Часть 30 (1/2)
Сандра успела краем глаза заметить, но больше всё-таки почувствовала в бесконечно меняющихся колоссальных потоках энергий, как в тот же миг, когда Лайя прикоснулась к Владу, всё её тело, словно вторая кожа, объяло ярчайшее лазурное свечение, и как от места соприкосновения это свечение стало стремительно распространяться на Влада…
Наблюдать за происходящим дальше девушке помешали оживившиеся после некоторого оцепенения члены Тетры. Эффект внезапности, парализовавший всех, прошёл, и как тренированные бойцы спецназа, действующие по отработанной схеме, мужчины начали стремительно замыкать кольцо оцепления вокруг объекта опасности, отрезая посторонним не только путь, но и малейший обзор на происходящее.
— Всем покинуть часовню! — прогремел над высокими сводами повелительный голос. На мгновение, прежде чем в одурманенную адреналином голову пришло правдоподобное и логичное объяснение, к каким Сандра привыкла по жизни, невероятная мысль о том, что это молвил сам Всевышний, все же промелькнула где-то в подсознании. — Скорее!
— Сандра! — окликнул девушку Лео, уже оттесняя в их с Валентином сторону Илинку и Генри, которого на бегу выхватил из оцепляющего строя, под властью прозвучавшего приказа распавшегося так же быстро, как сомкнулся. — Это уже не имеет к вашему долгу и преданности никакого отношения. Уходите! — приказал Нолан, его глаза в тот же момент полыхнули потусторонним свечением. Зрачки превратились в присущие кошачьим узкие щели, и он размытой тенью, оставляющей в воздухе золотой истаивающий след, метнулся назад, в эпицентр происходящего. — Лайя!
Что происходило дальше, увидеть никому из сестер не позволили. Широкие плечи Валентина и Генри, а за ними — остальных членов Тетры, состоящих в личной охране при её бессменных лидерах, начисто перекрыли обзор, как и было приказано, волной одностороннего движения спешно покидая часовню.
— Лайя, Бога ради, будь осторожна, — в который раз предупредительно окликнул подругу Лео, буквально разрываясь между продиктованной человеческим разумом необходимостью вмешаться и обеспечить её безопасность и мощным животным инстинктом, велящим ему держаться подальше от того существа, которое, ещё даже не приняв свой истинный облик, уже излучало энергию, заставляющую волосы вставать дыбом.
С глухим, усиленным архитектурой звуком, закрылись тяжелые двери, лязгнул креплениями запирающий механизм. Почти одновременно в боковом зрении мелькнул смазанный силуэт крыльев — и огромная, создаваемая огнём свечей тень, накрыла пол и частично стены.
Всё это Нолан подмечал лишь краем сознания — никогда не дремлющими боевыми инстинктами следя за тем, что предпринимали и где находились остальные. Его осознанное внимание целиком и безраздельно было отдано двоим…
Аура Лайи светилась ярче, чем Лео видел когда-либо прежде, но, встречаясь с телом Влада, стремясь объять его, она им будто поглощалась, как вода — губкой, как свет — чёрной дырой…
— Лайя, прошу тебя, отойди… — в бессчетный уже раз, учитывая, сколько он кричал об этом немо, лишь в собственных мыслях, попытался Лео, доверительно протянув руку и сделав осторожный шаг навстречу сплетению их тел.
— Сейчас ты впустую тратишь свои силы, — вмешался Аквил, по обыкновению, говоря излишне прямолинейно и резко, не вдаваясь в какие-либо пояснения, но при этом благоразумно не спеша сокращать дистанцию. — Его душа преисполнена тьмой. Он прочно связан с нею тёмной меткой, заклеймившей его плоть, и пока это так, в нём нет места свету, необходимому для пробуждения иной сущности.
Будто реагируя на предназначенные не ему слова предупреждения, Влад резко пришёл в движение и отстранился от Лайи, разрывая объятия и убирая свои руки из-под её рук, подальше от прикосновений. В тот же момент, когда прервался тактильный контакт, ослабло и свечение ауры, всего за несколько секунд сведясь на нет.
— Если в этом все дело… — задумчиво-заинтересованный голос Дракулы прозвучал так, будто он только что выведал не предназначенную для него судьбоносную тайну. — Значит и не пробудится ничто, и быть клеймёным мне навечно, — убийственно спокойно заключил он, а затем распахнул прежде закрытые глаза, по встречным выражениям пристально за ним наблюдающих заключая, что взгляд его, каким бы ни был прежде, теперь вновь человеческий. Пока… человеческий.
