Глава 12. Не надейся (1/2)
— Вставай, Зеницу, ты уже здоров! Я больше не могу прикрывать тебя перед Куваджимой-саном. И вообще, он просил тебе передать, что если ты сам не выползешь на тренировку, он сам придет поить тебя настойками. Вместе с ивовым прутом.
— А у нас где-то тут растут ивы?.. — из-под одеяла раздался тонкий хрипловатый голосок. Последнюю неделю Зеницу изо всех сил продолжал играть немощного и болезного — лишь бы Кайо-чан почаще заглядывала к нему посидеть-поухаживать, а дедуля пореже вспоминал о том, что Зеницу уже давно пора было вернуться к их тренировкам.
Наверное, это был первый раз в жизни, когда Зеницу был безмерно счастлив и благодарен Кайгаку за то, что тот все-таки решил не сдерживаться во время их тренировочного боя. Да, Зеницу снова отделали по самое не хочу; да, он снова оказался ничтожным слабаком. Но его это совсем не расстраивало — он и без оплеух давно все прекрасно про себя знал.
Зеницу знал, что быть таким же крутым охотником, как Кайгаку, ему точно не светило, слишком уж хрупки были его болезные плечи для ноши героя. Он даже от деревянного клинка уклониться не мог — вряд ли он удерет от демона на настоящем поле боя.
Зеницу пытался отсрочить свой конец как мог. И даже милейшая Кайо-чан решила хоть немного, но подыграть ему. Наверное, Зеницу должен был снова издыхать от дедулиных тренировок уже как с две недели, но Кайо-чан все продолжала приходить и приходить к нему с какими-то там мазями — тоже продолжала делать вид, что Зеницу еще страшно ранен.
Зеницу даже немного догадывался, в чем была причина внезапно свалившейся на него заботы.
После того, как Кайгаку снова ушел, Кайо-чан загрустила сильнее обычного. Кайо-чан нужно было на что-то отвлечься. Хотя бы на синяки Зеницу.
— Кайо-чан ты такая хорошая… Когда-нибудь я тоже найду себе невесту, и она будет похожа на тебя! У тебя, кстати, случайно нет сестры?
В комнате ненадолго повисла неловкая тишина. Сердце Кайо-чан забилось быстрее — Зеницу услышал.
— У тебя снова начался припадок, да? Зеницу, Куваджимы-сана здесь нет, можешь пока не притворяться. И вставай давай, тебе правда пора с этим заканчивать. А то Куваджима-сан очень скоро из тебя настоящего лежачего сделает.
— И тогда ты будешь приходить ко мне еще чаще, да, Кайо-чан? — в последнее время ослепляющий оптимизм Зеницу стал совсем неубиваем. Кайо-чан это не могло не напрягать.
Потому что в первую очередь страдала от него она.
— Мне кажется, если ты будешь совсем плох, Куваджима-сан сам захочет за тобой поухаживать.
Зеницу вынырнул из-под одеяла. Нежное белое лицо Кайо-чан сейчас стало по-взрослому строгим и суровым. Она не шутила. Ей тоже надоели эти игры.
— Меня что-то подташнивает, Кайо-чан, — Зеницу театрально прижал руки к горлу, закатывая глаза.
— Ведро под кроватью, — без привычной обеспокоенности напомнила Кайо-чан и развернулась в сторону двери. — Я выйду.
— Возвращайся поскорее, Кайо-чан, мне без тебя тут так одиноко… И страшно.
Кайо-чан даже не обернулась. По комнате прокатился усталый вздох. На нее эти жаловливые штучки уже давно не действовали, но Зеницу все равно не оставлял попыток достучаться до ее уже успевшего очерстветь сердца.
Зеницу с его идеальным острым слухом не сразу расслышал, как хлопнула дверь. Жестокая Кайо-чан все-таки решила оставить его наедине с ведром для нечистот и вновь проснувшимися страхами.
