Глава 3 (2/2)

Асмодей не жил севером, не дышал им. Он бежал от него как можно дальше, в отличие от неё.

Андромеда любила север. Любила ослепляющую белизну снега, переливы тусклых солнечных лучей на льду. Любила покалывание кожи щёк после длительного нахождения на морозе. Любила греться у камина, кутаясь в огромное одеяло.

Временами казалось, что Андромеда и сама состояла из северных морозов. Что белизна кожи родом из снежных долин. Что выдыхала не пар, а крохотные, как пылинка, кристаллы льда. Не зря же пальцы у неё всегда холодные.

— Готова? — взволнованно спросил Асмодей, когда они остановились перед кабинетом отца. — Я вот нет.

— Успокойся. Не в первый же раз.

— Мне бы твоё спокойствие, — улыбнулся Асмодей и потянул дверь на себя.

Отцовский кабинет как всегда мрачный, неприветливый. Свет исходил от одного единственного огненного эфира на столе. По углам прятались тени, тянущие щупальца по мебели вдоль стен. Казалось, сделаешь неверный шаг, и они утянут тебя в свой тёмный мир.

В детстве их часто пугали сказками о мире теней.<span class="footnote" id="fn_29708485_0"></span>

— Ты опоздал, Асмодей, — не отрываясь от книги, раздражённо сообщил отец. — Оправдания?

— Их нет, отец. — Асмодей прошёл в глубь комнаты и замер напротив отцовского стола. Андромеда проследовала за ним. — Я тоже рад видеть вас, папа, — съязвил он. — Я, к слову, не один.

— Не один, значит. — Андромеда против воли вздрогнула, когда отец поднял на неё взгляд. — Ах, моя дорогая дочь решила вернуться домой. Какое счастье, — растянул губы в притворной улыбке. — Я надеялся, что зимой была последняя твоя такая выходка, но не тут-то было. Ты разочаровала меня. Снова. Впрочем, как и ты, Асмодей. — Он встал из-за стола и приблизился к сыну. — Ты очень сильно меня разочаровал.

— Может, скажешь нечто новое, отец? — гордо вздёрнув подбородок, поинтересовался Асмодей. Андромеда даже дышать перестала, опешив от наглости брата. Он так хотел, чтобы его наказали?

— Я смотрю вы совсем обнаглели. Что ты, смеющий мне язвить, что она — покидающая поместье, когда ей вздумается! — зло прошипел отец и потянулся за приставленной к столу тростью.

Андромеда не знала, что двигало ею в ту секунду. Она просто увидела, как сжался Асмодей, готовясь к удару, ощутила, как сгустился воздух от отцовского гнева, и сделала то, что казалось ей правильным. То, что никогда бы не сделала в прошлом.

Отцовская трость оказалась тяжелее, чем она всегда думала. Чёрное лакированное древко давило на ладони. Хотелось тут же выпустить его из рук — таким неподъёмным оно казалось. Но Андромеда только крепче сжала древко. Зелёные глаза пёсьей головы-набалдашника угрожающе сверкали в свете огненного эфира.

Оторвавшись от разглядывания покоящейся в руках трости, Андромеда натолкнулась на полный ледяного гнева и негодования взгляд отца. Казалось, стоит ему открыть рот, и кабинет покроется инеем.

— Сестра, — едва слышимый, словно шорох простыней, шёпот брата.

— Андромеда Стернбилд! — чеканя слова, зарычал отец. — Что ты себе позволяешь?!

Раньше, обратись он к ней так, Андромеда бы безрезультатно пыталась унять дрожь. Раньше у неё замирало бы сердце и холодели руки. Раньше она бы сдалась под этим тяжёлым, превосходящим взглядом. Она бы снова — снова, Метанум её дери! — стояла перед ним на коленях и молила о прощении. И был бы бесконечный страх. Так много страха, что, казалось, ещё немного и она задохнулась бы.

Раньше…

Как раньше и быть не могло. Не после всего пережитого. Не после десятков пустых глаз и горящей, словно мощнейший огненный эфир, столицы. Разве могла она бояться гнева отца тогда, когда пережила так много крови, боли и слёз? Тогда, когда на её глазах рушился такой привычный мир?

Она больше не боялась. Не смела.

— Так и будешь молчать? Дай мне трость, Андромеда!

— Нет, — ответила она и слишком громко опустила трость. Звук удара наконечника о камень пола отбился от стен. Оглушительно громкий в на миг окутавшей кабинет тишине.

