Глава 5 (1/2)

Когда ты всесилен, твоим главным врагом становится время, а страхом — возможность не успеть.

Финикс осознал это в двенадцать, когда не смог вовремя заметить смертоносный блеск летящего кинжала. Когда смотрел на истекающую кровью Аннабель на руках у воющего и скулящего Кастрела и понимал: неважно, какое точное и мощное заклинание он создал, если использовал его слишком поздно.

«Если бы я был быстрее?» — чем больше Кастрел терял себя в горе и последствиях тёмной магии, тем чаще Финикс спрашивал об этом себя. Будь двенадцатилетний он самую малость внимательнее, опытнее, взрослее, были бы они все счастливее? Или ему всё равно пришлось бы восстанавливать комнаты после срывов Кастрела и по крупицам собирать для Одетт иллюзию счастливой семьи?

«Если бы я был быстрее?» — десятилетие спустя вновь стучало в висках, когда уже двадцатидвухлетний Финикс стоял над побеждёнными в Пии врагами и не ощущал ничего, кроме разрастающейся внутри пустоты. Даже слёзы предательства к той секунде истлели на ресницах.

Ах, если бы…

Нет, он ещё не опоздал. Да, времени прошло немало, но… принц же не слабак. И не только он: и рыцари, и аристократы, как тот же Фридрих, всюду носящие меч, и наверняка кто-то, как Анна, владеющий магией. А ещё служители храма, которые не могли бы не заметить снятие барье…

Что?

Знакомое покалывание во всём теле, жар скрытой в потайном кармане таблички-пропуска — всё это так обыденно и оттого неожиданно, что Финикс впервые за много лет едва не напартачил с телепортацией. Впрочем, «едва» — не совсем то слово. Вместо того, чтобы очутиться внутри храма, они с Одетт оказались на ведущей к нему дорожке. Впереди виднелась мраморная арка, отделявшая территории храма от остального мира. Финикс чувствовал: барьер расходится от неё ровным, спокойным, как штиль, полотном. Ни следа того, что кто-то пытался или прорвался через него силой. А если так, то могли ли быть все те предзнаменования разыгравшейся паранойей?

Финикс отпустил руку Одетт, которую, наверное, сжимал даже излишне сильно, резко развернулся на пятках — взметнулись полы ханьфу — и… Он среагировал быстрее, чем смог что-либо увидеть или как следует осознать. Всплеск чужой магии поблизости, и Финикс одной рукой заученным пасом поставил щит, а второй создал магические цепи. Неизвестные вынырнули будто из ниоткуда, их заклинания врезались в невидимую стену, столкнулись между собой и взорвались ослепительной вспышкой. Финикс немного запоздало прикрыл глаза рукавом, наугад бросив цепи — судя по глухим стонам, точно в цель, — и зашипел проклятия сквозь стиснутые зубы. Вот же ж идиот: ослепил сам себя! Правый глаз жёг, словно его засыпали песком. Слёзы стекали по щеке.

— Финикс! — Рука Одетт легла на плечо.

— Не сейчас. Беги в храм, я закончу с этими двумя и догоню тебя, — прижимая ладонь к многострадальному глазу приказал Финикс. — Эти двое скорее всего были на стороже. Сообщили своим и напали, чтобы отвлечь.

— Тенезм!

Одетт призвала ауру — вдруг вспыхнувший за спиной жар он не спутал бы ни с чем — и, подняв пыль и мелкие камушки, устремилась к храму. Всё ещё немного щурясь, Финикс подошёл к корчащимся на земле неизвестным — цепи он дополнил слабыми заклинаниями молний.

— Что же, ответите по-хорошему или по-плохому? — склонил он голову на бок, присев перед одним из неизвестных, и стянул с того маску. Тот лишь растянул губы в змеиной улыбке и вперил в Финикса безумные глаза.

Что же, глупо надеяться, что на стражу и вправду поставили кого-то разговорчивого.

Финикс смежил веки, взывая к Светилу. К глазам прилило тепло, а в висках пока ещё слабой пульсацией отдалась зарождающаяся боль.

