Часть 8. До. Исполнение (1/2)

112-й год по календарю Вечного (Верного) Пути

Лайсон приоткрыл на щелочку веки — сквозь ресницы, как рассветное солнце через частый заборчик, в глаза просочился тихий желтый свет. Он сонно потянул веки выше. Показалось незнакомое белое одеяло, незнакомая постель, копна темных волос на соседней подушке. Лайсон попытался вспомнить: новый клиент? Кто? Он ведь никогда не оставался спать у новых клиентов.

Чуть туманным ото сна взглядом он присмотрелся к чужому затылку, и в голове вдруг лавиной прокатился весь вчерашний вечер: Ирвен, его близость, тепло его тела, дурманящее объятие, вкус поцелуя. Лайсон потянулся к его волосам, но, не коснувшись, отдернул руку и улыбнулся, прижав пальцы к губам. Всему было свое время.

Он расслабленно зевнул и, приподняв голову, с подозрением посмотрел на маленькую настольную лампу, светящую с подоконника. Лайсон был уверен, что выключил эту лампу, прежде чем заснуть. Он потянулся, щелкнул тумблером, испытав короткое дежавю, и свет погас. Небо за окном едва начинало розоветь ясной морозной зарей. Недолго посмотрев на нее в окно, Лайсон улегся обратно на подушку.

Копна волос перед ним вдруг шевельнулась, и Ирвен, заворочавшись, перевернулся к нему лицом, открыл глаза. На мгновение Лайсона кольнул испуг: сейчас он тоже вспомнит, сейчас обо всем пожалеет! Но Ирвен, несколько раз моргнув, слабо улыбнулся.

— Я специально включал, — сказал он, словно услышав вопрос в голове Лайсона. — Не люблю спать без света.

— Оу, — виновато сказал Лайсон и снова нащупал тумблер на лампе. — Извини.

Уголок комнаты залило мягким рассеянным светом, и оба чуть-чуть сощурились.

— Значит… боишься темноты? — спросил Лайсон, положив ладонь под щеку.

— Не боюсь, — оборонительно ответил Ирвен, — просто не люблю.

— И высоты? — улыбнулся Лайсон, подначивая.

Ирвен как будто нехотя, сквозь серьезность, засмеялся:

— Прекрати.

Лайсон замолчал, придумывая, чем бы продолжить. Взгляд его натолкнулся на руку Ирвена, выглянувшую кончиками пальцев из-под одеяла. Он незаметно начал красться к ней, намереваясь зловеще ее схватить, но в последний момент передумал и только нежно накрыл его кисть своей ладонью.

— Я слазил к вам на крышу, кстати, — сказал он, медленно скользя от кисти к локтю, и, любовно огладив локоть, повел ладонью вверх по плечу. — Там люк был открыт.

— На крышу? — удивился Ирвен.

Хоть он никак и не проявил этого, движение Лайсона что-то раздразнило в нем, распалило. Его захватывала эйфория, она скапливалась в нем так быстро, что за мгновения строила внутри него замки, дворцы, небеса, облака.

— Да, — сказал Лайсон. — Оттуда видно… знаешь что?

Каждое движение его губ, его приглушенный, мелодично вибрирующий голос открывали Ирвену всё новые грани какого-то неизведанного мира, в котором он барахтался, как залетевший в комнату мотылек, не знающий, куда себя пристроить.

— Что? — зачарованно спросил он.

— Оттуда видно… темный-темный ле-е-ес! — громко прошептал Лайсон, выразительно распахнув глаза, и, не удержавшись, сжал Ирвена за плечо для драматического эффекта.

Ирвен глубоко задышал — так, что это стало отчетливо слышно в тишине.

— Страшно? — спросил Лайсон, с одной стороны, немного игриво, а с другой стороны, немного удивленно, не ожидав произвести такого впечатления.

— Нет, — смутился — сам не зная, от чего именно — и улыбнулся Ирвен.

Эйфория в нем росла и ширилась, искала выхода, распирала его изнутри, внушая тягостный, почти граничащий с болью дискомфорт. Контроль над собственным телом с пугающей быстротой ускользал от него, словно держался всегда лишь на иллюзии. И даже мысли, обычно осторожные и оглядчивые, вдруг необдуманно бросились в какое-то бурлящее незнакомое русло, куда если раньше и совались, то только на один шажок и под строгим присмотром. Вся власть над ним была теперь в руках Лайсона, в его теплых пальцах, перебирающихся с плеча на лопатку у него под футболкой. И Ирвен беспрекословно доверял ему эту власть. Ирвену хотелось доверить ему всё на свете.

— Ты мне очень нравишься, — прошептал Лайсон, но глаза его смотрели так, словно он хотел выразить что-то несравненно большее.

— Ты мне тоже, — хотел выразить что-то большее Ирвен.

