I Биологически обоснованное влечение (2/2)
— Заметил, — солгал он.
— Он как-то частенько у Вас бывает, — опять намекает Сай. — Кроме тренировок.
— К чему это ты клонишь? — строго и громко спросил Данзо, нахмурившись. — Объяснись.
Сая, как омегу, поведение юноши настораживает, но он не мог высказать это советнику. Это бы укололо его гордость альфы. Не только Итачи и Хирузен считали его низшим звеном, по правде, так много кто думал и Сай один из них. Пускай он и низшее звено, но всё ещё альфа, и то что другой альфа видит в нём омегу из-за слабого генома — может Данзо страшно разозлить. Сай ведь заметил изменение в поведении Саске — мальчик открыто нарушает субординацию. Стремится дотронуться до учителя, будь то касание до плеча или руки, задерживает на нём взгляд дольше положенного, излишне часто бахвалится и выпячивает грудь, проводит у наставника все выходные, и разумеется, самое очевидное, мальчик оставляет феромон в его имении. Альфа никогда просто так не распускает феромоны в чужом доме. Сай дивился, как господин Шимура не заметил этого. Неужели он не знает, как альфа проявляет симпатию? Он же сам альфа. Сай, разумеется, оправдывал подобную невнимательность его полом, но он бы не удивился, узнав, что многие альфы воспринимали его как омегу и оказывали соответствующее внимание — как минимум, пару раз, так могло произойти и Данзо должен был научиться понимать флирт. В конце концов, господин Шимура хоть раз в жизни за кем-то ухаживал, он ведь определённо делал так же. Сай искренне не понимает, ну вот как такое можно не заметить? Как-будто он вообще не воспринимал подобные знаки внимания.
— Я просто хочу сказать… — он прикусил губу. — Не важно. Извините меня за дерзость, Данзо-сама.
— Говори, — холодеет Данзо в голосе.
Разумеется, намёки Сая ему не понравились. Юноша в этом не сомневается. Любую альфу такое отношение со стороны другой альфы оскорбит, ведь они не терпят быть объектом ухаживаний. Альфы не терпят чужой феромон на своей территории, но Данзо попросту его не чувствовал. Он вколол лекарство, предупреждая внезапную овуляцию, и его пазухи часто опухали из-за этого. Если бы его нос не опух, он бы отчётливо услышал в своём имении запах ученика. Только он всё равно бы не понял его значение. Ему бы показалось это естественным, ведь юноша потел и ходил потом по его дому, — неудивительно, что феромон остался. Для Сая же всё было очевидно. Проживая в Корне, к нему ни раз приходили в комнату альфы и отпускали феромон, желая омегу впечатлить и заранее обозначить для всех альф поблизости, кто именно сейчас за ним ухаживает и что лучше «на рожон не лезть». Это притом, что отношения в Корне запрещены и подобная дерзость подлежит наказанию, воистину, когда альфа желает омегу — его ничто не остановит. Чем ярче запах, тем сильнее альфа не желает делить омегу с остальными. В доме советника же почти не продохнуть от феромона Саске. У альф рода Учих уникальное чувство собственности. Пожалуй, Саске бы даже приревновал и оскорбился, возьми господин Шимура ещё одного ученика, и он не стесняется это показывать. Пускай Сай не альфа, но даже он понимал, как тяжело другому альфе будет зайти в этот дом.
— Думаю, Фугаку-сама будет не в восторге от ваших отношений, — меняет тему Сай. Данзо только молчит в ответ, ему нечего ответить на столь грубую смену темы.
Фугаку, разумеется, будет против. Фугаку, разумеется, будет вне себя от гнева, если узнает где Саске так часто гостит и с кем так много разговаривает. Однако его «не хочу» ничем не защищено, и Барон это знает, запретить общаться законодательно или прикрываясь традициями, он не может. У него получилось выудить Итачи из Корня пользуясь чином, ведь Данзо и правда поступил неправильно, взяв юношу к себе на службу и утаив это, но в этом случае, он безоружен. Саске чинами не думал, для него воля Барона не более чем угрозы отца, юноша всецело и глубинно не понимал, что значит «слово Барона». Такое часто происходило в новой эпохе, но не во время юности Данзо, он помнил, что воля Патриарха была безусловной, даже если наследника и барона связывали тесные родственные узы. Он более не знал расклада клана Учих, так хорошо, как раньше, но чувствовал, что изменилось многое. Порой его даже удивляло какую наглость выказывал Саске, говоря о своём отце. Пятьдесят лет назад, ему бы такое не позволили, он бы даже не подумал плевать тому в спину. Мальчику правда повезло не застать своего дедушки. Однако, его всё же озаботили слова Сая, ведь он не понимал потаённый подтекст его слов.
