Часть 12. Инопланетное вторжение. (1/2)

Разбитое сердце склеить сложно. Особенно, если оно до этого было искалечено, изранено, и только теперь начинало заживать.

Валя не спала всю ночь. Студийка оказалась не то, чтобы студийкой, а квартиркой. Большой, просторной, заделанной всякой шумкой, чтобы лишние звуки до соседей не доносились. Две комнаты были отведены под музыку. В одной было что-то вроде репетиционной, а в другой стоял пульт с кучей разных прибамбасов и кнопочек. Для записи, навороченный и крутой. Если бы не её состояние, то Белуга непременно бы заценила и даже, наверное, попробовала бы что-нибудь исполнить из её репертуара, но вчера было не до этого. Еще одна оказалась чем-то вроде гостиной. Были еще кухня и ванные, так что Белуга твердо решила, что переберётся сюда и начнет работать над группой как можно скорее.

В студию она завалилась одна. Артёма домой отправила, не разрешила с собой остаться. Вряд ли бы он чем-то помог в такой-то ситуации, а смотреть на совершенно раздавленную Валю ему ни к чему. Ему бы вообще радоваться, что мама жива, что семья воссоединилась, а он за Белугу переживает.

На полу в зале валялся пакет с большим количеством алкоголя. Одна из бутылок уже привычно легла в руку, и Белуга открутила крышку, делая большой глоток. Сил не оставалось. Она зря потратила столько времени. Зря врала родным, зря работала в этом ужатнике под названием «Креветка», пела какую-то бурду, зря поссорилась с Розой, зря рисковала своей жизнью, зря доверилась Стрельникову.

Валя замирает напротив огромного зеркала и смотрит на себя. М-да, Белуга, скатываемся обратно на дно, да? Под глазами остатки туши, эдакий смоки айс, блин, волосы спутались, помада размазана по губам.

— Ну и видок. Трушная рокерша, — Валя чокается бутылкой со своим отражением и делает еще один большой глоток. Нужно чё-то делать с этой назревающей истерикой и этой тяжестью в груди. Хочется, конечно, верить, что это только страшный сон. Что вот-вот она проснется, и ничего этого нет. Рядом папа, Таня, малышка Марго, под окнами горланит свои песенки на лавке Розка, как в детстве, а потом звонит Гриша и зовёт на свидание.

Валя осматривает инструменты, которые остались, видимо, после предыдущих владельцев, берет гитару (не такую крутую, конечно, как её, которая дома сейчас, но тоже ничего) и на пробу дергает струны. Гитара звучит жалобно, надрывно, как-то совсем печально. Белуга дергает еще раз. В самый раз, сейчас только такое настроение.

Из-под пальцев начинает появляться какая-то витиеватая мелодия, и Валя старается записать её на подкорке, потому что что-то в этом такое есть. Кажется, даже что-то такое, что сейчас у неё на душе.

— Одна идеальна, другая не очень… — мурчала себе под нос Белуга хриплым голосом. — Третья… порочна.

Подбор слов давался не слишком тяжело, они как-то так удачно ложились на язык. Правильно говорят, самое гениальное всегда пишется в самом ужасном настроении и в самом разбитом виде.

— Не идеальна… Хотя… — пальцы сорвались со струн, — Хотя что знаю… Об… Идеалах?

Смешок. М-да, чем больше застой в творчестве, тем сложнее обратно вливаться. А тут, блин, еще думать по поводу группы. Ей басист нужен, барабанщик, еще кенты всякие. Где таких взять в Катамарановске-то? И Фантомасов напрягать не особо хотелось. Во-первых, с Розой она так и не помирилась, во-вторых, у тех и без неё забот много. И Валя, как-никак, привыкла лидером быть, а отбирать группу у Розки совсем как-то не честно.

Начинать с самого начала тяжело и очень нечестно. Судьбоносные пираньи были действительно легендарной группой, прыгнуть выше у неё, кажется, не получится.

Белуга отложила гитарку с недописанной хитярой и открыла пачку сигарет. Спичка загорается, поджигает кончик сигареты, и Валя вдыхает в себя никотиновый яд.

— Так, надо вспоминать, че и как мы с Клыком делали. В США каждый второй лабать умеет, у нас такой роскоши не имеется, конечно. Тогда, иф ай андерстенд, нужно по квартирникам шататься и слушать, кто и что лабает. Опять нарколыжек цеплять всяких, ох.

Затяжка. Едкий дым улетает к потолку, а Валя откидывается на спинку кожаного дивана.

— Муть, — она шмыгает заложенным от недавних слез носом. Глаза перестают быть такими красными, и Валя, наконец, может видеть более-менее чётко. — Я, блин, реально как птица-феникс.

