Часть 4 (2/2)

— Я не отдам тебя, слышишь? — она заговорила, глядя ему прямо в глаза и видя в них зеркальное отражение всего того, что творилось сейчас в её собственной душе, но также сомнение, неверие, страх. Его брови изумленно приподнялись над потемневшими, отражающими окружающий мрак глазами, а губы медленно разомкнулись, словно из последних сил он ещё пытался сопротивляться, но проигрывал битву.

— Лале, — шепот на грани слышимости, одно движение бледных губ.

Она улыбнулась, несмотря на обстановку, преисполненная счастья, и потянулась к его губам за долгожданным поцелуем, но Влад вдруг резко поднял подбородок, избегая касания, и его собственные губы невинно коснулись её лба. Вновь прижав её к себе, мужчина издал звук отчаянного обречения, точно был смертельно ранен. А он и был. В самое сердце, и от этой страшной раны не могла его уберечь даже тьма.

Влад обвил её руками чуть выше талии и потянул выше, таким образом давая Лайе возможность обхватить его за пояс ногами, сам же он погрузил обе руки в вязкую чёрную жидкость, чтобы где-то там, под совершенно непроницаемой поверхностью подхватить её под бедра, придавая ее положению больше удобства и стабильности.

— Я не знал, — мучительно выстонал Влад, не сумев совладать с голосом, сделавшим его похожим на оправдывающегося мальчишку. Стало тошно от самого себя, но он продолжил. — Я не знал, что он захочет твою душу. Не знал, что он попытается до тебя добраться, ведь я никогда не позволял себе даже думать о тебе при нём, — Влад прикрыл глаза, сходя с ума от осознания собственной жалости. — Прости меня, девочка моя! Я так перед тобой виноват. Но я могу всё исправить. Теперь, когда я чуть снова не потерял тебя, а потом нашёл и понял, кто стоял за твоим похищением, я знаю, что должен сделать. Да, это не лучший выход, особенно теперь, — он вновь прикрыл глаза, потому что смотреть на неё и видеть её так близко было пытке подобно, — когда ты всё вспомнила, но он единственный.

Ещё не зная, что именно Влад имел в виду под «единственным выходом», Лайя покачала головой в отчаянном отрицании.

— То, что тогда случилось — страшное стечение обстоятельств, за которое я никогда себя не прощу, как и за очень многое другое. Я не должен был, — ещё не так давно Дракула был убежден, что об этом он никогда не заговорит ни с одной живой душой, но вот страшные слова сами рвались наружу, будто только и ждали удачного момента быть услышанными, — осквернять твоё тело тем способом, который оказался мне тогда доступен. Не должен был брать ни капли твоей крови!

Надавив ладонями ему на плечи, Лайя заставила его умолкнуть.

— То страшное стечение обстоятельств — причина, по которой мы встретились вновь. Причина, по которой ты сохранил душу.

— Но какой ценой?!

У Влада было достаточно времени, чтобы убедить себя, будто последнее желание Лале было неосознанным, а высшие силы, которые претворили её предсмертную просьбу в реальность, просто подло сыграли на чистоте её души, но теперь, кажется, он начинал понимать, что Лале осознавала, что делала. А даже если не понимала тогда всех последствий, то теперь, познав их сполна, Лайя ни о чём не жалела. И это придавало чудовищно пророческий смысл надеждам его тёмного создателя на то, что, когда придёт время, она обменяет свою душу без колебаний.

И это только лишний раз убеждало его, что он поступал правильно, что у него просто не было иного выбора. Он должен был найти свою погибель до того, как клеймо должника воззвало бы к нему, безвозвратно погубить свою душу во тьме, чтобы у Лайи не было причин порочить свою, чтобы тёмной лживой твари не было, чем торговаться с ней, ведь только так, через него, он мог к ней подступиться. Иначе ни её душа, ни она сама неприкасаемы для него.