У Данзо-самы, однозначно, лучше всего получалось играть на чувстве исключительности альф. Несознательно, но альфы такое всегда подмечают, ведь вопрос стоит о гордости. Например, когда учитель позволяет ученику дотронуться до себя, но никому более не позволяет. Когда ученик единственный альфа, кому дозволено входить в имение. Единственный, кому дозволено видеть его улыбку. У альф, от таких заигрываний, напрочь срывает чердак. Данзо не заигрывал, он попросту был таким: более закрытым, чем остальные омеги; абсолютно неласковым, в отличие от других омег; ему требовалось много времени, чтобы не прятать от людей улыбку и «другом» он кого-либо нарекал неохотно, потому что не находил у себя таких людей. Он держал у себя в сердце семью, — Кагами, Орочимару и Шисуи, — кто были и остаются для него большим, чем друзья, а иных в своем окружении не терпел. Быть может поэтому альфы так хотели оказаться в этом «круге избранных», не ради отношений, а лишь ради удовлетворения эгоистического желания быть исключительным. Никто не ценил уникальность так рьяно и с таким придыханием, как альфы. Поэтому Данзо-сама часто натыкался на эти грабли неудобной чувственности, не понимая, почему же это происходит из раза в раз. Альфы не умеют дружить с омегами, в особенности, с теми омегами, с которыми они чувствуют себя особенными. Саске чувствовал это приятное ощущение от каждой встречи с учителем и поэтому так часто жаждал его видеть. Ему всё приятнее было видеть, как господин с ним хохочет, ведь не замечал у него таких тесных отношений ни с кем-либо. Он часто хвастался этим перед Саем, желая последнего позлить и не сказать, будто Сай не вёлся на столь ребяческую провокацию. Альфы всегда стремятся показать себя лучшими во всём, даже если изъедены комплексами. Несознательно, но юноша вёл игру, желая узнать до каких особенных ситуаций он может выкрутить отношения с учителем. Будто с кем-то соревновался. Он хотел этим хвастаться, ведь его упорство в разумении очень непростого характера советника — должно быть увидено, и ни как иначе. Он сам не понимал, что хотел доказать себе этим. Быть может он сам не замечал своего очевидного кокетства, которое он путал с излишним панибратством и фамильярностью. В один из таких дней, когда Саске всё же решился спросить себя об этом, глядя советнику в след, он обратился к Саю и сощурил ехидную гримасу.
— Как думаешь, он сильно разозлится, если я приударю за его старыми костями? — скалится он.
Сай впервые удивлённо посмотрел на юношу. Саске даже не скрывается, нет, он выпячивает это как явный предмет гордости. Эта абсолютная незрелость и не понимание принципов отношений обескуражило Сая. Он в первые видит такого честного человека. И в первые видит такого глубокого непонимания личности господина Шимуры. Разозлится? Это слабо сказано. С одним он порвал все отношения, а другого казнил. Много таких было в Корне, те, кто излишне многое себе с ним позволял и сейчас об их участи никто не знает.
— Ты чё, ебанулся? — ошарашенно пробормотал он, а после подозрительно посмотрел назад, убеждаясь, что советник их не слышит. — Он тебя старше на сорок лет.
Саске отмахивается:
— Хуй забей. Я просто прикалываюсь, — он усмехается, но увидев в товарище явное беспокойство, шутливо морщится. — Ну ты и ханжа, шуток вообще не понимаешь. Он же альфа. И весь такой миниатюрный, как бы его не помять.
Сай не реагирует на шутки. Он ещё некоторое время смотрит на него, стараясь застыдить прямым взглядом осуждения, но потом сдаётся, ведь не видит никаких перемен в неприкрытом ехидстве юного Учихи. Он опускает взгляд в блокнот и продолжает штриховать волосы на портрете своей возлюбленной.
— Вечно вас Учих на людей не по чину тянет, — бормочет он с явным осуждением. — Что вы всё кружитесь вокруг господина? Будто вашему учиховскому брату там мёдом помазано.
— А что, кто-то к нему тоже шары катил из клана? — Саске потупил взгляд на Сая и тот вздохнул.
— Дядя твой. Но это долгая и неприятная история, — Сай говорит неохотно, но почувствовав неловкость в наступившей тишине, он поднял взгляд на юношу, тот вопросительно наклонил голову. — Он тебе не рассказывал? Господин Шимура крестил и воспитывал Шисуи-сана. Об этом в Корне мало кто знает, мне то Шисуи-сан по пьяни рассказал. Господин Шимура об этом не любит распространяться. Да и я, наверное, зря рассказал, — он немного молчит, понимая, что сказал лишнего и чертыхается. — Вот ведь блядство. Забудь.
Саске ответил широкой злорадной улыбкой:
— О-о, хуй тебе.
Однако внутри остался холоден. Во-первых, он об этом не знал. Во-вторых, ни дядя, ни брат об этом не рассказывали. В-третьих, какого чёрта Саске опять ничего не знает? Почему куски информации просто неразборчиво сыплются ему на голову, и он узнает о своих близких из совершенно разных источников, а не от них самих? Его настолько разозлила эта информация, что он моментально рванул с места и побежал в сторону своего дома. Чуть ли не срывая дверь с петель, он вваливается в гостиную, и увидев макушку брата, громко восклицает:
— Данзо-сама воспитывал дядю?!
Итачи в недоумении поворачивается к младшему брату. Он не ожидал такой сумбурной встречи, поэтому ещё мгновение пытается понять его вопрос. Саске выглядел так, будто его только что злостно оскорбили. Такого оскорбленного лица Итачи уже давно у него не наблюдал. Он поднимается на руках и смотрит на брата некоторое время, прежде чем ответить.
— Да, — убедившись в неудовлетворении Саске столь односложным ответом, Итачи повержено вздыхает. — Всё как он тебе рассказывал. Кагами умер, когда Шисуи было девять лет. У него никого кроме отца не было, поэтому его отдали на попечение крёстному. Вот это он и был. Он его одиннадцать лет воспитывал, пока Шисуи не начал руки распускать.
— Почему вы два, тупых дегенерата, не рассказали мне об этом? — возмущается юноша.
Итачи пожал плечом:
— Ты и не спрашивал, — заметив постыдный мрак на лице брата, Итачи щурится. — А что с того? От этого разве что-то меняется? Саске, мне не нравится твоё лицо. Что произошло?
Юноша отмахивается. Ну, наверное, он бы прикусил язык в разговоре с Шисуи. Не стал бы допрашивать его о господине, быть может, вообще ничего бы ему не сказал. Внезапно злость дяди становится осмысленной и даже достойной уважения в глазах Саске, ему бы тоже не понравилось делить с кем-то «своё». В конце концов, не мог дядя так разозлиться из-за недопонимания с обучением, а Саске часто замечал у того тяжело скрываемую злость, стоит ему упомянуть своего учителя. К тому же тот вопрос про омегу «с вишнёвым феромоном» теперь кажется абсолютно глупым и неуместным. Понятно, по кому скучал советник. По дяде. По тому, кого воспитывал много лет, но его проявления тоски не очевидны. Саске неловко подумал для кого же он на самом деле «спалил контору», для своего учителя или для дяди. Он не заметил в их отношениях никакого родства. Саске тогда почудился взгляд дяди полным ненависти и холода, но он вновь списал это на невнимательность. Всё-таки он плохо читал эмоции людей и мог всё не так понять.
