I Ближе (2/2)

— Да мне впадлу готовить самому, — спешил оправдаться юноша, расставив руки в стороны. — Я ем то, что и моя семья.

Данзо вновь грозно хмурится:

— Ты что это мне голову морочишь? Я для кого диету составлял, для сивки-бурки? Может ты ещё камней поешь? Раз тебе, как ты выразился, «в падлу». Что это за неуважение к своему же собственному труду?

Саске давит улыбку, но выходит скверно. Эта манера изъясняться такая потешная.

— Для сивки-бурки? — прыщет он. — Где Вы такому набрались? Я тоже хочу.

— Не ёрничай, — небрежно бросает господин Шимура и отходит к тумбам, доставая сковороду. — Ты победить брата хочешь? Значит, надо правильно питаться. Достаточно железа и цинка, кальций и белок, и углеводы для энергии. Без правильного питания сражаться на долгих дистанциях невозможно, — Саске как поражённый наблюдал за его действиями, но когда Данзо повернулся к нему, пораженчески поднял руки к верху, учитель опять хмурится. — Чего расселся? Доставай курицу из холодильника.

Саске приятно удивлён, слегка приподнимая уголок губы. Его сейчас накормят, что ли? Это всё потому, что Саске не придерживается его диеты? Какой упрямый человек, подумать только, Данзо готов сам его накормить, лишь бы Саске строго соблюдал его рекомендации. Он первый раз встречает такое. Нет, он, правда, собирается это сделать?

— Подождите, — юноша давит смех и поднимается со стула. — Я Вам помогу, — он бросает кафтан на стул и подходит к советнику ближе. Тот отстраняется на шаг и указывает на холодильник.

Саске редко готовил, потому что ненавидел это делать. Ненавидел резаться, обжигаться и мыть руки после очередного продукта. Помял фарш — помой руки. Помесил тесто — помой руки. Резал овощи — помой руки. Посолил, поперчил, помешал — постоянно нужно мыть руки. Однако ещё более он не терпел мыть гору грязной посуды после готовки. Ему нравилось готовить что-то простое, закидывая ингредиенты сразу в сковороду и просто мешая их периодически. По этой причине он не любил варить супы: сначала помой, потом натри, потом порежь, потом пожарь, потом жди и Саске попросту сваливал все ингредиенты разом. На вкус, разумеется, получалось ужасно, Саске таким давился из принципа. Вот Итачи — да, ему нравился весь процесс готовки и глядя на него, Саске даже казалось это очень простым. Только когда он пробовал в очередной раз, вспоминал, почему ненавидел это. Господин Шимура сам готовить не любил, в том он был с Саске солидарен — он питался только тем, что мог быстро приготовить и после чего не нужно убирать гору посуды. Поэтому в его доме не услышишь запаха выпечки или ещё какого-то трудоемкого блюда, Шимура принципиально избавился от всей посуды, которая могла понадобиться для их долгого, утомительного изготовления. Он не оставил себе выбора, кроме как ухищряться пользоваться только парочкой посудин, одним ножом и одной доской. Ему не нравился запах моющих средств, он ненавидел оттирать от жира противни, ненавидел в принципе избавлять посуду от жира, ненавидел даже брать губку в руки. Саске признал, что, пожалуй, это первый случай за его жизнь, когда процесс готовки его не взбесил, всё и правду закончилось быстро. Тридцать минут и еда готова. Всё же возможно питаться полезно и не изгаляться.

Они сели, господин к еде не притронулся, а только налил чая. Побочное действие его седативных препаратов — чувство голода абсолютно пропало. Саске об этом не знал, поэтому ему стало неудобно кушать при нем, и он только уныло перебирал вилкой поджаренные стручки фасоли. Данзо щурится, он более не выдержал наблюдать это печальное лицо.

— Что с тобой? — наконец спрашивает он. — Ты весь день как в воду опущенный.

Саске удивился этому вопросу, ему казалось, он сумел спрятать неудобные эмоции на своём лице, но вскоре легко пресёк своё удивление, спрятав взгляд в тарелке.

