Часть 7. Двойной коллапс. (2/2)

Ooh, each morning I get up I die a little

Can barely stand on my feet

Take a look at yourself in the mirror and crу

Lord, what you're doin' to me?

I have spent all my years in believin' you

But I just can't get no relief, Lord

Каждая строчка слетает с губ как-то по-особенному, а взгляд сам по себе возвращается к Стрельникову. Что там Аграфена говорила? Работать на зал? Ну, вот она и работает. Подходит время припева, и Валя делает короткий вдох.

Somebody

Ooh, somebody

Can anybody find me

Somebody to love?

Чёрт бы побрал его чёртовы очки, которые не дают увидеть блестящих глаз, однако тут уж ничего не попишешь. И накой хрен ему тёмные очки в помещении? Тот же закидон, что и у Розки, бред сумасшедшего… Спать готов в этих очках, есть, мыться. Иногда снимает и ладно. Вон, даже сейчас выглядит как-то слишком уж контрастно по сравнению с остальным залом…

Стоп. Роза?

В очередном коротком перерыве она осознает, что точно видела Робота в зале. Бросает короткий взгляд. Вот черт. Да, так и есть. Это они.

— С-сука, — тихо шипит она у кулисы, делая глоток воды. Но нужно возвращаться. Ещё пара песен. Ещё совсем чуть-чуть. Так нужно.

Музыка снова льётся тихой рекой, а она так далеко в своих мыслях, что даже не сразу узнает то, что репетировала сегодня утром. И в результате чуть не пропускает вступление.

Верю я: ночь пройдет, сгинет страх.

Верю я: день придет, весь в лучах.

Он пропоет мне новую песню о главном,

Он не пройдет, нет, лучистый, зовущий и славный,

Мой белый день!

Голос не дрожит, и это радует. И обнадёживает, если честно. Чтобы уж точно ничего не отвлекало от музыки, Валя подключает свои актерские и танцевальные навыки на максимум. Бедра и руки сами начинают воспроизводить медленные и плавные движения. В зале всё стабильно, но взгляд так и кочует от Гриши к Розе и обратно. Только вот Стрельников качает головой в такт, а Робот сидит мрачнее тучи.

Я войду в радость дня, «блудный сын».

И скажу: «Вот и я, здравствуй, мир!»

Он пропоет мне новую песню о главном,

Он не пройдет, нет, лучистый, зовущий и славный.

Мой чудный мир!

Остальные песни тоже проходят неплохо. Учитывая консистенцию зала к концу выступления, даже если бы были какие-то огрехи, никто бы не заметил. Или бы все было попросту всё равно. Заканчивать страшно. Сейчас непременно подойдет Роза или Гриша, и в этот раз Валя не знает, что из этих зол хуже.

Прощаясь с залом, она надеется как можно скорее сбежать в свою гримерку. Отдохнет, вечер-то еще не закончился, и после ее выступления вряд ли кто уйдет. А потом выйдет еще на полчасика, авось кто коктейлем угостит?

Только вот перед гримеркой обеспокоенная Грушенька, которая нервно объедает свои и без того тонкие губки.

— Валя, Валюша, там какой-то патлатик тебя ждет, я никак удержать не могла, извини, дуру старую.

А рядом Шершняга нервно мнется. Очки на нос надвинул и смотрит в пол. Ждёт и понимает, что дальше будет.

— Б-блин, с-сорян. С-сама понимаешь.

— Понимаю, — выдыхает Валя, стаскивает с плеч меховую накидку и набрасывает на Шершня. — Ничего, Аграфена Ивановна. Вам его было бы не остановить.

И шагает в гримерку. Еще с порога чувствует, как накаляется воздух. Видит хмурого Розу, который пытается подавить свою агрессию чтением модного журнала. Только не получится нихрена, кому, если не Вале знать?

— Роз, давай только без истерик, ок?

О нет. Зря она это, очень зря. Роза поднимается слишком медленно, откладывает свои очки, и Валя знает это его лицо. Лицо ярости и абсолютного разочарования.