Неосязаемая сила потянула его вперед. Он ничего про эту силу не знал: о ней не писали учебников — а может быть, и писали, когда-нибудь очень давно. Он знал лишь, что она требовала — нет, приказывала — взять Лайсона за щеки, прижаться к нему лицом, целовать его. И Ирвен целовал, но внутри становилось только теснее, только хуже. Торопясь от влечения и неловко путаясь, Ирвен снял с Лайсона выданную ему вчера кофту — на секунду пожалев о том, что вообще ее дал. Лайсон ничуть не сопротивлялся и наоборот, задрав кверху руки, помогал высвобождать себя из кофты; следом за ней куда-то не глядя кинули футболку Ирвена. Кожа Лайсона — горячая, голая, гладкая — прилегала к нему теперь по-настоящему. Они делали что-то. Что-то, что не было частью привычного Ирвену мира. Что-то серьезное, переломное и, кажется, уже невозвратное.

— Как это делается? — спросил Ирвен, жарко дыша.

Лайсон приостановился, обвел ладонью его лицо по кромке. И тихо сказал:

— Так, как ты захочешь.

— Я не знаю… — прошептал Ирвен, сглотнув.

Лайсон мягко навалился, укладывая его на спину, но затем отстранился, приподнялся и уселся у Ирвена на бедрах. Одеяло скатилось вниз по его спине, обнажив в свете лампы его резко очерченную худую фигуру. Ирвен, оказавшись на виду и сам, словно в поиске защиты нащупал и сжал краешек одеяла, подтянув его чуть-чуть к себе.

— Хочешь, я накрою тебя? — спросил Лайсон, почти незаметно улыбнувшись.

— Не надо, — подумав, сказал Ирвен и заставил себя отпустить одеяло.

Лайсон расслабленно моргнул, и его взгляд потерялся где-то у Ирвена на груди, а ладони растеклись по его взволнованно сведенному животу, забегая кончиками пальцев на ребра и, как приливные волны, отступая обратно, капля за каплей унося с собой сковывающее мышцы напряжение. Он двинулся ниже, медленно развязал шнурок на шортах Ирвена и, привстав, так же медленно стянул всё на бедра. Ирвену показалось, что он слышал, как Лайсон протяжно выдохнул через рот, не сводя глаз с открывшихся ему частей. Под этим прикованным к нему сверху взглядом каждая секунда растягивалась для Ирвена в бесконечность: чувствовать себя выставленным напоказ было странно, уязвимо, беспокойно. Спустя несколько таких промелькнувших бесконечностей, покрываясь холодной испариной, он наконец выдавил из себя:

— Что-то не так?

Лайсон махом закрыл глаза, как будто опомнившись, и поднял голову.

— Всё так, — сказал он. — Извини. Я смущаю тебя?

— Нет, — соврал Ирвен, рдея щеками.

— Просто… — Лайсон снова провел руками по его животу, — ты красивый.

Он склонился и влажными губами погладил самое красивое, крепко окольцевал ладонью. Ирвен, сперва вытаращив от неожиданности глаза, в следующий миг чуть вслух не простонал. Он не знал, что будет вот так. Это было чересчур, это было нестерпимо. Он выгнулся в шее, задрав лицо к потолку, зажмурился, зачем-то вцепившись руками в подушку. Дыхание заплясало отрывистыми суматошными скачками. Губы Лайсона, касавшиеся его всего несколько коротких мгновений, приостановились, отнялись от него.

— Ты… — начали они что-то говорить, но не закончили.

Ирвен, резко втянув носом воздух, замер. Наконец выдохнул, открыл глаза. Его вздетая вверх грудь плавно и медленно опустилась. Он поморгал, украдкой взглянув на Лайсона: тот спокойно улыбнулся, погладив его вдоль боков, и спросил:

— М-м… есть что-нибудь? Полотенце?

Ирвен приподнял как будто сильно потяжелевшую руку и указал на шкаф:

— В нижнем ящике.

Лайсон вернулся с полотенцем и, обтерев Ирвену живот, улегся рядом, накрыл их одеялом и под одеялом всем телом прильнул к нему, податливо обвившись вокруг него объятием. Ирвен запоздало сообразил:

— Мне… сделать для тебя так же?

— Не обязательно, — промурчал Лайсон у его уха. — Ты можешь просто…

Он взял Ирвена за руку и, вглядываясь ему в глаза, словно проверяя, не загорится ли в них запрещающий сигнал, медленно повлек ее к себе.

— Можешь просто вот так, — он коснулся себя его рукой, и Ирвен попытался не выдать новой волны своего ошеломления.

Тактильные рецепторы сходили с ума, воспринимая незнакомые формы и изгибы, оказавшиеся в его ладони, и заполняя воображение яркими вспышками образов, которые эти формы и изгибы повторяли. «Смелее», — неуверенно сказал Ирвену внутренний голос, и, встретившись с Лайсоном взглядом, он нырнул рукой под пояс его штанов.

