Часть 23 (1/2)

В глубине сумки, на самом дне под всей одеждой и педантично подобранными аксессуарами, которые Лайя меньше всего ожидала найти, считая абсолютно неважными, лежал коробок больших каминных спичек и пакетик с набором каких-то трав с приклеенным сверху стикером.

«Сожги травы в спирте, разведи пепел водой и со святым распятием в руке прочти над получившимся раствором заговор, — гласила надпись кривоватым, торопливым почерком Сандры. Ниже шли какие-то слова, того самого заговора, наверное, начертанные, на первый взгляд, совершенно незнакомыми Лайе символами. — Владу креста ни в коем случае не давай, только заговоренную воду, по необходимости: пить или омыть раны».

Омыть раны? Стало быть, Сандра знала, как всё обернётся? Выходило, что буквально все вокруг неё, ни разу не древние души, наперёд знали развитие событий? На Лайю вдруг штормовыми волнами накатили злость и обида. Но перед ней лежали аккуратные свёртки с одеждой, в одном из которых, помимо всего прочего, нашёлся даже скромный чёрный платок для покрытия головы, а в ногах стояла пустая сумка, своей же пустотой напоминая о том, что каждый из её, хоть что-то знающих друзей сделал всё, от него зависящее, чтобы, в конце концов, эти знания попали к Лайе в руки. Вся обида мгновенно истаяла, как туман в лучах рассвета, а злость осталась только на себя, но с ней в команде готовить отвар получалось отвратительно, всё буквально валилось из рук, так что очень быстро Лайя и от неё отказалась. Как только это произошло, и крест свободно лёг в руку, и незнакомые слова заговора прочлись как-то сами собой, как какая-нибудь давным-давно заученная наизусть, отложившаяся в памяти цитата.

Расположив всё необходимое от себя на расстоянии вытянутой руки, Лайя подсела на матрас ближе к Владу и, смочив в воде кусок тряпицы, принялась осторожно, едва касаясь, чтобы проверить возможную реакцию, очищать его раны. Она водила по зарубцевавшимся свежим шрамам, по ещё сочащимся отметинам — и там, где её светящаяся бледным светом рука оставляла влажный след, кожа светлела, из пергаментной пепельно-серой превращаясь в мраморно-белую человеческую. Раны от одного прикосновения, к сожалению, не исчезали, но и больше не становились. Бескровные, они медленно стягивались, постепенно закрывая обнажившиеся мышечные слои.

Влад по-прежнему оставался где-то необозримо и недосягаемо далеко от Лайи, от их временного, погруженного в освещённую единственной свечой темноту, убежища. Сначала девушке думалось, что не нужно звать любимого назад в израненное тело, где его не могло поджидать ничего, кроме боли, вот только у неё не было никакой уверенности в том, что там, где он пребывал, ему было лучше. Что происходило с ним там? И не было ли это пыткой худшей, чем физическая боль, к которой он давно уже привык?

Через какое-то время закончив обрабатывать спину, Лайя осторожно развернула безвольное тело, изменив своё собственное положение таким образом, чтобы при развороте голова Влада оказалась на её бедрах.

— Любимый… — шепотом позвала девушка, медленно ведя смоченной тканью по его скуле, которая прямо под её пальцами окрашивалась в тон хоть и не здоровой, но определённо человеческой кожи, обретая более сглаженные черты. — Ты ведь слышишь меня, я знаю. Иди на мой голос… — Лайя склонилась совсем низко к уху возлюбленного, на глазах меняющему форму и теряющему прежнюю, присущую нетопыриным, заострённость. — Вернись ко мне, Влад.

Прошло ещё немного времени, и перед ней, у неё на руках снова лежал человек. Со следами битвы на всём теле, старыми и новыми, обессиленный, с разметавшимися в беспорядке смоляно-чёрными волосами, но это был человек. Любимый человек. Её муж.

— Не можешь сейчас отозваться? — Лайя говорила с ним, продолжая практически не глядя, машинально омывать следы сражения на его торсе. Вскоре единственной открытой раной на его теле, продолжающей истекать чернотой, осталась татуировка. Обработав её с особой тщательностью и прикрыв чистой тканью, а сверху придавив ладонью Влада, девушка вернула всё внимание его лицу, — Покажи мне, где ты… — она коснулась пальцами любимых черт. — Мне ведь отныне доступен и тёмный мир, Влад. Мне больше не нужен для перехода ни якорь, ни проводник… Мне бы только дорогу знать.