— Ничего не произошло. Просто это такая тупость, типо… — а потом поджимает губы и чертыхается. — Чёрт возьми. Не стоило мне говорить об этом с ним.
Итачи серьёзно посмотрел в глаза брата, выуживая ответ:
— О чём говорить? Не пугай меня. Шисуи что-то тебе сказал? Он что-то тебе сделал?
Саске театрально морщится. Итачи как обычно раздувает из мухи слона. Можно подумать, Шисуи представляет хоть какую-то для них опасность — дядя ведь злиться не умеет. Он слишком добрый. Саске даже его гон считал спокойным, он думал, что Шисуи в этот период раздаёт всем цветы. В гневе он никогда его не видел, правда, он не знал, что Итачи видел и старший брат «добрым» Шисуи в гневе не назовет. Ему до сих пор от той их ссоры не по себе. Сколько же Шисуи в себе скрывает, сколько не показывает остальным и как непредсказуемы его эмоции в такие порывы — он даже думать не хотел о том, чтобы случилось, не успокой он его. Он не просто так выудил у Шисуи клятву, что тот не устроит Саске сцены ревности, всё он прекрасно понимал. Это ведь не Саске слушал его лихорадочные любовные придыхания четыре года.
Юноша проходит комнату и заметив на кофейном столике чашку, наигранно громко охает. Итачи заинтересованно поворачивается вслед за ним.
— Ты что пил из моей кружки?! — злостно восклицает мальчик; он берёт кружку в руки и держит её двумя пальцами, на расстоянии от себя, явно показывая своё отвращение. — Фу-у-у, братские слюни! Буэ! — дойдя до раковины, он бросает туда чашку и обдает её кипятком. — У тебя полно своих кружек, говнила, все в твоей комнате стоят, иди их и помой, а не бери мои! Фу! Теперь придётся её дезинфицировать.
Насмотревшись на театр одного актера, Итачи закатывает глаза и укладывается обратно на диван.
— Актерище. Хватит драматизировать, — хрипит он. — Будь я чем болен ты бы давно уже заболел.
— Душнила, — гаркает младший брат. — Ты заразишь меня своим мудачеством.
— Я уже тебя заразил, — злорадно усмехается Итачи, заводя руки под подушку. — Что? Не нравится? Ты моя копия. Маленький скользкий засра.! — Итачи не успел договорить, как Саске с лету преодолевает спинку дивана и приземляется на его грудь ягодицами, старший брат аж поперхнулся. — Говнюк мелкий. Ты где так чердак отъел? — его голос звучал сдавленно и хрипло, но звучал и Саске это не устраивает, поэтому он разлёгся на нём, как на диване. — Кабанидзе! — воет в ответ Итачи. — Нажрал момон своими булками! — он не согласился быть диваном для своего младшего брата и сбросил его на пол, пока тот злорадно гоготал.
Не отомщенным оставаться он не хотел. Итачи не позволяет брату подняться, тяжело придавливая своим весом юношу со спины. Саске с рыком поднимает брата на себе и боясь упасть, Итачи цепляется руками за его шею, но не рассчитывает вес и тянет брата назад. Саске пытается устоять на ногах, но в итоге пятится, падая вместе с братом в шкаф. На торжественное Итачино «Блять!» — прибежала матушка. Она ожидала худшего, но увидев, как её сыновья смеются, лёжа в старых шубах, облегчённо вздыхает. Она бы вечность на это смотрела, её сыновья так давно друг с другом не играли.
Наигравшись, братья уселись на диван. Итачи рассказал брату о прошедшей миссии, Саске поделился своими успехами в тренировке. Старший брат заметил смятение на лице юноши, и запомнив слова брата о решении их конфликтов разговорами, и что им надо почаще открываться друг другу, он решил потихоньку это пробовать. Быть может из-за таблеток или потому что сегодня он в первые, за долгое время, поспал больше пяти часов, но у него были силы и настроение на диалог.
— Что с лицом? — Итачи спросил тихо, чтобы не услышала матушка, намывающая тарелки.
Саске молчал недолго. Его взгляд поплыл мутными размышлениями, и смотря куда-то вдаль, он спрашивает будто невзначай:
— А ты не знаешь почему господин Шимура прячет свой феромон?
Итачи хмурится. Ему не нравится интерес брата к советнику. Вспоминая опыт Шисуи, Саске ведь мог почувствовать в том омегу. Итачи понятия не имел как это происходит, если они не слышали феромон Данзо. Будто бы альф попросту биологически тянет к омегам. Будет плохо, если это действительно так.
— Ещё один, — вздыхает Итачи и ложится. — Он низшее звено. Неужели сам не догадался?
— Даже для низшего звена это странно, — юноша поджимает губы в ответ и хмурится. — Я никогда не встречал человека, который абсолютно ничем не пахнет. Даже у него дома не пахнет. Ты хоть знаешь, как это раздражает? Это типо, — он немного помолчал и продолжил. — Как если бы ты привык засыпать под шум телевизора, а потом он ломается. Я слишком привык ощущать людей рядом с собой и слышать феромоны, и странно себя чувствую, когда их нет.
Итачи прекрасно его понимает. Такого не бывает, чтобы человек абсолютно ничем не пах, тем более среди их вида. Отсутствие феромона воспринимается нервозно, с такими неприятно стоять рядом, пробуждается паранойя, хочется вести себя осторожно и подозрительно. Данзо у всех вызывал такие чувства, но Итачи работал в Корне и много общался с господином ранее, поэтому привык к этому неудобству. Однако от ощущения пустоты даже привычка не избавляет, некоторый дискомфорт всё же имелся, пускай и не такой, как у Саске. Младший брат скрипит и изводится от этого, неудивительно его недовольство и интерес.