— Ты такой гладкий, — тут же выдал он удивленно, не успев даже перед этим подумать.

— Да вообще-то уже не очень, — улыбнулся уголком рта Лайсон.

— Мне тоже… нужно? — спросил Ирвен, приноравливаясь к движениям с непривычного ракурса.

— Нет, — прошептал Лайсон, шумно от наслаждения выдохнув. — Тебе ничего не нужно. — Он положил руку Ирвену на затылок, закопавшись пальцами в его волосы, и потянул к себе. — Ты и так прекрасен.

Он распахнул рот, с жадностью и голодом прильнул к губам Ирвена и без передышки целовал его, отрываясь только на то, чтобы коротко и настойчиво прошептать: «чуть быстрее», «и еще» — и в конце концов на страстное «ах» и на протяжное «ммм», после которого только прижался к Ирвену лбом и долго не двигался. Ирвен обнимал его, чувствуя какое-то недоступное ему прежде единение, почти слитность с ним.

В городе разгоралось утро, оттапливая заиндевелый ночной воздух перед новым днем. На рассветное небо прокрадывались первые лучи солнца; встречая их, голосисто и нетерпеливо чирикали птицы. Лайсон открыл глаза, расфокусированным взглядом пробежался по шее Ирвена и остановился на его ключице. Его мысли понемногу отходили от счастливого забвения, по кусочкам собирали себя и снова начинали шевелиться в голове. И вместе с ними что-то необъяснимое и тревожное тихо подбиралось с неизвестной стороны, миллиметр за миллиметром обволакивая его в свою сеть. Что-то тревожное было в криках этих птиц, в хлопках их крыльев, в лае собак. Лайсон приподнялся на локте. Лицо Ирвена посмотрело на него с нежностью и теплотой, и он почувствовал, как беспокойство понемногу отпускает его, говоря, что, должно быть, обозналось и всё в порядке. Он почти успел улыбнуться Ирвену в ответ, когда в коридоре что-то оглушительно грохнуло.

***

Ингрид Инневальд, зажав под мышкой изношенную грязно-бежевую папку, металась от одного беспорядочно заваленного бумагами стола к другому, от серого металлического шкафа со скрипучими ящиками до закрытой двери в кабинет Председателя Комиссии, у которой нервно теребила позолоченную резную ручку, словно надеясь, что Председатель успел как-то незаметно за ее спиной прокрасться в кабинет и теперь уж ей откроет.

— Да нет его там, нет! — не выдержав, крикнула из-за своего стола госпожа Шелебах, когда Ингрид, перерыв еще один ящик с документами, в очередной раз процокала мимо нее к кабинету.

Ингрид остановилась, вместо слов всплеснув руками, будто говоря, что и сама это прекрасно понимает, но что еще ей полагается делать?

— Я не знаю, куда их! — наконец разразилась она ответным возмущением и потрясла в воздухе своей папкой. — Их нет в исходном списке. Он сказал, что вместе с оккультными ритуалами, но там значится только один!

Госпожа Шелебах, сосредоточенно глядя в какой-то листок, поднялась со своего места.

— Да он перепутал, посмотри, — сказала она, подойдя к Ингрид, и, положив листок на ближайший стол, постучала по нему карандашом: — Вот они в другом списке. Он точно перепутал.

Ингрид застывшим взглядом посмотрела на ту строку, куда уперся карандаш, и, словно эта строка вызвала у нее острую головную боль, поскорее отвела от нее глаза, а затем ледяным голосом процедила:

— А я что сделаю? Я ему что, позвоню спрошу, а не перепутали ли вы, уважаемый Вечный Лидер? И вообще, это ты и виновата. Была бы сразу на месте — так сразу ему и объяснила бы.

— Я виновата?! — вытаращилась на нее госпожа Шелебах. — Мне что, по четырнадцать часов в сутки на работе надо сидеть?

Они постояли, как будто готовясь вцепиться друг другу в глотки, но поскольку обе считали себя выше этого, то вскоре остыли: Ингрид пренебрежительно отвела взгляд в сторону, а госпожа Шелебах ушла к своему столу.

— Надо Дуарта найти, он, может, и позвонит, — сказала Ингрид, показав папкой на закрытую дверь.

— Найдешь ты его, как же, — язвительно буркнула госпожа Шелебах. — Он там еще сны по второму кругу не пересмотрел.

Рядом с Ингрид появилась низенькая чахлая девушка, замотанная в шаль, и подобающим своей комплекции голосом пропищала:

— Мне нужен отчет с допроса.

Ингрид со своей высоты, которую придавали ей туфли на гигантских остроконечных каблуках, свесила к ней недовольную мину.

— Нет никакого отчета, и допроса никакого не было, их только что оформили, — она плюхнула девушке в руки свою папку.

— Так двадцать минут осталось… — недоумевающе пробормотала та.

— И что, что осталось? — распалилась Ингрид. — Что вы от меня хотите?