— …да, ничего, — безрадостно бормочет он, а потом, немного помолчав, добавил. — А у Вас братья есть?

— Братьев у меня нет.

— Умерли? — продолжает уточнять юноша, не поднимая взгляда.

— Нет, — отрезал Данзо. — Я один в семье рос.

— Тогда Вы не поймёте меня, — безнадежно нахмурился мальчик.

Данзо сурово щурит глаза. Это он-то не поймёт? Да чего он в этой жизни только не понимал. Подростковые проблемы для него столь очевидны и решаемы, что он даже смысла не видел о них говорить. Подростки часто преувеличивают свои мелочные дрязги — будь то плохая оценка или расставание с партнёром, сущая мелочь, а криков-то сколько. Какие у Саске могут быть проблемы, как не семейные? Да он это по его лицу читал.

— Если не хочешь, не рассказывай, я не буду тебя заставлять, — Данзо заносчиво поднимает подбородок. — Однако не сомневайся в силе моего понимания, — и, сказав это, махнул рукой. — Ешь, давай.

Саске опять скалится, ему получилось уколоть учителя и это его даже рассмешило. Он некоторое время, с прозрачной улыбкой, ковыряет еду в тарелке, но, не выдержав тяжёлый взгляд советника, наконец, пробует на вкус их совместный труд.

— Не дурно получилось, — улыбнулся он.

— А то, — самодовольно ухмыльнулся господин Шимура. Он некоторое время смотрит на тарелку с вишней и увидев полное её игнорирование юношей, пододвигает посуду к нему ближе. — Это тоже ешь.

— Вы не будете?

— Мне нельзя вишню, — холодно поясняет Данзо. — Возраст не позволяет.

— А зачем же Вы её тогда купили? — в недоумении поднимает Саске бровь.

Потому что он хочет есть вишню. Очень хочет её съесть, всё бы отдал, чтобы съесть её, но ему нельзя, иначе живот заболит. Саске на это только скалится. Ладно, он её купил, но зачем он её вымыл и положил в тарелку? Неужели он с самого начала рассчитывал отдать её ученику? В этом доме же никто кроме Данзо не живёт. Странный человек. Будто вымучивает из себя любезность.

— Мне нравится вишня, но мне её нельзя, — снова поясняет он холодным голосом. — Иногда я забываю об этом и покупаю её. Мне жалко её выбрасывать. Можешь съесть всё.

Саске сощурился:

— У меня тоже самое бывает из-за острого, — усмехнулся он. — Мне нравятся острющие красные перцы, но из-за того, что я много их ел, у меня аллергия на них появилась. Мама, кстати, тоже их любит, а отец чай с кардамоном литрами пьёт.

Это был намёк, который Данзо не понял. Саске неловко оскалился и опять опустил взгляд в тарелку. Он подумал, что у него была омега с вишнёвым феромоном и он по ней скучает, раз продолжает покупать вишню, которую ему нельзя. Саске острое полюбил из-за феромона брата, а родители всегда несознательно кушали еду с запахом друг друга. Это неудивительно, ведь белки, составляющие феромон, образуются именно в кишечнике. Порой организм требовал недостающий феромон партнёра или близкого человека — поглощением чего-либо с похожим запахом. На длительных миссиях Саске так часто объедался острыми чипсами, что все поражались, как он ещё не свалился в обморок от такого количества острого. Юному Учихе признавать такое унизительно, но он, правда, скучал по феромону старшего брата, когда его не было рядом. Дурацкие мысли, не хочет об этом думать.

— Вы не заняты на весь вечер? — подаёт голос Саске. — Могу я с Вами посидеть? Мы слишком рано закончили, не хочу домой идти.

Советник поджал губы, внимательно наблюдая за лицом ученика. Он ожидал какой-нибудь подлости или двусмысленности, но Саске прямой как шпала и абсолютно честен в своих словах. Он никак не увиливает, не намекает, а прямо спрашивает Данзо о таком, а Данзо прямые столкновения не любит. Юноша напомнил ему Хирузена, такого же прозрачного и честного человека, который не раз расплачивался за свою честность. Однако в Саске есть сила, способная эту, весьма уязвимую, черту отстоять.

