Часть 1 (2/2)
Лайя могла бы в очередной раз попытаться разузнать у Юстина правду о той злополучной ночи, но это была уже далеко не насущная проблема, и Бёрнелл не хотелось тратить на это свои далеко не бесконечные моральные ресурсы.
Корявый, но читабельный текст в окошке онлайн-переводчика настойчиво выплывал из рамок планшета. Смаргивая резь усталости в глазах, Лайя упрямо пыталась вникнуть в суть описываемого обряда, но что-то внутри неё упрямо сопротивлялось пониманию, а рука нервно теребила в кармане небольшой православный крестик, который дал ей Юстин, наказав всегда носить с собой. Пальцы пробежали по рельефу распятия, перед глазами мелькнуло свежее воспоминание из прошлого… как юный Раду отдал Владу крест их матери.
Что-то больно кольнуло в груди, и стены церквушки, ставшей пристанищем её пытливому уму на этот вечер, развеялись дымкой. На какой-то бесконечно долгий миг Лайе показалось, будто она сорвалась в пропасть и падает в пустоту…
Другое место, другие стены приняли Лайю в свои неласковые, мрачные объятия. Отовсюду вокруг пылали жаром большие, истекающие воском словно бледной кровью свечи, ослепляя не хуже темноты.
— Словами не передать… — прозвучавший голос одного из присутствующих был преисполнен власти и какой-то необъяснимой, давящей силы. Он звенел в стенах и под высокими сводами, утопающими во мраке где-то далеко над их головами. Лайя опасалась поднять голову, чтобы попытаться рассмотреть, она боялась даже дышать, лишь смотрела во все глаза на происходящее и с замиранием сердца осознавала — вот оно, тот самый момент, о котором никто из живых или мёртвых не поведал бы ей вслух. Тёмное таинство, свидетелями которому однажды стали лишь двое. Одного из них она… знала. Но это был уже совсем не тот юный принц Валахии, которого когда-то полюбила Лале, но еще и не тот манерный, всегда сдержанный Влад, которого сама Лайя повстречала в баре румынского отеля. Это был отчаявшийся человек, продравшийся через все круги ада, сколько бы их ни было, чтобы добиться этой самой встречи, этой роковой минуты… Привычные Лайе по образу Влада из настоящего всегда идеальные волосы были всклокочены, намокшие от пота, они свисали на такой же покрытый потом, грязью и кровью лоб, безжалостно расчерченный морщинами, куда более заметными, чем Лайя могла вспомнить. — Сколько же я ждал человека с твоей силой, твоими талантами и твоей волей… Человека, воистину достойного тьмы.
— Тогда ты знаешь, зачем я здесь, — Влад загнанно оборачивается кругом себя, стараясь уследить за черной тенью, перемещающейся быстрее, чем он успевает моргать, направляет меч в пустоту, но не нападает, лишь пытается защищаться. В тот момент, когда черная тень наконец обретает форму и предстает перед Владом, Лайя ловит мощное де жа вю, и уже даже в мыслях не может дать определение «человек» для этой… этого… монстра, который вот-вот…
Она качает головой и хочет крикнуть отчаянное: «Нет!», но из ее горла не вырывается ни звука и никто не обращает на неё внимание. Она не участница, она лишь сторонний наблюдатель событий, свершившихся когда-то точно также без её ведома и участия.
— Ты знаешь, что за ценой я не постою, — Влад стоит прямо, лицом к лицу с порождением тьмы, и его тяжелый красный плащ в бликах горящих свечей подобен стекающему вниз кровавому водопаду.
— И какова твоя плата, а? — скрипучим голосом с издевкой вопрошает фигура и, уничтожая последнее расстояние между ними, подлетает к Владу так стремительно, что Лайя успевает лишь прикрыть себе рот в немом вопле ужаса. — Что поставишь ты за… недолгие жизни своих поданных, которые все равно тебя предадут, и столь же недолгое княжение, что отпущено тебе смертными годами?
Из тени капюшона, скрывающего лицо существа, вырвался звук, похожий на рычание, он схватил Влада за шею и, молниеносно двинувшись, прижал его головой к колонне. Раздался хруст и… хрип Влада в попытке говорить сквозь удушливую хватку на горле. Лайе в этот момент самой стало нечем дышать, словно это её сейчас лишала возможности дышать иссохшая конечность, та самая, что касалась её груди… в подземелье Чёрного замка.
— Забери… — через силу выхрипел Влад, не оставляя попыток договориться с чудовищем. — Мою душу…
Черная фигура зашлась кашляющим смехом.
— Душу убийцы, не испытывающего ни ужаса, ни стыда, ни сожаления от своих чудовищных деяний. Так ты решил поторговаться со мной тем, что тебе самому не нужно, Колосажатель? — существо швырнуло Влада в сторону с такой силой, будто он был тряпичной куклой. — Ты жалок, маленький принц такой же маленькой, никчемной страны.