Она неторопливо тушит сигарету о пепельницу и бросает бычок в неё. Прикладывается к горлу бутылки, жмурится, вытягивает ноги и обмякает на диване, глядя в потолок.

— И что мне делать?..

Ни ответить, ни даже подумать не выходит, потому что вскоре кто-то настойчиво начинает долбиться в дверь квартиры.

— Виконт! Виконт, мать твою, открывай быстрее. Алё, спишь что ли?

Белуга лениво поднимается с места, идёт к двери тоже как-то лениво. Открывает, приваливается к косяку локтем, смотрит исподлобья на настырного гостя. Да, видок у неё бунтарский, любого грабителя-убийцу отпугнет.

— Чё надо? — спрашивает она, оглядывая парня с головы до ног.

— Ты кто? А Виконт где? — непонимающе хлопает глазами тот.

— Поля! Я знаю, что ты тут. Вылезай, а то хуже будет, — звучит где-то на первом противный женский голос, у гостя округляются от страха глаза. Он торопливо заталкивает Валю в квартиру и забегает следом, захлопывая за собой дверь и запирая покрепче. Приваливается к ней боком, тяжело дышит, и только сейчас Белуга успевает оценить его внешний вид. Патлатый, высокий, рубашка полупрозрачная, узкие брюки, плащ на спине. На указательном пальце одной из рук коготь.

— Тихо, — он толкает девушку дальше, вглубь квартиры.

— Да че за херня, ты кто такой ваще? — Валя хмурится. Залетел какой-то шиш в квартиру, не представился нихрена, еще будет её тут трогать.

— М-да, малышка, сразу видно, что ты далека от нормального рока, — парень гордо выпрямляется. — Я Кобра. Барабанщик группы «Держава темноты». Бывший, технически говоря.

Валя прыснула со смеху. Это она-то далека от нормального рока?

— Ну-ну, легенда русского рока, блин, — она снова прикладывается к бутылке, но та уже слишком легкая. На дне плещутся какие-то остатки. — Вот же нахрен, всё что ли? Ну ладно, у меня еще есть. А ты как ваще, змея подколодная, надолго сюда? У меня тут репетиционный процесс типа.

— Репетиция? — Кобрюха моргает и приглядывается к девушке.

— Ага.

— Одиночная, типа? Запойная?

— Ну, как тебе сказать, — Валя пожала плечами. — Типа, полёт мыслей и фантазий наложился на моё состояние, иф ю ноу.

— Погоди-погоди, — он ловит девушку за плечи, внимательно всматривается ей в лицо. — Это ты что ли?

— Ну я, вроде, — пожимает плечами Валя.

— Белуга? Белуга из Судьбоносных Пираний?

— Бинго, змеёныш, — Валя хлопает его по ладони, а потом неторопливо идет обратно. К диванчику, к сигаретам, к гитарке.

— Блин, чё, реально ты? Охренеть, это же такая судьбоносная тема, Валя Белуга собственной персоной у нас в городе. А че ты тут делаешь? — теперь Кобра не отставал от неё ни на шаг.

— Ну, живу, типа? — Сапогова валится обратно на диван и вытягивает ноги. — Просираю свой талант, что-то около того, ага.

— А почему не в Америке? А как же Клык без тебя? А девчонки те три, ну, которые еще Эш, Пегги и эта…

— Делайла, ага, — Валя шмыгнула забитым носом, откидывая голову на спинку. — Ну, Клыку уже всё равно. Его червячки в земельке гложут, ага.

— Ч-чего? — Кобра уже всю свою крутость перед ней растерял. Слишком много странного и неожиданного. — Как так? Был же здоровее всех.

— Наркота и не такое делает. Передознулся.

— А остальные? Вам же только мужской голос найти и всё, можно дальше кипитярить.

— Да какое там. Без Клыка мне бы всю группу перенабирать пришлось. Он, к тому же, долги набрал, преследовать нас начали. Ну, я и свалила. На родину, иф ю ноу.

— Так ты че, тут родилась? — сколько Кобрюха будет удивляться, Валя не знает. Судя по всему, долго и с превеликим удовольствием. — Охренеть. И че, типа, как тебя на самом деле величают?

— Валя. Валентина Сапогова.

— Сапогова? Это че, типа Ричард Сапогов…

— Типа да. Вопросы кончились? — она уже устала от постоянной болтовни Кобрюхи. В её планы сегодня точно не входили болтливый темноволосый парень и бесконечные распросы.

— А, типа, ты чё теперь делать будешь? — почесал затылок Кобрюха, глядя на Валю с каким-то ожиданием.

— Пока не знаю. У меня до этого столько дел было, и теперь все исчезли. Буду, наверное, по квартирникам гонять, искать себе ребят в группу. В параллель писать что-нибудь, пока пишется.

