Глава ХХХVIII. (1/2)

Такие ночи повторялись через раз или два. Вилмар тихо выбирался из своих покоев и мчался к башне, преодолевая невероятное количество ступеней. К концу такой вылазки он уставал и без лишних слов ложился спать рядом с Лазарием. Он понимал, что его обещание быть колдуну другом не предполагало подобных жестов, но ему отчаянно хотелось быть рядом с ним. Порой он останавливал себя, пытаясь запугать себя тем, что его могут увидеть, но вряд ли ему это мешало. Принц был очень осторожен, к тому же подобные вылазки только подхлестывали его интерес. Ведь он сбегал из теплой постели и мчался по холоду в другую постель, не менее теплую.

Конечно, Вилмар не позволял себе лишнего, хотя в мыслях он мог себе позволить все, что угодно. Однако эти фантазии радовали его лишь мгновения, потому что поставленный запрет после них казался еще невыносимее. Ночи с Лазарием были лишены похоти, и всякая близость, что у них была ранее, не могла встать с этим ни в какое сравнение. Обнимая мага ночью, Вил испытывал на редкость острые и противоречивые ощущения: все, начиная от постели и заканчивая преданностью Паскаля в соседней комнате, подталкивало молодого льва к тому, чего он желал всем телом и душой, но парень лишь испытывал себя, каждый раз оправдываясь тем, что он для Лазария верная опора и друг. Опора эта хоть и была крепкой, но крошилась и готова была разлететься в пыль, если бы Лазарий дал хоть один намек, что желания Вилмара хоть сколько-то взаимны. Лазарий тоже был осторожен: все, что он позволял себе, это прижаться спиной к груди принца, хотя даже его все чаще посещали странные мысли и откровенные желания. За все время своей болезни он так проникся к блондину, что мысленно давал волю своей фантазии. Ему вдруг захотелось быть Вилу не только другом, а кем-то большим. Противоречия внутри разрывали колдуна на части: он сам обрисовал яркие границы дозволенного, и стоило Вилмару в кои-то веке уступить, как ему вдруг захотелось настоящего бунта. Почему Вилмару вздумалось его слушать?! Он никогда не слушал его, а сейчас так честно следовал всем установленным правилам! Хуже всего было то, что Лазарий уже знал, какая блажь могла накрыть их обоих (или хотя бы представлял это чувство), и теперь ему бессовестно хотелось испытать это снова. Однако страх испортить хрупкий мир обрубал все на корню, и колдун позволял себе гореть в одиночку, содрогаясь от страха быть пойманным на этом запретном пламени. Он и представить не мог, что Вил чувствовал эту тягу так же ярко. Казалось, нет ничего хуже, чем возжелать мужчину! Но, нет, хуже было желать мужчину совершенно безответно, делить с ним его постель, иметь возможность крепко прижать его к себе, но больше не иметь права ни на что. Это сводило с ума. Все чаще Вилу хотелось плюнуть на все правила и обещания; хотелось прижать к себе Лазария ближе, коснуться его кожи губами. В конце концов, он так часто представлял себе это! И в его фантазиях Лазарий сначала переставал дышать, затем медленно оборачивался себе за спину и большими невинными глазами смотрел на него. Что им мешало? В его мыслях не было никаких преград, не было ошибок. Им обоим это было нужно. И Лазарий в его мечтах покорно принимал все ласки, неумело дарил свои. Неопытность Ларры в подобном вопросе возбуждала Вила чуть ли не так же сильно, как все остальное. Ведь и сам принц вряд ли знал, как нужно обращаться в постели с мужчиной, они бы учились вместе. Черт возьми, как тут не сойти с ума?! То, чего он желал, было так близко! И так далеко одновременно. Возможно, все его мысли на этот счет были бы абсолютно правдивы, если бы он смог найти в себе еще больше наглости и попробовать, но истерика Лазария так сильно потрясла его, что он в самом деле боялся позволить себе лишнего. И эти совместные ночи, наверное, тоже были ни к чему, они лишь изматывали их обоих, но никто не смел их прекратить: Вилмара тянуло неведомой силой в эту чертову башню, а Лазарий каждую ночь ожидал принца за полночь, искренне расстраиваясь, когда блондин все же не появлялся среди ночи.

От подобного диссонанса желаний у Вилмара вновь стало скакать настроение. Его забота резко сменялась холодностью, которую парень сдерживал, прекрасно понимая, что вины Лазария в этом нет.

