Часть 2. До. Фальшивка (1/2)

112-й год по календарю Вечного (Верного) Пути

— Пока, ребят! Пока, Ирвен! До завтра!

Многоголосый ор, гогот и веселый галдеж сотрясали улицу перед Школой иностранных языков № 1, нарушая стылый покой зимнего вечера. Ирвен, широко улыбаясь, помахал своим друзьям, и наконец две фигуры отделились от основной толпы, свернув к трамвайной остановке.

«Ну слава векам», — подумал Лайсон. Вся эта шумливая свора его порядком раздражала — то ли из-за того, что он никак не мог почувствовать себя в ней «своим», то ли потому что не терпелось оказаться с этим милым красавчиком наедине.

К Ирвену он присмотрелся еще на первом занятии — когда тот быстро, бойко и элегантно отвечал учителю на неджеласском. Лайсон прямо-таки заслушался этой плавной и уверенной — почти дипломатической — речью, а может быть, просто загляделся на его живые, спело-розоватые губы. На четвертом занятии Лайсон подсел к нему за парту, сделав вид, будто он не замечал, что на это место, всегда опаздывая ровно на пять минут, плюхается красный и запыхавшийся друг Ирвена по прозвищу Калачик. Прошло всё на удивление гладко: Ирвен мало того что не попросил Лайсона пересесть, так еще и с радушным гостеприимством предложил новенькому свою помощь по любым вопросам. Опоздавший Калачик, удивленно зыркнув на занятое место, тоже не воспротестовал.

На пятом занятии Лайсон, закрепляя свой успех, вновь опередил тучного Калачика и перед уроком заваливал Ирвена вопросами о вспомогательных падежах. Ответы на эти вопросы Лайсон и сам прекрасно знал, но ему слишком нравилось слушать Ирвена, — ему нравилась его мимика, его сосредоточенные объяснения, его упругие губы. «Как тебе должно быть скучно среди этих читающих по слогам идиотов», — думал Лайсон позже на уроке, подпирая рукой подбородок и оглядывая класс. Но Ирвену если и было скучно, то он это ничем не проявлял. Казалось, что такие качества, как гордость и самолюбие, жили в параллельной от него вселенной.

По окончании занятия Лайсон, подловив удобный момент, поинтересовался у Ирвена, не ездит ли тот домой на четырнадцатом трамвае. Оказалось, что Ирвен ездит и что вдобавок будет очень рад ездить с Лайсоном вместе, раз им по пути. И этим холодным вечером, после прощания с оравой соклассников, они вдвоем отправились к остановке, шагая по морозно хрустящей дороге.

— Отличная погода сегодня, правда? — сказал Ирвен, самозабвенно ловя на лицо снежинки.

Лайсон, посмотрев на него с удивлением, ответил:

— Я бы предпочел погоду, при которой мне не пришлось бы носить пуховую куртку.

— Но у тебя же такая классная куртка! — засмеялся Ирвен.

— Оу, — усмехнулся в ответ Лайсон. — Спасибо. Ей очень приятно.

Пуховик у Лайсона был по всем заветам современной моды: до середины бедра, с покрытием из матовой синтетики — и у шеи обмотанный широким шарфом. Ирвен в моде мало что понимал и совершенно ей не интересовался, но немного вычурный, по-своему изящный стиль Лайсона ему нравился. Зауженные брюки и футболки-маломерки, всегда безупречно блестящие шнурованные ботинки, уложенные с зачесом назад белокурые волосы. В какой-то степени Ирвен даже восхищался умением Лайсона хорошо выглядеть, но зависти в этом чувстве не было. Сам он любил одеваться по-простому, без изысков, — так чтобы можно было просто натянуть шапку и не задумываться о поломке прически.

Дорога вильнула в проулок между двумя заборами — коротенький и узкий, шириной на одного человека. Впереди показались трамвайные пути.

— Я что-то забыл, ты ведь… в пятом лицее учишься, да? — спросил Ирвен, обернувшись к идущему позади Лайсону.

— Ага, — ответил тот. — А ты?

— А, да я в обыкновенной школе… — улыбнулся Ирвен. — В шестьдесят третьей.