— Андромеда, да как ты смеешь? — отец схватил чернильницу и с силой кинул ею в Андромеду. Она даже не вздрогнула, когда «снаряд» пролетел мимо лица. Так близко, что по щеке мазнул лёгкий ветерок.

Так привычно и глупо. И чего она только боялась?

Отец никогда не смел поднимать на неё руку. Он мог бросить что-то — вот как сейчас — или крикнуть так, что она на мгновение забывала, как дышать. Мог взмахом трости уничтожить какое-нибудь фарфоровое или стеклянное изделие, которых раньше было так много в её комнате. И от этого звона закладывало уши и хотелось спрятаться далеко-далеко.

Он не бил её, нет, вероятно, боясь испортить «товарный вид». Словно, стоило ей получить малейшее увечье, и император или принц незамедлительно расторгнут помолвку. В этом плане ей повезло куда больше брата. Разве так важен товарный вид будущего герцога? От желающих породниться со Стернбилдами отбоя всё равно не было. А вот ей… Ей стоило быть дорогой куклой, которой положено любоваться всем, но которая достанется лишь одному — тому, кто заплатит больше. Словно всё, что у неё есть — это тело.

— Я не могу позволить вам снова поднять руку на брата, — Андромеда говорила холодно и безразлично, отчуждённо. Так, как говорил отец обычно, когда они не разочаровывали его в очередной раз. — Он задержался всего на день, отец. Разве это то, что требует наказания?

Она чувствовала не верящий взгляд Асмодея на щеке, видела ярость, наполняющую глаза отца, знала, что ходит по краю, но не отступала. Не в её правилах сдаваться. Не тогда, когда чудовище перед ней не вызывало ни страха, ни трепета. Не тогда, когда впервые за долгие годы тело наполняла пресловутая свобода. Когда казалось, что она способна на всё.

— А вот это уже не тебе решать! — Крепкая хватка сомкнулась на запястьях Андромеды, как кандалы. Отец резко дёрнул её на себя, из-за чего она, ойкнув, выронила трость. — Ты совсем распоясалась, Андромеда. Разве такой я тебя растил? Этому учил? Как ты смеешь перечить отцу? — Он усилил хватку, словно хотел переломать ей руки. — Мне стоит напомнить, где твоё место? Живо извинись, Андромеда, и, так и быть, я прощу тебя.

И снова те же фразы. Те же угрозы, которые больше не страшили, нет, от них хотелось только смеяться. Громко, театрально, чтобы показать всю степень презрения к этим словам и человеку, произнёсшему их. И этого она боялась? Какая же жалкая.

— Мне не за что извиняться. — Андромеда выпрямилась, насколько позволяли зажатые в отцовских ладонях руки и горделиво посмотрела отцу в глаза. — Я поступала так, как сочла необходимым. Разве не этому ты нас учил?

От резкой боли потемнело в глазах. Щеку жгло так, словно к ней приложили раскалённую монету. Рот наполнил неприятный и такой ненавистный вкус крови.

Отец ударил её. Впервые за двадцать один год он поднял на неё руку. И ударил так сильно, что она едва не упала. Отвратительно. Не хватало ей ещё и на коленях перед ним оказаться. Словно он мало её унизил.

Слепая ярость затопила разум. Уязвлённая гордость, боль от удара, навязчивый смех призраков за спиной — всё это, словно снежная лавина, накрывало её с головой. Как он смел?

И этого человека она считала едва ли не богом?

Человека, который так ничтожен, что не мог победить в словесной дуэли, не использовав кулаки? Человека, который только и мог, что кричать да презрительно кривить губы. И его зовут одним из величайших герцогов в истории рода?

Неожиданно крепкие и холодные руки Асмодея опустились ей на плечи и слегка сжались, в неловком жесте поддержки.

— Вот значит, как, отец, — усмехнулась она, стараясь не морщиться от боли. Рот полнился кровью, которую хотелось сплюнуть, как какой-нибудь сапожник. Желательно отцу в лицо. Ох, интересно было бы увидеть его реакцию на это действие. Но леди не вели себя подобным образом, да и она выше подобных пакостей. — Интересно, что было бы, узнай дворяне о том, какое ты на самом деле ничтожество. Это так смешно: великолепный герцог Стернбилд не может управиться с собственными детьми. Вам стоило бы брать пример с герцога Алекто — он умудряется справляться с пятью. И вполне удачно. Даже герцог Оденберг вырастил достойную преемницу, а ему было шестнадцать, когда на него свалились обязанности герцога и уход за младшей сестрой. — Андромеда подняла на отца взгляд. От ледяной ярости в её глазах можно было замёрзнуть. Она обжигала, как самый лютый мороз. — Ты так ничтожен, папа, что я больше не горжусь тем, что я твоя дочь.