— Я хотел убрать дом, — ответил Данзо, не отнимая внимательного наблюдения за его лицом. — Здесь стало грязно во время моего отсутствия.

Саске щурится и демонстративно оглядывает помещение. Это Данзо-сама так шутит, или он серьёзно?

— Убрать дом? Что тут убирать? Здесь же идеальная чистота, — Саске поднимает в недоумении бровь, но советник молчит и смотрит на него, не дрогнув мускулом. Он серьёзен. Удивительно, у него мать точно такая же — вечно убирается там, где не нужно. Итачи и Саске вообще в комнатах не убирались, для них понятия чистоты очень размытые, быть может, даже самую захламленную мусором комнату они бы не посчитали грязной и смогли бы комфортно в ней жить, поэтому и стерильность дома учителя, Саске воспринимается как помешательство. Что он тут собрался убирать? Три пылинки? Однако он мог навязаться и тем самым избежать скорого столкновения со своей семьей, и он хватается за эту возможность.

Саске наконец ответил на внимательное изучение своего учителя, таким же заинтересованным взглядом. И когда он посмотрел на него, то как-то лукаво усмехнулся:

— Может, я помогу? В таком возрасте тяжёло убирать столь обширное имение. Ещё свалитесь с антресоли и плакали мои тренировки.

— Ты постоянно будешь над моим возрастом шутить? — хмурится советник.

Саске оскалился. О, ещё как. Он выжмет из его возраста всевозможные шутки:

— Знаете, почему волки не едят бабушек? — с широкой улыбкой спрашивает он.

Данзо вскинул бровями и прикрыл глаза, так и брызжа надменностью, он готов к любому колкому замечанию:

— И почему же? — сухо откликается он.

— Потому что они вяжут во рту! — воскликнул мальчик и хлопнул по столу ладонью. — Ха-ха-ха!

— Детский сад, — Данзо нехотя улыбнулся, но вскоре пресек этот порыв.

Саске заметил, что Данзо прямо ему не отказал, но и на вопрос не ответил. Это уже не первый раз, когда он замечает такую раздражающую черту у своего учителя. Он редко отказывал в чем-то напрямую, заставляя собеседника самого себе отказать. Как на прошлой неделе, когда Саске хотел заняться тренировками, вместо скучной каллиграфии, и вместо того, чтобы сказать «нет», Данзо попросту убедил о необходимости отдыха для тела. После таких манипуляций, Саске чувствовал себя оскорблённым. Как и сейчас, господин Шимура ничего ему не ответил, а только молча встал и достал из кухонной тумбы тряпочки и чистящие средства. Он ведёт себя так, будто каждое его действие должно быть обязательно всеми понято, будто он в комнате один. Юноша смотрит на него недолго, прежде чем подорваться с места и прыгучей рысью пересечь их расстояние. Данзо заметил это и отстранился на шаг.

— Я помогу, — настойчиво упомянул Саске, не отнимая от советника прямого взгляда.

— Не стоит, — Данзо хмурится, но юноша это игнорирует и ловко крадёт из рук советника бутыль с химикатами. Господин Шимура нервничает и Саске не понимает почему. Он же не вор какой-нибудь, он наоборот желает помочь, чего это он так остро реагирует? Саске сощурился с подозрением, Данзо опять отпрянул.

— Помогу и всё, — упрямо гаркает он и устремляется вглубь гостиной. — Вы меня угостили, а я помогу Вам убраться. Ненавижу быть в долгу перед кем-то.

