Часть 16 (2/2)

— Даже так? Ваше Высочество, это вопрос интимного характера, я верно понимаю? — участливо спросил герцог Оденберг и наложил на их столик заглушающее заклинание.

— Да. То есть… не в том виде, в котором вы, вероятно, подумали, — Сион нервно хихикнул и сжал столешницу. — Меди она… Ох, вы же видели какая она сдержанная всегда, собранная. Я почти никогда не могу точно понять, о чём она думает. Лишь иногда, когда её броня трескается, удаётся увидеть хоть что-то и попытаться помочь. Не то чтобы это получалось хоть когда-то. — Он потупил взгляд, прячась от внимательных, цепких глаз герцога. — Но недавно она была несколько… открытее. Словно решила больше не сдерживать чувств. Не знаю. И это так обескуражило. То есть, я столько времени хотел, чтобы она открылась, чтобы доверила хотя бы часть своих переживаний, мыслей. Чтобы поняла, что вот я, с ней, рядом, всегда готов поддержать. Но когда она всё же открылась я… струсил. И теперь совершенно не понимаю, как с этим быть. Мне хочется просто затолкать этот момент в дальние уголки памяти и больше не затрагивать, но… это же неправильно, жалко. К тому же, вечно бежать от «этого» не выйдет. Да и смысла нет. Мы же помолвлены, в конце-то концов.

— Рад, что вы это понимаете. — Герцог совершенно не аристократично подпёр щеку кулаком, впрочем, в его нынешнем облике смотрелось вполне естественно. — Значит, леди Стернбилд решила дать волю своим желаниям и вас это испугало. Только не говорите мне что вы… — он сощурился, всматриваясь в Сиона, а после тихо прыснул. — Впрочем, молчите. Всё и так ясно. Спрошу прямо: что вы думаете о связи до брака?

— Это сложный вопрос, если честно. — Сион привычно потянулся к затылку, но замер, натолкнувшись на шляпу, и опустил руку, сжав её в кулак. — Меня всегда учили, что подобная связь недопустима для людей нашего положения. Но в то же время, я всё чаще замечаю, что многих эти правила на самом деле не заботят. И пусть я не совсем с ними согласен, я не вправе осуждать.

Герцог Оденберг понимающе хмыкнул и, прервав жестом его речь, принял у официанта чай. Когда они снова остались одни, Сион продолжил:

— Но с Меди всё иначе. Она восхитительная девушка, которая заслуживает того, чтобы всё было правильно, а не абы как. Большего чем просто потакание сиюминутному порыву.

— Нечто большее, да? — Герцог Оденберг отпил чай и довольно прикрыл веки. — Но так ли плох этот сиюминутный порыв? Не поймите меня превратно, Ваше Высочество, я не прошу вас сейчас же бежать творить что вздумается, нет. Я просто хочу, чтобы вы подумали вот о чём: желания есть у всех. Те, кто не может их сдерживать, становятся ничем не лучше животных. А временами и хуже. Именно они в большинстве своём наполняют тюрьмы. Но с другой стороны, есть те, кто подавляет свои желания уж слишком сильно, как вы или леди Стернбилд. Это не плохо, просто иногда… не имеет смысла.

Вы говорите, что леди Стернбилд заслуживает того, чтобы всё было правильно. Это похвальное стремление, вот только… хочет ли она того же? Уверены ли вы, что её поступок — лишь сиюминутный порыв, а не результат длительных размышлений? Вы говорили с ней об этом?

— …Нет.

— То есть вы сами решили, как будет лучше для леди Стернбилд, даже не попытавшись обсудить всё с ней? Как эгоистично, Ваше Высочество. Вот уж не ожидал от вас.

Сион пристыжено отвёл взгляд. Кровь прилила к щекам. «Эгоистично». Как же так? Он же…

Хотел, как лучше?

К собственному ужасу он не мог ответить точно. Или попросту не хотел. Потому что в тот момент, когда губы Меди касались его, когда её руки путались в его волосах, а тело прижималось тесно-тесно, он совершенно не думал о «лучше». Мысли уносила на второй план постепенно разгорающаяся страсть. Тогда для размышлений не было места, и тем не менее он остановился.

Почему?

— Хотите сказать, что я должен был… прямо там? Но нас… нас могли бы увидеть. Это же неприемлемо.