— Идём… — прошептала стоящая рядом Лайя, предприняв новую попытку свести расстояние между ними на нет, но, легко предугадывая её намерения, синхронно с ней Влад сделал шаг назад, в очередной раз избегая малейшего прикосновения. — Влад, тебе нужно уйти отсюда… — взгляд Лайи излучал неодобрение, но больше — обеспокоенное непонимание того, что послужило причиной столь резкой перемены. Вот он тянулся к ней, сам искал объятий, а вот уже всячески их избегает… Из-за присутствия остальных? Из-за того, что они всё ещё в церкви?.. — Идем со мной… — девушка шепнула едва слышно, одними губами, только для него: — Te rog, iubit…<span class="footnote" id="fn_29777193_0"></span>
Она вновь протянула ему руку, на этот раз просительно, не настаивая, и под взглядом любимых глаз, сбитых с толку и молящих не отталкивать, Влад просто не смог… Знал, что обязан был, знал, как сильно рискует, уступая потребности, но… не смог отстраниться. А когда их пальцы, а затем и ладони вновь соприкоснулись, и Влад был готов отдернуть свою в любой момент, ничего не произошло: аура Лайи не засияла, и не возникло больше того непреодолимого влечения, что магнитом тянуло их друг к другу, буквально тянуло душу из нее… к нему.
Осталось лишь знакомое тепло прикосновения.
— Пожалуйста, уйдём…
На это Влад лишь осторожно слегка сжал её руку, прерывая попытки себя увести.
— Я должен остаться, — он опустил взгляд к лицу любимой и, прочтя в глазах зарождающийся протест, грозящий вылиться и в её непреднамеренное желание прогнать его отсюда, Влад, игнорируя всех свидетелей, со всей доступной бережностью обхватил ладонями её лицо по обеим сторонам щёк. — Сейчас мне это нужно, душа моя. Пожалуйста, не гони меня…
Лайя, переполняемая эмоциями, хотела возмутиться, что она бы никогда даже не подумала ни о чём подобном, но порыв угас, так же быстро, как вспыхнул, под влиянием всего того, что она видела в его глазах, ощущала в хаосе его эмоций. Недолгий обмен взглядами, за который, казалось, они сумели всё друг другу объяснить, ни произнося ни слова вслух, после чего Лайя, пристроившись сбоку и, обхватив его за предплечье, попыталась хотя бы подвести его к ближайшей лаве и усадить, но Влад и от этого отказался, взглядом ища остальных: Аквил парил выше роста в своём орлином обличии, его нимб светился так ярко, что резал глаза и слепил; Телец держался в стороне и, к его чести, ему хватило власти над инстинктами, чтобы даже перед лицом опасности сохранить человеческий облик почти неизмененным. Лео… он был рядом, ближе всех остальных, но все же… не слишком, его львиные глаза в свете огня отливали жидким золотом.
Когда, время спустя, максимально узнаваемое человеческое обличье вернули себе все трое, Влад посмотрел по очереди в лицо каждому, молча прося если не о принятии — об этом и речи быть не могло — то хотя бы о способности проявить терпимость и ответить на его вопросы. В конце концов, теперь он имел полное право их задать.
— Нам нужно поговорить, — максимально кратко сформулировав свою мысль, он напоследок легонько сжал ладонь Лайи, а затем отпустил её. Подняв взгляд к её мгновенно насторожившемуся лицу, Влад жестко пресёк все её чаяния. — По-мужски.
Подобная формулировка звучала максимально грубо при минимальном объяснении хоть чего-то из того, от чего пару минут назад шарахались все присутствующие, включая сполна способных за себя постоять, но иной для складывающихся обстоятельств не существовало, как и времени на мягкие уговоры. Ему необходим был этот разговор. При всём его безграничном доверии к Лайе, при связи, что между ними теперь существовала, позволяя слышать друг друга без слов и ощущать на расстоянии, — разговор строго между четырьмя.
Первую секунду, пока до неё сквозь барьер зашкаливающего волнения доходила суть однозначной просьбы Влада, Лайя будто пребывала в прострации, из которой её выдернула резко наступившая абсолютная тишина. В ней все присутствующие ждали её ответа, какой-то реакции, адекватной происходящему.
И единственной реакцией, которую все они ждут и которую примут, станет её уход.
Вновь ни слова вслух не говоря, Лайя встала перед Владом, положив ладонь ему на щеку и вглядевшись в его глаза — человеческие, столь бесконечно любимые ею глаза, теперь так очевидно полнящиеся тщетно скрываемым страхом неопределенности и неизвестности.