Данзо продолжает нервно смотреть ему в спину. Нельзя. Нельзя! Вдруг где-то остался его феромон? Саске нельзя его слышать. Только если он сейчас выгонит его, то вызовет в нём подозрения. Он уже их вызвал, его реакция уже подозрительная, но ему правда не хочется, чтобы Саске трогал здесь все углы — Данзо ведь не знает, где же всё-таки находится та злосчастная утечка, благодаря которой трое альф узнали о его поле. Он смотрит за юношей и нервно встряхивает головой. Нет, это всё паранойя, эти трое не гостили у него много лет, эта утечка явно не дома, он опять выдумал себе проблему. Тогда он вздыхает, снова принимая хладнокровно-надменный вид, приосанившись и слегка вздёрнув подбородок.

— Тогда протри пыль на шкафах, — едко бросил он. — Ты выше меня и легко управишься.

— Ладно, — усмехнулся юноша. — И с антресолей протру, чтобы Вы не свалились.

Не реагирует он на его надменные выпады. Поразительно, а ведь он учиховский выходец. Верно, он был настолько уверен в своём превосходстве над другими, что сами обиды на словесные уколы он воспринимал как оскорбление своей гордости. Так Данзо только кажется, он не был в этом уверен. Что-то в юноше было такое, не дающее повода наречь его самовлюблённым козлом. Данзо даёт ему право убраться. В конце концов, ему правда тяжёло делать это в одиночку, только он никогда в этом не признается.

Протирая полки, юноша в очередной раз натыкается на цветы гиацинта в горшках. Это были высокие растения, на верхушке их толстого стебля, кистью свисали бутоны, в виде колокольчатой воронки, с отогнутыми лепестками. Они красивые, ярко-фиолетовые. В культуре Огня они имели мистическое значение, их дарили воинам, желая призвать духов предков на помощь в тяжёлых битвах, ведь их аромат издревле считался самым приятным для павших солдат. Ходило поверье, что дух воина пахнет этим цветком. Верно, так считали потому, что гиацинт часто рос на полях прошедших сражений и люди подумали, гиацинт рождается только из самой благородной крови. Юноша пристально оглядывает комнату и заметил ещё несколько, расставленных по имению, в самых разных местах.

На самом деле, это была единственная деталь о его личности, которую он нашёл в этом доме. Саске легко понимал человека, попросту погостив у него дома. Даже его личность можно прочитать по комнате. У него много кассет с любимыми жанрами музыки, ещё есть кассеты аудиокниг по философии и этике, он не любил читать, поэтому ставил чтение на задний план и занимался своими делами. Ему нравилось слушать трактаты и очерки политиков и философов, где кратко и по делу высказывали самую суть. На стуле висела чёрная кожаная куртка его брата с нашивками, он её не надевает, но зачем-то хранит. У него много спортивных принадлежностей в комнате, много банок из-под энергетиков, много изгрызенных ручек и порванных бумажек, на стене, после трёхдневного общения с Саем он повесил их скабрезные рисунки, прикола ради. Под кроватью он прятал стеклянные бутылки из-под пива и пустые пачки сигарет, ворованные у брата. У него всегда было жарко и душно, ведь он не терпел холод и в комнату нельзя было зайти без рези в глазах из-за его глубокого феромона. Можно понять, какой он человек по взгляду на его комнату, а по дому Данзо ничего нельзя сказать. Здесь ничем не пахнет, это юношу очень раздражает и он не может к этому привыкнуть; все книги советником куда-то убраны, даже вышивка на стенах не несла в себе сюжета. На стенах висели картины, но это самые обычные картины, эпохи классицизма — влияния дворцового изобилия и религии на искусство, Саске уверен, все старики такое вешают на стены. Всё такое стерильное, намеренно невзрачное, как будто комната из каталога мебели, юношу просто из себя это выводит. Эти цветы единственная деталь и он намерен за неё зацепиться.

— У Вас много гиацинта дома, — подал он голос и обернулся к учителю. — Это Ваши любимые цветы что ли?

Господин Шимура отвлёкся от мытья пола и посмотрел сначала на юношу, а потом на цветы. Странно, что Саске это заметил, никто этого раньше не замечал и тем более, не осмеливался спрашивать его.

— Нет, — нехотя ответил советник. — Мне просто нравится их запах.

