Часть 22 (1/2)

Сделай это быстрей,

Спаси или же убей.

Убей, убей, убей,

Если меня найдет

Мой демон.

Твои крылья несут нас в рай,

Будь со мной и не отпускай.

Будь со мной в этот трудный час,

Если я сам им стану… ©

Тело тёмного сей миг распалось в стаю летучих мышей и растворилось в негативном росчерке молний под оглушительный громовой раскат. Они вновь остались на площадке одни, и Лайя, не зная, как совладать с накатывающими волнами эмоций, попыталась приблизиться к Владу. Она сделала к нему осторожный шаг, как вдруг лазурное свечение, что от неё исходило, наткнулось на его тёмную ауру, как на препятствие.

— Влад?.. — девушка несмело окликнула, пытаясь привлечь его внимание, но ближе подходить не решалась.

Новый ветвистый росчерк, новый грохот и едва заметное движение головы вбок. Он посмотрел на неё косо из-за плеча, но взгляд его большей частью оставался не читаем и направлен вниз.

Каких невероятных усилий ему стоило сдержаться! Как до безумия страшны и противоречивы были сейчас его желания! Ведь окажись Тетра действительно виновна, причастна к случившемуся, ему бы вряд ли хватило силы воли и внутреннего стремления, чтобы отозвать армию. Но виновны были не они, виновны были… свои же, и это только лишний раз подстёгивало его решимость, делало задуманное неизбежным следствием неудавшейся попытки. В очередной раз!

— Влад…

Он не хотел отзываться, не хотел оборачиваться, не хотел подпускать её к себе, но она звала, она терпеливо ждала от него ответа, и это связывало Дракуле руки сильнее серебряных кандалов.

На ней был плащ, его плащ. Влад узнал это чёрно-бело-золотое сочетание в первое же мгновение, как только её увидел, её хрупкую девичью фигуру в одеянии с чужого плеча. Он вдохнул её запах, и ещё прежде, чем он позволил себе такую роскошь, как вера, понимание страшного осело где-то в глубинах его проклятой души тяжелым ощущением предательства. Как он мог? Как посмел он посягнуть на единственное святое, на единственный источник благочестия в непроглядной, неизбывной тьме?

— Влад, мне так жаль! Ноэ… — Лайя не договорила, видя, как когтистые пальцы Влада сминают в кулаке её плащ, случайно или намерено притягивая девушку к себе ближе. В любом случае, Лайя не сопротивлялась, хотя сам жест трудно было назвать не несущим угрозы. Казалось, ещё чуть-чуть, и мужчина разорвет на ней одежду в клочья.

— Сполна заплатил за содеянное, — с неожиданной холодностью выдал Влад, глядя Лайе прямо в глаза и позволяя ей видеть своё лицо. И хотя оно было искажено потусторонним обликом, на дне подёрнутых кровавой пеленой глаз Лайя сумела разглядеть пугающую искренность сказанного. — Низший сброд неумышленно оказал мне большую услугу, избавив от необходимости самому вершить приговор.

— Но… — у Лайи не нашлось слов, лишь скромная надежда на то, что во Владе сейчас говорили ярость и боль утраты.

— Нет, никогда не было и никогда не будет никаких «но» для того, что он сделал! — голос Дракулы прогремел в унисон громовому раскату. — Однажды он уже сыграл в напёрстки со Всевышним и проигрался в ноль! Мне и в голову не могло прийти, что предыдущий опыт послужит ему настолько плохим учителем, что он пойдёт на это снова… И с кем!

— Но он сделал это ради нас! — Лайя не сумела сдержать отчаянный возглас протеста, рвущийся из самого её сердца.

— Лайя… — Влад произнёс её имя с хрипотцой, как если бы говорить человеческим голосом ему было тяжело. Он поднял руки, словно собираясь коснуться её лица, но не решился, и обе его ладони так и застыли на расстоянии от девичьих щёк. — Милая моя Лайя, свет мой, я предпочёл бы, чтобы ни твои глаза, ни твои уши никогда не увидели и не услышали всей этой скверны, но ты не оставляешь мне выбора. Ноэ сделал это, прежде всего, для самого себя.