— Последний год?

— Угу, — ответил Ирвен.

Лайсон подумал о том, как здорово было бы сейчас остановиться и прямо здесь — расстегнуть его куртку и залезть под нее руками, — прямо здесь, вне лишних глаз, целовать его, приминая спиной к забору.

— У вас там, наверное, так сложно и так интересно, — продолжил Ирвен, ни о чем не подозревая. — Я слышал, что и по десять уроков в день бывает.

— Да, бывает, — ответил Лайсон. — Учебники, правда, с каждым годом все хуже. «Физ. мир» в новой редакции в два раза отощал.

— Серьезно? — Ирвен удивленно оглянулся. — А что убрали?

— Да я в точности не сравнивал. Так вышло, что к естественным наукам большой тяги не питаю. Но раздел про радио убрали, по-моему, полностью.

Переулок закончился, и Лайсон вновь поравнялся с Ирвеном. Тот смотрел на него с неподдельным беспокойством.

— Как странно… — протянул он. — А мы пока по каким-то совсем старым продолжаем учиться, там даже оптика есть.

— М-м-м, — покивал Лайсон, изобразив интерес.

Они подошли к остановке, окруженной высокими свежими сугробами, и встали под козырек.

— Не замерз? — вдруг спросил Ирвен.

Лайсон удивленно вскинул к нему голову и наткнулся на взгляд бездонно-карих глаз — таких теплых, что спасли бы и от самой злейшей вьюги на свете.

— Да нет, — ответил он. — Все нормально.

В отдалении загромыхал и загудел, приближаясь, трамвай.

— Я после школы хотел бы на «Внешнем сообщении» учиться, — сказал Ирвен. — Знаю, что сложно поступить. Но надеюсь, что сертификат из языковой школы поможет.

— Уехать хочешь? — спросил Лайсон.

— Нет, уехать насовсем не хочу. Я люблю Иттгарт, мне нравится здесь жить, у меня нет желания уезжать. Но вот по миру попутешествовать очень хочется. Посмотреть, что там вообще, как там. Понимаю, что страшно и даже опасно, но любопытство никак не оставляет. С детства мечтаю об этом.

— Я бы уехал, — сказал Лайсон, залезая вслед за Ирвеном в распахнувший двери трамвай.

— Правда? — удивился Ирвен. — Почему?

Трамвай был почти пуст. Внутри на износ работали печки и горели яркие желтые лампы.

Лайсон забрался к окну, на двойное сиденье, где едва умещались ноги, Ирвен сел рядом. Их расставленные коленки соприкоснулись и только чуть подпрыгивали, разминаясь и сталкиваясь, когда трамвай поехал.

— Я думаю, что где-то в этом мире есть место… — начал Лайсон, — где я чувствовал бы себя по-другому. Где я, может быть, чувствовал бы себя… лучшим человеком.

— Лучшим человеком? — переспросил Ирвен, растерянно улыбнувшись. — Это как?

— Не знаю, — пожал плечами Лайсон. — Просто ощущение такое.

Что-то несколько раз протяжно пропищало, и Лайсон вытащил из кармана маленький серый мобильный телефон с потертыми серебристыми кнопками. Коротко взглянув на экран, он нажал на одну из кнопок и убрал телефон обратно.

— Ого, у тебя мобильник есть! — восхитился Ирвен.

— Да ерунда, — сказал Лайсон.

— Я родителей уже столько раз уговаривал мне купить, но всё бесполезно, — посетовал Ирвен. — Даже и себе покупать не хотят.

— Я им исключительно по необходимости пользуюсь, — равнодушно сказал Лайсон. — С удовольствием и без него бы жил.

— Ну поня-ятно… — протянул Ирвен.

Лайсон посмотрел в окно. Отражение вагона причудливо смешивалось с уличными огоньками и наслаивалось поверх аллей и зданий.

— Слушай, а хочешь зайти в гости? — предложил вдруг Ирвен. — Мама собиралась делать сегодня лимонный пирог.