Мир перед глазами словно ушёл на второй план, смазался, покрылся пылью. Остались лишь оттенки красного: от ярких и тёплых, как кожура спелых яблок, до холодных и тёмных до черноты — цвета бегущей по трубкам-сосудам крови. Финикс видел, как сердце выталкивало её каждым слишком быстрым ударом — и всё же эти безумцы боялись, — как она постепенно менялась, темнела, проходя по паутинам капилляров. Дар жуткий на словах и совершенно безобидный по сути. Даже спасительный в какой-то мере: какой-нибудь целитель за него бы душу отдал. Но, к несчастью для этих двух, Финикс с самого детства учился подчинять воду — необузданная мощь его магии просто не позволяла пойти по лёгкому пути и придать ей вид огня, не рискуя при этом сжечь и себя, и окружающих, — и так уж вышло, что кровь практически полностью состояла из воды. Поэтому…

Финикс нахмурился, вглядываясь в «лицо» — если так можно назвать переплетение артерий, вен и капилляров — неизвестного. Перевёл взгляд на второго. И всё же что-то не то. Будто чего-то не хватало. Чего-то…

Проклятые сумасшедшие!

Финикс моргнул, мир принял привычный вид.

— Открой рот.

Неизвестный легко подчинился, будто только этого и ждал. Он разинул пустой рот: ни языка, ни зубов. Финикс не удивится, если голосовых связок тоже нет.

Чей-то взгляд жёг щеку. Финикс обернулся ко второму неизвестному. Тот улыбался беззубой улыбкой и издавал непонятный звук, который почему-то не выходило интерпретировать иначе, чем смех.

Тенезм это всё дери!

Финикс вскочил и раздражённо взмахнул рукой — цепи стянули двоих туже и вжали их в землю. Маленькая, детская месть. Глупая попытка хоть куда-то деть сковывающий внутренности ужас. Как далеко может зайти группа, члены которой не прочь лишиться возможности не то что говорить — есть нормально? Аурум, даже в Пии не прибегали к подобному!

Финикс сжал кулаки, останавливая лёгкую дрожь в пальцах. Шаг — и он оказался внутри храма. Нереалистично густой, наверняка дорисованный разумом, запах крови заменил собой воздух, перекрыл дыхание. Финикс до боли смежил веки, инстинктивно отступил, будто намереваясь сбежать. Впрочем, почему будто? Всё внутри почти что кричало о необходимости уходить как можно дальше. Бежать со всех ног, прятаться.

Практически до головокружения не хватало воздуха. Перед закрытыми глазами иная реальность: знакомый из сотен кошмаров окровавленный город, всполохи заклинаний, крики сражающихся и…

Взгляды.

Финикс зажёг пламя на кончиках пальцев, вспышкой боли сбросив оцепенение. На внутренней стороне ладони расцвёл ожёг: ярко розовый, кой-где пошедший волдырями. Финикс лишь взмахнул рукой, будто таким образом смог бы избавиться от увечья или боли. Плохо, что вернулся к старым привычкам, но ещё хуже, что уже в который раз лишился способности здраво мыслить.

В былые времена, в Пии, не поддаться страху помогали взгляды прибывших до него магов. Полные мольбы, веры и надежды они впивались иглами, прошибали насквозь, становились ярмом на шее и в то же время единственной причиной оставаться в себе. Потому что если не он, то кто бы остановил тот кошмар?

Да, если не он, то кто?

Разум прояснился, и Финикс тут же прислушался к витающей в воздухе магии: следы недавней телепортации, атакующих и защитных заклинаний, яркое пламя Одетт где-то в отдалении — наверное поспешила проверить, не притаился ли кто-то из нападавших — и искорки догорающих жизней. Так много, что он не понимал, куда идти в первую очередь. Угасающие огоньки тлели то тут, то там. Такие слабые, что едва ли разберёшь кому они принадлежали. И вдруг, среди них чёткий, знакомый, тот, который он надеялся не ощутить здесь — затухающая жизнь Анны.

Финикс оказался рядом с ней даже быстрее, чем смог всё как следует осознать. Не запомнил, как опустился на колени. Перед ней, свернувшейся калачиком, обнимающей одной рукой живот, а второй сжимающей ладонь мёртвого принца. Жестокий герой расстался с жизнью, не успев защититься — Финикс краем глаза заметил меч, всё ещё в ножнах, висящий на его боку.

— Анна… — сухими губами позвал Финикс, осторожно коснувшись её плеча. В ответ лишь слабый, пронзающий насквозь, стон. И затхлый дух тёмной магии, от которого холодели пальцы.

