Часть 12 (2/2)
— Вытащи её из воды! — приказала фигура скрипучим старческим голосом.
— Неееет! Не трогай её! Не прикасайся… Лайя! — Влад рвался и извивался, совсем как недавно сама Лайя, но не мог приблизиться, словно привязанный пёс в ошейнике с шипами, а то, что отражалось у него на лице, мгновенно направило мысли Лайи в одном лишь направлении, и она уже готова была по собственной воле вылезти из ванны и отдать мучителю всё, что бы он ни попросил, лишь бы он прекратил терзать дорогого ей человека. — Лайя… — Влад, словно услышав её мысли, позвал её, тихим, спокойным, ласковым голосом, предназначенным лишь ей одной. — Нет, — он едва заметно качнул головой и договорил одними губами. — Оставайся в воде.
Лайя видела, как невидимая сила давила на него, пытаясь вырвать из его горла вопль агонии, как отчаянно он сжал челюсти, сопротивляясь выпускать на волю этот страшный звук, как заволакивалась алой пеленой ясная синь его глаз…
Рука горничной в очередной раз потянулась за ней, но Лайя резко оттолкнула её, и пока Мириам, не ожидавшая сопротивления, оступилась и схватилась за бортик в попытке устоять, Бёрнелл рывком выдернула лезвие из своего бедра. Боль захлестнула сознание, словно волна прибоя, в голове помутилось, зрение померкло, а когда она снова смогла видеть, то успела лишь неуклюже выставить перед собой руку в попытке закрыться. Мириам вцепилась в её предплечье и с нечеловеческой силой потянула на себя, отчего Лайя ударилась лицом прямо о мраморный борт. Во рту разлился соленый металлический привкус из-за разбитой губы, в висках зазвенело, перекрывая все прочие звуки…
И пусть Лайя не слышала крика Влада за бешенным биением собственного сердца, она его чувствовала. Ощутила его боль так же, как он ощущал её, вот только, в отличие от него, она хотя бы имела возможность сопротивляться.
Покрепче сжав пальцы на выскальзывающей рукояти короткого кинжала, Лайя вскинула руку, намереваясь отогнать от себя Мириам, но она не смотрела, куда целилась, не знала, где была горничная, поэтому, когда в ответ на её слепой замах раздался истошный вскрик, Лайя в ужасе замерла, интуитивно отпустив оружие.
Она оперлась одной рукой о борт и, насколько ей хватило сил, подтянулась вверх, чтобы увидеть происходящее.
Мириам, соскользнув на нижнюю ступеньку постамента, точно также повисла на бортике по другую сторону ванны, из ее правой руки плашмя торчало окровавленное лезвие кинжала. На мгновение их взгляды встретились, Лайя увидела и ощутила в чужих глазах отголосок своего страха и утонула в нём, точно в омуте. Голубые глаза девушки вдруг помутнели, подернулись молочно-белой пеленой, глазницы запали и потемнели, а совсем ещё юную кожу исчертили глубокие старческие морщины, пигментные пятна и бородавки, за считанные мгновения превратив молодую девушку в дряхлую старуху.
В отличие от Лайи, Мириам видеть себя не могла, но она, очевидно, почувствовала произошедшие изменения, подтянулась сильнее, хватаясь за бортик скрюченными старушечьими пальцами, и, нагнувшись над купелью, взглянула на себя в мутном отражении воды. Из её горла вырвался страшный хрип, похожий на воронье карканье.
— Разве это справедливо? — спросила фигура в капюшоне. — Ты ведь совсем ещё юна, Мириам, невинна, у тебя впереди целая жизнь, ничем не хуже её жизни. Так достань же мне её! — угрожающе прохрипела фигура. — Принеси мне её свет, и я верну тебе твои годы, красоту, здоровье… Все, что пожелаешь.
Лайя слушала эту обманчиво сладкую речь краем сознания, а взор её, все её помыслы и чувства были целиком и полностью сосредоточены на Владе. Он так же неотрывно смотрел на неё, и на лице его читалось невыразимое страдание, а во всей его позе — непрекращающиеся, но безуспешные попытки избавиться от оков, невидимых, но прочных, как тысяча серебряных цепей.