— А разве ты думал о цене, когда шёл на сделку? — раньше, чем он смог бы возразить, Лайя кольцом сжала свои руки вокруг него, с отчаянной силой прижав его голову к своему плечу. — Ты сделал это из добрых побуждений, и никогда, никому ты не причинял зло ради зла. Я это знаю. И я убеждена, всегда была, а теперь особенно, что ты не должен расплачиваться за это своей душой, тем единственным светом, что сумел сберечь. Это несправедливо и неправильно.

Океан мрака вокруг них постепенно переставал бурлить и вздыматься волнами, чёрная гладь теперь стала практически неподвижна, а сквозь небольшую видимую часть витража под самым потолком пробился бледный свет, похожий на лунный. Ещё не солнце, но уже не кромешная тьма.

— Всегда был убежден, а теперь особенно, что этот мир, погрязший в пороках, предательстве и боли, тебя не заслуживает. Такой как я тебя не заслуживает, — Влад поднял на неё взгляд, полный невыразимого страдания. — Лале, Лайя… моя родная, моя любимая девочка, позволь мне защитить тебя. Отпусти меня. На дворе давно не век османов, когда тебя легко могли убить за изображение человека или за отступничество от веры в Аллаха. В этой жизни у тебя есть любящая семья, у тебя есть друзья, ты вольна полюбить любого, кого выберет твое сердце без оглядки на династию и дворцовый этикет. Умоляю тебя, живи!

По лицу Лайи потекли слёзы, а грудь разрывало от рыданий, но она изо всех сил пыталась хватать губами воздух, чтобы не захлебнуться в эмоциях.

— Моя семья, сестра, все те, кого я обрела в этом веке, в этой жизни. Я бесконечно их люблю и никогда не перестану любить, но все они — это лишь дополнение, недостающий кусочек для той жизни, которую я так и не прожила. В той жизни у меня уже были друзья, которых я не променяю на сотни и тысячи других жизней, в той жизни моё сердце выбрало, кого любить. Кому отдать свою душу и чью душу сберечь любой ценой, — Лайя всхлипнула и покачала головой. — Не отпущу. Ни за что. Не проси, иначе мы погибнем вместе.

— Он не отступится, найдёт меня везде. Найдёт тебя. Он это уже доказал. Думаешь, мне нужна будет жизнь — любая, в лике человека или монстра, ценой твоей, когда однажды он предложит тебе обмен?

— Мы найдём другой способ! — Лайя вгляделась в его глаза, пытаясь за чёрной пеленой рассмотреть знакомую синь водопада. — Вместе, — она коснулась ладонью его щеки, успокаивающе поглаживая. Её губы тронула улыбка. — Выходит, вы лгали мне, мой князь.

Влад сперва попытался улыбнуться в ответ, уголки его губ дрогнули, но затем между бровей пролегла уже, кажется, вечная хмурая морщинка.

— Стараясь уберечь, я лгал вам об очень многом, моя княгиня. Имеете в виду что-то конкретное?

Лайя опустила одну руку, проведя ладонью по чёрной поверхности, совершенно успокоившейся и ставшей почти зеркальной. Ее пальцы легко погрузились во мрак и так же легко покинули его, не считая пары капель, лениво стекающих к подушечкам пальцев, как масляная краска.

— Ты убеждал меня, что мой свет и твоя тьма не могут соприкасаться, поэтому мои прикосновения причиняют тебе боль. Но ведь это неправда, — Лайя свободно зачерпнула ладонью чёрную жидкость.

Руки самого Влада все это время были заняты, поддерживая девушку, поэтому единственное, чему он мог дать волю — это губы, но он не смел ни ей, ни себе подарить эту мимолетную, ничем неоправданную надежду. Прежде всего — себе, своему эгоистичному внутреннему «я».

— Ты не меня не можешь касаться, ты не можешь касаться его. Существа, что жаждет твою душу, но он не может её заполучить, пока ты не отдашь её добровольно. Настолько не может, что даже прикоснуться к тебе не в силах. А я его раб, его должник, на мне его клеймо, которое будет чувствовать и тянуться к тому, что однажды ему не досталось. И я бы снова солгал тебе во спасение, но на этот раз не стану, — Влад огляделся вокруг, прошёлся взглядом по стенам затопленной залы. — Сюда он проникнуть не может, видимо, даже ему не по зубам этот уголок ада моего собственного производства. Но стоит мне вернуться в обычный мир, Лайя, я не знаю, смогу ли обуздать его волю и силу договора, который когда-то между нами состоялся. И я не хочу, чтобы ты строила себе напрасные иллюзии, основываясь на воспоминаниях тех дней, когда единственной моей проблемой была жажда.

