода и закружил, как в центрифуге, с силой швырнув несколько раз из стороны в сторону, прежде чем бросить на какую-то поверхность — физически осязаемую и достаточно твёрдую, чтобы подобное нелёгкое приземление не прошло незамеченным.
Но физической боли Лайя не испытывала ещё ни разу с момента воскрешения, не ощутила она её и сейчас, а небольшая дезориентация от столь экстремального перемещения прошла так же быстро, как и её обострённые чувства принялись изучать незнакомое окружение, стремясь собрать максимум информации о новом местоположении.
Здесь, где бы оно ни находилось, царила непроглядная ночная мгла, небеса раскалывались от громовых раскатов, а ливневая вода, заливающая всё вокруг и размывающая землю под Бёрнелл в отвратительное, пахнущее сыростью и гнилью болото, была похожа на вязкую грязь, отвратительно стекающую по телу, но будто не имеющую температуры… Как и ураганный ветер. Он не морозил кожу, не продирал холодом до костей, как можно было ожидать, хотя и стремился не позволить даже голову от земли оторвать, на пару с дождём хлёсткими порывами застилая глаза, протяжным воем закладывая уши…
Но Лайю уже не пугали капризы погоды, ни в людском мире, ни в тёмном, ни природные, ни сверхъестественные. Девушка ощущала в себе достаточно сил, подпитываемых внутренним стремлением, чтобы противостоять стихии.
Медленно, но успешно поднявшись на ноги, расставив их чуть шире, чтобы сопротивляться ветру, Лайя осмотрелась кругом. На пустом, не затенённом рукотворными постройками и деревьями горизонте, как в чистом поле, зловеще расцветали молнии. Они были странного, чёрного оттенка, почти не дающие света, лишь сильнее нагнетающие чувство безнадежности и смертельной опасности места, которое не жаловало гостей, а случайно заблудших живыми не отпускало… Но в Лайе страх за собственную жизнь благополучно дремал, усыплённый внутренним светом, который, аурой распространяясь за пределы тела, легко разгонял окружающий мрак, не позволяя обитающим в нём тварям приблизиться, держа их на безопасном расстоянии. Но там, за пределами непреодолимого барьера их были несметные полчища… Они рычали, ревели и стонали в унисон небесам, обступая неожиданную гостью из недосягаемого для них мира живых, окружая её, как добычу, сверкая кровавыми, полными жажды глазами, но не смея преодолеть границу, их разделяющую, чтобы коснуться или напасть.
Медленно оборачиваясь кругом себя в отчаянной попытке рассмотреть хоть что-нибудь в безбрежном море обступивших её изуродованных тел, Бёрнелл, следуя взглядом за «компасом» в своей ладони, заметила вдалеке слабое свечение, заключённое в контуры, напоминающие небольшое окно. Силуэт дома, если неизвестное одинокое строение вообще являлось таковым, безнадежно тонул во тьме, но ориентир был определён, и Лайя собиралась во что бы то ни стало проложить к нему путь.