— Это другое поколение — хрипит в ответ Итачи. — В эпоху правления Тобирамы нравы были другие. Даже наш дед феромон не любил выказывать, говорил это вульгарно и нарушает этикет, — он немного помолчал и едко усмехнулся. — Типо прикинь, раньше существовал «феромоновый этикет». Каждый чин и даже крестьянин обязан был его соблюдать. Господин Шимура дворянин по происхождению, но слабое звено, поэтому ему показывать столь слабый феромон недостойно, или что-то вроде того, — заключил Итачи.
— Всё правильно, — вмешалась матушка. Она подошла к спинке дивана и весело упёрлась о неё, Саске аж испугался как внезапно она оказалась рядом. — У дворянства есть свой особый список правил, у нас дома даже книга эта осталась со времён вашей бабушки. Никто не имеет права выказывать феромон при Государе, кроме тайных советников, те обязаны. Альфы в чине так же должны придерживаться этикета, сначала предоставляет феромон высший по чину, потом младший, — вкрадчиво поясняет она. — Феромон на важных приёмах так же нельзя выказывать, пока не представился хозяину приёма. Раньше каждый знал, как следует чинам представляться. Феромон имел весомое значение. Поэтому низшие звенья не выказывали его, иначе бы опозорили свой клан в высшем свете. Не иметь наследника для дворянского рода это позор, а низшие звенья бесплодны, поэтому они так тщательно его скрывали.
— Ну и хрень же это, мам, — кривится Саске. — Какое-то систематическое унижение личности.
Матушка улыбнулась и пожала плечами. Саске всё равно этого не понимает. Ему всегда казалось глупостью, сокрытие любого феромона. Он не понимал зачем это делают низшие звенья и некоторые омеги. Нет ничего зазорного в имении слабого генома, он не считал это поводом для такого скрытного образа жизни. Ведь жизнь из-за отсутствия либидо краски свои не теряет, существует множество способов развлечься и без секса — не на нём же всё держится. Если господин Шимура так боится и стесняется своего красивого запаха, то почему он попросту не спросит Саске о нём? Юноша бы не стал его стыдить. Он никогда не стыдил низшие звенья, даже обучаясь с ними, он в первую очередь ценил людей за силу и упорство, но никак не за феромон. Молодое поколение к этому относилось куда спокойнее. А быть может, учитель прятал его из-за комплексов. Саске тоже об этом думал. Бывало, что феромоны оборачивались горьким смрадом, неприятными всполохами, оседающими в носу. Не всем людям нравятся все феромоны. Это зависело от синхронизации белков. Если у омеги белки не совпадали с альфой, то омеге мог казаться его феромон отвратительным, даже если бы он пах цветами — омега не почувствует ничего кроме жирной горечи. Это значит, что их потомство заведомо обречено на частые болезни и плохой иммунитет, они попросту биологически не подходят друг другу. Саске мог подумать, будто господин Шимура наткнулся в жизни на омегу, которому его феромон показался отвратительным — и быть может поэтому он его скрывает. Такое происходит часто. Так же, не каждая альфа отреагирует на течную омегу должным образом, ему может не понравиться его феромон. Бывало феромон и сам по себе неприятно пах, и тогда страдалец обречён искать пару с необычными предпочтениями. Бывает, многим омегам не нравится феромон своих отцов, а альфам феромон матерей, братьев же и сестер от запаха друг друга воротит, так природа обезопасила себя от инцестов, но бывало случалось обратное. Например, Итачи не то чтобы скрывал перед другими чей феромон заставил его испытать свою первую эрекцию, но излишне упоминать об этом не хотел. То дело житейское, такой случай не редок. Все альфы ищут подобный родителям феромон в период подросткового буйства, это потом в них развиваются свои вкусы. Шисуи с детства прикипел к фиолетовым и зелёным тонам, Итачи везде искал цветочный тон, а Саске, как ни странно, искал «острые» феромоны. Он списывал это на укус брата в раннем детстве и был прав. Первый феромон, услышанный им в детстве, принадлежал его брату, пускай и альфе. Итачи слишком рано начал его кусать.
Они сели ужинать ближе к семи вечера, по традиции, вся семья кушала вместе, поэтому остальные дожидались прихода отца с работы. Саске его ждал и по другому поводу. Он хотел рассказать ему о своих дальнейших планах и об уходе из полицейской академии. В самом деле, когда Саске приходил туда забирать документы, никто даже не понял кто он и что у них такой учился. Саске с натяжкой посещал два урока за полгода обучения. Ему тяжело давались мысли об этом диалоге, ведь он предчувствовал неадекватную реакцию своего отца. Фугаку будет не в восторге. Отказ от обучения в полицейской академии и нежелание сына работать на него — прямой вызов к детской эмансипации; Саске готов показать, что более не намерен ходить под покровительством отца и отцу отсутствие власти над сыном не понравится. Фугаку не из тех, кто с готовностью принимал любые детские порывы, он куда охотнее чтил преемственность и традиции. Ещё более охотнее он принимал детей за должное, и все их «хочу» засовывал им же куда поглубже. Пока все мирно ужинали, Саске уже продумал течение их диалога, продумал как скажет отцу об этом, но всё не решался начать. Будто бы и место не то, и обстановка не располагает и вообще, у отца могла быть тяжёлая смена и вдруг он злее привычного. Саске посмотрел на старшего брата и Итачи, будто бы заметив его натужное смущение, прозрачно кивает. Младший брат вздыхает и смотрит на отца.
— Отец, — Фугаку поднял взгляд на сына, и юноша отвечает ему тем же, он не выказывает смятения, не желая демонстрировать отцу неустойчивость его позиции, ведь знал, он за неё зацепится. — Я бросаю военную академию.