«Прости меня, прости-прости…» — кричали его глаза, давно утратившие человеческий облик и цвет, но такие же отчаянные.
— Он обманет тебя, — прошептала Лайя, с трудом переведя взгляд с лица Влада на Мириам. — Он заберёт твою душу…
Это была отчаянная, жалкая, ничего не стоящая попытка, ведь Лайя понимала, при всей безнадежности ситуации, как выглядит она в глазах старухи, еще недавно бывшей её ровесницей, а то и младше.
— Я думал, что смогу договориться, — вновь напомнила о себе фигура в капюшоне. — Но теперь я вижу, что в этом нет смысла. Не имеет значения, отдашь ли ты мне свою душу добровольно или я заберу её силой, пусть и не собственными руками. Это не так уж и важно для достижения цели. Зато будет зрелищно и поучительно для всех тех, кто ещё сомневается в моих правах на всевластие, — костлявая, иссохшая конечность нырнула под балахон и вытащила на всеобщее обозрение… бриллиант лазурного цвета, похожий на тот, что неоднократно виделся Лайе во снах, только тусклый, без бликов на гранях, как будто… пустой. — Я выпотрошу из неё душу, — у говорившего не было лица, но Лайя видела по его изменившейся позе, что он обращался к Владу. — И повешу её себе на шею, как трофей. А ты будешь смотреть с положенного тебе места, не способный ничего сделать, потому что ты не можешь сопротивляться мне, маленький принц. Никогда не мог. Такова твоя природа. В тебе часть моей силы, а подобное не может сражаться с подобным, и твоя чёрная душонка тебе в этом не поможет.
Влад издал задушенный вопль протеста. Он вырывался, ни на мгновение не прекращая сопротивляться, а Лайе, за этим наблюдавшей, казалось, что ещё немного — и невидимая непреклонная сила просто выломает ему все кости, вывернет его наизнанку и разорвёт на куски.
— Ну же, Мириам, дорогая… — хриплое карканье из-под капюшона превратилось в мягкий, увещевающий шёпот. — Видишь это прелестное ожерелье у неё на шее? Красивое, правда? Возьмешь его себе, и оно залечит твою рану без следа. И много других ран. Ты будешь вечно молода и прекрасна, станешь княжной, королевной… кем пожелаешь, — голос надломился, вновь утратив мелодичность. — Вытащи. Девчонку. Из купели. Сейчас же! Иначе станешь прахом ещё до восхода солнца.
— Не делай этого, прошу… — взмолилась Лайя, но, видя, как к девушке буквально на глазах возвращаются её отнятые годы, поняла, что у неё нет шансов.
В то же время она знала, что не сможет отбиться. Даже если у неё хватит сил на борьбу, она не сможет сделать то единственное, что гарантированно заставит Мириам отступить. Она не сможет её убить.
Но её человеческие инстинкты, над которыми так часто насмехался Ноэ, были не столь категоричны. Прежде чем горничная очнулась от мимолетного восторга тем, что показывало ей отражение в воде, Лайя схватилась за кинжал в её руке и потянула на себя, одновременно толкнувшись ногой от бортика. Истошный вскрик разнёсся по зале, Мириам схватилась за свою окровавленную руку и метнула умоляющий взгляд на фигуру в чёрном. Но та оставалась непреклонна.
— Колье… — прохрипел старческий голос. — Забери у неё колье, и оно тебя исцелит.
После этих слов в Мириам точно бес вселился. С диким рёвом она перегнулась через борт, неуклюже роняя себя в воду. Взметнулись брызги…
— Назад! — пригрозила Лайя, выставив в мизерном пространстве между собой и обезумевшей горничной лезвие кинжала, но девушка словно не видела и не слышала её предупреждений и угроз, кидаясь на неё, как бешеная собака.