— Ого! — присвистнул герцог и отпил чая. — Вот уж не ожидал от леди Стернбилд такого. В публичном месте вскружить вам голову… Прелестно. Однако нет, Ваше Высочество. Прямо «там» — где бы это загадочное место ни располагалось — не обязательно. Но ничего не запрещало продолжить в уединении. Ну или хотя бы обсудить всё с леди Стернбилд. Если чувства и желания обоюдны, да ещё и скреплены законом, какой смысл противиться? — Герцог Оденберг вдруг склонился к Сиону через стол и, хитро улыбаясь, посмотрел прямо в глаза. — Другой вопрос: а так ли обоюдны?

— Ч-что? На что вы такое намекаете?

— Намекаю? О нет, я говорю, как мне кажется, довольно прямо. Вы сказали, что не можете понять, что происходит с леди Стернбилд. Но, как мне кажется, с вашей прекрасной невестой всё предельно ясно: она сделала выбор и следует ему. И её выбор: отбросить прочь традиции, этикет и правила и пойти на поводу у своих чувств к вам. Но что насчёт вас, Ваше Высочество? Какое решение приняли вы? Дело только в благополучии и репутации леди Стернбилд или есть что-то ещё? Что-то, что на самом деле не даёт вам покоя всё это время. Хотите понять леди Стернбилд? Ложь. В первую очередь, вы желаете понять себя. Вот только это слишком страшно, не так ли?

Сиона словно ледяной водой окатили. Он замер, обескураженный, растерянный. Что насчёт него? Он не знал. Не понимал. Совершенно. Ведь он… Он же просто делал всё, как должно, не так ли? Нет иных причин.

Почему он остановился?

Сион прикрыл веки, воскрешая в памяти тот самый момент. Одно на двоих дыхание, быстрый и громкий стук сердца, шелковистая мягкость кожи, её жар, ощутимый через немногочисленные слои одежды… И нечто противно разрастающееся внутри. Чувство ошибочности, неправильности происходящего. Словно было что-то греховное, недопустимое в том, что они делали.

Сион тряхнул головой. Что за глупость? Меди его невеста, он знал её практически всю свою жизнь, так как поцелуи с ней могли быть чем-то неправильным? Она же практически член семьи, верная подруга, его поддержка…

— Но это не всё, не так ли? — вновь заговорил герцог Оденберг, покачивая в руке новой чашкой чая. И когда успел заказать ещё? — Вы же говорили не только о леди Стернбилд? Кто же ещё всколыхнул ваши мысли, Ваше Высочество?

Почему-то Сиону казалось, что герцог и так знал ответ. Вот только откуда? Снова мотнув головой, он отогнал непрошенные и совершенно глупые мысли и ответил:

— Святая стала меня игнорировать. А ещё перестала рисовать, а это её любимое занятие, к слову. И я не понимаю почему. Я её обидел? Дело в моём длительном отсутствии? Но ведь я предупреждал, и её, и Меди, что буду занят подготовкой. Тогда что не так?

— И вправду странно, — пробормотал герцог Оденберг, постукивая по чашке. — А у неё вы спрашивали?

— Как? Я к ней даже подойти не могу.

— Хм… А леди Стернбилд что говорит?

— Она… эм…

— Ох, Аурум, Ваше Высочество, вы правда не подумали спросить у неё? Она же её наставница и ваша невеста — разве не логично первым делом пойти к ней? Или она вас пугает? — усмехнулся герцог. — Что ж, понимаю, у леди Стернбилд поистине крутой нрав, но вы же принц. Сомневаюсь, что она вас убьёт.

— Не смейте так говорить о ней, — нахмурился Сион. С привычкой герцога Оденберга подшучивать над ним он давно смирился, но подобные вольности в отношении Меди — иное дело.

— Ладно-ладно, не буду говорить о вашей ненаглядной. Вернёмся к святой: значит вы с ней расстались на хорошей ноте и после этого произошло что-то, что заставило её вас игнорировать? И вы ничего не делали? Могу я уточнить: святая могла быть свидетельницей вашей с леди Стернбилд «ситуации»?

— Нет, не могла. Но какое это вообще имеет значение? — склонил голову к плечу Сион.

— Да так… — отмахнулся герцог Оденберг. — И донести святой об этом, конечно же, не могли. Да и какой смысл? Тем более, что ещё слишком рано…

— «Рано» что?