— Да? Ну-ка, — Саске наклонился ближе, чтобы их понюхать, но ничего не почувствовал. Тогда он пробует их на ощупь и подозрительно щурится. — Э-эм. Они же… Искусственные. И ничем не пахнут.

— Для меня они пахнут, — снова нехотя бросил Данзо и продолжил намывать полы.

Саске учтиво проигнорировал эти слова и замолк, он не решился развивать эту тему и советник вновь кидает быстрый подозрительный взгляд в его спину. Слишком много вопросов задаёт, какие ему задавать не положено. Мужчина щурится и внимательно осматривает юношу, тот некоторое время оглядывал комнату, будто выводя некоторые свои догадки или предположения касательно этих цветов. Верно, он заметил, что искусственный здесь только гиацинт, а шафран и папоротник настоящие, это определенно его смутило и определенно задало ему много вопросов. Но ни цветы, ни Данзо на эти вопросы не ответят, поэтому он думал. Саске виделся как ребёнок в музее, широкими глазами, полными вопросов, разглядывающий экспонаты. Советник поджимает губы, в сердце загадочно кольнуло, опять Саске кого-то ему напомнил. Такой любознательный мальчик, так ему интересно всё вокруг. Совсем как маленький Шисуи. И Данзо улыбнулся этой мысли.

— Ты забываешься, глупый старик, — еле слышно осекает себя он.

Саске заинтересовано обернулся:

— Чего это Вы там ворчите? — и едко оскалился в довершение. — Спину прихватило?

— Наглец! — возмущённо воскликнул советник и бросил в него тряпкой.

Они закончили к вечеру. Саске пришлось пинками выпроваживать из дома. Он очень не хотел уходить. Имел наглости проситься переночевать, ведь нутром чувствовал дома неприятности, но Данзо противостоял его необычайному красноречию. И всё же под давлением необычайной юношеской настойчивости, он обещал впустить его к себе на ночь, но только на одну ночь, если дома всё-таки ожидают неприятности.

Они вышли к фасаду здания, Данзо проводил его до ворот и сопровождал мальчика взглядом, до того самого момента, пока юноша не покинул поле его зрения. Он смотрел ему в след и думал. Может стоило сегодня послабить свои принципы? Может зря он отправил его домой, учитывая весь его сегодняшний настрой, вдруг его дома и правда ждали неприятности. Лёгкое чувство тревоги проступало внутри, но мощность седативных препаратов не давала назойливым мыслям заполонить его голову. И благодаря успокоительным, он присек этот порыв. Неприятности никуда не уйдут, не встретит сегодня, так завтра, а он не должен нарушать субординацию.

Неприятности, в самом деле, ожидали Саске дома. После уборки у него слегка поднялось настроение, как это бывает, когда качественно завершаешь какое-нибудь дело, и на душе воспаряет чувство лёгкости. Он шёл домой уставшим, но расслабленным и не успел он зайти, как неприятность выявилась тёмным очертанием сквозь полупрозрачную дверь. Дома его ждал отец. Он стоял напротив, с прямой спиной, скрестив руки и сурово глядя в глаза сына. Взгляд у него ледяной и грозный, режет как тысяча ножей и всегда чувствуется спиной. Саске поджал губы. Отец узнал о его тренировках, это было очевидно. Он только зашёл и даже не разобувшись, остановился в дверях, отец подбородком велит ему закрыть их и сын покорно исполняет указанное. Мать сидела за столом, нервно теребя пальцы, Итачи облокотился о стену, с таким же надменным отцовским видом скрестив руки на груди.

— Кто тебе сказал? — голос Саске такой же ледяной, как и взгляд, но это, не идёт ни в какое сравнение, с могуществом отца. Фугаку молчит и щурится, тогда Саске смотрит на старшего брата и Итачи в ответ усмешливо поднимает руки к верху. Не может быть. Неужели это он? Не может быть! Это не может быть Итачи! Он бы никогда так не поступил!

— Как ты мог так со мной поступить?! — взревел юноша, вперяясь в брата взглядом полным ненависти.

Отец осекает его грозным голосом:

— Саске! Голос! Не смей так разговаривать со своим старшим братом.