Но его лицо оставалось безжизненным и никак не менялось, что могло бы подсказать, что он слышит, он не отзывался. А Лайе от этого становилось до дрожи, до слёз страшно одной в этом новом, огромном и неизведанном для неё мире… мирах, обещающих бесконечные возможности, которым она просто не умела найти полезного применения.

В безысходности, едва не задыхаясь от бездействия, Бёрнелл перевела взгляд на пламя свечи, пляшущее на сквозняке. В его крошечных язычках и незаметных человеческому глазу искорках ей вдруг совершенно отчетливо привиделся замок. Только не этот, разрушенный и осквернённый тьмой, в котором они сейчас ютились, пытаясь спрятаться от солнца, а тот, который в Румынии, простоявший долгие века исполин, прекрасный в своём неприступном величии, тот который… дом. Из которого она, лицемерная трусливая дурочка, сбежала без оглядки, вынудив Влада последовать за ней, покинуть родные земли, где он был истинным хозяином по праву рождения. В пламени истекающей тяжелым воском свечи Лайе привиделась тёмная витражная зала и молодая женщина, корчащаяся на ложе в родовых муках. Едва младенец сделал свой первый вдох и закричал, в витраже сверкнула ветвистая молния, прогремел гром, а висящая рядом на стене икона заплакала кровавыми слезами.

— Влад… — Лайя крепче обхватила руку мужа в обеими своих, поднесла к губам и прижалась к загрубевшим костяшкам. — Иди на мой голос, любимый. Я отведу тебя домой, — девушка свернулась рядом с бессознательным мужчиной калачиком, спрятав голову у него на плече, накрыла рукой его руку на татуировке, над медленно, неритмично бьющимся сердцем, и стала ждать, одними губами шепча: — Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя твоё; да придёт царствие твоё; да будет воля твоя и на земле, как на небе…

Лайя прервалась только потому, что почувствовала вдруг, как её затылка медленно коснулась прохладная ладонь.

— Только один человек ещё способен за меня молиться… — его дыхание тронуло макушку Лайи, следом же девушка ощутила прикосновение губ. — Так, чтобы всё тёмное, во всех плоскостях бытия содрогалось в ужасе, будто царствие Его уже настало.

— О тебе молиться я никогда не перестану, — Лайя попыталась приподнять голову, чтобы посмотреть ему в лицо, но он продолжал охранительно держать руку на её затылке так, будто не хотел, чтобы она меняла положение, поэтому она не стала, продолжив разговор прямо так, с его груди, мерно вздымающейся в такт неглубоким вдохам.

Лайя собиралась напрямик спросить, что происходило с ним там, в тёмном мире, но вовремя опомнилась, решив, что Влад вряд ли захотел бы говорить о пережитом, едва вырвавшись, поэтому девушка решила не говорить ни о чём. Дать ему возможность насладиться уединением и тишиной, насколько возможно было говорить о тишине с вампирским восприятием реальности.

— Înger meu,<span class="footnote" id="fn_28972695_0"></span> — через какое-то время Влад тихим шёпотом сам прервал воцарившееся молчание.

— Чего они хотят от тебя? — в тон шёпотом спросила Лайя, прежде немного помолчав, чтобы собраться с силами задать не самый простой вопрос. — Все те, кого ты не можешь унять?

Грудь Влада расширилась от тяжело вдоха. Лайя уже испугалась, что он сейчас встанет и снова попытается куда-нибудь уйти: от ответа или от неё, чтобы она не задавала больше неуместных вопросов, но, вопреки опасениям, Влад остался лежать, медленно прочёсывая пальцами её распущенные волосы.

— Ты меня слышишь? Когда я… в тёмном мире?

Лайя не знала, насколько удивит, расстроит или даже разозлит его ответ на вопрос, но она решила сказать всё, как есть, ничего не утаивая.

— Я чувствую связь с тобой. Сильнее прежней, — девушка медленно провела ладонью по обнаженной мужской груди вверх и обратно. Вернувшись к татуировке, она поднырнула ладонью под его свободно лежащую ладонь, в плотный контакт накрывая своей рукой изувеченную кожу над медленно бьющимся сердцем. — Я чувствую, как оно бьётся. Я… — Лайя зажмурилась, позволяя информации со всех её обострившихся органов чувств нарисовать в своём сознании красочную картинку. — Я могу видеть, как оно наполняется кровью и ударяется о рёбра. Да, я слышу тебя, когда ты, осознанно или нет, мне это позволяешь, и мне хочется в ту же секунду последовать за тобой, но я не знаю, куда.

Влад все-таки отстранился от неё, сел, поджав ноги к груди и уже знакомым Лайе жестом прикусив себя за кулак, будто в попытке сдержаться или отвлечься.