— Не важно, просто размышляю, — вновь увильнул от ответа герцог. — Что же, в таком случае я бы на вашем месте поговорил об этом с леди Стернбилд. Вполне может статься, что она знает в чём дело, и беспокоиться на самом деле не о чем. А если не знает, то предупредить её тем более нужно: как наставница она обязана быть в курсе всего, что происходит с её подопечной. Ясно?

— Предельно.

— Вот и славно. — Герцог поднялся и потянулся потрепать Сиона по голове. Натолкнувшись на шляпу, он похлопал того по плечу. — Было приятно поболтать, Ваше Высочество, но, боюсь, пора возвращаться.

***

Вернув Сиона на площадь и забрав некоторые документы, герцог Оденберг исчез также неожиданно, как и появился. Лишь красный камень в позолоченной шпильке-полумесяце прощально вспыхнул под солнечными лучами.

Сион с чрезмерным, ненатуральным энтузиазмом вернулся к работе, стараясь оттянуть момент, когда высеченная герцогом искра сомнений в его душе обратится пожаром. Некоторые вопросы самому себе слишком страшно задавать, но и не спросить нельзя. В конце концов, если не он сам, то Меди заслуживала на честность. И извинения за его позорный побег. От себя и неё.

— Ваше Высочество, мы закончили, — поклонился ему командир рыцарей.

— Прекрасно. Я завершу проверку и можете быть свободны.

Бежать больше нельзя, Сион.

***

— Всё в порядке, Сион? — участливо поинтересовалась Меди.

Он вздрогнул и быстро моргнул, возвращая к ней своё внимание. Аурум, он снова задумался! Они сидели друг напротив друга вот уже минут двадцать, не меньше, перекинувшись при этом лишь парой ничего не значащих дежурных фраз. Разговор не клеился. Сион не знал, как начать, а Меди то ли давала ему время собраться, то ли и сама не сильно нацелена на разговор.

В конце концов, взлохматив волосы на затылке, он низко склонился и решительно произнёс:

— Прости, — и торопливо уточнил, почти осязаемо ощущая недоумение Меди: — За то, что было тогда в парке. Я поступил ужасно глупо и грубо, уйдя вот так, без объяснений. Мне жаль.

— Сион, ты не…

— Нет, обязан, — предотвратил он возражения Меди, вскинув руку. — Какой бы ни была причина, я не должен был уходить от разговора после. Если… если не смог дать то, чего ты хотела. — Сион видел, как она едва заметно вздрогнула от этих слов. — То хоть ответы ты получить обязана.

— А есть что отвечать? — как-то ломано, устало усмехнулась Меди, и Сион дёрнулся, как от пощёчины.

Она же не могла?..

Он сжал кулаки. Вот же дурак: совершенно не подумал о том, как выглядел со стороны. Пока герцог не ткнул носом в ошибку даже не задумался о том, что на самом деле вытворил, чего стоила его трусость. Что если Меди решила, что дело в ней? Что она ему противна, неприятна? Если он ранил её своими действиями? Проклятье! Он хотел защищать её, стать её опорой, но в итоге, кажется, причинил боль точно так, как и её отец.

Безмозглый идиот.

— Определённо есть. Хах… я такой дурак, Меди, — смиренно начал Сион, сцепив руки в замок. — И трус. Этого, увы, не отнять. Однако я не хочу, чтобы мои слабости и недостатки причиняли тебе боль и неудобства. Именно поэтому, так удручающе поздно, я хочу, чтобы ты знала: дело не в тебе. И никогда не было. Ты — лучшее, что случалось в моей жизни. Была, есть и будешь. И этого не изменить. Ты всегда была рядом и в то же время так далеко. Гордая, величественная, недостижимая. Я всегда думал, что нахожусь далеко позади. Чего уж там: я всё ещё так думаю. — Глаза Меди в неверии расширились от этих слов. — Мне хотелось быть достойным принцем, другом, женихом и мужем. Достойным императорского трона и… тебя, Меди. Моего недостижимого идеала. — Он растрепал волосы на затылке. — Я так привык к этому, что тогда, в парке я… растерялся. Я так привык смотреть на тебя, как… как на звезду в небе, что, кажется, прекратил видеть обычного человека. Девушку, как и все нуждающуюся в простых вещах и банальном человеческом тепле, а не в бесконечном следовании правилам и традициям. Просто я понял это слишком поздно. Прости за это.