Финикс осторожно притянул Анну к себе на колени, перевернув её на спину. Она заскулила, попыталась вновь сжаться, спрятаться от боли, которая наверняка сейчас раздирала её нутро. Темнота пульсировала на её животе, пускала ветви по сосудам, всё сильнее и сильнее окрашивая их собой, превращая в видимые чёрные ветви.

Финикс опустил трясущуюся руку поверх неё. Нужно очистить. Наскрести столько света, сколько сможет. Нет, даже больше. Даже если придётся выжать себя досуха. Истратить каждую крупицу своих сил, на то, чтобы высечь чистейший свет. Пародию на силы Анны, которой пользовались священники. Всего лишь подделку, но… но даже — хотя бы! — этого было бы достаточно.

Закрыв глаза, Финикс сосредоточился на течении магии внутри себя. Не паниковать, не спешить, не бояться. Даже если сердце выскакивало из груди, даже если бесконечные «как быть» и «что делать» стучали в голове. Ему должно хватить контроля и концентрации на это. Не может не!

Аурум, всего один раз, молю, пусть всё получится.

Извлечь из магии свет не то чтобы сложно: любой знает, как выглядит солнце, как ощущается его тепло. Финикс вылавливал «солнце» по капельке из, казалось бы, бескрайнего океана своих сил. Воссоздавал его возле сердца. Пока ещё мутное, с примесями, словно скрытое тонкими облаками. Но с каждым кусочком формировать «солнце» всё сложнее — магия начинала буйствовать, биться о воображаемые барьеры, силилась объединиться со светом, вернуть былое единство. Тук-тук-тук. Пульс всё громче стучал в висках. Как обратный отсчёт. Опасно — убьёт!

Финикс поджал губы. Он знал, что вот она — грань. Если продолжит тянуть свет дальше, просто не сможет после очистить его и сконцентрировать. Переборщит, и случится то, что ему пророчили ещё в далёком детстве — магия разорвёт его на куски. Отберёт жизнь, и не важно, что столько лет была самой близкой подругой.

Солнце в груди становилось всё меньше и меньше и вместе с тем всё жарче и жарче, пока не сжалось до ослепительной точки. И этот чистейший свет обжигал, ранил, потому что не мог ужиться с искорками тьмы, навечно оставившей в Финиксе свой след.

Тепло разгорелось под пальцами, ослепительно вспыхнуло, пробравшись под закрытые веки. Анна вновь заскулила, и Финикс свободной рукой погладил её по плечу и прижал к себе настолько, насколько это возможно. Заставить её отпустить принца — выше его сил.

Свет постепенно гас, остывал, и Финикс осторожно открыл глаза. Получилось?..

— Ха-ха… — нервно засмеялся он, сжав пальцы на плече Анны. Реальность оказалась как никогда жестока: всех его стараний хватило лишь на то, чтобы сделать тьму капельку светлее — или ему казалось? — и обрубить пару чёрных ветвей. Вместо помощи в итоге только продление пытки.

Нет. Всё не могло закончиться так. Нужно… просто нужно попробовать ещё. Рискнуть призвать больше света. Или очищать его даже если внутренности будет скручивать от боли. Хоть что-нибудь! Анна, его драгоценная младшая сестра, не могла умереть вот так.

Прошу, только не сейчас. Аурум, Ляпис, Оксидий, Метанум, хоть кто-нибудь, молю, не дайте ей умереть. Пожалуйста…

Но боги как всегда молчаливы и безучастны. И даже магия, казалось, отвернулась от него — больше Финикс не мог собрать хотя бы капельку света. Он ускользал, как песок сквозь пальцы. Всё, на что хватало контроля — это не превратить всё вокруг в выжженную магией пустыню. Уберечь себя, тела, выживших, древний храм, но не Анну. Не девушку, с чьего обескровленного лица он не мог свести взгляд, чьи поверхностные вдохи становились всё реже, а тело холоднее.

Анна вдруг открыла глаза. Тусклые, затуманенные болью и… прощающиеся. Финикс понимал — это её последняя вспышка, прежде чем окончательно погаснуть. Понимал, но…

Умоляю, не надо.

— Всё… в… порядке… — прошелестела она. На большее у неё не хватило ни сил, ни времени. Только губы в последний раз сложились в беззвучное и оглушительное «брат».

