8. (1/2)
Ингрид снилось море. Большое, темно-синее, ласковое, совсем как в идиллических кадрах идиллических же продуктов кинематографа. Оно с шипением набегало на ее ступни и белоснежный мягкий песок, так контрастно смотрящийся с черными скалистыми валунами.
Разумовский, как всегда босой; в расхристанной белой рубашке, сидел на одном из камней и как одержимый водил карандашом по своему черному ежедневнику.
Над ними с оглушительным криком пролетела чайка, и Ингрид внезапно поняла, что никогда ещё не чувствовала такой теплоты и эйфории как сейчас. И ещё спокойствия. Как будто не стоит ждать от жизни новых сюрпризов, чаще всего — потенциально смертельных. Как будто она была… в безопасности?
Ощущение, пропавшее из ее жизни после того, как она начала работать, ведь всем известно, что у хороших полицейских полно врагов. У девушек-полицейских — тем более. Да и сама принадлежность к женскому полу делала окружающий мир на чёртову тучу процентов несправедливее и опасней…
Разумовский поднял голову от ежедневника и улыбнулся. Ингрид почувствовала, как у нее перехватывает дыхание, и сразу же приняла боевую готовность, когда откуда-то из-за скал донёсся сигнал тревоги. Громкий, назойливый, протяжный.
Опасность. Опасность. ОПАСНОСТЬ.
Она вздрогнула, проснулась, и с тихим стоном уронила голову обратно на подушку, обнаружив, что напугавшей ее сиреной был будильник.
А потом вдруг поняла, что находится в кровати не одна. Об этом отчётливо сигнализировали оплетшие ее объятием руки, жар от прильнувшего к ней чужого тела и тихое, размеренное дыхание.
Ингрид заворчала и попыталась вывернуться, но в ответ получила такое же недовольное ворчание. Разумовский не просыпаясь притянул ее обратно к себе и стиснул руки крепче.
Мозг постепенно начинал работать, а вместе с ним восстанавливалась и картина произошедшего.
Ингрид не вспомнила, во сколько они пошли спать (она — в его спальню, хотя и пыталась сопротивляться, ибо чувствовала себя неловко; он — в комнату к Волкову, который, судя по всему, свалил на время ее пребывания здесь), но вспомнила, что через пару часов проснулась от ставшими уже привычными ночных кошмаров. Проснулась, проматерилась и хотела было заснуть обратно, но не смогла.
В комнате было тихо и спокойно, но она все равно чувствовала странную, непонятную, разъедающую мозг тревогу.
Что-то. Было. Не так.
Ингрид зевнула и с тяжёлым вздохом выбралась из кровати, чувствуя как пол холодит босые ноги. Ещё раз осмотрела комнату и, убедившись, что все нормально, вышла в коридор.
Тишина.
Ингрид открыла дверь в комнату Волкова.
Никого. Даже кровать застелена — словно Разумовский уже поднялся, либо, что вероятнее, не ложился вообще.
Кухня, куда она заглянула на всякий случай, тоже оказалась пустой, поэтому, не особо сдерживая зевки и раздражение на неотпускающую тревогу, Ингрид направилась к кабинету. Конечно, всегда оставался вариант, что он в туалете или ванной, но…
Сергей действительно оказался в офисе. Он сидел возле Рождения Венеры сжавшись в комок и, судя по подрагивающим плечам, переживал не самые лучшие моменты своей жизни.
Ингрид почувствовала капитальнейшее смущение, потому что эти рыдания явно не предназначались для ее глаз и уже хотела уйти, пока он ее не заметил…
И не смогла. Её как будто парализовало.
— Серёг… — собственный голос показался каким-то чужим. — Ты чё?
Разумовский вздрогнул, как будто его ударили и поднял голову. Ингрид невольно подумала о том, что его глаза кажутся…выцветшими. Как будто слезы вымыли всю голубизну из зрачков и радужки. А заодно и теплоту, приведя на ее место смесь из затравленности, боли и всепоглощающей безысходности.