— Сион… — Меди попыталась что-то сказать, но в ту же секунду смолкла, не находя слов. Впрочем, оно и не удивительно — столь безумное откровение кого угодно лишило бы дара речи. Он же её только что едва ли не богиней назвал!

Сион едва сдержал рвущийся наружу нервный смешок. Почти истерический. Был ли он когда-то столь откровенен с ней? А она с ним? Наверное, да, но так давно, что это уже казалось ложью. Чем старше становились, тем меньше честности в словах и тем больше её во взглядах и жестах, в языке тела. А на губах только заученные, ничего незначащие фразы. Даже сейчас он не был до конца уверен в правдивости своих слов. Потому что точный ответ на терзающее душу «почему» отыскать так и не смог. Словно кроме всего, что он уже сказал, было ещё что-то, крохотная, но весомая деталь, которую он то ли не видел, то ли не хотел видеть.

— Осознав всё, ты бы согласился? Если бы я сейчас захотела… продолжить? — пристально посмотрела ему в глаза Меди.

«Да» застряло на языке, утонуло в сомнениях, а что-то внутри упорно твердило «нет». Но что это за глупость? Тело, как бы смущающе не было об этом вспоминать, откликалось на прикосновения Меди. Они жених и невеста, так что ложе им всё равно придётся разделить друг с другом. Так что же не так? Почему сердце — душа? — упорно твердило, что даже смотреть на Меди в подобном ключе недопустимо. Словно… словно он с сестрой целоваться надумал, не иначе!

Что?

Сион спешно тряхнул головой, отгоняя непрошеную, глупую мысль. Волосы упали в глаза, но это не важно. Аурум, это не могло быть той самой недостающей деталью. Просто идиотское, ничего не значащее, сравнение. Да!

— Я не знаю, — запоздало ответил Сион, надеясь, что Меди простит его заминку.

— Вот как… — протянула она и перевела разговор в другое русло — к обсуждению прошедшего фестиваля.

Постепенно они перешли к успехам Анны, и Сион воспользовался возможностью поделиться с Меди своими волнениями. Та пообещала разобраться со всем в кратчайшие сроки. Сион видел, что у неё были какие-то мысли на этот счёт, но делиться она не захотела, а он решил не настаивать. Чрезмерное внимание к Анне ему чести не сыграет, чего уж там. Он и так, наверное, переборщил. Проклятие! И понял же только сейчас, оставшись без умиротворяющей теплоты и лёгкости общества Анны.

Сердце едва ощутимо заныло. Он… скучал?

— Чушь, — беззвучно ответил самому себе.

Меди замерла на пороге, не решаясь уходить. Она глубоко вдохнула и произнесла:

— Сион, ты меня… — Она замолчала, не договорив, и ступила за дверь. — Впрочем, не важно. Было приятно поболтать. Удачи.

— И тебе того же. Счастлив был повидаться, — и несколько мгновений спустя одними губами прошептал в удаляющуюся спину: — К своему ужасу, на этот вопрос я тоже не знаю ответ, Меди.

Не произнесённое «Ты меня любишь?» пылью оседало на мыслях и сердце. Ничто внутри не откликалось знакомым трепетом. Совершенно ровная, почти зеркальная, гладь души. Как же всё так обернулось? Когда эта пылкая влюблённость, от которой сердце вылетало из груди, а мысли разбегались кто куда, потухла, исчезла, оставив лишь отголоски, тлеющие угольки.

Сион сжал голову руками. Он помнил, как впервые, в семнадцать увидел в Меди девушку, будущую женщину. Как с каждым днём было всё тяжелее отвести от неё взгляд, как от каждого разговора на душе становилось тепло-тепло, а малейшее прикосновение могло сжечь. Помнил, как считал дни в военном колледже до возможности встретиться с ней, как от осознания, что девушка, делавшая его способным на всё, — его невеста, хотелось петь и танцевать.

Он помнил всё это, и с ужасом не находил теперь. И всё чётче было понимание: на оба вопроса Меди ответ — нет.

— Прости, — отчаянно, надрывно, потому что сегодня, всего на мгновение, он увидел в глазах Меди то, о чём когда-то мечтал: любовь. Вот только, кажется, отнюдь не ответную.