— Я очень рад, что ты чувствуешь себя лучше, — улыбнулся Вил, мельком глянув на пажа, который стоял у стола и собирал на поднос остатки их обеда, — лекарь говорит, что еще пару дней, и ты будешь совершенно здоров!

— Да, и мы, наконец, сможем заняться делом, — согласился Лазарий. Мысль о том, что принц, наконец, позволит ему свободно перемещаться по замку, его невероятно воодушевляла, — Тадэус говорил, что в порту появляются первые корабли. Он ведь уже отправил письма твоему отцу, а это значит, что скоро и мы получим весточку…

— …с сожалениями о том, что мы благополучно добрались до этих мест, — бесцветно закончил наследник и тяжело вздохнул. Признаться честно, он понятия не имел, какие дела он должен здесь совершить. Единственное, что бросалось в глаза, это срочная необходимость обеспечить северный замок средствами для ремонта. Обход по границам Севера все равно будет отложен до наступления настоящей весны. Сейчас пусть и подходил к концу первый месяц весны, за окнами все равно было белым-бело, и почти каждый день шел снег.

— Вилмар, перестань, — нахмурился колдун, — я понимаю твою обиду, но мы можем… — Лазарий хотел сказать, что у них есть хорошая возможность доказать Королю, что он сделал ошибку. Они могли вернуться в столицу как герои, победители, а не как побитые собаки. По крайней мере, колдун был в этом уверен, и он верил в Вилмара, но тот даже не дал ему этого сказать.

— Лазарий, не будем, — взмахнул рукой принц, — мы оба знаем, что произошло на коронации, все остальное по сравнению с этим чушь собачья!

Паскаль испуганно замер у стола, даже Лазарий притих, поняв в этот момент, что злость и обида Вилмара никуда не делись. Суровая зима Севера лишь на время смогла охладить чувства принца, но чем слабее был холод, тем сильнее в душе наследника надрывала старая рана. Какое бы празднество ни устроил Вил вокруг себя, факт его ссылки на Север оставался неизменным. Никто не знал, сколько времени они здесь пробудут, но каждый надеялся, что с первым письмом Короля придет приказ плыть обратно, в этот раз в хорошую погоду и на всех попутных ветрах. Но когда они дождались королевской корреспонденции, в ней не было ни слова о возвращении домой.

***

Ранним утром нового дня, когда Лазарию, наконец, было разрешено покинуть башню, колдун выскользнул из своей спальни и быстро направился по лестнице вниз. Было еще очень рано: замок спал, лишь в Храме, да на кухне хоть как-то текла жизнь. Лазарий направлялся как раз на кухню, где повара готовили господам завтрак. Перед Великим Постом, о котором все внезапно вспомнили благодаря Тадэусу, все разом изъявили желание кушать сытно и вкусно, пока еще можно.

Лазарий с улыбкой проскользнул на кухню и, неловко поприветствовав слуг, которые несколько растерялись от его присутствия, принялся за самый нелепый подарок в своей жизни. Он не знал, как отблагодарить принца за заботу; не знал, как помочь ему вновь воспрять духом, но ему невозможно хотелось сделать для Вилмара что-то приятное. И он по своей глупости решил, что приготовить ему завтрак было бы очень кстати. Как раз вспомнился их ночной разговор о том, что принц давно не ел обычной пищи по типу той, что он пробовал в самых обычных тавернах и пабах недалеко от столицы. Конечно, Лазарий не был поваром, но он вспомнил, как помогал в детстве на кухне. А там, где он жил, никогда не пиршествовали с изысками.

— Ваша Светлость, что Вы делаете? — засуетилась рядом кухарка, с опаской поглядывая на нож в руке колдуна.

— Я хочу кое-что приготовить, — ответил Лазарий, — мне нужна крупа, тыква, мука и яйца…

— Мы все сделаем сами! — опешила женщина.

— Но… — начал юноша, но потом понял, что ему вряд ли дадут спокойно что-то сделать самостоятельно, — этого Вы, барышня, сделать не сможете! Я же придворный маг, так дайте мне возможность практиковать свои умения!

— На тыкве и яйцах? — недоверчиво спросила та.

— Да хоть на молоке! Не лезьте, прошу, под руку! Лучше приготовьте мне продукты!

Последующий час почти вся кухня наблюдала за тем, как колдун варит какое-то странное зелье, очень напоминающее обычную тыквенную кашу, которую кухарка приготовила бы вне всякого сомнения лучше. Но все были глубоко уверены, что парень, выживший после мертвого озера, добавлял в обычные блюда какие-то свои ингредиенты, спрятанные в широких рукавах мантии, и заговаривал содержимое котелков и сковородок разными заклинаниями.