Она стремилась вцепиться Лайе в шею, в волосы, в лицо, выдавить глаза… Пытаясь защищаться, Лайя извивалась всем телом, брыкалась и била вслепую. Клинок врезался в камень, норовя выскользнуть из руки, попадал он и по мягкой плоти, но Мириам это не останавливало. Ее ногти царапали Лайе грудь, пальцы снова и снова пытались сорвать колье. От удушья у Лайи першило в горле, не хватало воздуха, прочные кожаные ремешки больно врезались в кожу позади шеи, но Лайя не могла… просто не могла нанести разящий удар, хоть у неё и было оружие. Но скоро не стало и его… В непрекращающейся борьбе Мириам ударила руку Лайи о мрамор, боль заставила немеющие пальцы разжаться, и со звоном стали о камень и плитку кинжал полетел вниз. Бёрнелл попыталась вывернуться, когда осознала, что её намереваются оседлать и прижать ко дну ванной. Но силы одного только тела не хватало, а руки были заняты, пытаясь избежать удушения. В конце концов, выбор всё равно оказался не велик — между удушением и утоплением — так что Лайя разжала одну руку, потянувшись к голове соперницы, и, замахнувшись, ударила её в висок… Мириам шатнулась и упала набок, вторым виском ударившись о ребро борта, но ожерелья, под которое успела продеть пальцы, она не выпустила, так что инерция падения удвоила приложенную силу — и ремешки порвались, ослабив свою удушливую хватку. Лайя захрипела и закашлялась, пытаясь вдохнуть передавленным горлом.
На фоне раздавались сильно приглушенные водой в ушах звуки яростной борьбы, и Лайе почему-то до будоражащего душу ужаса не хотелось знать, кто побеждает в той, параллельной схватке. Возможно, потому что она и так это знала, ведь это так легко — бить того, кто уже стоит на коленях. Хлестать по морде стреноженного зверя, не способного сопротивляться хозяину.
— Прекрати… те, — прохрипела Лайя, едва дыша и все ещё пытаясь кашлять, но вода заливалась в рот, не оставляя шанса. — Оста… остановитесь. Умоляю… Не… надо… — она ухватилась рукой за борт, пытаясь приподняться, чтобы видеть ад, происходящий снаружи, но обессиленные пальцы соскальзывали, и она падала. Снова вставала и снова падала, успевая выхватывать из общей картины лишь фрагменты происходящего.
Конечно, Влад не был бы собой, если бы не пытался нападать. Ровно так же как и Лайя — встать, снова, снова и снова, но каждый раз безуспешно, потому что он не мог нанести своему врагу даже самое минимальное увечье, даже коснуться его не мог, в то время как чёрная фигура без лица и имени высасывала из Влада силы буквально на глазах. Он не мог забрать его годы, как сделал это с Мириам, поэтому он забирал его энергию — обескровливал его через метку, и пусть весь ужас нанесенных увечий был Лайе недоступен, спрятанный и скрытый за одеждой, она научилась понимать состояние любимого по глазам, по лицу…
— Не надо… — её взгляд застилали непрошеные, унизительные и совершенно бесполезные слёзы, которые она была не в силах сдержать, понимая, чего добивается истязатель. Он пытал их на глазах друг друга, упиваясь их беспомощностью. — Не мучьте его, умоляю!
Влад рычал, даже под пытками не оставляя попыток сопротивляться, и тогда его палач вскинул руку. Сначала Лайя ничего не поняла, но потом увидела, как невидимая сила протащила Влада в воздухе до ближайшей стены, а затем распяла его на ней, как Христа, и кровь, пропитавшая одежду, текла и текла вниз истощающимися багряными ручейками…
Лайя смотрела на это невидящим взглядом и не заметила, как очнулась Мириам, в руке у которой так и осталось зажато колье с камнем Балаура.
— Принеси мне, — фигура в балахоне вскинула вторую иссохшую конечность — и в направлении Мириам по воздуху поплыл тусклый бриллиант на цепочке, — свет ее души.
Лайя дернулась, пытаясь принять более достойное положение и найти в себе хоть какие-то силы на сопротивление, но Мириам, одурманенная и опьяненная магией исцелившего ее камня, оказалась куда проворнее и быстрее. Узрев лишь мизерную часть волшебства, она, кажется, теперь готова была исполнить любую волю своего… губителя.
Подхватив кристалл, она, вновь здоровая и полная сил, набросилась на Лайю.