Зеницу и правда тошнило. Уже не первый месяц. Зеницу не знал, что он будет делать, когда его тренировки наконец закончатся. Когда дедуля наконец выпнет его следом за Кайгаку.
Зеницу был не готов защищать человечество. Он себя-то от дедулиной клюки защитить не мог — куда ему в ряды охотников. Да и Кайгаку его оттуда точно выживет — сожрет быстрее демонов.
Зеницу знал, что глупо было переживать за неизбежное — но успокоиться и примириться со скорой смертью он не мог. Не хотел. Он был слишком молод, он еще слишком мало повидал.
Сейчас у него перед глазами стояло только собственное изуродованное кривое отражение. Зеницу боялся умирать. Зеницу боялся, что не справится.
Кайгаку же не справлялся.
Всего за пару дней, что он успел побыть дома, слух Зеницу постоянно резал колючий душный страх. Особенно ночью.
Кайгаку не мог уснуть, Кайгаку не мог найти себе места — Кайгаку было страшно.
Зеницу слышал, чувствовал — Зеницу наконец-то хоть в чем-то понимал его.
Как бы дедуля ни старался, они все еще были не готовы. Эта навязчивая мысль, полная безысходности, снова и снова заставляла крепко обнимать ведро и опустошать замученный желудок.
В этом доме каждый закуток трещал, кричал в оглушительном нервозном напряжении. Одна лишь комната дедули оставалась тихим островком спокойствия. Один лишь дедуля продолжал жить своей жизнью.
Продолжал ждать, когда же Зеницу наконец возьмет себя в руки и выползет из комнаты. А Зеницу все мешкался, прятался.
Играть в героя как Кайгаку ему пока не хватало ни сил, ни мужества, ни выдержки. И Зеницу сомневался, что это у него когда-нибудь появится: он скорее умрет, чем успеет повзрослеть, возмужать. Это у Кайгаку шансов выжить и не разочаровать дедулю было в разы больше.
По крайней мере, Зеницу на это надеялся. Зеницу все еще верил в своего старшего товарища.
***
После ухода Кайгаку каждый день для Кайо проходил в каком-то тревожном ожидании, она совсем не знала, куда себя деть и чем еще себя занять, чтобы в голову не лезли дурацкие тревожные мысли.
А что, если Кайгаку больше не вернется?.. Что, если он не справится? Кайо даже представить не могла, насколько опасно было охотиться на всяких там чудовищ из старых сказок, они ведь явно были сильнее обычного человека.
Кайо хотела бы просто в который раз возразить самой себе, что, нет, все-таки это просто выдумки, но Куваджима-сан и Зеницу точно не могли ей врать. Демоны существовали. И такие, как Кайгаку, посвящали жизнь охоте на них.
Если, конечно, до таких, как Кайгаку, демоны не добирались раньше.
Кайо понимала, что она не должна была об этом думать. Чем больше она об этом думала, тем сильнее она переживала. А это, в свою очередь, ни к чему хорошему не приводило.
Она ничем не могла помочь ни Кайгаку, ни Зеницу, который тоже скоро должен был покинуть родной дом. Единственное, что она сейчас могла — продолжать исправно выполнять свои обязанности, которые Куваджима-сан с каждым днем придумывал все новые и новые.
Кайо работала не покладая рук — на днях ей наконец-то разрешили разбить за домом новый садик. По этому случаю даже бледно-зеленый Зеницу вылез посмотреть, какую живую красоту ему теперь предстояло поливать тайком по ночам. А вот Куваджима-сан заглянуть оценить старания Кайо так и не смог — в последнее время он очень часто куда-то пропадал.
За это Кайо тоже понемногу начала переживать. Каждый раз, когда Куваджима-сан куда-то уходил на несколько дней, в ее голову безостановочно лезли беспокойные мысли. А что, если Куваджима-сан сейчас отлучился из-за Кайгаку? Вдруг с ним что-то случилось? Вдруг Кайгаку все-таки и правда… не справился?