Рецепт оладий ему все же подсказали. Лазарий помнил, что любил их в детстве, но совершенно не знал, как они готовятся. Когда женщина рассказала и даже помогла замесить тесто, Лазарию осталось лишь их пожарить. Однако маг вместо этого сильно обжег руку, и кухарка сама закончила его мучения, на секунду почувствовав себя колдуньей. Попробовав все лично, колдун даже мысленно похвалил себя. Во всяком случае, отравиться этим вряд ли удастся!

— Могу я спросить, для кого Вы это делали? — все же поинтересовалась женщина, наблюдая, как Лазарий выкладывает все на серебристом подносе.

— Неважно, — сконфузился маг. Он прекрасно понимал, что его идея — безумие. Он совершенно не умел готовить и, наверное, зря взялся пробовать. Но почему-то ему казалось, что Вилмар это оценит. К тому же всегда можно послать за нормальной едой чуть позже.

— Господин Советник? — раздался удивленный голос Паскаля рядом. — Что Вы тут делаете?

— О, Паскаль! Ты как раз вовремя. Не мог бы ты помочь мне?

— Прошу простить, мне нужно принести завтрак Его Величеству, — поклонился молодой паж. Кухарка рядом засуетилась и отошла в сторону, чтобы приготовить все для принца.

— Это как раз для него, — шепнул Лазарий и улыбнулся.

— Но, Ваша Светлость, принц Вилмар ест совсем другое… — сконфуженно начал Паскаль, рассматривая всего две тарелки: в одной каша, в другой оладьи.

— Я все знаю, но для начала помоги мне, — попросил Лазарий.

— Вы уверены, что стоит нести ему это? Кто вообще это сделал? — нахмурился молодой парень, но потом все же сдался, — давайте добавим сыра и молока хотя бы? Вы же знаете его аппетиты и предпочтения…

— Разумеется, — кивнул колдун, — и положи какое-нибудь пирожное или сладкий пирог. Вилмар любит сладкое, — попросил Лазарий, решив хоть так компенсировать эту пищу «богов».

Паскаль не стал перечить и добавил на серебристый поднос еще некоторые блюда, включая десертные, а затем направился с ним в руках к выходу. К этому времени кухарка собрала на другой поднос завтрак для принца и окликнула молодых людей:

— Прошу, подождите! А как же завтрак для Его Величества? — растерялась она. Приготовленный ею поднос ломился утренними кушаньями, которые угодили бы даже Вилу.

— Ммм, не убирайте его далеко, я за ним вернусь позже, — прибито ответил Паскаль, вновь оглядев кашу и оладьи, а затем виновато посмотрел на Лазария.

— Все верно, я тоже считаю, что Паскаль скоро за ним спустится, — хохотнул колдун, прекрасно осознавая, что его задумка провалилась еще тогда, когда он вообще придумал этот бред.

Вилмар в это время был уже собран, благо, погода за окном позволяла ему ходить в обогретых комнатах без всяких накидок.

— Где его черти носят? — недовольно выдохнул парень, поглядывая в окно. Хоть бы одна почка набухла что ли? Но за окном продолжала царствовать зима. «Да, отец, засунул меня сюда и рад. Вместо того чтобы наставлять меня, ты отослал меня подальше. Что мне здесь делать? Сосульки считать что ли? Или по твоему подобию наделать по бастарду каждой графине, что согласилась отправиться со мной?» — про себя думал наследник, закипая от злости. Мысли прервались осторожным стуком, и в комнату вошел сначала Лазарий, а за ним Паскаль с завтраком.

— Лазарий? — удивился принц и отошел от окна.

— Доброе утро, Ваше Величество. Могу ли я присоединиться к Вам за завтраком? — поинтересовался колдун. Паскаль заискивающе огляделся, а потом все же поставил поднос на стол.

— Эмм, — растерялся Вилмар, — конечно… Паскаль, принеси, пожалуйста, завтрак для Лазария.

— В этом нет необходимости, дальше я сам, спасибо, — спохватился колдун.

— Как прикажете, — поклонился паж, а потом все же тихо спросил у колдуна, — мне принести тот поднос?

— Неси, — решительно кивнул Ларра, окончательно убедившись, что Вилмар вряд ли будет есть то, что приготовил маг. «Что же, на крайний случай, отдам это все Паскалю», — с долей юмора подумал кудесник.