— Влад…

— Даже если допустить, что наши общие друзья смогут уберечь тебя от моей кровожадной натуры, я не хочу, чтобы ты видела, в кого я превращаюсь. В кого превращает меня адское клеймо. Я не хочу… не вынесу забыть, насколько ты мне дорога, Лайя!

— Тебе не придется.

— Но я не принадлежу себе, пойми ты, наконец! — тёмное наполнение залы вновь пошло волнами. — Прошли века, а ничего не изменилось. Я был рабом, им и остался, лишь сменив одного синьора на другого.

— Влад, — шёпотом окликнула Лайя, вдруг осознав, насколько она устала, насколько вымотал её их спор не на жизнь, а на смерть, причём, в истинном, самом страшном своём смысле. — Что ещё мне сделать, чтобы ты понял, что я не отступлюсь? Да, я испугалась в самом начале, за что корю себя, но больше этого не повторится. Ты можешь пугать меня своим обликом, своей тьмой, чужой тьмой и даже своей меткой. Я не отвернусь от тебя!

— Я ведь могу просто отпустить тебя, — Влад показательно слегка ослабил хватку рук у неё на бёдрах.

— И я буду пытаться выплыть, пока не выбьюсь из сил, а ты будешь наблюдать. Но даже если ты не протянешь мне рукѝ, я все равно не буду тебя винить. Я умру, и нам придётся ждать еще несколько веков, пока всё не повторится.

Влад не сдержал протяжного грудного стона, больше похожего на вой дикого зверя. Воспользовавшись таким его состоянием, Лайя потянулась к его губам и сделала то, о чём мечтала, кажется, вечность — впилась в них отчаянным поцелуем, пока ещё могла это сделать здесь, в его личном аду, где между его тьмой и её светом не существовало преград.

Влад ответил, вначале пылко и зло, будто в отместку за внезапный напор, но затем поцелуй превратился в медленный, нежный, лишь совсем немного горький от привкуса отчаяния.

— Vino cu mine, Rege, — она прошептала ему в губы так чисто, так правильно, будто румынский был её родным языком. — Идём со мной.

Влад не устоял перед искушением таких близких и таких желанных губ, поцеловал их снова, пока у него ещё была возможность сделать это безопасно, и Лайя откликнулась на это его желание с таким энтузиазмом, будто делала это в последний раз перед очередной долгой разлукой.

— Идем со мной, — шепнула Лайя, пытаясь отдышаться, пока Влад в очередной раз прижался губами к её лбу в столь бесконечно невинном и одновременно столь же интимном поцелуе.

— Как прикажете, моя Госпожа, — Дракула обнял её и отвернулся, обозревая то, что происходило поблизости. — Но вместе уходить нельзя. Слишком опасно.

— Влад…

Он прижался лбом к её лбу в единственно возможном для себя за отсутствием свободных рук способе утешения.

— Я клянусь, что последую за тобой. Но сначала ты. Только так я могу быть уверен, что это место отпустит тебя, не причинив вреда.

— А если ты обманешь меня? — глаза Лайи подозрительно сверкнули, и отсутствие полного доверия в её взгляде больно укололо Влада, но он был сам тому виной, поэтому не смел требовать иного.

— Не смогу, даже если так было бы правильно. Больше не смогу. Не когда ты всё вспомнила.

Влад в последний раз мазнул губами по её лбу и, запрокинув голову, властным голосом проговорил куда-то в потолок.

— Ноэ. Будь любезен, забери её отсюда!

Его руки на её бедрах разжались, и на один бесконечно долгий миг Лайя почувствовала, что погружается.

Она хотела закричать, но густая чёрная жидкость залилась в рот, застелила глаза, с плеском сомкнулась над её головой, и всё вокруг окунулось во тьму.