Она видела подобные глаза у женщин, которые в порыве самозащиты или защиты ребенка убивали годами истязающих их мужей.
пиздецпиздецпиздец
— Все хорошо, — он наконец-то отмер и сердито утер глаза рукавом халата. — Иди спать. Пожалуйста.
— Вот только брехать не нужно, — Ингрид подошла к дивану и упала на него. — Когда у людей все хорошо они спят, а не ревут ночью посреди кабинета словно дети.
— Вот только не надо, — его голос подозрительно дрогнул, — говорить мне, что я тряпка. Я и сам это прекрасно знаю.
— Чего? — Гром почувствовала, как у нее отвисла челюсть. — Ты ебу дал?
— Уходи. Не нужно меня жалеть.
— Ладно, — она поднялась на ноги и хотела было пойти обратно, но ей не дали, успев подскочить и схватить ее за запястье. — Да какого хера…
— Не уходи, — агрессия исчезла из его голоса уступив место панике. — Пожалуйста. Если ты уйдешь, он вернется, а я не хочу, я не могу, я не справлюсь…
Сука.
Ингрид поспешно опустилась на пол вслед за рухнувшим на колени миллиардером и теперь рассеянно перебирала пальцами рыжие волосы, пока он сотрясался от рыданий уткнувшись в ее плечо. У нее никак не получалось отделаться от мерзкого, но навязчивого ощущения дежавю.
— Все будет хорошо.
Разумовский тяжело вздохнул и помотал головой, но затих. Его колотило.
— Все будет хорошо, — повторила Ингрид, пытаясь убедить в этом прежде всего себя. — Пошли спать.
— Я не хочу.
— Я хочу. А ты просто полежишь рядом пока я не засну, чтобы мне не дергаться лишний раз.
Сергей залился краской и попытался было поспорить, но она была не настроена препираться, а потому ему пришлось смириться и не отсвечивать. Правда, она ожидала, что после того, как ее (моментально) вырубило, он выберется из-под одеяла и свалит, но…
В принципе, не так уж и плохо. Подумаешь, лежат рядом. В обнимку. Не в первый раз. А даже если и переспали бы — подумаешь, мелочи. Они оба — взрослые люди, в конце то концов. Правда общение бы испортилось, а то и совсем прервалось. Жалко было бы, но такова жизнь. А так…
Ингрид тяжело вздохнула и попыталась вывернуться еще раз, но не очень старательно: да, часы показывали половину пятого, и она хотела приехать в участок как можно раньше, потому что работа… Но у Разумовского совсем недавно была истерика. Очевидно, после очередной ссоры с чертбыпобралэтогоублюдка Олегом Волковым. Ему нужно восстановиться. А если она все-таки сумеет высвободиться и встать, то неминуемо его разбудит. К тому же, ей было тепло, мягко и хотелось спать, а Управление, начинало свою работу с девяти. Официально, разумеется, не учитывая частные случаи вроде нее и ей подобных, а также немногочисленных сотрудников ночной смены. И она все еще болела…
Ингрид со вздохом развернулась лицом к рыжему недоразумению и уткнулась лбом в основание шеи — да, он был ее другом, но ей было спокойнее от мысли, что за спиной нет ничего, кроме пустой комнаты. Разве что в эту комнату зайдет Волков, и тогда…
— Твою мать… — она перевернулась обратно. Да, так будет надежнее. И удобнее атаковать, если он попробует застать врасплох.
— Сколько времени? — Гром невольно улыбнулась, хотя с трудом разобрала сказанное: в полусне речь технического гения была невнятной, словно у в хлам надравшегося алкаша.
— Половина пятого, — она наконец-то легла так, как ее устраивало, и прикрыла глаза. Подумаешь, приедет на работу несколько позже, чем планировала. У нее уважительная причина в виде друга, которому нужно оклематься от локального пиздеца. — Спи.
***
В следующий раз она просыпается в полвосьмого, от того что Сергей подскакивает на кровати с пронзительным, полным паники криком и пытается загородить ее собой, умоляя Олега убить его, но оставить ее в покое.