— Лазарий, а ты чего поднялся в такую рань? То, что тебе разрешено покидать башню, не говорит о том, что ты должен носиться по замку с самого утра, — все же высказал свое недовольство Вилмар, переживая за здоровье колдуна. Во всяком случае, он все еще опасался последствий от отравленной воды озера. Однако аромат еды его отвлек и он пригласил колдуна за стол; правда, когда он оглядел поднос, ему показалось, что в нем многого не хватает, — а где хлеб? Они там все оборзели что ли? Скоро пост, Тадэус заставит меня соблюдать его, хоть сейчас-то можно поесть нормально?! — недовольно протянул Вилмар, но колдун пресек его желание немедленно позвать Паскаля. К тому же паж наверняка сразу побежал на кухню за настоящим завтраком принца.

— Моя вина, это я забыл про хлеб, — поспешил объясниться колдун, — кашу-то ты кушать будешь? Или оладьи?

Посмотрев в чашу со странной кашей, Вилмар нахмурился еще больше. Он понятия не имел, что завтрак ему готовил парень, сидящий рядом с ним. Потому считал, что повар мог бы и «побаловать» его каким-нибудь изыском. «Рыбный паштет, масло… Черт, я хочу домой», — с тоской подумал он, вспоминая сочные блюда главного замка.

— Повару надо руки оторвать, — только и сказал он, взяв чашу в руки.

— Что ж, — вздохнул суеслов, — можете приступать, — повел плечами маг, протянув к блондину ладони, одна из которых была перевязана бинтом. Нахмурившись, принц уставился на ладони чернокнижника. Этого бинта вчера не было. «Что ты…» — мысль оборвалась на середине, когда до Вила, наконец, дошло, что завтрак готовил ему Лазарий. Подняв взгляд с его ладоней на лицо, блондин растерянно приоткрыл рот, но сказать так ничего и не смог. Он только взял серебряную ложку, не понимая, зачем Лазарий вообще решился приготовить для него. Приготовить завтрак мог и повар. Быстро пихнув в рот кашу, не сразу распознав ее вкус, Вилмар растянул губы в улыбке.

— Очень вкусно, — промычал он, проглотив тыквенную кашу, — тебе не стоило себя утруждать…

— А тебе не стоит есть это, если не нравится. Паскаль совсем скоро принесет твой завтрак, — улыбнулся Лазарий, — просто ты говорил, что давно не ел обычной еды… и я зачем-то решился ее приготовить.

— Это я должен ухаживать за тобой… По крайней мере, когда ты так плох. А теперь у тебя еще и ладонь перевязана, — тихо произнес он. «Я думал, он только зелья свои варить умеет… Господи, он же от благодарности не подумал отравить меня?» — вдруг с ужасом подумал Вилмар. Может, своей искренней заботой он вывел мага из себя, или тот просто воспринял все, как подачку? Или, может, он действительно подумал, что это все лицемерие, преследующее определенную цель? Взяв парня за руку, Вилмар осторожно провел кончиками пальцев по бинту. — Я повару руки оторву за то, что он тебя заставил готовить…

— Не стоит. Я ведь сам попросился, да и обжегся по своей невнимательности, — равнодушно пояснил Лазарий, отхлебнув из кружки парного молока.

— Оу, — выдохнул Вилмар, вновь принявшись за поедание тыквенной каши, — но в следующий раз предоставь мой завтрак поварам. То есть все вкусно, правда, — тут же поправил себя принц, хотя съел лишь ложку каши, — просто ты — Советник, у тебя другие обязанности.

— Нам, наконец, стоит заняться делами. Надо связаться с Бронзовым Домом. Узнать, кто сейчас в лучшем положении.

— В лучшем положении все, кроме меня, — недовольно изрек блондин, отпив теплого молока, — но ты прав. Пора что-то делать. Иначе я подохну здесь либо от холода, либо, как вариант, от скуки.

Попробовав все кулинарные творения, Вилмар натянуто улыбнулся. Если рассматривать все несколько с другой стороны, то поступок Лазария пришелся ему по вкусу во всех смыслах, кроме основного.

— Знаешь, что я вспомнил?..

— М?

— Ты когда-то говорил, что не дал бы мне умереть от голода, ведь я — твой будущий Король. Я и не думал… что ты так быстро докажешь все действиями, — улыбнулся принц, вспомнив разговор в башне главного замка, когда маленький Вилмар впервые понял, что вокруг него мир крутится только благодаря отцу-Королю, — был бы ты женщиной, я бы на тебе женился. Это был бы самый выгодный союз красоты, силы и мощного интеллекта.