— Неправда! Неправда, Влад! Ты не… не можешь в это верить, — упрямо пытаясь отыскать подвох в малознакомом взгляде, но не находя, Лайя, в конце концов, отшатнулась назад. — Это не ты говоришь.

— Но это именно я. Я, Лайя… — Дракула опустил взгляд и сам отшагнул назад. — Тот я, которого ты не признаёшь. Тот я, которому ты отчаянно ищешь оправдания, но, говорю тебе, это бесполезно.

Их ауры снова столкнулись, не уступая друг другу, в вечном противостоянии света и тьмы. Последний раз взглянув ему в глаза, в эти алые омуты, стремящиеся затянуть как можно глубже и глубже во мрак, Лайя сдалась. Прямо сейчас тьма имела над ним слишком большую власть, слишком сильно Влад ей отдался, и любая попытка девушки проявить настойчивость грозила обернуться страданием для них обоих.

— Делай, что должно, — тихо произнесла Бёрнелл, всё сильнее отступая назад, пока её спина не уперлась в стену, намекая на то, что дальнейшее пассивное бегство для неё невозможно.

Где-то в глубине бездонных омутов мелькнула благодарность, тень её, сумевшая прорваться к поверхности сквозь беспросветный мрак, после чего Влад резко отвернулся, и его тело начало медленно утрачивать чёткие очертания. Вокруг него задрожало пространство, неотвратимо размывая, расплавляя границу миров. По обеим сторонам, прямо о каменную кладку смотровой площадки, уже изрытую предыдущими разрядами в миллионы вольт, ударили новые молнии, стирая все преграды окончательно, сплавляя воедино оба измерения — и тотчас тьма, будто какая-то живая, управляемая субстанция, начала клубиться, сосредотачиваться вокруг того места, где ещё недавно стоял Влад. Она впитывалась в созданный между измерениями разлом, как в губку, постепенно её становилось все больше вокруг разлома, но всё меньше и меньше в окружающем пространстве. Отвлекшись на мгновение от эпицентра происходящего, Лайя смогла заметить, как далеко-далеко на горизонте забрезжил пока ещё совсем слабый, как разведённые водой чернила, намёк на дневной свет. И тем больше его становилось, чем больше тьмы исчезало в разломе. Тяжелые грозовые тучи, низвергавшие на землю бесконечные галлоны дождя, распадались рваными клочьями, словно ватные, последние из них сосредоточились непосредственно над замком и самой площадкой.

Не в силах противиться потребности знать, что происходило в это время там, на земле, Лайя осторожно, стараясь обогнуть сосредоточение мрака по максимально широкой дуге, приблизилась к самому краю площадки и бросила взгляд вниз. Ещё не привыкшая к особенностям своих новых чувств, она готовилась ничего не увидеть с такой высоты. Пожалуй, так оно было бы даже лучше. Но она видела. Рассеянные лучи солнца постепенно достигали поверхности земли, и те места, где это происходило, неизбежно превращались в самую настоящую адскую жаровню, беспощадно испепеляющую на залитой светом поверхности не успевшие найти себе укрытие порождения тьмы. Лайя видела, как пузырилась их и без того изуродованная кожа, как корчились они и исчезали в мучениях, оборачиваясь горстями пепла, всё быстрее по мере того, как давно вставшее над городом солнце проглядывало сквозь пришедшие на смену плотным тучам перистые облака.

Купол чёрной воронки постепенно, хоть и очевидно неохотно истаивал и над самим замком, граница дневного света неизбежно становилась все ближе к его разрушенным башням. Сначала лучи прорезали воздух, отражаясь от уцелевших фрагментов готической архитектуры, а затем коснулись и первых, самых дальних бойниц смотровой площадки…

Больше инстинктивно, чем осознанно, Лайя отпрянула от края, стремясь уйти глубже в тень.