Конечно, Лайя понимала, по не до конца затянувшимся ранам и общему состоянию, что ему нужна кровь, но без крайней необходимости она не спешила сводить всё к той низменной потребности, которую он всеми фибрами ненавидел, а теперь ещё и не имел ни единого шанса когда-либо от неё избавиться.

— Ты можешь не отвечать… — примирительно шепнула Лайя, осторожно подсаживаясь к нему и касаясь рукой напряженных опущенных плеч. — Мы можем вовсе не говорить, только…

Влад покачал головой, в кулаке скрывая не то горькую, не то разочарованную улыбку. Его свободная рука потянулась к её руке на его плече и легонько сжала тонкие девичьи пальцы. Обретя неограниченную возможность прикосновений, Влад все отчётливее понимал, что не в силах насытиться.

— Я… был не слишком популярной персоной в тёмном мире. Изначально я не хотел ни власти, ни признания. По той же причине я никогда не стремился влиться в иерархию тёмных и постичь тонкости того, как у них там всё устроено. Ноэ пытался… — Влад резко осёкся, будто имя царапало ему и без того изнывающее от жажды горло. — В любом случае, теперь они учуяли меня, мою силу. На этот раз они… признали меня, как Карпаты признают мою власть. Безусловно. Только тёмный мир одной нечистью Карпат не ограничивается и… — Влад вдруг вскинул обе руки и сжал себе голову так, будто она готова была вот-вот расколоться на части. Его глаза мгновенно налились краснотой, вокруг радиальными извитыми лучиками стали расходиться набухающие вены. — Они зовут меня, их вопли не затихают…

— Влад! — Лайя в один миг оказалась перед мужчиной, присев перед ним на колени так, чтобы их лица и взгляды оказались на одном уровне. — Влад… — девушка коснулась его сжимающихся рук своими ладонями, притягивая его голову к своей груди. — Я здесь, любимый, я с тобой, я никому тебя не отдам, слышишь?

Его облик снова неотвратимо, неконтролируемо менялся. Обнимая его, Лайя чувствовала это по форме ушей, по длине волос, отрастающих прямо под её руками, по твердости и текстуре кожи… Но, прижавшись к ней, в кольце её рук, Влад прекратил метаться и голову сдавливать перестал.

Еще какое-то время они просидели вот так молча, ловя столь необходимое обоим ощущение стабильности, после чего Лайя, не размыкая объятий, тихо проговорила:

— Та зала с витражами в твоём замке…

— Нашем замке, — хрипло перебил её Влад.

— В нашем доме, — послушно исправилась Лайя, отстранившись немного, чтобы увидеть его лицо. Оно снова было посеревшим, изменившимся. Чувствуя это, Влад попытался отвернуться, избежать пересечения взглядов, но Лайя ему этого не позволила. Обняв лицо руками, спокойно продолжила, глядя прямо в покрасневшие, неизбежно подёрнувшиеся чернотой глаза. — Ты говорил, никакая тьма, кроме твоей собственной не способна достать тебя там, — девушка погладила большими пальцами рельеф проступивших под его глазами вен.

Влад же закрыл глаза, упорно пытаясь хотя бы так сгладить ненавистный ему самому облик, раз никакой иной возможности не было. Он глубоко втянул носом воздух и попытался мыслями отключиться от всего провоцирующего, но те уловки по приструнению тёмной сущности, которые раньше исправно срабатывали, сейчас практически не помогали. Он пытался, изо всех сил пытался не обращаться перед ней, ради всего святого, только не перед Лайей, когда на то не было абсолютно никаких обоснованных причин. Но чем больше он пытался, тем хуже получалось.

— Ты мог бы отдохнуть там, — как ни в чём не бывало, продолжила свою мысль Лайя, с расстояния в считанные сантиметры разглядывая то самое его обличие, ещё совсем недавно заставляющее её бежать в страхе, как самую прекрасную на свете картину. — Набраться сил. До заката ещё есть время, — её взгляд опустился на его губы, и Владу стало совсем паршиво от осознания, что она не противилась даже целовать его в таком облике. — Не нужно, — прошептала Лайя, безошибочно ощутив, когда Влад, хоть и не явно, попытался избежать поцелуя. — Не пытайся ради меня натянуть обличие, в котором тебе больно противиться тьме. Все мы не те, кем кажемся, у всех нас есть облики. И у меня они отныне тоже есть.

Влад оттолкнул девушку, ненавидя себя за то, что делает это, поднялся на ноги и отошёл, насколько это позволяла сделать крошечная площадь комнаты.