«Неважно, что они скажут. Неважно, что сказал твой создатель. Неважно даже то, что показала тебе кровь. Влад, никто не может знать того, чего ещё не случалось. И если ты больше не знаешь, кому и во что верить… — Лайя нехотя, очень медленно, от желания продлить прикосновение как можно дольше, всё же убрала ладонь с его щеки, изо всех сил стараясь не выдать своего собственного отчаянного страха. — Верь в нас. Верь мне, я тебя умоляю!» — прикусив изнутри губу и сжав горящую от жажды прикосновения ладонь в кулак, Лайя, не оборачиваясь, быстрым шагом двинулась к выходу.
У Влада были вопросы, и пока он в отчаянии пытался получить на них ответы, у Лайи было время, очень мало, катастрофически мало драгоценного времени, но оно ещё было, чтобы восполнить и свои пробелы в знаниях. О том, как всё должно быть и как на этот раз неизбежно произойдёт.
Открытие двери пустило внутрь едва ощутимую волну воздушного движения. Влад прикрыл глаза, усилием воли стараясь унять охватывающую его дрожь. Не холода — чужого давящего присутствия. Снаружи и, что гораздо невыносимее — внутри, в крови, в памяти, глубоко в подсознании, из которого это присутствие уже ничем нельзя было ни вытравить, ни вырвать.
— Я помню, — наконец, решительно и без преамбулы произнёс Дракула, хотя прекрасно понимал, какая за подобным откровением неизбежно последует реакция.
И она не заставила себя ждать в синхронном движении на шаг назад всех троих, в неуловимо изменившихся положениях их тел, в самой реакции их скрытой двойственной природы на опасность. Это был чистейший страх, распознавать который Влад мастерски умел в самых различных его проявлениях. В особенности страх, который… он сам провоцировал.
— Я предполагал, что тёмная природа и присущие вампирам особенности памяти…
Раньше, чем Аквил успел закончить мысль, Дракула её опроверг.
— Помню через вас. Вижу образы глазами и слышу ушами ваших далёких воплощений. От третьего лица. Да, моя сущность тёмного, наверняка, способствует получению доступа к более структурированным, полным и эмоционально окрашенным воспоминаниям, нежели те хаотичные образы, что доступны вам самим. Однако памяти того, первого Дракона и его безумия у меня нет. Не спешите нападать за это. Хотя… за своё собственное не поручусь.
Лео, по прежнему стоящий ближе остальных, довольно громко выдохнул, не скрывая облегчения. Края его сжатых губ дернулись вверх в намёке на улыбку, но она так и не сформировалась, а лицо его осталось серьёзным и всё так же немного настороженным. Лишь поза стала меньше напоминать боевую и из глаз исчез потусторонний блеск, слепящим свечением искажающий перед Владом черты его лица.
— Как многое ты помнишь? — начал Аквил, сдвинувшийся с места и принявшийся мерить беззвучными шагами пространство вдоль иконостаса.
С его стороны это был весьма провокационный вопрос, испытывающий и без того заметно подточенный самоконтроль Дракулы. Ведь помнил Влад воистину многое, и если бы задался целью, если бы его натолкнули на определенные события, сориентировав во временных отрезках, он мог бы вспомнить ещё больше. Чужих непреложных тайн, умышленно сокрытых ошибок и не замоленных грехов — всего, что обычно умирает вместе с совершившей их душой, когда приходит срок, оставаясь никем не узнанным, похороненным в веках. Обычно. Но не когда душе позволено перерождаться.
Видя всё это будто собственными глазами, чувствуя, пропуская через себя, инстинктивным порывом Дракулы было ответить на заданный вопрос именно так — напоминанием об их собственных деяниях, иной раз мало чем отличающихся от его красочно прописанных в истории кровавых расправ над врагами. Но… по сути, кто он такой, чтобы попрекать? Чтобы хотя бы напоминать то, что забыто? Когда сам он давно потерял счёт своим собственным грехам, которые и рад бы самозабвенно забыть, да только вершил он их не во имя высшей цели, и не дано ему свыше такого благословения — забывать, всякий раз начиная сначала.
— Я помню, — погасив в себе волну бессмысленного гнева за справедливость, коей не дано торжествовать, Влад, наконец, определился с тем из бесконечно вероятных вариантов ответа на заданный ему вопрос, который имел прямое отношение к нынешней ситуации. — О благословенном свете души, который должен… возродить дракона, — Дракула вдохнул душный воздух, принуждая себя говорить то, что привык хранить в потёмках своей сущности, никого этой истиной не пугая и не обременяя. — Моя душа слишком… отдана тьме, остатков света в ней не хватит, чтобы эта… ненасытная тварь проснулась.