Услышав последнее, маг интуитивно прикусил нижнюю губу, подавив в себе желание рассмеяться (или горько заплакать?). А затем перевел лукавый взор прозрачных зеркал на кареглазого юношу, все же не сдержав смешка и добавив:

— А еще я, помнится, обещал тебя отравить или воткнуть кинжал в сердце.

— Романтика, — рассмеялся Вил и подавился подгоревшей оладьей, кажется, именно эту Лазарий жарил сам. Прикрыв рот кулаком, блондин пытался откашляться и проглотить застрявший в горле кусочек теста. Маг быстро подал принцу чашу и, похлопав по спине, весело скомандовал:

— Выпрямитесь, Господин, а то и моих стараний с ядом и кинжалом не понадобится, — а затем более серьезно добавил, — Вил, сильно воздух не втягивай и быстрей запей молоком.

Все еще кашляя до слез в глазах, Вилмар взял чашу и стал через силу запивать, пока не отпустило.

— Прекрасный завтрак, Советник, спасибо, — выдохнул он с доброй иронией, а после серьезно добавил, — хотя, если честно, это редкостная гадость, но мне льстит твое внимание.

На удивление Вилмара маг ничуть не оскорбился высказыванию, он лишь громко засмеялся, а потом добавил:

— Не сомневаюсь. Не переживай, Паскаль скоро принесет твой нормальный завтрак. Но я рад, что ты оценил мое внимание.

— Чудно, поскорее бы, я страшно хочу есть, — поддержал Вил и поковырялся в переваренной каше ложкой. Это было дико смешно, и когда Паскаль снова явился с подносом еды на две персоны, принц и его советник хохотали так громко, что их было слышно еще в коридоре. — Паскаль! Никогда больше не подпускай Лазария к готовке, иначе все, что он приготовит, ты будешь есть сам! — смеялся Вилмар. Лазарий от этого захохотал еще громче.

— Я как раз это и хотел предложить!

***

После завтрака Лазарий все же оставил Вилмара и последовал в главную залу. Видеть людей после такого перерыва было для него все же радостным событием. Все сразу начали интересоваться его самочувствием, другие неловко спрашивали вкус мертвой воды. Признаться, колдун не помнил ее вкуса, да и все, что происходило на озере, он не хотел вспоминать подробно. Сейчас все было хорошо, и он наслаждался общением и людьми вокруг. Такое настроение у мага было весьма редко, если бывало вообще. Он даже сыграл несколько партий в карты, правда, последнюю игру прервал Паскаль, который, извинившись, что-то шепнул на ухо Агате. Девушка удивленно вскинула брови, а затем вынуждена была покинуть общество. Агата быстро поднялась с кресла и поклонилась советнику и остальным присутствующим в зале. То, что девушку позвал к себе принц Вилмар было ясно и без лишних объяснений. Маг коротко кивнул темноволосой девушке и даже смог натянуть на бледный лик легкую улыбку, пересилив этим желание поморщиться.

Сейчас Лазарий вновь вспомнил, из-за чего он так недолюбливал придворных дам. С одной стороны, Ларра до сих пор испытывал ревность. Но ее он старательно пытался заглушать здравым рассудком: если маг не желал общества дам, то это не значило, что его друг не должен уделять внимание красавицам. Да, он был собственником, но у него не было прав на Вилмара! И это, словно мантру, каждый раз повторял себе колдун, когда испытывал ужасные уколы ревности и злости.

С другой стороны, Ларру безумно возмущал тот факт, что девушек было несколько. Возможно, если бы принц имел одну фаворитку, маг бы даже смог к ней привыкнуть. Все же никто не мог запретить человеку… любить? Но здесь девушек было даже не две. На Север с Вилмаром отправилось аж четверо наложниц. Четверо. А в замке они вообще сменяли одна другую. И это наталкивало змееуста только на одну мысль — Вилмаром правит лишь похоть. Принц развлекался с девушками. И они это прекрасно понимали, правда, их это нисколечко не смущало (видимо подобное смущало лишь мага). Лазарий, наверное, слишком идеализировал Вила в своих глазах. Он его уважал и любил (конечно, может, совсем не так, как должен был изначально), и такие «выходки» принца были сродни пощечине для колдуна. Всегда неприятно разочаровываться в том, кого заведомо поместил на пьедестал…