— Сестра…

— Андромеда!..

Отец и брат заговорили почти одновременно, но их прервал цокот каблуков.

— Я услышала, что Асмодей вернулся и пришла поприветствовать, — коснулся слуха безликий голос матери.

Андромеда немного повернула голову к ней. Вероятно, на сегодня ссор с отцом достаточно. Стоило поскорее покинуть кабинет.

— Сыночек, дорогой, как я рада тебя видеть! — воодушевлённо сообщила мать и сжала Асмодея в объятьях. — Как прошло путешествие? Ничего опасного не приключилось? — щебетала она, игнорируя Андромеду. Впрочем, в этом не было ничего нового.

Мать сторонилась её с десяти? Одиннадцати лет? С тех самых пор, как схожесть Андромеды с отцом стала очевидна.

Так глупо. Но чувства вообще далеки от логики. Так чего уж удивляться тому, что мать отказалась от дочери из-за страхов и травм?

И всё же, в этом была странная шутка то ли природы, то ли Аурума. Они с Асмодеем близнецы, две половинки одного целого, полные копии отца внешне, но только её считали похожей. Только ей достался стальной характер Стернбилдов. Возможно, именно в этом крылась причина материнского безразличия — в Андромеде не было ничего от неё. Словно любая деталь, принадлежащая матери, была вырезана из неё, вырвана с корнем.

Но имело ли всё это значение теперь? Разумеется, нет.

Воспользовавшись временным безразличием Асмодея и родителей к ней, Андромеда покинула кабинет. Ей стоило бы позвать лекаря и залечить щеку, но… Она слишком устала, чтобы выслушивать ещё и лекаря. Терпеть его жалостливые взгляды не хотелось.

Родная комната казалась островком спасения после пропитанного гневом, презрением и недовольством отцовского кабинета. Очутившись в ней, Андромеда первым делом распахнула шторы на небольшом окне, впуская внутрь немного солнечного света. На севере редко бывали такие погожие дни, как сегодня. Из окна виднелось чистое, ясное небо, припорошенные снегом деревья и холопайки<span class="footnote" id="fn_29708485_1"></span>, сидящие на ветвях. Вспомнилось, как в детстве они с братом играли в снежки, пока не приходила мать и не уводила их в поместье прежде, чем это увидит отец. В те времена Андромеда звала её тёплым «мама» и заслушивалась сказками, которые она читала по вечерам. Ностальгическая улыбка расцвела на губах.

Как жаль, что жизнь столь изменчива.

В дверь постучали.

— Я могу войти, сестра?

— Разве я могу тебе что-то запретить? — Андромеда отвернулась от окна и убрала улыбку с лица, возвращая ему холодность и отчуждённость.

— Я принёс тебе кое-что. — Асмодей протянул маленькую прозрачную баночку с голубоватым веществом внутри. — Это мазь от ушибов. — Он постучал указательным пальцем по своей щеке. — Давай намажу. Не стоит тебе ходить с синяком на пол-лица.

— Спасибо, — шепнула Андромеда, пока брат аккуратно втирал мазь в повреждённую щёку. От его прикосновений боль усиливалась, но вскоре стихала насовсем.

Ей вдруг захотелось, чтобы с жизнью было также — воспользовался волшебной мазью, и всё наладилось. Никаких неудач, несчастий и боли. Но, конечно же, так бывало только в сказках, а она уже давно в них не верила.

Она снова посмотрела в окно, раздумывая, что же ей делать. Занятий с Анной, вероятно, не будет ещё несколько дней. Брату понадобится время, чтобы разузнать необходимую ей информацию, а значит, оставалось только…

— Асмодей, можешь отправить письмо лорду Николасу с просьбой о встрече?

— Бывшему главе придворных магов? — с сомнением уточнил Асмодей.

— Именно ему.

— Причина?

— При встрече.

— Похоже, ты затеяла нечто масштабное, — спустя время, усмехнулся Асмодей.

— Ты даже не представляешь насколько, — в тон ему ответила она.