Ингрид не сразу въезжает в происходящее, но в итоге тратит следующие полчаса на то, чтобы привести рыжего в чувство и донести до него, что никакого Волкова тут нет и не было с тех самых пор, как он ушел после ночной ссоры.
— Это просто кошмарный сон, — говорит она, обхватывая ладонями его лицо и заставляя посмотреть себе в глаза. — Просто сон.
Разумовский судорожно вздыхает и подаётся вперёд, прижимаясь к ее лбу своим.
Какое-то время они молчат, слушая дыхание друг друга и воцарившуюся тишину, а потом он отстраняется и поднимается на ноги.
— Спасибо.
Ингрид думает о том, что он выглядит потерянным и больным, но ничего не говорит. Только как можно небрежнее пожимает плечами и идёт переодеваться, приняв к сведению озвученную в спину информацию, что он собирается варить кофе. Кофе это хорошо, особенно если он сварен в навороченной кофемашине. Самое то перед очередным, полным беготни рабочим днем.
Федор Иванович обещал ей вчера (она позвонила ему сразу после того, как вышла из ИАП<span class="footnote" id="fn_28895528_0"></span>) устроить встречу с куратором института, какой-то важной шишкой из министерства. Даже сопровождать вызвался. У них и время было уже назначено — половина одиннадцатого. Как раз успеет сгонять домой и натянуть форму, как положено по уставу, тем более, что теперь у нее появилась отчетливая теория, которую коллеги наверняка высмеяли бы.
И ещё нужно будет связаться с Пчелкиной, которая вчера упорно скидывала звонки. И ещё…
Она входит в кухню как раз в тот момент, когда из телефона в кармане раздаётся привычно-пронзительная трель.
— Алло?
— Привет, майор.
Ингрид хмурится буквально пару секунд, но потом вспоминает, что она сама дала Рылееву свой номер, чтобы он мог связаться с ней перед тем, как заезжать со своим братом.
— Доброе утро, майор. Чем обязана?
— У меня к тебе, Ингрид Константиновна будет просьба. Только не телефонная.
Это было что-то новенькое.
— Я сейчас неподалеку от башни Vmeste.
— Я смогу там быть через пятнадцать минут. Кофе взять?
— И пожрать, если не сложно, — внутри поднимается обжигающая теплом волна благодарности, ведь согласившись пойматься с ним она не успевала спокойно выпить кофе здесь, не говоря уже о том, что ей было слишком неловко есть в присутствии Разумовского — Подъезжай сразу к дверям.
Декабрист высказал свое согласие и отключился.
— Коллега? — Разумовский стоит спиной к ней, но Ингрид уверена, что она слышит в голосе друга мрачные, самую чуточку агрессивные нотки.
И тут же начинает злиться, потому что именно с вопросов такого рода и начинается персональный ад множества и множества женщин. У нее подобных историй за годы службы — поезд и чертова вереница автомобилей, а у Сергея ещё с самого начала их общения — откровенно сталкерские замашки.
Это не нормально. Это не здорово. Если он пытается предъявить претензии ей, то каково будет (уже приходится?) его девушке? А что дальше? Контроль общения? Газлайтинг и обесценивание? Рукоприкладство?
— Тебя это не касается. Как и все остальные мои звонки, письма, досуг, круг общения. Нет, если ты вдруг хочешь чтобы мы посрались — пожалуйста.
— Извини, — он повернулся к ней лицом и Гром удовлетворённо отметила отразившуюся в глазах и голосе смесь из нервозности, смущения и даже какой-то… озадаченности. — Я вовсе не думал…
— Тогда прими себе к сведению на будущее и думай, что и как говоришь, потому что если мы поссоримся из-за подобного, то у тебя не будет шанса исправить свои ошибки. Усёк?
— Да, — сейчас он как никогда напоминал ей провинившегося щенка. — Ингрид, я…
— Знаешь, — она хотела было сказать, что их общение очень много для нее значит, но внезапно осознала, что Золотой дракон открывается вечером этой субботы, а это значит — все их планы накрываются медным тазом. Задать жареных гвоздей Стрелкову отловив Чумного Доктора было важнее посещения Эрмитажа. Пусть даже и в хорошей компании, — у меня не получится встретиться с тобой в субботу. Нужно будет кое-что сделать по работе.