— Белуга, это реально судьбоносная тема, понимаешь? — кажется, Кобра снова включил своё обаяние, и его голос приобрёл томные нотки.

— В каком смысле? — Валя сегодня была максимально не заинтересована что-либо понимать. Она лениво повернула голову на Кобрюху и выгнула бровь.

— Ну, нас с тобой судьба свела, дорогая Белуга, — он развалился рядом, уподобляясь Вале. — Ты безумно талантливая солистка и гитаристка, а я гений барабанов. Возьми меня к себе в группу, а?

— Даже не знаю. Я совсем не видела, что ты умеешь, — пожала плечами та. Ей сейчас не очень-то хотелось что-то решать.

Кобра был с ней не согласен. Он поднялся с места, отыскал где-то барабанные палочки и сел за установку. С минуту он что-то шаманил над барабанами, потом замер, подготавливаясь к игре, и вдруг вдарил по барабанам с небывалой прытью. В ритме она без труда узнала «Ракету трушный рок», хитяру, которую когда-то писала сама.

Белуга оживилась. Выходит, Кобра не врал Он правда очень и очень хороший барабанщик. Такой, что вряд ли в этом городе найдется другой такой. Шершанского она не рассматривала, так как вкусу Розы целиком и полностью доверяла.

— Хорошо, убедил, — она села на диване нормально и вгляделась в барабанщика еще раз. Да, ничего такой. — Но тебя всё равно недостаточно.

Кобра подавился воздухом.

— Как это недостаточно? — ему еще никто не говорил, что его «недостаточно».

— Ну, ты неплохой барабанщик, но слишком сильно по барабанам хреначишь. Группа — это взаимосотрудничество и ансамбль в первую очередь, ю ноу? Всех должно быть в меру. К тому же, — Валя потянулась за новой бутылкой, — мне еще люди нужны. Басист, как минимум.

— Ну, это, дорогая Белуга, мелочи, — улыбнулся он как ни в чём не бывало, хотя Валя точно видела, что её слова его задели. — Главное, что я играю хорошо, остальное можно в любой момент… Ну, ты поняла. А басиста найдем, шатается, наверняка, где-то одинокий басист, ждет нас с тобой.

Белуга закатила глаза. Да, этот Кобра и правда несносный. Она вспомнила, что Роза его упоминал как-то в своих письмах.

— Учти, жук, — Белуга ткнула в него горлышком бутылки, — вздумаешь что-то выкинуть, что будет группе вредить, и полетишь за порог. У меня кореш есть, который барабанит, да и сама я умею как бы. Пока замену тебе ищем, этого хватит.

— Ну что ты, Белуг, — он поднял руки в примирительном жесте, — как можно? Я всё для общего дела сделаю.

***

На следующий день Валя отправилась домой, чтобы забрать оттуда кое-какие вещи для того, чтобы первое время основаться в студии. Нужно было, конечно, искать себе другую хату, где нормальная кровать, нормальные условия для проживания, но сейчас это так не важно. Главное — рок. Валя уже так соскучилась по нормальным ритмам и по хитярам. До безумия. А тут Кобра подарил надежду на то, что у них хоть что-то получится, и Валя не загнется от безделья.

Теперь нужно было забрать гитарку, медиаторы, струны новые, немного вещей с собой. Хорошо, что Таня и Марго снова на приёме, а папа работает. Её усталый вид точно вызвал бы много вопросов, а отвечать на них Валя пока не готова. Вечером наберет после работы, скажет, что они собираются группу новую формировать, и что жить теперь ей некоторое время придется не дома.

Собираясь, Валя долго думала, о том, где найти оставшихся членов в группу. Таскаться по квартирникам реально не хотелось, но других вариантов, кажется, особо и не было. Не объявление же, в самом деле, писать.

Тяжело всё это. Она так давно подобным не занималась, что сноровка потеряна безвозвратно, а на Кобрюху полагаться не стоит. Странный он, Валя ему всё еще не очень доверяет. Особенно после Розкиных писем и рассказов. Мутный, не дай бог начнет выкабениваться. Ну ладно, она Артему попросит, а тот брательников запряжет. Быстро Кобрюху нейтрализуют, если что. Она же эта, типа, блатная.

Звонок в дверь. Валя поднялась с колен и нахмурилась? Таня или папа кого-то ждали? Или вернулись раньше нужного? Девушка привстаёт на носочки и смотрит в глазок. Напряжение спадает. Не папа, не Таня. Можно не переживать. Белуга открывает дверь.

— Яшка, привет, — она пропускает друга в квартиру и отмечает про себя, что тот уже не такой зашуганный, как в тот раз, и, вроде, даже весёлый. — Ты извиняй, я ненадолго домой заскочила. Не знаю, есть че поесть или нет. Пойдем, я щас чайник поставлю.