Фугаку недолго помолчал, обдумывая сказанное, а потом хмурится:
— …что?
— Я не буду работать в полиции, — поясняет Саске. — Я поступаю на политический факультет. Документы я уже забрал. И академию я так же уже выбрал.
Итачи ухмыльнулся, услышав это, но ничего не сказал. Матушка сглотнула, спрятав взгляд в тарелке. Обстановка в комнате физически ощущалась напряжённой, Фугаку умел изменять настроение окружающих за мгновение. Саске остался хладнокровен, не позволяя отцу властвовать над уверенностью в его решении. Он сказал чётко, показал поступки, которые отец всегда уважал больше, чем слова и этими поступками доказал ему, что его намерения серьёзны. Фугаку это почувствовал.
— С чего это вдруг? — его голос похолодел, и он щурится.
Саске пожимает плечами:
— Я так хочу.
На кухне повисло молчание. Фугаку долго и презрительно высматривал в сыне нечто, быть может искал в нём ответ на свои вопросы. Саске за месяц сильно изменился — стал объёмнее, полнее, на руках виднелся выраженный силуэт стальных мышц, в его голосе более не слышалась истеричная нота, он стал спокойнее, и более не искал с отцом ссоры. Когда же Фугаку не заметил этого? Когда его сын изменился, а он даже этого не увидел? Когда? И почему из-за этих мыслей у него будто сера гниёт на душе? Из-за войны совсем забыл держать семью под контролем. Он упустил самое важное. Он забыл наблюдать за Саске, анализировать его отношения с Итачи. Забыл тщательно следить за его отношениями с советником. Этого нельзя было допускать. Нельзя позволить Саске сближаться с Итачи, и Фугаку это упустил.
— Это из-за советника? — он буквально выплюнул этот вопрос. Саске смотрит на отца в ответ, не отвечает, потому что знает, какую реакцию сейчас выдаст его барон. Фугаку не нужен ответ, он итак всё понимал, все в комнате это понимали. Саске ослушался отца. Каждый день после запрета он навещал учителя и каждый этот раз он ослушивался отца.
— Ёбанный подонок… — отец тяжело ударил по столу кулаком и воскликнул. — Терпение моё лопнуло! Сколько ещё раз он будет лезть в нашу семью?! Мало ему было прошлого раза? Ну я ему устрою, чёртов Хокаге больше не сможет его защищать! — он поднимается из-за стола, за ним резко поднялся Саске, преграждая отцу путь.
— Отец, нет. Он в этом не виноват, я сам так решил. Я давно хотел поступить на политика, — Саске пытается его вразумить, но мужчина только щурится в ответ.
— Я говорил тебе не водиться с ним, — холодным рыком напоминает отец. — Я говорил, что против любых отношений с советником. Ты ставишь его выше своей семьи? Готов пойти на предательство, лишь бы общаться с ним?
Саске поражённо молчит в ответ. Ему нечего ответить на это, слишком подлый вопрос, слишком манипулятивный. Заметив замешательство брата, Итачи поворачивается к ним и вмешивается:
— Отец, — грозный хрип раздался со стороны, Саске настороженно повернулся на источник, Итачи вперился в отца двумя алыми страшными глазищами. — Перебарщиваешь.
Фугаку нахмурился, и будто сделав некие выводы, молча покинул кухню, направляясь в свою комнату. Увидев это, Микото последовала за ним. Между ними определенно будет неприятный разговор, но теперь это касается их двоих.
— Ты молодец, — Итачи улыбнулся и похлопал брата по плечу. Саске не понимал его реакции, что же его так развеселило в этой ссоре, что заставило его гордиться младшим братом? Итачи не даст ответ, а только устало продолжит трапезу.
Давай отпор, а я всегда буду рядом, чтобы поддержать тебя.
***
Саске поспешил встретиться с господином Шимурой на следующий же день и рассказать о хорошей новости. Очень он хотел похвастаться перед учителем своими достижениями. Они встретились в его любимой чайной, юноша снова заказал себя булочки. Он в деталях описал академию, которую выбрал для своего обучения и Данзо в ответ солидно присвистнул. Престижное то заведение, одно из самых старых в стране. Его основал ещё Тобирама в годы зрелости Данзо. У советника не было высшего политического образования, но был талант и опыт, в те далёкие годы, люди так и выбивались в политики. Институты в такой обширной численности появились в правление Хирузена, нынешнему поколению представал обширный выбор — от политика до филолога, даже художественные факультеты появились. Раньше, люди учились самостоятельно и пробивались в свет либо по связям, либо по отличительным навыкам. Данзо самонадеянно решил, что диплом ему не нужен, в семнадцать лет он и не думал о политической карьере, а возмужав, посчитал себя слишком умным для такой «пустой траты времени».
— Не передумаешь? — интересуется советник и отпивает чая.
— Нет, я уже решил, — улыбнулся Саске. — Эту академию я давно выбрал. После выпуска, их проходной тест мне казался сложным, но сейчас, уверен, с лёгкостью его пройду.
— Добрый настрой. Это хорошая академия. Там обучались все нынешние чиновники. У них весьма объёмная учебная программа, — он немного помолчал, прежде чем продолжить. — Оттуда выпустились патриархи клана Абураме и Яманака. Весьма способные в политике альфы. Мне приходилось с ними работать. Те немногие индивидуальности в толпе бюрократов, — он посмотрел на Саске и сощурился. — Было бы недурно, если бы в совете появился хоть один Учиха.
Саске игриво развалился на столе, явно раззадоренный такой очевидной похвалой:
— А ручку мне позолотите за мои старания?
— Что ты хочешь?
— Рекомендательное письмо, — юноша улыбнулся шире.