— Кровь и молоко, — вздохнула Риверия, где-то даже завидуя юности девушки. Сама она была уже не так молода и прекрасна. Агату рано выдали замуж, и она толком не успела ничего понять, как ее милое личико привлекло внимание принца. Мужа ее почти сразу повысили и отослали подальше от столицы, а молодая фаворитка Вилмара осталась при дворе, расхаживая в новых платьях и сверкая дорогими украшениями. Оно и понятно, почему никто не был против ухаживаний принца: Вилмар ухаживал за дамой сердца с шиком. Правда, то ли сердец у него было слишком много, то ли он был вовсе бессердечен. Лазарий, думая об этом, растерял все положительные эмоции от совместного завтрака. Все же ревность в нем глушила все другие чувства. И обиднее всего было то, что Вилмар никого из них не любил, да и девушки любили его лишь за голубую кровь и дорогие подарки.

Каждая из графинь была вынуждена отправиться на Север. Риверия согласилась на все ради семьи, чтобы не дать своему дому разориться, Валери, что скончалась еще в пути, тоже пошла на все ради мужа и его карьеры. Остальные отправились за неимением выбора, а в голове юной Агаты вообще была никому ненужная влюбленность. Быть фавориткой при дворе весьма неплохо, однако у Риверии хватало мозгов, чтобы понимать, что в этом нет никакой сказки. Стоило лишь сказать спасибо Господу за то, что принц с каждой был весьма обходителен и даже галантен. И, чего уж греха таить, Вилмар был невозможно хорош собой.

— Красивое платье, — улыбнулся блондин, обняв девушку со спины. Ее темные волосы были красиво завиты в локоны и собраны в аккуратную прическу. Теплая накидка в тон платью одиноко свисала со спинки кресла, а сама Агата тяжело дышала, почти задыхаясь в тугом корсете.

— Ваш подарок, — все же ответила Агата и довольно взвизгнула, когда Вил, развязав узел корсета, дернул шнур на себя. Позволив платью и нижним юбкам остаться на ковре, Агата развернулась к принцу и ловко обняла его за шею, тут же подпрыгнув и скрестив ноги у него за спиной. Вилмар широко улыбнулся, подхватив девушку за тонкую талию, и понес ее к своей постели. Он не успел аккуратно положить ее на спину, как Агата прильнула к его губам, проворно работая своим язычком.

Опустив ее на постель, парень встал у подножия, пока Агата, невинно улыбаясь, пролезала тонкой ручкой в его штаты.

— Умелица, откуда же ты все это знаешь? — тяжело выдохнул принц, прикрыв глаза.

— Так Вы и научили, — легко ответила темноволосая, а потом громко ахнула, когда Вил прижал ее лопатками к постели, нависнув сверху.

— Твой муж будет злиться, если узнает, что всему научил тебя я, а не он? — поинтересовался Вил и улыбнулся, когда девушка с усилием все же оседлала наследника.

— Думаю, Вы хорошо ему заплатили, он не посмеет, — ответила Агата и с наслаждением прикрыла глаза. Ее муж был старше Вилмара, да и был скорее уродлив, нежели красив. Однако он был богат, потому и взял в жены Агату, хотя у нее было совсем маленькое приданное. Быть фавориткой принца девушке нравилось куда больше, чем быть верной женой для своего мужа, и она ничуть не жалела о своей роли.

Вилмар слабо улыбнулся и крепко сжал ладони чуть ниже талии девушки, рассматривая ее точеную фигурку. Ему невозможно хотелось представить на ее месте Лазария, который отдался бы ему не ради титулов для кого-то, не ради денег и дорогих подарков. Он бы отдался просто потому, что желал этого сам. Но правда была такова, что колдун вряд ли желал подобного, а Вилмар наслаждался совсем не тем, что было ему действительно нужно.

Лазарий тоже нашел себе сомнительный источник наслаждения. Привыкший быть один, парень быстро проникся заботой принца и его постоянным присутствием рядом. Теперь, когда колдун оправился от своей лихорадки, его разум мучили воспоминания о тепле и заботе, которые Вилмар теперь дарил своим графиням. Конечно, с выздоровлением мага все изменилось: Вилу теперь не нужно было ухаживать за ним и проявлять чрезмерную опеку, да и он не обязан был делать этого в принципе. Но Лазарий, казалось, уже просто не мог без этого. Ему хотелось снова и снова чувствовать ту близость, что связывала их с блондином. Он желал ощущать принца рядом, но все, что ему приходилось — это фантазировать, представлять иной исход всех событий, которые до абсурдного противоречили всему сделанному.