— Какого хрена вы все ополчились против меня?! — юноша пятится к дверям, бешено бросая взгляд на каждого сидящего здесь. У отца, у матери, у брата — у них у всех читался взгляд укора. Они все настроены против него. Саске еле выносил это давление.

— Кроля, ты не понимаешь, — вмешалась мать — Не надо злиться. Мы все хотим тебе только добра.

— В задницу такое добро! — вспыхивает юноша. — Что вам всем с того, что я тренируюсь с советником?! Вам никогда дела не было до меня, но внезапно, вы все прицепились как только я начал с ним общаться! Я хочу и всё, понятно?

— Мало ли что ты хочешь? Тебе никто не разрешал, — ледяным хрипом напомнил Фугаку.

Саске подавился возмущением:

— Пиздец, не разрешали мне, — он ощетинился, глаза его окрасились алым гневом и он вперился ими в отца. — Тебе было плевать, на мои оценки, на мою учебу, на мои достижения, на мою жизнь и на моих друзей, а теперь что изменилось? Ты никогда ни во что меня не ставил, а тут внезапно подорвался! — и, всплеснув руками, чуть ли не выдавил из себя оскорбление. — Горе-папаша!

— За языком следи, сопляк! — яростный рык и Саске притихает, Фугаку не церемонился с ним и младший сын сейчас прочувствовал это каждой мурашкой, прошедшей по его спине. — С чего я должен? — его голос оброс рыком, но являлся всё таким же ледяным и надменным. — Ты видел свой табель? Сколько раз на тебя жаловались учителя? Сколько раз за семестр ты появился в академии? Всю жизнь ради тебя стараются, чуть ли сопли тебе не утирают, а ты только гадишь в ответ. Ты плюешь на всё, что я тебе даю и хочешь, чтобы я, за такое отношение, тебя уважал, — Саске молчит и щурится, Фугаку продолжает давить. — На что ты надеешься? Думаешь, уже взрослый? Думаешь, этими выходками ты превзойдёшь брата? Думаешь, раз Итачи на него работал, то Данзо из тебя что-то путное сделает? Спешу тебя огорчить, ты ошибся. Ты у него ничему не научишься, — Саске хотел было возразить, но Фугаку вновь пресёк его рыком. — Молчать, пока я говорю. Ты не будешь у него заниматься, потому что я так сказал. Ты понял меня?

Саске нечего ему ответить. Он столько всего хотел ему сказать, но не мог. Он хотел порвать его в клочья. Хотел уничтожить его на месте. Хотел расцарапать в кровь его лицо, искусать до смерти, но не мог. Он безоружен перед ними, перед их осуждающими взглядами, перед их неоспоримым авторитетом. Саске косится в сторону брата и его взгляд леденеет яростью.

— Итачи… — цедит он сквозь зубы. — Я тебя никогда не прощу.

Старший брат никак не реагирует. Всё тот же безжизненный и серый взгляд, пустой как, изъеденные червями, глазницы покойника. Ему не стыдно, Саске не чувствует через метку ничего, только опустошающий холод. Иного брат ему не дарил.

— Не ходи к нему, — хрипит юноша. — Это всё, что от тебя требуется.

— На хуй пошел! — воскликнул Саске и моментально выбежал из дома, громко хлопнув дверью. Он гневным быстрым шагом направился в сторону города, ведь знал, чем ему грозит этот поступок.

— Стой, сопляк мелкий! — раздаётся оглашающий рык из-за спины. — Не смей уходить, пока я с тобой разговариваю! Немедленно вернись домой, пока я тебя за шиворот…

Саске закрыл уши. Пусть кричит, пусть сгорает от гнева, пусть хотя бы на мгновение прочувствует всю безнадежность Саске. Почувствует, какого это — кричать в пустоту, кричать и только тем подкреплять свое низкое извечное положение. Юноше хотелось от них спрятаться, как можно дальше, только бы они более его не мучили. Убежать так далеко, где они его никогда не найдут.

Дурацкий день.