Господин Шимура усмехнулся:
— Ого, не жирно тебе будет, а? — Саске ехидно оскалился в ответ и Данзо решается его подразнить. — Поглядим. Как вести себя будешь.
Учих в совете не было. Фугаку числился там, но никогда не приходил на их совещания. Остальные высшие чины Учих не имели права туда приходить, совет составляли только патриархи великих дворянских домов Конохи. Таковы традиции. Данзо хотел поставить Шисуи на самые высокие политические посты, но юноша отказался, желая посвятить свою жизнь Корню. От баронства он отказался тоже. Это печально, ведь с Учихами Данзо играл виртуозно, он не хвастался, но их высокомерием он пользовался на полную катушку и с помощью них, мог всячески давить на Государя. Он использовал временами Фугаку, но Барон был слишком непредсказуемой и не управляемой силой, чтобы Данзо часто его использовал. Данзо искренне интересовался какую политическую карьеру построит Саске. Смешение в нём традиций и демократических настроений в обществе, дворянского высокомерия и юношеской терпимости, и свободолюбия, воистину, это выйдет интересным опытом.
Господин Шимура поворачивается в сторону соседнего столика, заметив неприятное ощущение слежки. Кто-то смотрел на них и этот кто-то встретился с ним пьяным, блестящим взглядом и растянутыми, в кокетливую улыбку, губами. Данзо смотрит на Саске, снова на омегу, и вздыхает. Тяжело гулять вместе с ним — слишком много взглядов. Саске как и его брат, очень красив и Данзо постоянно приходится нервничать из-за взглядов, направленных в их сторону. Он чувствует каждый из них и как человек, привыкший находиться в состоянии вечной бдительности, будучи лидером самой таинственной организации в стране, не мог не обращать на них внимания. Обычно, у него не возникало проблем с невзрачностью своей внешности, но из-за нахождения рядом Саске он становился слишком ярким. Когда общество видит его, рано или поздно, это приведёт к проблемам. Эту проблему, Данзо видел по соседству с пьяной, наблюдающей за ними, омегой.
Господин Шимура хмурится:
— Уходим. Он слишком долго на нас смотрит, — он кладёт на стол мелочь и тянется за тростью. Саске смотрит на омегу и повернувшись к учителю, усмехается.
— Да ладно, — смеётся он. — Вы что, омеги испугались?
— Меня беспокоит не омега, а пьяный эпсилон за соседним столом, — сухо подмечает Данзо, наводяще кидая взгляд в сторону. — Он ухаживал за ним весь вечер, пока омега не заметил тебя, — будто увидев, как советник собирается, альфа поднялся с места и Данзо вновь хмурится. — Ну вот. Он к нам подходит. Не вмешивайся, я сам разберусь.
Эпсилон подходит к их столу и некоторое время смотрит молча, внимательно рассматривая пару. От него смердит водкой и солёными закусками, этот запах перебивает древесный феромон, который мужчина не скрывал, супротив, открыто выпячивал им на анализ. Данзо морщится, это альфа среднего звена, но даже эта альфа сможет спровоцировать его овуляцию. Господину Шимуре нужно быть очень осторожным. Лекарства у него сейчас нет, если альфа выпустит феромон, предположительно, это может заставить организм Данзо ответить. В его приоритетах, избежать столкновения. Если придётся использовать чин или запугивание, он этим воспользуется.
— Ну чё, — невнятно прожевал альфа, не отнимая от них внимательного наблюдения. — Здесь или на улице?
— Верно Вы приняли светскую беседу за нечто вульгарное, — холодно отозвался советник. — Если бы Вы были хоть немного внимательнее и не налегали на десертное вино последние два часа, то заметили бы, что мы общаемся и на ваши отношения внимания не обращали.
— Это неважно, — отмахнулся альфа. — Он на вас посмотрел. Теперь вы в этом участвуете. Давай, не выёживайся, старикан. Вываливай добро.
Саске хотел было вмешаться, но учитель останавливает его рукой. Не стоит превращать недопонимание в потасовку, они все здесь разумные люди. Данзо не любит прямые столкновения. Тем более с эпсилонами. Тем более с их феромонами.
— Нет. Повторять не буду, — твердо отрезал господин Шимура. — Я рекомендую Вам уйти, прежде, чем последуют неприятности, — его голос огрубел, следом и взгляд ожесточился. — А они последуют.
Данзо даже не дрогнул и Саске возмущенно нахмурился.
Что-то было в нём не такое, что-то не дающее Саске покоя. Господин Шимура постоянно вызывал невнятные чувства подозрения, потому что всё сделанное им сейчас было неправильно. Саске клянётся — ни один альфа такое не пропустит мимо ушей. Ни один. То было приглашение на борьбу доминации и ты обязан принять эту дуэль за право спаривания, даже если спариваться не намерен. Все люди разные, но бывают ситуации, где каждый поведет себя одинаково и это было той самой ситуацией. Будь ты доминантой альфой, или низшего звена, не важно, ты принимаешь бой, как два голодных льва всегда подерутся за добычу, — так было и будет. Саске о характере Данзо знал немного, описал бы его как «скрытный и садистский засранец», но будь он хоть тайной за семью вечерями, пускай и вырос из подобного буйства, как альфа он обязан подавить этого нахала. Юношу настолько взбесила эта пассивность, что он хлопнул кулаком по столу.
— Ебало завалил, говно, — резко подрывается Саске с места. — Ты как с высшим офицером разговариваешь? Тебя в твоей обоссаной параше уважению не учили?!
Саске мгновенно всё испортил. Альфа испугался слов советника, это слышалось в феромоне. Каждый человек понимал, что не стоит вступать в конфликты с людьми, хладнокровно и уверенно обещающими неприятности. Удивительно, но выдавая агрессию, противника запугать гораздо сложнее. Что сейчас и произошло. Словосочетание «высший офицер» привлекло ненужное внимание, Данзо напряжённо нахмурился, им пора уходить. Он не просто так не ввязывается в конфликты, на то есть причины и очень некстати, что он не поведал о них Саске. Мальчика явно разозлила пьяная грубость незнакомца. Не удивительно, ему же шестнадцать, подростковый максимализм в самом пике своего развития, а учитывая его нахальный, эгоцентричный нрав, то удивительно было бы, не отреагируй он на это хамство. Теперь решить проблему без феромона не получится. Господин Шимура нервно вздыхает.