Она обернулась туда, где ещё мгновение назад клубилась бесконечная, бесформенная тьма. Теперь на её месте, будто из тьмы же и сотканная, стояла с трудом напоминающая человеческую, но по-прежнему узнаваемая из тысячи других тёмная фигура, с чертами летучей мыши, огромными крыльями и пылающими из глубоких, запавших глазниц алыми глазами. Лайя скользнула взглядом по фигуре, по неотвратимо сокращающейся со всех сторон тени, и девушкой вдруг овладел неподдельный ужас за то неизбежное, что грозило вот-вот произойти.

Ведь в такой своей форме, поддавшийся тёмной части своей сущности, буквально пропустивший саму тьму через себя, Влад был не менее уязвим для солнца, чем любая другая нечисть.

— Не делай этого, прошу тебя, — взмолилась Лайя, позабыв о том, что сама же дала ему добро «делать, что должно». Она всё больше понимала, как мало значимы сейчас могли быть её слова, но само представление о том, на какие страдания обречёт себя, пусть и сотню раз виновный, но бесконечно дорогой для нее человек, ввергало девушку в бесконтрольную истерику. — Умоляю, Влад!

— Мы всё это уже проходили, друг, — где-то в стороне послышался голос Лео, и Лайя с трудом заставила себя оторвать взгляд от лица Влада, чтобы найти говорившего. Тело Нолана сияло, окруженное золотистом свечением ауры, над его огненной головой будто сам собою парил золотистый венец. — Солнце не убьёт тебя, а лишь значительно ослабит. Учти, что эту битву ты, допустим, остановил, но война ещё впереди, и её мы остановим, лишь победив. Не уменьшай заведомо свои шансы.

— На твоем челе то же бремя власти, царствующий Лев, как и на моём, — Дракула медленно обернулся к Нолану лицом. — От того, правим ли мы светом, или тьмой, законы правления не меняются. Место правителя — со своим народом. Своему народу я не дал обещанное, своей волей я обрёк их на смерть, а теперь, чтобы окончательно загнать тьму в положенное ей место, я обязан завершить начатое. Или тьма уйдёт вся до последнего клочка, или тучи вновь сгустятся.

— Влад… — наверняка, это жалобное стенание звучало глупо, но покорно согласиться с происходящим Бёрнелл просто не могла.

— Темный мир не даст тебе ничего, кроме жестокости, боли и крови, Лайя, — Влад не оборачивался к ней, хотя ощущал её присутствие рядом всеми своими до предела обострившимися чувствами, требующими от него уберечь её, спасти, собой закрыть, если придётся. — Я отдал бы всё на свете, даже шанс вновь увидеть тебя живой, лишь бы страшный выбор между светом и тьмой тебе никогда не предлагали сделать. Прости меня за то, что тебе пришлось.

Вихрь тьмы взметнулся, без предупреждения окутав девушку и буквально отшвырнув ее от себя подальше, прямиком в объятия Лео. Сильные руки Нолана тут же сжались тисками вокруг неё, его большая ладонь охранительно опустилась Лайе на затылок, насильно стремясь отвернуть от неизбежного действа, прижать к своему плечу…

Отворачиваясь, сквозь пальцы, с безжалостным упорством закрывающие ей обзор, Бёрнелл вскользь успела заметить, как последние всполохи тьмы закружились вокруг нечёткой крылатой фигуры, заключая её в свои объятия, точно в кокон. Последние ошмётки теней истаяли — и площадку залило испепеляющим солнечным светом.

Лайе в этот момент показалось, будто её неизбежно разорвёт изнутри от немого крика, который она всеми силами пыталась сдержать. Чтобы Влад не услышал, но чтобы сама она непременно услышала — его агонию, крик его боли. Прижатая к груди Лео, лишённая права видеть, она могла довериться лишь ощущениям, но и те её подвели, потому что она не смогла расслышать ничего, не почувствовала даже слабых отголосков.

— Идём, Лайя, — по-прежнему насильно контролируя её движения и направляя, Лео развернул её в противоположную сторону и повел прочь от площадки. — Идём. Тебе придется смириться, что некоторые поступки и ответственность за них всегда будут оставаться на совести Влада. Как бы тебе ни хотелось разделить с ним этот крест.