«Нееет!» — этот крик — истошный вопль тысяч герц ультразвука — прозвучал как будто у Лайи в голове. В следующий миг на ванну обрушилась чёрная тень, и Мириам, окутав чёрным вихрем, отшвырнуло в сторону. Лайя, инстинктивно прикрыв голову, потеряно озиралась, пытаясь понять, что происходит, она искала глазами Влада и фигуру в капюшоне. Последняя оказалась на месте, неизменна и недвижима, как статуя злобной горгульи, а вот Влад… его больше не было. Не в человеческом обличье и даже не в обличье человекоподобного вампира. Посреди светлой отделки зала Лайя смогла заметить только чёрную тень, падающую откуда-то сверху. Она медленно подняла голову, так легкомысленно и глупо упуская из виду врагов, и увидела прямо над собой кокон из огромных чёрных крыльев, свисающий с высокого потолка. Под силой тяжести крупными каплями вниз срывалась кровь… и падала ей на лицо тёплыми брызгами.
«Влад…» — говорить Лайя уже не могла. На неё сверху смотрело не лицо и даже не его подобие, а тупорылая морда огромной летучей мыши с кровавыми омутами на месте глаз.
— О, как убийственно мы любим… — напевно произнёс старческий голос. — Как в буйной слепоте страстей… Мы то всего вернее губим… Что сердцу нашему… милей!
Раздался короткий призывающий свист, а за ним — утробное рычание голодного зверя. Лайя уже не могла адекватно воспринимать происходящее, поэтому она даже не пыталась смотреть на что-то другое, кроме существа, нависшего над ней.
— Фас, — прозвучала где-то в стороне тихая команда.
Мир Лайи перевернулся вместе с упавшей прямо на неё чёрной тенью, завертелся в борьбе и яростном сопротивлении, полоща её в воде, как тряпицу в раскручивающейся центрифуге. Мир Лайи рухнул в тартарары, когда охранительные объятия чёрной тени с неё в одном гигантском прыжке снесла другая такая же.
«Собака всегда с ним…» — пронеслось в голове Лайи угасающее воспоминание, на мгновение потревоженное характерными звуками рычания и клацаньем челюстей.
Обессиленная Лайя медленно погружалась на самое дно, мутная вода постепенно смыкалась где-то над её головой, неотвратимо заливаясь в уши, рот и нос. Инстинкт самосохранения и отчаянная жажда жить вместе с напоминанием о том, что её жизнь очень важна, встрепенулись в девушке с отчаянной силой в последний раз, и она попыталась вынырнуть, но чья-то рука безжалостно обрушилась сверху на её горло и придавила ко дну, как надгробная плита. Лайя в панике забила в воде руками и ногами, отчаянно пытаясь освободиться, в то время как её сознание захлёбывалось в ужасе перед неизбежным…
«Нет-нет-нет… Нет, только не снова, нет! Он не выдержит ещё столетия ожидания, мы… не выдержим! Умоляю, Господи, умоляю…»
Но Господь был глух к её мольбам. Наверное, потому что сердце её безраздельно принадлежало диаметрально противоположной силе. И даже смерть не могла заставить её изменить свою веру.
«Зачем разделять эту и грядущую жизни, если мы родимся вновь… Только родимся ли? В очередной раз…»
В отблеске света над поверхностью воды сверкнуло лезвие кинжала. Лайя ещё успела заметить это затухающим зрением. Она выкрикнула инстинктивное: «Нет!» — окончательно открыв воде путь в свои истерзанные лёгкие. В тот же миг недрогнувшая рука Мириам опустилась — и клинок пронзил её грудь.
Сознание Лайи всколыхнулось в короткой мучительной агонии, сопротивляясь признавать неизбежное, и угасло.
«Влад, я люблю тебя…» — стало последней её мыслью, обращенной во тьму.
Мёртвая Лайя Бёрнелл со дна мраморной ванны, ставшей её новой могилой, уже не слышала ни истошного вопля ультразвуковой частоты, ни оглушительного грохота, расколовшего небосвод над замком, ни рушащихся подобно карточным каменных стен, не выдерживающих материализованных ярости и бесконечной агонии утраты.
— Лайаааааа…
И что ж теперь? И где всё это?
И долговечен ли был сон?
Увы, как северное лето,
Был мимолетным гостем он!
© Ф. Тютчев