— Не лезь, сопляк, большие дяди дела решают, — рычит в ответ альфа. — Иначе и твоему старику, и тебе достанется.
— Повтори, — холодно и грозно ответил юноша.
Надо его защитить… стоп. Кого защитить?
Саске уже готов был выпустить феромон, один только его вдох и этому наглецу станет так плохо, что он начнёт звать мамочку. Но его прервал Данзо, резко схватив мальчика за рукав и оттянув за собой. Увидев, как двое направились к выходу, альфа хотел последовать за ними, но его собутыльник так же пресёк этот приступ агрессии:
— Угомонись. Ты чё не слышал? Это высший чин. На орехи получишь.
Не успел юноша опомниться, как они направились к выходу. Саске с этим остро не согласился, вырывая руку из хватки. Он посмотрел на учителя взглядом яростным, полным разочарования и глубокого непонимания.
— Да что с Вами такое?! — обозленно гаркнул Учиха. — Почему Вы не ответили этому куску говна?! Вы выше его и по чину и происхождению, Вы обязаны были его обломать!
Господин Шимура приосанился и надменно поднимает подбородок. Его голос стался холодным и сухим:
— Будь выше этого. Ты дворянин Учиховского рода, гордо носящий меч младшего офицера. Ты не должен вестись на столь низкую провокацию. Всегда сохраняй хладнокровие. Не позорь форму.
— Данзо-сама… — хмурится Саске. — Это была не провокация.
Данзо не показал насколько сейчас испугался. В каком это смысле «не провокация»? А что это было? Разве этот альфа не хотел с ними подраться? Разве он не хотел подавить их феромоном, потому что ему не понравилось обращённое к ним внимание омеги? Он аккуратно выдыхает, сохраняя хладность ума. Нет, Данзо всё правильно сказал, Саске не понравилось слово. Данное слово превращает «благородную борьбу за доминацию», как называли это альфы и омеги, в «блядливый гадюшник», как называл это Данзо.
— Я не борюсь за право спаривания в процессе обучения, мне должно сохранять достоинство, — охладел в голосе Данзо. — То плохой тон и дурное воспитание. И ты веди себя соответствующе.
Надо правильно подбирать слова, он слишком к ним цепляется. Как же горделивы эти Учихи.
— Хрень собачья. Вы должны были ответить, — разочарованно настоял Саске.
Он скрестил руки на груди и приняв отрешенный вид, вышел из чайной. Господин Шимура раздражённо помассировал глаза — да если бы он оставил всё как есть, случилась бы куда более неловкая и страшная ситуация, чем с его старшим братом. У Данзо тут единственного мозг работал, и он поступил благоразумно. Осуждать его поступок — быть незрелым и вспыльчивым ребёнком. Верно день обучения на этом закончен, когда Данзо вышел из чайной, юноши и след простыл. Он только раздражённо хмурит брови и медленно шагает в сторону дома. Шимура уже и забыл, как с подростками тяжело.
Саске гневно топал домой и всё чертыхался от злости. Как же его разозлила та ситуация! Если бы Саске обладал тем же статусом, что и учитель, он бы постоянно им пользовался, чтобы осаждать таких грубиянов! К тому же, учителю не стоит волноваться по поводу его слабого генома, Саске бы защитил его своим феромоном, он бы даже не посмел тому грубияну хоть как-то ему навредить! Юноша мгновенно останавливается. Опять эти странные мысли.
Он хмурится и громко восклицает:
— И что это было? Кого это я там должен защищать, а? — недовольно обратился он к себе, рассматривая живот. — Того блядливого омегу что ли? Чёрт возьми, я так беспорядочен становлюсь перед гоном, — он снова молчит, рассматривая проходящих мимо людей, какие смотрели на него с таким же любопытством, он снижает громкость голоса и ворчит под нос. — Блять. Говорит прям как мой папашка. Всем уже насрать на это дворянство. Никому я нихрена не должен. Он обращается со мной как с какой-то белоручкой офицерской. Чёрт возьми…
Он опять молчит и думает. Были мысли, какие он не подпускал к своей голове, они встречались волнительными, еле уловимыми вспышками в животе. Фактически, он понимал «кого именно» он желал защищать, но не хотел в этом признаваться. Юноша опять чертыхается и нервно массирует лоб, наконец честно задавая себе вопрос:
— Да почему я так разозлился-то?