Разъяренный, оскорбленный и доведенный до абсолютного предела отчаяния Влад взревел и вскочил на ноги, но фигура в чёрном оказалась быстрее. Мига не прошло, как меч Влада, звеня металлом по каменному полу, отлетел далеко в сторону, а самого Влада швырнуло спиной на каменный алтарь.
— Видимо, больше тебе нечего мне предложить.
Влад лежал, больше не пытаясь подняться, и Лайя почти физически ощутила его бесконечную боль и всепоглощающую ненависть от бессилия. Хотелось кричать в этой бесконечной агонии, но в этой реальности у нее не было голоса.
— Раз так, значит, предлагать… буду я, — властно произнесла фигура, нависнув над своей распластанной, побежденной жертвой. — Готов выслушать мои условия, маленький принц?
Влад рыкнул от бессилия и скрежетнул зубами, а фигура снова зашлась кашляющим смехом.
— Обычно заключившие со мной сделку получают то, о чём просят, на свой смертный удел. Они доживают свой век, а когда приходит час расплаты, их душа отправляется прямиком в адское пекло. Как видно, пеклом тебя уже не напугать, маленький принц, стало быть… в этом качестве твоя душонка мне будет бесполезна, — фигура умолкла, точно что-то обдумывая или желая подольше сохранить интригу, а затем продолжила, всё тем же скрипучим, но более елейным голосом: — Для таких… особенных, как ты, познавших ад ещё на земле, у меня есть… особенное предложение.
— Говори, — прохрипел Влад, приподнявшись на локтях. — Не тяни!
— Ооо, уверяю, мой маленький принц, спешить нам некуда, — иссохшие пальцы медленно, словно желая прежде вдоволь насладиться беспомощностью жертвы, обхватили Влада за подбородок и отвернули его голову в сторону, открывая желтому свету свечей очерченные жилами мышцы шеи. — Я дам тебе всё, что ты так самозабвенно искал: силу, во стократ превосходящую стотысячное воинство твоего врага, скорость падающей звезды, власть над всеми тёмными тварями, способность исцелять смертельные раны и все болезни… А взамен, мой маааленький принц, после того, как изживешь свои земные годы, ты не пойдешь на корм моим бесам. О нет! Ты станешь моим преданным слугой. Моим регентом в землях, тебе ныне подвластных. И тёмная душа твоя, и железная воля твоя… и весь ты от макушки до пят, мой маленький принц, будешь принадлежать мне! — темная фигура склонилась совсем низко и слова, которые она произносила в ухо Владу, Лайя слышала, будто они звучали для неё. — Стоит ли горстка людишек, которых ты столь отчаянно пытаешься защитить, за которых ты мстишь, думая, будто для мёртвых это что-то значит, подобной жертвы? Стоит ли она… этой жертвы? Ведь достаточно тебе, мой принц, сказать «Да», и ты навечно станешь верен лишь мне, не ей или… тому, что вы, смертные, называете любовью.
Лайя так и не услышала от Влада того самого рокового: «Да!» По воле отчаявшихся в поисках разгадки души и сердца ли, или по пути воспоминаний прошлой жизни её вышвырнуло из страшной церкви, где всё однажды случилось, в другое время, в другое место.
И здесь она уже не была просто сторонним наблюдателем. Она была участницей… момента собственной смерти.
В полных неверия глазах, что застыли над ней, она по привычке пыталась отыскать родную синь водопада, но не находила, раз от раза, точно птица в тёмной клетке, натыкаясь на сплошную черноту…
— Нет… Я не отдам тебя… — иступлено шептала Лале или… сама Лайя устами умирающей Лале, пытаясь цепляться за такой родной и в то же время бесконечно чужой образ, закрывший ей взор. — Не отдам тебя ему, не отдам…
— Лале… — горячие слезы из подёрнутых поволокой мрака и жажды глаз упали ей на лицо, и, словно бы пытаясь скрыть свой чудовищный облик, Влад бессильно уронил голову и уткнулся лицом в её грудь. И это можно было бы счесть худшей ошибкой, которую он когда-либо совершал, если бы ни всё то, что привело в конечном итоге к этому моменту — неизбежному, как сама судьба. Этим всё должно было закончиться?! Он должен был убить её — невинную душу — которой сам не обладал, принести её на жертвенный алтарь в качестве платы за обретенную силу? Горячая кровь коснулась его пылающих в огне жажды губ, и его дальнейшее нисхождение в ад было уже не остановить. — Лалеееееееее…
Кажется, она продолжала прижимать его к себе, даже когда жизнь почти покинула её тело, точно пытаясь сделать его с собой единым целым, вплавить в себя, забрать с собой… куда угодно, лишь бы не отдавать его, не отдавать… тому чудовищу, что сотворило это с ним.
Влад мог этого не знать, но Лайя… Лайя знала, теперь знала, словно моментом смерти Лале ничего не закончилось, всё только началось. Она отдала ему свою кровь добровольно, как единственную частичку себя, что могла оставить ему в этом мире, наполненным тьмой. Она уже не могла сказать этого, но её последняя мысль звучала в голове Лайи будто её собственная.