— А если я хочу использовать именно это обличие для тебя? — Влад упёрся рукой в стену, а взглядом — в пол. — Раз уж больше не для кого. В таком обличии ты меня знала человеком, а ныне не знает никто, кроме тебя. С таким лицом я был рождён и крещён перед Богом. По-твоему, мне и пытаться не стоит… его на себя натянуть?

Господи…

Лайя прикрыла себе рот ладонями, мечтая откусить себе язык. Ну почему?! Почему её юную, малолетнюю голову никогда не посещала мысль взглянуть на проблему под таким углом? Девушке стало совестно, очень-очень совестно за свои необдуманные слова и их максимально неудачную формулировку, сердце в её груди забилось в три раза чаще.

— Влад, я…

«…только хотела сказать, что принимаю тебя любым», — это оправдание выглядело настолько по-детски избитым и банальным, что рассмеялась бы, наверное, даже Милли.

Так и не сумев найти в хаосе своих мыслей подходящих слов, Лайя поднялась с матраса и осторожно приблизилась к Владу со спины, несмело приобняв за талию.

— Не хочу, чтобы ты страдал, — шепнула девушка, прильнув губами к выпирающим позвонкам на опущенной шее. — Не хочу, только и всего. Să mergem acasa, — она взяла его руку в свою, чувствуя, как вверх по ладони ползет холодок едва ощутимого прикосновения когтей к коже. — Идём домой…

Влад внезапно крутнул её в движении, похожем на танцевальное, и заключил в кольцо своих рук.

— Мой дом там, где ты, свет мой. На любом из континентов, в любом из миров. Я хочу побыть с тобой, — он вновь опустился на матрас, держа её за руки, но за собой не утягивая, давая ей право самой выбирать. — Если ты позволишь…

Не дослушав, Лайя рухнула в объятия мужчины, как снежная лавина, как водопад, начисто сметая собой окружающую реальность, заглушая собой любой зов, своим присутствием освещая самую непроглядную тьму.

Руки Влада сами собой потянулись избавить любимую от сырой, непригодной одежды, но западня для его нестабильного состояния поджидала и тут. Потому что обычно это был Ноэ, который вытаскивал лишённую человеческого облика, огромную летучую мышь из её поросшего плющом и паутиной склепа и заново учил цивилизованной жизни в непрерывно меняющемся человеческом обществе, сетуя на категоричное, неизменное из века в век, отношение Влада к тёмным. А теперь это был вовсе не периодически забывающийся и зазнающийся бес, это была обретшая плоть и кровь любовь всей его жизни в бесовском одеянии, тёмный мир взывал к нему, как Локид и предрекал, и всё вместе это ни на одно мгновение не позволяло Дракуле забыться. Даже в её присутствии, даже рядом с ней.

— Влад… — взгляд девушки оказался направлен точно туда, куда должен был быть направлен любой здравомыслящий, когда без объяснимых причин и даже не в порыве страсти на тебе комкают одежду, грозя порвать её ко всем чертям. А Влад не кривя душой собирался сделать именно это, просто потому что больше не мог этого выносить. — Не надо, — Лайя несмело накрыла его кулак своей ладонью, и пальцы Влада разжались сами собой, хотя порыв осуществить задуманное по-прежнему был силен. — Я поняла. Я сама разденусь. Сама… — она подняла взгляд к его лицу, её ресницы дрожали, а её щеки в этот момент могли бы вспыхнуть румянцем, от стеснения, гнева или волнения… Но румянца на них так и не появилось, они остались белы. Прекрасны и белы.

Это сводило Дракулу с ума, не давая его гневу утихнуть.

Лайя же встала перед ним в полный рост, и её точёная талия, скованная широким поясом, словно корсетом, в очередной раз мелькнула у Влада перед глазами. Она потянулась расшнуровать пояс, но вдруг замерла.

— Влад, под плащом у меня только то…

«…в чём я умирала у тебя на глазах», — вслух Лайя этого, конечно же, не произнесла.

Влад всё понял без слов. Он прикрыл глаза, пытаясь справиться с собой, но кого в этой ситуации он пытался обмануть? Свою жену, знающую, сердцем чувствующую его настроение? Или бесов, что живьём пожирали его изнутри?

Сумка с вещами стояла в углу, от неё за километр пахло трижды клятыми лилиями. Одним рывком Влад подскочил к Лайе, обвил её рукой, но замер в сантиметре от прикосновения. Глаза он нарочно держал закрытыми, чтобы не видеть.