Но Саске на него не злился. У него не получалось. Чем более он пытается на него разозлиться, тем ярче, в противовес, перед глазами вспыхивают абсолютно противоположные образы. Он не мог на него злиться, ведь не видел причин для этого. Они растворялись моментально, стоило Саске за них ухватиться, даже легонько потрогать нейронами. Юноше не хотелось причинять ему никакого зла, даже мысленно. Он ведь был таким миниатюрным и маленьким, таким хрупким на вид, как бы не пытался демонстрировать силу своего тела и характера, Саске почему-то всё равно видел его нуждающимся в защите. Не мог выкинуть эти мысли из головы. Он ненароком подумал, что его злость и желание «кого-то» защитить были вызваны присутствием рядом учителя. Но эти мысли такие дерзкие и из ряда вон выходящие. Это бы значило, что он ставил себя выше своего учителя, а подобное мышление выбивали из него в детстве. Отец учил его уважать старших. Только это возвышение не видится им злостным оскорблением, как он обычно это видел, он видел в этом нечто… нежное. Быть может ласковое. Он поставил себя выше, ведь считал учителя нужно защитить, но почему он так подумал? Саске не понимает и это тяжело объяснить. Может его оскорбило подобное отношение к тому, кого он так ревностно уважает? Он цепляется за эту мысль, потому что не может объяснить свои собственные чувства ничем иным. Ему не нравится тяжесть на сердце. Ему не нравится волнительное шевеление в животе. Потому что он не понимает их значения. Саске утирает пот со лба. Ему жарко от этих размышлений и голова кружится. Гон наступит только через неделю, но это так же может быть предфертильный синдром. Он бывает, как и у альф, так и у омег. Сексуальное возбуждение перед гоном усиливается, мысли снуют вульгарные и противные. С ними тяжело бороться. Раньше он не противостоял им, но сейчас всё иначе. Мысли слишком непростительные. Саске поступил как «большая сильная» альфа, он давно так себя странно не ощущал, тем более, что эти мысли в нём не из-за омеги. Эти болезненные размышления не прекращались до самого дома. Он спрятался от родных, проскользнув мимо них, прямо в свою комнату. Саске закрыл дверь на замок и устало плюхнулся на кровать, не прекращая думать.
Он же не омега. Его учитель альфа, пускай и низшего звена, но он всё ещё эпсилон, — эти чувства неправильные. Альфа не защищает альфу. Отчего же в животе такая тяжесть? Саске пытается её выдохнуть, но не получается, ему словно сели на грудь. Так тяжело дышать. Если подумать, господин Шимура однажды просил его о помощи. Учителю не понравился его знакомый и он спрятался за его спиной. Тогда у Саске тоже появилось это странное чувство, но он не придал ему значения, ведь хотел потешаться и шутить. Это беспокоит. Сколько же раз это происходило? Сколько раз, юноша не замечал за собой ненормального желания «защищать» своего учителя? Почему это желание защиты чувствуется таким правильным и необходимым, хотя абсолютно ненормально? Это противоречит воспитанию его отца. Это противоречит его жизненным убеждениям. Он никогда не испытывал такого к альфам.
— Что же там было… — задумчиво бормочет он и жмурится. — Полынь. Мёд. Амбра. Что-то ещё зелёное…
По воспоминаниям понять его пол невозможно. Запах слишком прозрачный, но всё равно запомнился в носу как приятный, еле уловимый аромат. Альфы могут так хорошо пахнуть, у омег нет монополии на приятные запахи, Саске ведь нравится феромон брата, но тут будто нечто иное. Все эти мелочи собираются не очевидными призрачными мазками в размытую картину. Его поступок очень странный — отказаться от прямого столкновения с альфой. Эгоцентризм эпсилона не позволил бы ему это проглотить, а он запросто. Хотел избежать потасовки, говорил надменно, принижал в Саске желание противоборства, не понимал его злости, будто бы не эпсилон вовсе. Будто он абсолютно бесполое существо. Не альфа и не омега. Только этот феромон не может быть бесполым, он «чей-то», но чей? Воспоминание о нём смутное, но детальное. Запах такой яркий и густой, прямо-таки свербел в носу шлейфом воспоминаний. Он мог много вспомнить сейчас, несознательно лаская свой пах ладонью. Мог позволить себе скользить взглядом по линии шеи, любоваться обтянутыми бархатной кожей, ключицами и румяным загаром на покатых плечах. Мог вспомнить его тело, грациозный силуэт вычерченный на шёлковом халате. И этот аппетитный вырез ткани на его бедре. Его изгибы на животе, укрытые полотенцем. Жар его кожи и её аромат. Воздух выходит из лёгких, альфа шумно выдыхает, и тесно проводит по стволу полового члена, сначала дразняще медленно, но вскоре позволяет себе набрать скорость. Пальцы покрылись горячей смазкой, рука скользила вольготно и пошло. В носу всё свербел назойливый запах. И позволив себе не думать, его охватила животная похоть. Он уже предрекает какой же дьявольский его ожидает гон, раз похоть заставила его мастурбировать на альфу, но сейчас ему плевать. Фантазия пошла в удивительном русле. Ускоряя темп трения, он мог представить, как глубоко он мог бы в него войти и как бы изящно он под ним выгнулся и как громко стонал. Он мог представить изящную линию его впалого живота, увлажнившегося животной влагой, его дрожь и трепет от каждого грубого толчка. Он позволял фантазии течь в такие моменты, не задумываясь об их смысле. Саске осознал на кого он мастурбировал всё это время, перед самой эякуляцией. Только осознав это, он позволил себе излиться в ладонь. Это встретилось мгновенной вспышкой стыда. Юноша тяжело дышит, пытаясь прийти в себя и наконец протяжно и стыдливо воет.
Он смотрит на потолок бездумно, не желая спрашивать себя о причине таких срамных мыслей о человеке уважаемом, и явно незаслуживающим такого отношения. Только ему всё не давала покоя причина. Он никогда в жизни не мастурбировал на альфу. Что-то здесь не так. Всё это неправильно. Почему его так это заботит? Будто его кто-то очень долго и старательно ведёт за нос.
— Я его трахнуть что ли хочу? — более утверждение, чем вопрос.
Он уже знает на него ответ. Очень постыдный ответ. Гон делал его буйным и похотливым, но он не ожидал такой яркой смены приоритетов. Ему на пути много красивых альф попадалось, но он никогда с ними не спал, даже не думал об этом и тем более на них не мастурбировал. Он слышал об отношениях альф друг с другом, но относился к такому скептически. Ему тяжело поверить, что два существа больных гордыней и желанием доминировать — могут построить нормальные и здоровые отношения. Только вот он не по альфам и никогда не был по альфам. Что изменилось? Может, господин Шимура излишне странно себя ведёт? Это не ответ. Саске не хотел признавать эту проблему в себе, потому что никогда ещё с таким не сталкивался. Это странно, это чувство нервирует, и он не понимает, что это за чувство.