24. Ласточка (1/2)

Ну что, парни, про кого вам рассказать? Про сиротку? Так про Шурика же… А, вам чтобы совсем душещипательно? Ишь, задачку задали… Ладно, есть у меня на примете одна история.

Жил-был однажды мальчик Петя. Нет, не тот же, что позавчера, другой. Тёзка его. Скажете, так не бывает? У нас вон на одной улице сколько Витьков да Юрков, а? То-то! Жил, говорю, мальчик Петя. Кажется, очень хорошо жил, ну, так ему вспоминается. А может, придумывается, чтобы хоть за что-то держаться можно было. Вот как зимой, когда невмоготу уже от холода и темени, вспоминаешь, каким лето было, так и Петя спасается мыслями о былом.

В общем, сначала умерла у Пети мама, а папа вместе с тем сделался чужой и холодный, будто и сам умер. Это он, наверное, горевал так, совсем про Петю позабыв. А потом что? А потом, парни, он отгоревал, оттаял, но сразу же взял и женился, Петю не спросив. Другой он сделался, не как прежде. Жену-то новую балует, а Петю держит в строгости. Ну, а потом у них дочка родилась — и стало совсем скверно. Дочку-то назвали Софочка, но именем редко пользовались. Всё она им то ласточка, то заинька, то солнышко.

Петя и при мачехе-то чах, а в сестрёнкиной тени и вовсе заброшенным сделался. Только затем о нём и вспоминали, чтобы в очередной раз прикрикнуть или выпороть.

Папа-то ихний… Ну, их, их! Ишь, умные какие стали, вот как дам ремня, чтоб не перебивали!.. Я говорю, папа Петин и Софочкин по командировкам мотался часто и оттуда всякие интересности привозил. В основном, конечно, Софочке и супружнице своей новой, а Пете — ну, может, одну заморскую конфетку из общей коробки попробовать, да и то не всегда.

Да почём же я знаю, Юрок, чего он гад такой? Может, Петя на мамку свою похож был, мало ли. Такое, знаете, болезненное напоминание. А может, мачеха против него настраивала. Ну, сами же попросили жалостливое и про сиротку!

В общем, в этот раз вернулся папаша их из командировки, а по случаю наступающего Нового года расщедрился: жене привёз бусы коралловые с серьгами, дочке — платье из парчи да из бархата, а сыну — набор новых латунных пуговиц, чтобы к прошлогоднему костюму пришить, и крохотный бутылёк золотой краски. Вот это последнее Пете особенно ценно было. Он, знаете ли, всегда миниатюрой увлекался, ещё с папой вместе, пока мама жива была, над макетом города работал, а там улицы, дома, кареты, поезда — всё как настоящее, только крохотулечное. Папа этот макет давно забросил, а Петя — нет. Всё колупался там чего-то: то прутиков из веника надёргает и деревья из них мастерит, то из картонки стену дома вырезает, то из спичек шпалы железнодорожные выкладывает. Медленно процесс шёл, со скрипом. Сложно одному-то. Папа всё хотел фонари сделать, чтобы светили по-настоящему, и кареты позолотить, но потом мама умерла, всё забылось. То есть Петя-то не забыл, даже пытался разок выпросить у отца керосину для фонарей, а выпросил только ремня. С тех пор всё сам делал, всё потихоньку, чтобы никого не раздражать. А получается, папа-то и не против, раз сам краску привёз? А может, и помочь с макетом захочет?

Аж дух у Пети захватило, но вслух сказать ничего не вышло, кроме простого «спасибо».

Папа про макет не заговорил ни сразу, ни вечером, ни на следующий день. Петя, понятное дело, расстроился, но тут же себе сказал, что сам виноват: нечего было додумывать. Хватит и того, что папа краску привёз, а кареты покрасить можно и самостоятельно. Вот выпадет свободная минутка…

Не тут-то было.

— Мы в театр, — объявила за обедом мачеха.

— Ура! — завопила было Софочка, но папа её огорошил:

— Спектакль для взрослых. Ты остаёшься дома, ласточка.

Софочка, понятное дело, губу выпятила, реветь приготовилась, а папенька ей и говорит:

— Ну, солнышко, не реви, вот за тобой Петя присмотрит… — И сквозь зубы так, с металлом в голосе: — Да, Петя?

Ну, что тут Пете оставалось…

Папа с мачехой, значит, ушли, а Петя остался Софочку развлекать. Это, надо вам сказать, задачка не из лёгких. Она ведь и сама по себе избалованная, эта Софочка, а тут ещё и настроение у неё скверное, попробуй угоди.

Петя попробовал. Что он только не попробовал! И шарады показывал, и кукольный театр, и настольную игру с фишками — Софочка нос воротит.

Наконец Петя говорит:

— Ну, чего бы тебе хотелось, Софочка?

— В театр! — кричит Софочка и ногой топает.

— Да там пьеса скучная, раз для взрослых, там даже никого дубинками не бьют, не поют и не пляшут, только разговаривают, — говорит Петя.

Софочка вся надулась, задумалась. Потом говорит:

— Тогда на горку хочу. Кататься!

— Ладно, только оденься тепло.

В общем, пошли они на горку. Там как раз снег новый, пушистый, никем ещё не укатанный — раздолье! Сначала-то санки плохо идут, Пете толкать их приходится — а Софочка и рада, уже хохочет, а не дуется. Ну, и Петя тоже рад, вот придут мачеха с отцом — он им довольную сестрёнку отдаст, а сам кареты красить будет, чем не праздник?