Они перебираются на кухню. Шершанский ползет за стол, наблюдает из-за толстых стёкол, как Валя снова организует им поляну для обсуждения насущных вопросиков.

— Ну, вещай, влюбленное насекомое, — Белуга усаживается напротив Яши. На столе две кружки, миска с конфетками, печенье. Шершень слишком счастлив и уже хочет поделиться новостями.

— Б-блин, Белуг, т-ты человечище, — он смущенно бормочет себе в усы, но Валя, кажется, даже без проблем распознает шершневый язык. — Р-реально сработало как т-ты и сказала. М-мы… — Яша замялся. — М-мы вм-месте т-теперь. Спасибо, б-блин.

— Да ладно, чё уж там, — машет рукой Белуга. — Я ж Розку сто тыщ лет знаю, он у нас персонаж предсказуемый, ю ноу? К тому же я теперь ему по гроб жизни обязана реально. Обманула, он меня реально так ждал, а я… — Валя поджимает губы, опуская голову ниже.

— Белуг… — Яша только сейчас замечает, что с ней что-то не так. Тусклая какая-то стала, звездочка, не светит совсем. — У тебя ч-чет с-случилось?

Белуга выдохнула. Да, хреновая из неё актриса.

— Случилось, Шершень, — она подняла на Яшу свои зеленые глаза. — Я, блин, влюбилась. Просто втрескалась по самые уши, теперь думать ни о чём другом не могу.

— Б-блин, т-так это же к-круто, Белуг…

— Он женат, Яш. Женат давно, у них сын есть, он очень свою семью любит. Нас работа связывала, а теперь даже этого нет. Я всё потеряла, понимаешь?

— Б-блин, коллапс, — выдохнул Шершень, тоже опуская глаза. — Н-ну, ниче, Б-белуг, разбитое с-сердце в роке с-самое то, ю ноу?

— Ай ноу, — пожала плечами та. — Надо рок кипитярить, Яш, а я совсем раскисла. Мне бы людей найти в группу, а я тут окисляюсь.

— В группу, — Шершень резко вскинул голову. — А-а, б-блин, -тебе принципиально к-кого?

— Ну, вообще нет, любые кандидатуры рассматриваю…

— Б-блин, Белуг, у м-меня малышка одна есть…

— Опять? — вскинулась Валя.

— Д-да н-нет, не моя малышка. У м-меня теперь Р-розка, какие малыхи, — смутился Шершанский. — З-закомая, к-короче. Она это… Ну, лабает не п-по-детски. В-возьми, а то она б-беспризорная с-совсем.

Валя улыбнулась. А жизнь реально подбрасывает ей один подарок за другим. Барабанщик, теперь вот… Э-э-э… Ну, еще какая-то девчонка.

— А она?..

— Да она на ч-чём х-хочешь лабать б-будет, — Шершанский был рад, что помог хоть немного.

— Да, реально, блин, Шершень, спасибо. Дай мне её номерок, ок?

— Без п-проблем, Белуг.

Валя вдохнула полной грудью. Да, жизнь и правда налаживается.

***

Опять эта до чёртиков знакомая гримёрка, опять пудра, духи, платья, макияж. Казалось, всё, можно бросать, чего еще ждать? С Захаром разборки окончены, всё супер.

Однако, деньги здесь платили весьма неплохие, а Вале они сейчас нужны. К тому же, может, удастся здесь договорится о каком-нибудь выступлении для её новой группы. Сейчас им бы не помешала любая помощь.

Валя выдыхает. Не самый удачный день, чтобы работать. Тревожно, Кобрюху оставила одного на студии, с девочкой скоро встречаться, а она на сцене.

Зал рукоплещет, и это знак, что снова пора на сцену. Ладно, со своими чувствами она потом разберется. Прямо по курсу зрители и несколько песней.

Прожекторы снова слепят, и Валя первую песню совершенно не видит людей, собравшихся в зале. Оно и к лучшему. Будь такая возможность, она бы вообще сегодня в зал не смотрела.

Первая песня вообще, кажется, её любимая из всех русских. Цыганские мотивы наполняют зал, Валя прикрывает глаза и ждёт вступление. Для такой песни она специально взяла бубен и убку надела подлиннее и пошире.

— Мохнатый шмель — на душистый хмель,

Цапля серая — в камыши,

А цыганская дочь — за любимым в ночь

По родству бродяжьей души.

Темп немного увеличивается. Валя подключает бубен и стреляет глазками куда-то в пустоту. Глаза всё еще не привыкли к яркому свету.

— Так вперед за цыганской звездой кочевой,