— Он обрёк себя на пытку гореть заживо из солидарности со своими подданными, которые без него давно сожрали бы людской род! — Лайя с силой рванулась из сдерживающих её объятий. — При чём здесь ответственность?!

Лео долго молча на неё смотрел, не спеша сокращать выставленную дистанцию, а потом нехотя, самому себе наступая на горло, озвучил для них обоих болезненное, но от этого не менее очевидное.

— Потому что он один из них, Лайя. Он тёмный, и ни одному из нас не под силу это изменить.

— Не смей, Аслан… — Лайя замерла, широко распахнув глаза от неожиданного заявления. — Только не ты…

— Только не я что? — Лео подозрительно прищурился. — Отвернусь? Предам? — парень усмехнулся, но кисло, через силу. — Я сделаю скидку на твоё состояние, Ласточка, и не стану принимать столь серьёзные обвинения близко к сердцу. Но ответь, с каких пор попытка смотреть правде в глаза считается предательством?

— Светлый, тёмный, человек или монстр… Он страдает от этого!

— Знаю, — Лео примирительно поднял руки ладонями вверх и сделал первый пробный шаг на сближение. — Знаю. Но для того, чтобы этот упрямец позволил нам ему помочь, нужно ещё доказать ему, что для нас это не будет иметь последствий. Как раз этим я и планирую заняться в ближайшее время. А ещё с остальными в нашем зверинце предстоит наладить более-менее адекватный диалог хотя бы для того, чтобы они не мешались под ногами.

— Они не станут разговаривать. И слушать не станут. Не после того, как… — Лайя всплеснула руками, указывая на себя. — Пока ты умирал, Орден уже высказал своё более чем однозначное отношение ко мне и тому, что… со мной стало.

— Но я не умер. Я всё ещё я, насколько мне доступно об этом судить. После… пробуждения, которые ты осуществила, даже не имея для этого необходимой подготовки, нездоровой тяги к крови я не испытываю, и рукокрылые за мной полчищами не следуют. Значит их страхи не оправдались, а лишь наглядно доказали то, что и без того должно было быть очевидно: и ты, и Влад такие же законные главы Ордена, как я, Иоанн или Лука. И ваша природа, отличная от нашей, ничего не меняет. Хотят остальные этого или нет, а им придётся признать эту истину. Грядёт священная война, Лайя, и как бы сильно я и Влад ни хотели бы оградить тебя от её реалий, уже не получится. Тетра должна объединиться, а ты её неотъемлемая, самая ценная составляющая.

— Но я не… не чувствую себя частью единства, — искренне призналась девушка, просто потому что чувствовала, что с Лео она могла себе это позволить. — Я ощущаю привязанность к Владу, к тебе, но и только!

— Ничего удивительного, — Лео ободряюще ей улыбнулся. — Мы знали друг друга как минимум две жизни подряд.

— Ты, правда, всё вспомнил? — девушка подняла на него неуверенный взгляд.

Лео сперва долго молчал, глядя будто сквозь Лайю, а затем его губы тронула лёгкая, немного грустная улыбка, и он ответил:

— Да. Кажется, даже больше, чем должен был… — расстояние между ними незаметно сошло на нет, и Нолан вновь осторожно приобнял девушку за плечи, заключая её в дружественные объятия. — А ты?

— Кажется, даже больше, чем должна была, — не задумавшись ни секунды, ответила Лайя. Но вопрос, казалось, совершенно невинный, неизбежно потревожил воспоминания, и свежий пласт их обрушился на слишком чувствительное с некоторых пор сознание девушки лавиной страшных событий, горечью потерь и искаженных гримасой смерти знакомых лиц. — Лео, мне… — Лайя подняла на друга взгляд, уже начинающий плыть от заволакивающих его горьких слёз. — Мне так жаль! Юстин, Нела… и остальные ведь, наверняка, пострадали.

Нолан сжал челюсти и руки в кулаки, стремясь сдержать волну внутреннего гнева, обманчиво кажущуюся такой выгодной заменой горю.