— Без истерик, блин? Да, нахрен? Правда? Я, блин, ждал тебя все эти грёбаные пять лет, блин, не получая писем месяцами, нахрен, единственную, блин, мою подругу, моего кореша и брательника форевер энд невер, ю ноу. И ты, блин, сейчас, нахрен, приезжаешь, как ни в чём не бывало заваливаешься в нашу хату, оскорбляешь Шершнягу, моего Шершнягу, нахрен, который хоть и косячил, но рядом был, а потом, блин, опять пропадаешь, еще и врёшь. И где пропадаешь, нахрен? В этом баре поёшь тухлую попсу, на которую у нас с тобой, блин, аллергия была испокон веков, нахрен. Ты, блин, соврем охренела, Белуга? Хотя нет, блин, ты нихрена не Белуга, ты теперь Валька Сапогова, звезда отечественной попсы. Трясогузка ты тухлая, селедка, блин, подберёзовая, чё ты молчишь, нахрен, я с кем разговариваю?

— Роз, — Сапогова обошла друга и села за туалетный столик, опуская глаза. — Мне сейчас нечего тебе сказать. Понимаешь, бывают такие ситуации, когда приходится идти на жертвы.

— Чё ты несёшь, блин? — глаза Розы наполняются слезами. Валя жмурится. Она не может сказать, даже ему. Не сейчас. — Какое, нахрен, нечего сказать? Мы же, блин, лучшие друзья-кореша.

— Так и есть.

— Нихрена не так! Верни мне мою Белугу из Америки, слышь? Тебе чё, бабки голову вскружили? А как же наши богемные цели, а?

— Роза. Я не могу тебе пока ничего рассказать. Ты поймёшь после.

— А после мне уже ничё нихрена от тебя не надо будет. Знаешь чё, катись ты к чертям со своей попсой, понятно? Я, блин, никогда подумать не мог, нахрен, что ты такой окажешься. Всё, блин, финита ля комедия, гудбай и аривидерчи.

Роза хлопает дверью, и Валя сжимает в ладонях подлокотник. Больно. Однако, этого стоило ожидать, только вот что делали Фантомасы в этой дыре сегодня? Как назло, блин. С Розкиным характером другой реакции ждать не следовало.

Ей срочно нужно выпить. Не переодеваясь, Валя спускается в зал и встречает у барной стойки Стрельникова вместе с ребятами. Отлично, может с ними отвлечётся от дурных мыслей.

— Вот и ты, синичка. Куда же убежала, мы даже не успели поблагодарить тебя за прекрасный вечер, — Стрельников по-хозяйски приобнял ее одной рукой. — Бармен. Налейте прекрасной даме коктейль за наш счет.

И снова эта излишняя близость, которой можно было бы избежать. Сапогова, конечно, не против, особенно когда это такой мужчина, однако их отношения очень уж быстро перешли на новый уровень.

— Аккуратно поверни свою прелестную головку направо, — горячее дыхание щекочет ухо, и Валя пока не торопится выполнять сказанное. — Молодец, соображаешь. Там братец мой, Захар. За дальним столиком.

— Окей, тогда почему мы в обнимку? Ему разве нужно знать, что мы знакомы?

— Планы поменялись, синичка, — Стрельников усмехается. Похоже, ему нравится. Больной ублюдок. — Пистолет с собой?

— Так точно, шеф, — Валя принимает правила игры. Она поворачивает голову к Грише, смотрит долго-долго, улыбается кокетливо. Хотелось бы в глаза, но пока такой возможности нет. А тут Артем заботливо коктейль подает, и Сапогова салютует им Стрельникову. — За вас.

Это своего рода знак, что всё хорошо. Гриша поправляет ее волосы и отстраняется.

— Будь осторожней, — а потом уже громче. — До связи, детка.

Железные рукава уходят, и она поднимает глаза выше, на зал, за тот самый столик. Но там уже никого нет.