— Ненасытная тварь? — Аквил, несмотря на его очевидное намерение не смотреть в глаза, резко обернулся и воззрился на Дракулу со смесью удивления и снисходительного укора. — Как самокритично. Ты же…
Но Владу было глубоко безразлично, что хотел сказать ему Аквил или что его так искренне удивило, потому что это не имело ровным счётом никакого значения перед фактом, который определял всё.
— Хотите знать, что я помню?! — обратился ко всем троим Дракула, и голос его, звучащий уже давно не шёпотом, обрёл свою полную силу, гремя под сводами и волнами резонируя о стены, заставляя их содрогаться. — Помню, что он любил её! Как и я люблю Лайю. Помню, что дракон не принял уготованной ему жертвы, — опустив взгляд от витража, Влад прошёлся по лицам всех троих. — Как и я никогда не приму! Я не заберу свет её души, чтобы от нее осталась лишь пустая оболочка. Никогда!
На какое-то время воцарилась тишина, нарушаемая лишь остаточным эхом отгремевшего голоса, продолжающего витать где-то во тьме стремящегося в небеса шпиля, и четырьмя, звучащими не в такт сердцебиениями, которые всё норовили обогнать друг друга, словно их тела соперничали даже на физиологическом уровне, не прекращая бороться.
Затем прозвучал протяжный вздох и тяжелый медленный выдох.
— Помнишь ли ты, что было после? — взял своё слово Телец, скользнув по Владу открыто изучающим взглядом карих, почти чёрных глаз. — Чем всё закончилось?
Владу вдруг стало почти невыносимо трудно совладать со внезапным порывом разодрать говорящего в клочья, лишь бы его меткие, точечные вопросы не взывали к тем потаённым уголкам его памяти, — их общей отныне памяти, — которые причиняли такую боль, что было почти невозможно стерпеть её молча, не пытаясь сопротивляться, не пытаясь возвратить её мучителям хотя бы частично. Хотелось упасть на колени прямо здесь же, перед святым распятием, и выть…
Молить об избавлении.
Которого не будет. Дракула уже это знал.
Не заслужил он его.
— Влад… — Лео, безошибочно почуявший летальную энергетику, в глазах прочтя предостережение об опасности, позвал его по имени и незаметно приблизился ещё на полшага, страхуя, готовясь себя поставить между другом и остальными, лишь бы не допустить непоправимого.
Вот так, глядя прямо Лео в глаза и не зная, помнит ли Лев такие подробности, Влад ответил:
— Её смертью всё закончилось. Не став драконом, он не смог совладать с поглощающей его тьмой и, утратив свой телесный облик и контроль, он… её убил. Последняя вспышка её благословенной ауры вернула ему облик, ненадолго сделав вновь уязвимым и дав… остальным возможность нанести решающий удар.
Лео отшатнулся назад, как от сильного удара, когда реальность вокруг него под действием слов Влада дала трещину, без предупреждения швырнув его в пучину очередного видения забытого прошлого. То было даже не дежавю, не смазанные образы, лишенные лиц — лишь ощущения, но они нахлынули приливной волной, и захлестнули с головой: во рту разлился солёный привкус крови, на зубах захрустели обломки костей и вязкой волокнистой массой потянулись куски рвущейся плоти — жилы, вены, мышцы…
Нолан едва успел отвернуться и прикрыть себе рот, с трудом сдерживая внезапный приступ рвоты, вставшей желчным комом в горле. Ощущения, пусть и не были настоящими, принадлежащими ему не в этой жизни и даже не в прошлой, вызывали в его теле вполне реальную ответную реакцию, заставляющую его челюсти рефлекторно смыкаться до скрежета зубов, будто в них всё ещё была зажата чужая оторванная, буквально откусанная голова.
В любой другой ситуации Влад непременно поинтересовался бы у друга, всё ли с ним в порядке, но сейчас ему было на это так же всё равно, как и остальным было всё равно на его чувства.
Неслышной даже самым чутким слухом поступью Аквил обогнул иконостас, медленно прошёлся вдоль витража и, завершая круг, вернулся к Дракуле, остановившись напротив него на расстоянии вытянутой руки и испытующе глядя ему в глаза, словно пытаясь в них что-то увидеть, прочесть что-то важное…