— Своей головой Мехмед заплатил за многое. В том числе, и за смерть Нелы.

— Это всё-таки был он? — Лайя спросила скорее для уточнения, чем по причине реального удивления. Ей казалось, какой-то частью сознания она уже и сама успела это понять.

— Турецкий клинок, изготовленный в своё время по индивидуальному заказу, сложно не узнать в деле. Кроме того, Мехмед всегда любил… нападать со спины, как трусливый шакал.

— Так ты и её тело успел увидеть? — Лайя удивленно приподняла бровь, пытаясь в уме свести воедино временные отрезки, которые упрямо не желали сходиться.

— Как я уже сказал, я видел и вижу многое, Лайя. Особенно, в форме льва. И далеко не всё — собственными глазами. Нужно идти, затишье перед бурей для того и существует, чтобы почтить павших и позаботиться о раненых.

— Лео, я должна…

Она не договорила, не сумев подобрать уместных слов, а Нолан не стал допытываться подробностей. Иногда от таких вот интуитивных решений, подсказанных сердцем, проку было куда больше, чем от десяток раз обдуманных планов и самых сложных стратегий.

— Иди к нему и оставайся рядом. Позже я найду вас. Если Ноэ на глаза попадется, отправлю его к…

Взглядом оборвав фразу, Лайя только покачала головой. Видел Лев многое, но всё-таки, наверное, далеко не всё…

— Значит, будем справляться по старинке, без бесовских фокусов, — равнодушно, словно для него этот внезапно открывшийся факт ничего не значил и не менял, отозвался Нолан, хотя Бёрнелл была уверена, что кажущееся безразличие с его стороны было не более чем попыткой не поддаться собственной, снедающей заживо скорби.

— Лео, — во внезапно накатившем страхе от осознания, насколько действительно мало близких людей осталось в её новой жизни, Лайя сжала руку друга, — ты ведь… с нами? Даже если я…

Лео окончательно вывели из себя все эти недомолвки и бесконечные пустые сомнения. Раздраженно вырвав руку из непривычно крепкой девичьей хватки, он встал прямо перед девушкой, обхватив ее лицо ладонями и заставляя смотреть себе прямо в глаза.

— Даже если ты обратишься во тьму, даже если ты станешь такой же, как Влад! — было видно, что слова давались ему с огромным трудом, через боль, и всё же он произносил их отчетливо и пылко, со злостью и обидой. — Даже тогда! До тех пор, пока я буду видеть в вас своих друзей, я не отвернусь от вас.

Лайе стало совестно за свои необоснованные сомнения, и в то же время услышанное придало ей чуть больше уверенности, такой необходимой теперь, когда основы её мира окончательно пошатнулись без возможности восстановления.

Не сказав больше ни слова, Лео отпустил девушку, единым плавным движением развернулся и зашагал прочь, чтобы успеть скрыть скупую мужскую слезу. Ведь, конечно же, не такого будущего он желал для той, которую любил больше жизни. И именно из любви отдавал её другому — лучшему другу и по злой иронии судьбы злейшему же врагу.

«Прости… Прости меня», — без слов шептала Лайя вслед стремительно удаляющемуся золотистому всполоху. Но сожалеть о собственных ошибках сейчас было некогда, поэтому, стоило широкой спине окончательно пропасть из виду, как Бёрнелл развернулась обратно в направлении смотровой площадки, залитой полуденным солнцем.

Выходит, ей самой дневное светило не вредило, как не вредило и очень многое другое, губительное для тёмных. Беспричинно сомневаясь буквально секунду, Лайя ступила из тени, позволяя лучам, в её зорком зрении распадающимся на радужный спектр в каплях влаги и непросохших лужах, залить разом всё её тело. Боли не было, не было ни малейшего дискомфорта, но не было и ожидаемого ощущения тепла, лишь тянущее в груди предчувствие и ощущение затылком, всем телом чьего-то вожделеющего взгляда на себе. Как будто кто-то неустанно, неусыпно за ней наблюдал.