«Не отдам твою душу, не отдам никому. Ты — мой Князь, а я — твоя Княгиня. Даже если нам не суждено… править в этой жизни».
Спонтанное предсмертное желание чистой души Лале, слабость Влада, к борьбе с которой в момент отчаяния он не был готов и ее невысказанные последние слова… Все это привело к последствиям, которые не заставили себя долго ждать.
Не выпуская из рук обескровленное тело возлюбленной, просто неспособный её отпустить, Дракула сгорал заживо в агонии. Ему казалось — момент настал, она умерла, он умер вместе с ней, его земные годы сочтены, а значит его душу прямо сейчас доставал из тела раскаленными щипцами сам Сатана. Влад кричал, не сдерживая мук, до хрипоты, до забытья, пока в какой-то момент вездесущее адское пламя не сконцентрировалось в одном месте его тела, над сердцем, словно именно за него из последних сил цеплялась его проклятая душа… В порыве безумия разорвав на себе одежду и готовясь вместе с душой вырвать себе и сердце, Влад заметил, как прямо у него на глазах выше левой груди проступала кровавая морда, точно невидимое раскаленное клеймо оставляло свою печать на его проклятой во веки веков шкуре.
— Знаешь, что это? — пытливо спросил его знакомый голос, и если бы у Влада остались на это силы, если бы в этом была хоть толика смысла, он бы заметался в попытке обнаружить врага и встать с ним лицом к лицу, как и полагалось воину и правителю, но смысла в сопротивлении не было, он был повержен, он этого хотел — удара в спину, адского пекла… чего угодно, лишь бы всё прекратилось. — Это клеймо должника. Коим ты оказался по предсмертной воле своей… возлюбленной, — он выжидающе замолчал и продолжил лишь после того, как Влад поднял на него затуманенный взгляд, по ту сторону которого в это самое мгновение рождался персональный ад, выплавляясь из чистейших боли, отчаяния и ненависти к самому себе. — Не твоя гнилая душонка мне была нужна, Цепеш. Не твоя. С самого начала мне нужна была она — чистая и светлая, как слеза младенца, — он сделал шаг к её телу, и Влад издал отчаянный рык протеста, тут же прижимая ее к себе крепче. — И она отдала бы мне её без колебаний, если бы в конечном итоге я предложил обменять её душу… на твою. Признаюсь, это было в моих планах с самого начала, но… Коварная вещь случай, не правда ли? Иной раз он бывает неподвластен даже таким, как мы. И вот ты вкусил её кровь… по её собственной воле. Теперь ее тело сожрут черви, но душа… душа её бессмертна, а кровь её отныне внутри тебя, и у тебя, мой принц, бессмертно тело. Наверняка, бедняжка в предсмертной агонии не ведала, что творит, иначе была бы очень осторожна со своими желаниями. Которые имеют свойство исполняться, если душа достаточно чиста, да и к тому же преисполнена любви.
— О чём ты… — попытался Влад, но осознавая бессмысленность попыток, так и не закончил вопрос. — Впрочем, неважно! Это был наш с тобой договор! — ярость придала ему сил. Выпустив, наконец, бездыханное тело из рук, он метнулся к фигуре в чёрном. — Её это не касается и никогда не касалось! Не смей! Что бы ни было, слышишь… не смей! Даже говорить о ней… не смей!
Фигура зашлась кашляющим смехом, от чего затрясся просторный капюшон, скрывающий лицо.
— Монстр, нагоняющий страх на всё живое… Всё также жалок в своих угрозах, мой маленький принц…
Взревев от ярости, Влад подлетел к фигуре, уже отвел руку для разящего удара, как вдруг осознал, что… не может. Просто не может его коснуться, насколько бы ни были сильны его боль, его гнев и желание выплеснуть их на все живое и мёртвое.
— У тебя нет ничего кроме проклятой души и той тьмы, которую ты сам породил внутри себя и сам выкормил, выпестовал, как самое любимое дитя. Тебе нечего противопоставить мне. И нечем торговаться, ведь даже то поеденное грехами и пороками нечто, что ты когда-то предложил мне как свою душу, я забрать у тебя… не могу. Она запечатала твою душу внутри тебя… своей кровью, поэтому всё, что мне отныне дозволено — это пометить тебя, как своего должника. Чтобы спросить долг с вас обоих, когда однажды… твоя Госпожа… вернется в этот мир, восстав из твоего физического бессмертия и своего… духовного. Если вернется, и если… тебя к тому моменту не сожрет твоя собственная тьма, мой принц, ведь как же ты теперь… без света и без смысла…
«Ты — мой единственный смысл и свет. Без тебя останется только тьма…»
Лайя уже не была уверена, слышала ли когда-либо эти слова собственными ушами, или всё это были лишь бессознательно всплывающие в её голове воспоминания. Её, его… их общие, ведь частичка её всегда была с ним, пусть и таким… страшным образом, который оказался им доступен тогда.
— Влад… — она прошептала его имя, как молитву, и больше не имело значения, какой на дворе век, Лале она, или Лайя, и как много общего было между ними.