— Нет… нет, нет, нет! — как умалишённый повторял Финикс, обнимая бездыханное тело. Всё не должно быть так! Не должен первый раз, когда Анна назвала его братом, стать единственным! Не должно их последнее воспоминание превратиться в соревнование по упрямству! Не должно…

Аурум, почему всё так?

Финикс смотрел в мутные стекляшки её глаз, и чувствовал, как внутри что-то медленно крошилось, рассыпалось в прах. Кастрел испытывал то же самое, когда Аннабель — Анна — умерла на его руках? Эту непонятную смесь из чувств и эмоций, от которой хотелось то ли кричать, то ли плакать, то ли и вовсе смеяться.

Безумие.

В голове каша.

Вокруг парили камешки, чьи-то украшения, осколки оружия, капельки крови… Как странно: даже сейчас, когда Финикс самому себе казался сумасшедшим, контроль никуда не пропал. Магия не превратилась в безудержного зверя, уничтожающего всё на своём пути, хотя он… Аурум, он правда хотел, чтобы всё исчезло. Всего на миг, на долю секунды, эта мысль посетила его. Ведь если не останется ничего: ни его, ни Анны, ни этого дня, разве не станет легче? Не исчезнут эмоции, которых для него чересчур много?

— Твой брат такой идиот, Анна, — обречённо прошептал Финикс, согнувшись над её телом. — Полный идиот. Но ещё…

Ещё он всё ещё герцог. Маг. Брат Одетт. У него всё ещё есть обязанности, долг, который он не может просто забыть, предавшись горю. Он всё ещё герцог Оденберг, сильнейший волшебник, и только потом человек, Финикс. Даже сейчас он не мог позволить себе об этом забыть. В противном случае: чем он лучше Кастрела?

— Прости. — Голос не слушался, в таком коротком слове срываясь то вверх, то вниз. — Прости, что не успел. Что не уследил. — Финикс осторожно сместил Анну с коленей на запятнанный кровью мрамор. — Прости, что наша первая встреча в этом мире вышла такой отвратительной… — Он убрал прилипшие к её лицу прядки, осторожно заправил за уши, разгладил складки на её лиловом платье. Зачем? Он и сам не понимал. Но просто не находил в себе сил оставить её вот так.

Соберись, Финикс!

Да, сейчас на это нет времени. Нужно сначала разобраться со всем этим, отправиться во дворец. Аурум, если так подумать, он сразу должен был отправиться к императору, убедиться, что с ним всё хорошо, и лишь потом…

Найти её окоченевший труп.

Будто это и вправду на что-то влияло. Нашёл он её мёртвой или умирающей, какая к Тенезму разница, если и так, и так её больше нет?!

Единственное уцелевшее окно разлетелось фейерверком осколков.

— Контроль, Финикс! — прикрикнул он на себя, ударив кулаком по бедру. Медленно, едва найдя для этого силы, поднялся на онемевшие ноги. Сделал маленький, шаткий шаг к принцу. После второй. Третий.

Ну же, плакса, возьми себя в руки. Сейчас не время для слабости.

Громкий вдох за спиной привлёк внимание, и Финикс резко обернулся. Одетт стояла у пьедестала, на котором он находился, и не сводила взгляд с Анны. С её холодеющего тела.

— Одетт, взгляни на меня.

Она вздрогнула и повернула к нему выбеленное лицо, на котором напуганные глаза выделялись как никогда сильно.

— Финикс… Как же это? Я… Аурум… — Снова громкий, судорожный вдох. — Я и не думала, что… что всё будет так. Я… я бы пошла. Если бы знала, я бы пошла… — бормотала она, сжимая свои волосы.

— Одетт, вдох-выдох. — Финикс подошёл к ней и, опустившись на колени — снова перед сестрой, — сжал её плечо. — Смотри только мне в глаза и дыши. Паника ни к чему не приведёт. — Он медленно выдохнул. — Самобичевания, впрочем, тоже. Никого не поймала?

Одетт покачала головой.

— Как ты и говорил, сбежали пока мы отвлеклись на тех двух. Когда пришла осталось несколько отставших, но они… Хах, кто бы подумал, что в храме так легко заплутать? Я обыскала все комнаты, но ничего. Успели телепортироваться. Только… — Она потупила взгляд, но, спохватившись, вновь подняла его на Финикса. — Соседняя комнатушка до отвала забита свадебными подарками. Ни следа того, что к ним хоть кто-то прикасался. Будто и не было дела до всех этих богатств.