Лайсон не сразу оторвался от стекла, рассматривая теперь в окне собственные глаза — прозрачные и призрачные — и сквозившую за ними темноту. Наконец, повернувшись к Ирвену, он улыбнулся и закивал.

К высокой многоэтажке, отделанной фиолетовыми панелями, они подходили неторопливым прогулочным шагом. Ирвен белозубо смеялся над историями Лайсона про учителя биологии, считавшего, что слоны — это вымышленные животные, а Лайсон украдкой поглядывал на своего соклассника, любуясь его сияющей улыбкой.

Во дворе перед домом перебрасывались снежками несколько девчонок, визжа и падая в сугробы. На небольшой хоккейной площадке одиноко и лениво скользил по льду парень с клюшкой.

— На пятом, вон там мои окна, — показал Ирвен вперед и наверх.

Лайсон, запрокинув голову, посмотрел. Там, куда указывал Ирвен, горели два окна, прикрытые занавесками. На подоконниках, как зубчики неровного забора, топорщились тени цветов в горшках. Лайсон прошелся взглядом выше и насчитал всего восемнадцать этажей.

— Высокий дом… — мечтательно произнес он. — Ты был там, на последнем этаже, когда-нибудь?

— Нет, — ответил Ирвен и улыбнулся: — Зачем?

— Просто из интереса, — пожал плечами Лайсон. — Я никогда не бывал на такой высоте. Давай заберемся посмотрим, хотя бы из подъезда?

— Да ну… — смущенно ответил Ирвен. — Я с высотой не очень. Да и что там увидишь-то через эти грязные стекла?

Лайсон снова пожал плечами и настаивать не стал.

У подъезда стояли, о чем-то разговаривая, две пожилые женщины. На одной была меховая шапка поверх платка и длинное, почти до земли, коричневое пальто, натянутое на низкую круглую фигуру, как абажур. Вторая женщина была высокая и сутулая, и казалось, что голова у нее растет прямо из сгорбленной спины.

Обе они повернулись к Ирвену, и хмурые лица тут же заулыбались.

— Добрый вечер! — поприветствовал их Ирвен.

— Здравствуй, — добродушно отозвались женщины, и та, что была похожа на абажур, кряхтящим старческим голосом спросила: — Как мама с папой?

— Все хорошо, спасибо! — ответил Ирвен, и они с Лайсоном зашли в подъезд.

— Какой хороший мальчик… — донеслось бормотание снаружи.

Они поднялись на лифте, и на пятом этаже их уже встречала, распахнув дверь, одетая в разноцветный халат женщина. Молодой ее было не назвать, но весь ее образ искрился удивительной живостью и красотой. Крупные темные кудри волнами распадались по плечам и груди, большие глаза, подведенные черным, смотрели с озорной хитринкой. Женщина улыбалась уголками губ, отчего вокруг рта появлялись тонкие харизматичные складки.

— Мам, привет! — сказал Ирвен. — Это Лайсон. С неджеласского.

— Привет, Лайсон! — воскликнула женщина бойким низким голосом. — Я Анжелика. Но можешь называть меня просто госпожа Эберхарт!

— Добрый вечер, госпожа Эберхарт, — вежливо растянув губы, сказал Лайсон.

Они зашли в ярко освещенную прихожую, заставленную полками с обувью, зонтиками и сумками. На крючках вдоль стены пестрыми кучками висели куртки, шубы и пальто и всем этим цветастым ассортиментом отражались в трельяже напротив. Пол был застелен полосатым сине-зеленым ковриком. От двери вперед и направо вели два коротких коридора: первый, вероятно, на кухню, откуда тянуло запахом каких-то специй, второй уходил к комнатам.

— А где господин Эберхарт? — спросил Ирвен, разувшись.

— Господин Эберхарт, ты где? — крикнула Анжелика, чуть откинув голову назад.

— Ну чего? — донесся откуда-то грузный голос.

— Выходи, у нас гости!

Лайсон повесил куртку поверх огненно-оранжевого женского пальто и встал в ожидании дальнейших приглашений. Из ближней к ним комнаты показался невысокий мужчина с залысинами, врезавшимися в седеющую шевелюру. В руке он держал, заложив пальцем на середине, какую-то книжку.