Кайо упрямо старалась гнать подобные мысли, ругала себя, но ничего не могла с собой поделать. Она не знала, насколько были сильны демоны и насколько должно было хватить выдержки и умений у Кайгаку, чтобы выстоять против этих монстров.
Кайо надеялась, что она просто себя накручивает — Кайгаку же ей не чужой, вот она и переживает. Кайо верила, что Куваджима-сан был очень опытным мудрым учителем и охотником — он бы не отправил своего преемника туда, где бы тот точно сразу погиб смертью храбрых.
Кайгаку ведь тоже был частью его семьи.
В один из темных вечеров Кайо так же как обычно сидела на ступенях во дворе и мучала себя невеселыми размышлениями, которые так же как обычно приводили ее в тупик. В последнее время она страдала бессонницей на пару вместе с Зеницу и все никак не могла от нее избавиться, ни одни травки уже не помогали. Нет, она скорее с ума сойдет, чем однажды найдет в своем ворохе беспокойных мыслей долгожданное успокоение.
Кайо уже хотела было пойти к себе стелить постель — все-таки времени уже было полвторого ночи, а завтра еще было много дел: Куваджима-сан обещал вернуться к утру.
Но все мысли о подготовке ко сну сбило глухое карканье и отчетливый звук взмаха крыльев. Кайо встрепенулась и едва не навернулась со ступеней. Синие глаза сощурились: в непроглядной тьме ничего не было видно, ни одной живой крылатой души.
Может, ей послышалось, показалось? Она бы нисколько не удивилась подобным играм подсознания — Зеницу ее явно заразил своим помутнением рассудка.
Кайо поднялась, отряхнула потрепанное кимоно и тут же замерла.
Огромный ворон с подвязанным свитком уселся ей на плечо. Кайо даже забыла вскрикнуть от испуга — огромная птица смотрела на нее так хищно пристально, что внутри все онемело.
Конечно, они друг друга узнали.
Снова раздалось грозное карканье — Кайо снова не дернулась с места. Она лишь скосила взгляд вбок, чтобы понять, а что вообще сейчас хотела от нее эта птица.
Кайо медленно, словно боясь спугнуть саму себя, потянула руки к плечу. Осторожно отвязала свиток и исподлобья посмотрела на ворона. Тот резко взмахнул крыльями и взмыл вверх.
Кайо успела только сморгнуть — птицу снова больше нигде не было видно. И не слышно. Кайо обняла себя подрагивающими руками, скосив пустой взгляд на землю. Нет, она не сошла с ума.
Свиток все еще был у нее в руках, который она прямо сейчас прижимала к груди.
Это Кайгаку прислал письмо. Наверняка что-то случилось. Наверняка случилось что-то, о чем должен был знать Куваджима-сан.
Кайо недолго думая зашла в дом. Нужно было оставить свиток для Куваджимы-сана, но Кайо не спешила с ним расставаться. На секунду в ее сознании промелькнула безумная мысль: а может, ей сейчас взять и прочитать самой то, что написал Кайгаку? Вдруг там что-то важное; вдруг там что-то страшное.
Кайо тряхнула головой, на ватных ногах прошла на кухню и при тусклом свете зажженной свечи налила себе остатки травяного чая — он всегда успокаивал ей нервы.
Она снова посмотрела на свиток, который все-таки заставила себя отложить на столик. Нет, она не будет этого делать. Куваджима-сан разозлится. Да и Кайгаку, если узнает, тоже.
Кайо не должна была лезть не в свое дело. Даже если она волновалась, даже если ей было страшно за Кайгаку и за вести, которые он мог передать. Одно Кайо радовало и немного обнадеживало: если это письмо действительно было написано Кайгаку, значит, он, по крайней мере, был жив.
Значит, то самое, о чем Кайо запрещала себе даже думать, все-таки не произошло. И не произойдет — она была в этом уверена. Ей казалось, что она была в этом уверена.