— Но в пятницу у нас всё остаётся в силе?
— В пятницу? — Ингрид понадобилось пару минут, чтобы вспомнить, о чем он говорит. — А, ну да. Видно будет.
Она нетерпеливо скашивает глаза на часы, думая о том, что еще немного — и у нее будет серьезная возможность опоздать, ведь сотрудники корпорации сейчас наверняка расходятся по своим рабочим местам, а значит и поймать лифт — целая проблема.
— Ладно, — Сергей тяжело вздохнул, протянул было руку в ее сторону, но на полпути опустил обратно и потупил голову. — Береги себя.
Кажется, он решил, что она на него обиделась. Ничего страшного, будет лишний повод обдумать свои ошибки, потому что времени прояснять отношения больше не было. Она и так нехило опоздала на службу из-за ночного инцидента, а теперь ещё опаздывала на встречу с коллегой, которую сама же и назначила.
И кстати об этом. Рылеева вполне можно будет использовать как транспортировку по маршруту «заскочить домой переодеть форму — полицейский участок». Как раз будет время обсудить то, что он хотел, чем бы это «что-то» ни было.
Когда она выходит из башни его машина уже стоит недалеко от входа. Ингрид вздыхает, рывком открывает дверь и плюхается на переднее сиденье.
— Привет.
— Здравия желаю, Ингрид Константиновна, — Декабрист шутливо отдал ей честь и расплылся в улыбке. — Прошу!
Ингрид благодарно кивнула и приняла из его рук шаверму и стаканчик с кофе из картонного подстаканника. Вторые кофе с шавермой коллега забрал себе и какое-то время они просто молча сидели поглощая нехитрый завтрак.
— Домой закинешь по дороге? Нужно переодеть форму, — Гром проглотила последний кусок шавермы и залпом допила содержимое картонного стаканчика, закатив глаза. — Встреча с важной шишкой. Дресс-код.
— Фигня вопрос, Инечка, фигня вопрос. Олег Рылеев всегда рад исполнить просьбу прекрасной дамы.
Ингрид весело фыркнула, но сразу же посерьезнела.
— Чего хотел?
Рылеев запустил двигатель и машина с тихим урчанием тронулась с места.
— Есть у меня тут один фрукт, — она невольно отметила, что он выглядит ещё серьезнее чем когда они говорили про задание от Стрелкова. — Взял я его за убийство своего кореша, но что-то там слишком складно все получается, понимаешь? И мотив, и улики, и с алиби всё неважно. Ну не бывает оно так, сама знаешь. Не в таких случаях. Да и на идиота он не тянет. Не та порода.
— Думаешь подстава? — она не очень понимала к чему он клонит, но мозг уже вовсю анализировал услышанное. — Если так, то должен быть кто-то третий…
— Я решил покопать ещё. И нарыл, что убитый проходил фигурантом по делу об изнасиловании. Знаешь как это бывает — девчонка, школьница, опаздывала на подготовительные, решила поймать попутку.
— А вернулась только вечером, или через несколько дней в состоянии шока или аффекта, — Ингрид сталкивалась с подобными историями слишком часто, чтобы не догадаться, что было дальше. — Или вообще сама не вернулась и пришлось вызволять с полицией.
— Вечером. Грязная, заплаканная, в состоянии шока. Этот мудак сделав свое дело бросил посреди дороги за городом и уехал.
Картина начинала складываться.
— Ну, отец разумеется заявление написал, благо девочка сумела запомнить номер автомобиля. А убитый этот, Вахлушев, в отказ. Ничего, говорит, не знаю, высадил ее около ворот института и уехал, а потом до следующего утра с друзьями, бывшими сослуживцами, бухал. Оба из которых кстати проходили потом фигурантами по убийству. Следователь, который вел дело убежден, что всё это фальшивка, но доказать ничего не мо… Ну куда, куда!