— Не будто. И в правду не было. Такое не устраивают ради наживы. Нет, это идея. Безумная, но, видимо, достаточно манящая, чтобы собрать толпу кровожадных фанатиков.

«Ну же, герцог, пойдёмте со мной, и вы увидите, как я создам новый мир. Мир без ограничений и запретов ради моего божества. Во имя…»

Финикс тряхнул головой, прогоняя очередное воспоминание из Пии. Сейчас не до речей того человека. До них вообще никогда не будет.

Он поднялся и развернулся к телу принца, оставляя Одетт собираться с мыслями. Как бы ему ни хотелось сбежать отсюда, а то и вовсе напиться до забытья, чтобы всё это ненадолго показалось просто кошмарным сном, поступить он так не мог. Как и дальше тратить время на эмоции. В конце концов, кому как не ему теперь искать выход из этого? Вот только…

Аурум, он совершенно не знал, что делать и откуда начинать. Будто снова совершал свои первые шаги, как герцог Оденберг.

— Наверное, сперва…

— Финикс, — вдруг заговорила Одетт. — Я знаю, что это глупо. То есть, её ведь не должно быть здесь, но у меня чувство…

— Иди. — Он скосил на неё взгляд. — Легче один раз проверить и удостовериться, что леди Адель здесь нет, чем впустую пытаться убедить в этом себя. Пока не увидишь своими глазами всё равно не выйдет. Поэтому, иди. Я разберусь, — и перевёл взгляд на принца, с ужасом вдруг осознав, что, скорее всего, именно ему придётся стать мрачным вестником для Аарона. Сообщить, что его еди…

А?

Кровь принца как-то неестественно поблёскивала и переливалась. Определённо не так, как должна уже высохшая — или начавшая высыхать — кровь. Финикс присел на корточки, рассматривая тело. Перламутровый блеск исходил не только из раны, но и из ушей, глаз, будто слеза, оставив след на загорелых висках, собирался в уголках губ.

— Приворотное, — шокировано произнёс в никуда Финикс, собрав кончиками пальцев немного «слёз». — Аурум, кто бы подумал… — перевёл он взгляд с принца на Анну, а после обратно. Смешок сорвался с губ. — Приворотное, Аурум. Так ты поэтому… — коснулся он резной рукояти меча. — Хорошего же я мнения о тебе был, Сион. Все мы. Даже не заметили, Аурум.

Впрочем, эта дрянь от того и дорога да сложна в изготовлении, что меняет человека незаметно, но неотвратимо. В то время, как от более простых приворотных человек становится очевидно… помешанным. Леди Стернбилд расстаралась, однако.

Стоп.

А где леди Стернбилд? Мысли, наконец-то, окончательно встали на место, задвинув чувства на второй план. Потом его, наверное, накроет, но сейчас Финикс ощущал такую необходимую ясность в сознании.

Вскочив, он быстро просмотрел зал, выискивая белое пятно свадебного платья. Не могло же оно испачкаться в крови настолько, что его теперь не видно? Но как бы он ни искал, увидеть хоть кого-то похожего на леди Стербилд не выходило. Но тогда где она?

В том, что ушла с нападавшими Финикс сомневался: потратиться на приворотное, рисковать жизнью, спаивая его принцу, чтобы в итоге поспособствовать резне на собственной свадьбе? Зачем? Разумеется, отметать этот вариант совсем Финикс не стал: над приворотным он уже посмеялся, а что в итоге? Может снова слишком хорошо думал о леди Стернбилд?

Впрочем, возможно, окажись она в этом замешана, это и вправду было бы к лучшему. Потому что, если она не ушла добровольно, значит её увели силой. И у Финикса мороз по коже прошёл от одной только мысли, зачем может понадобиться такая девушка, как леди Стернбилд, толпе безумцев. Да и любая другая девушка тоже.

Аурум, только этого не хватало!

Отправиться бы на поиски, да только как? Нападавших он не знал, а леди Стернбилд нечего и искать — такие лишённые сосуда люди, как она, всегда были его слепыми пятнами. Живые, но будто бы мёртвые.

Будь у неё хоть кроха магии он бы, может, и попытался. В конце концов, у того же Асмодея энергия мало чем отличалась от фридриховской, которую Финикс мог предста…

Погодите-ка…

Он ощущал знакомую, истощённую магию, исходящую из затенённого угла. Практически незаметную на фоне сияния Одетт, но в то же время всё ещё… живую. Энергию человека уставшего, быть может слегка раненного, но не испускающего последний вздох. Но главное Финикс знал кому она принадлежит.