Порой эти фантазии заходили слишком далеко, порой они возвращали мага к тому, что уже было. К игре в саду или к уроку танцев; возвращали в те черные дни после коронации, когда Вилмар был сам не свой, когда он был так беспринципен и проявлял по отношении к нему грубую силу… В голове так и крутились обрывки воспоминаний о его сильных руках, о скользком шелке постели… Еще тогда все могло случиться, но Лазарий смог сбежать. Он избегал этого откровения каждый раз, не зная, что его пугало в нем больше. Теперь, когда бежать было не от чего, он зачем-то стал бежать за ним, ловя его в своих снах и воспаленных мыслях. Возможно, ему все это было не нужно, но собственное тело, уже вкусившее блажь близости, просило повторения. Это настигало мага в самые непредсказуемые моменты, словно все боги решили посмеяться над ним. Часто все удавалось «загасить», но в иной раз яр внутри был таким сильным, что колдун готов был лезть на стены.

«Ты уже делал это с собой?» — крутился в голове вопрос принца, и Лазарий стыдливо сжимал свою плоть ладонью. Ему раньше не приходилось делать этого самому, ему это было не интересно, но сейчас игнорировать желания тела и воспаленного сознания было уже невозможно. Лазарий вязко выдохнул, злясь про себя, что мысли о Вилмаре заставляют его изнемогать от таких грязных желаний. Почему, черт возьми, он не мог представить себе женщину? Молодую девушку? Все тщетные попытки припомнить лицо какой-нибудь дворцовой красавицы заканчивались ярким образом молодого льва. Лазария это почти выводило из себя! Ну, почему?! Почему теперь?! Они с Вилом только нашли взаимопонимание, лишенное похоти. Маг вновь тяжело выдохнул, перевернувшись на своей постели и уткнувшись лицом в подушку. Он почти ненавидел Вила, вновь и вновь возвращаясь к воспоминаниям, где они были близки. Ласка его рук, его губ, воспоминания получались такими яркими, что Лазарий почти ощущал все снова, от чего рефлекторно вжимался пахом в матрац сильнее и крепче сжимал свой член ладонью. Почти то же, что было, но не хватало реалистичности, и колдун сильнее смыкал веки, от чего краски становились ярче, собственные движения быстрее, поцелуи принца настойчивее. Он и не понял, как все произошло, лишь пытался вспомнить движения языка, представляя под собой довольного наследника. Вот он почти здесь, почти его прикосновения, его нетерпение, сила…

Лазарий тяжело задышал, проведя носом по влажной от слюны наволочке. Невозможно. Он почти страдал от этого наваждения, от мыслей о Вилмаре, от злости на него. Он ведь развлекался со своими шлюхами, совершенно забыв о нем. Хрипло вздохнув, Ларра содрогнулся всем телом, наконец, почувствовав короткую эйфорию. Но следом за ней все внутри восставало против: мерзкое чувство влаги, пота, собственной спермы. И безнадежное осознание того, что он не знал, что теперь с этим делать.

Неужели теперь всегда будет так? Ведь раньше ему чужды были подобные желания, он не понимал всех этих интриг в замке, когда каждый уважающий себя рыцарь или граф (или кто еще) гнался за очередной юбкой с желанием сделать хорошенькую девушку при дворе своей любовницей. Словно им жен было мало! Лазарий и сейчас не понимал этого стремления бездушно проводить время в чужих постелях, потому что его поплывший разум желал только одной постели. Ирония была лишь в том, что раньше у него было туда персональное приглашение, от которого он гордо отказывался, а сейчас вход был закрыт. Он вроде бы хотел вернуть все назад, переиграть что-то, но продолжающиеся отношения Вила с наложницами все портили. Лазарий мог стать одним из многих, а он не хотел делить Вилмара ни с кем. Не хотел, но делил, продолжая стоять в стороне и наблюдать за этим грязным «пиром», где ему не доставалось даже куска от главного блюда.

Тошно. Тошно было от своих желаний и противоречий, от вечных страхов быть обманутым, брошенным или преданным. Вилмар был единственным настолько близким и родным ему человеком, и колдуну всегда хотелось, чтобы он стал для него кем-то таким же незаменимым. Но вокруг принца всегда было слишком много людей. Хоть трави их всех подряд, чтобы не мешали! «Боги, что мне делать теперь?»

***

К концу первого месяца весны замок все больше оживлялся; все хотели празднеств, интересных событий, однако присутствие в этих холодных стенах Королевского Инквизитора все меняло. Ближе к посту начались полноценные службы, которые проводил Тадэус. Пастырь, который это делал до него, скончался еще два года назад, а почти все его послушники избрали жизнь все же иную и расползлись по языческим деревням. Тадэусу было обидно до глубины души, что сами хранители Севера никак не воспитывали у всех придворных любовь и уважение к церкви и Богу в целом. Потому, взвалив на себя главную миссию, Инквизитор проводил все свое время у алтаря. В один день Храм проводил до четырех служб: ранняя утренняя, поздняя утренняя и такие же две вечерние. Все это было сделано для того, чтобы охватить как можно больше людей, живущих в этом замке. Пару послушников, которые с появлением Тадэуса в замке наконец зашевелились, с благоговейным страхом перед Инквизитором полюбили Бога в разы сильнее и теперь активно занимались благоустройством. Из более южного города был вызван художник, который должен был привести Северный Храм Божий в подобающий вид. На первые воскресные мессы пришли все, кто до этого позволял себе пропускать эти обряды.

Тяга к увеселительным мероприятиям у придворных господ никуда не исчезла, а теперь стала еще слаще от церковного запрета — поста. В Северном замке никто не соблюдал пост уже более двух лет или соблюдали его неверно и спустя рукава, но присутствие Тадэуса все же вносило в это расхабальство сильные коррективы. Инквизитора так сильно возмущал факт не верования и лицемерного поклонения, что он всерьез взялся за все церковные дела. К концу лета хилый алтарь, которому выдавались гроши на содержание, должен был вновь поражать своим священным великолепием. Работы в Храме прекращались лишь на ночь и на время мессы, все остальное время большая часть была скрыта огромными полотнами ткани, за которыми во всю шла работа по реставрации. Биргеру пришлось выдать большую сумму на эти траты, однако старик сделал этого без всякого сожаления.

— Обычно мой младший сын занимается всем этим, я уже плохо вижу и скверно пишу, сами понимаете. В холодную пору у нас не бывает таких мероприятий, потому в его присутствии нет нужды, — прокряхтел Хранитель Севера.

— Это не в моей компетенции, но я бы хотел взглянуть на вашу книгу расходов, если Вы позволите, — доброжелательно улыбнулся Инквизитор, — уверен, Ваш Дом сильно экономил за счет Храма.

— Это книга и малая печать находится у сына, пока его нет, я знать не знаю, где он ее хранит! Но, поверьте, он относится к денежным вопросам очень щепетильно!

— Что-то я в этом сомневаюсь, — вздохнул Тадэус себе под нос.

— Ась?

— Говорю, что был бы этому очень рад, если это действительно так! — улыбнулся мужчина. Норд, который сопровождал старика и Инквизитора, недовольно скуксился и стал озираться по сторонам, словно стены этого замка могли услышать разговор двух господ. — Кстати, когда же он порадует нас своим возвращением?

— О, Мортен (младший сын) всегда возвращается, когда снега начинают сходить. Вам понравится наша весна и лето! Они короткие, но очень яркие.

— Думаю, Его Величеству Вилмару будет интересно пообщаться с Вашим вторым сыном. А так же решить некоторые финансовые вопросы…

— О, это большая честь для всей нашей семьи! Я буду счастлив, если мои сыновья заручатся крепкой дружбой с принцем Вилмаром!

«Я ему о кобыле, он мне о гусях», — вздохнул про себя Тадэус и решил сохранить молчание. Молчать со стариком было одно удовольствие, которое не шло в разрез с уважением к возрасту, чину и накопленному жизненному опыту, который местами был сильно съеден старческим маразмом. Оставив господина Биргера, Тадэус вернулся к вечерней мессе. Ближе к посту людей приходило все больше, и все больше было желающих исповедоваться. Вымотанный физически и духовно, храня в себе тайну десятков исповедей за день, мужчина вернулся в свою спальню за полночь.

— Тебе не мешало бы ходить на службы, Инис, — в который раз проговорил Тадэус вместо приветствия.

— Зачем она мне, если у меня есть свой личный Пастырь? При желании я могу исповедаться тебе, да и свои «песнопения» ты можешь почитать мне вслух на ночь, — подойдя к Первосвященнику, оскалился рыжий и заглянул в синие глаза мужчины, приобняв того за шею.

— Азарис, — тихо вздохнул блондин и отвернул голову вбок, — я устал…

— Я вижу, — мягко улыбнулся вор, также наклонив голову вбок, чтобы вновь восстановить зрительный контакт с Тадэусом, — я просто соскучился…