Сердце подскочило, встрепенулось от вспыхнувшего подобия надежды. Аурум, уж вдвоём они смогут что-нибудь придумать!

— Фридрих, какое сча… — затарахтел Финикс, телепортировавшись к источнику магии, но быстро затих, стоило рассмотреть Фридриха.

— Что за жалкое выражение лица, мальчишка? — просипел тот, упёршись затылком в стену и смотря на него из-под полуопущенных ресниц.

Аурум, почему всё так?

— Да вот думаю, стоит ли говорить, что мечом нужно пырять во врагов, а не в себя? — спрятал Финикс ужас и отчаяние за совершенно отвратительной шуткой. Но сказать что-то вразумительное или хотя бы высокопарное, героическое он не мог. Не сейчас, смотря на Фридриха, проткнутого собственным мечом в районе желудка. Тем самым мечом-тростью, на который Финикс несколько лет назад старательно наносил заклинание прочности, чтобы любимая побрякушка Фридриха прослужила подольше.

Аурум, как же это должно быть унизительно.

— Ха-ха, — хрипло засмеялся Фридрих, но тут же застонал от боли. — Неплохой мотылёк из меня вышел, скажи? В рамочку и на стену, — вновь хохотнул он, но дрожь в голосе выдала его с головой. Страх, боль, беспомощность — эти эмоции не так-то легко скрыть. И даже они, герцоги, всё ещё оставались людьми, способными на них. Просто не на виду, за закрытой дверью поместья или в кругу самых близких.

— Не дёргайся, — шикнул на него Финикс, опустившись на одно колено и воззвав к Светилу. — Ха…

— Так плохо?

— Скорее… — Финикс замолчал, не зная, как охарактеризовать, то, что видел. Проклятый меч каким-то чудом не задевал ни один крупный сосуд — с аортой его разделял буквально сантиметр, — а значит есть время отыскать подмогу: истечь кровью за считанные минуты Фридрих уж точно не должен. Но вот если этой помощи не будет… Из проткнутого желудка наверняка уже сочилась не только кровь, но и кислота, медленно плавила ткани и органы поблизости. И если так, то чем больше времени проходит, тем меньше шансов на спасение и тем мучительнее будет смерть в итоге.

— Нужно найти жрицу или жреца и всё будет нормально. У меня есть некоторые зелья, так что…

— Не нужно никаких зелий или жрецов, — возразил Фридрих.

— Что за чушь ты говоришь? Если сейчас поторопимся, тогда…

— Не до того сейчас, мальчишка. Это, — кивнул он на свою рану, — не имеет значения. Главное се…

— Не имеет значения? — опешил Финикс, непроизвольно сморгнув Светило. — Не думал, что такое нужно говорить, но ты серьёзно ранен. Или, по-твоему, меч в брюхе — это лёгкая царапина? Если продолжишь тянуть, ты умрёшь в муках, Фридрих. Или станешь калекой. Поэтому хватит упрямиться, Тенезм тебя дери! — всё же сорвался он на крик, смотря в смирённые глаза человека, много лет назад первым протянувшего ему руку помощи. Человека, благодаря которому Финикс мог учиться на ходу, не боясь, что ошибётся и навредить герцогству. У которого всегда мог попросить совет или прийти за молчаливой поддержкой.

— Тогда просто быстро разделайся со мной и отправляйся во дворец. Аарон…

— Быстро «что»?! Ты понимаешь, что ты говоришь? О чём ты меня просишь?

— Мальчишка…

— Не смей, Фридрих. Не смей не то что говорить, даже думать об этом! — Финикс вскочил, сжимая и разжимая кулаки. Боль в обожжённой руке кое-как помогала сохранить остатки самообладания. Анна, которую он бросил одну из-за собственного упрямства, Сион, который оказался лишь жертвой то ли чужой любви, то ли чужих амбиций, а теперь ещё и Фридрих, который решил…

Финикс не мог признать это даже в мыслях. Аурум, и почему только Фридрих так спокоен? Безучастен. Разве он может быть таким сейчас, когда его дочь в опасности неизвестно где? Да и что с его сыном тоже остаётся только гадать.