19. Долгая дорога домой (1/2)

Гул ресторана, пропитанный смесью ароматов французских духов и крепкого табака, нахлынул на Витю волной, едва он переступил порог. Обняв друга за плечи, Витя проводил его к столику, где картина дружеского разгула предстала во всей красе. Белый, практически лежа на столе, что-то невнятно бормотал, а Космос, размахивая руками, словно дирижировал невидимым оркестром, пытался поймать ускользающую мысль. Ольга и Тамара, соответственно, казалось, существовали в своей реальности.

Усевшись рядом с Верой, Витя потянулся к бутылке коньяка. Привычный жест, автоматический. Внутри него все еще бушевал эмоциональный ураган, но рядом с Верой он ощущал странное спокойствие. Будто оказался в тихой заводи после долгого плавания в бурном море.

— Ну, вы даете, орлы! — с наигранной строгостью произнес Витя, хлопнув Космоса по плечу. — Кто же так отмечает?

Космос что-то промычал в ответ, безуспешно пытаясь сфокусировать взгляд. Белый поднял голову и сонно улыбнулся.

Вера, на мгновение оторвавшись от разговора с подругами, кинула на Витю робкий взгляд. В ее глазах он увидел нечто неуловимое. Она тут же отвела взгляд, словно испугавшись собственной смелости.

Налив себе коньяка, Витя, как бы невзначай, стал разглядывать Веру. Простое платье, скромная прическа, почти отсутствие макияжа… Ничего вызывающего, кричащего, как у Кристины. И в этой простоте была своя, особенная прелесть. Он заметил изящный изгиб ее профиля, легкую, едва заметную улыбку. Выбившиеся из пучка пряди мягко обрамляли лицо. э Он поймал себя на мысли, что Вера красива.

— Витя! Тост! — раздался рядом пьяный голос Белого. — За дружбу, за любовь, за баб!

— Саша! — Ольга резко выхватила у мужа стакан. — Хватит уже! Пора домой.

Виктор с улыбкой наблюдал за этой сценой. После того, как Саша поднял свой бокал и громогласно провозгласил тост за дружбу, Витя, чувствуя легкое головокружение от выпитого алкоголя, извинился и, оставив друзей за столиком, направился вглубь зала, где уже начиналось движение. Гости, насытившись едой, напитками и светскими беседами, потянулись к выходу. Он обменялся парой фраз с уходящими партнерами по бизнесу, кивнул знакомым, стараясь сохранять на лице светскую улыбку, хотя мысли его были далеко отсюда. Где-то на периферии сознания мелькали слова Фила, но сейчас они казались призрачными, нереальными.

Именно в этот момент он увидел Кристину. Она стояла у колонны, держа в руке бокал шампанского, и сверлила его взглядом, полным ехидства. В ее позе, в легком наклоне головы, в изгибе губ чувствовался вызов.

— Витя, — протянула она, когда он подошел ближе. Ее голос, обычно звонкий и уверенный, сейчас звучал мягче, с легкой хрипотцой. — Как тебе сегодняшний вечер? Не слишком ли скучно в компании законной супруги?

В ее словах слышалась явная усмешка. Витя почувствовал, как внутри поднимается раздражение. Он не хотел играть в эти игры, но Кристина, как всегда, умела нажать на нужные кнопки.

— Вечер как вечер, — ответил он, стараясь говорить равнодушно. — А ты, смотрю, уже без кавалера?

— Кавалер… — Кристина сделала глоток шампанского, ее глаза блеснули. — А зачем мне кавалер, когда рядом есть ты? Проводишь меня?

Пчёлкин помедлил. С одной стороны, ему хотелось послать ее куда подальше, вернуться к Вере и, наконец, разобраться в своих чувствах. С другой — привычка к Кристине, к ее играм, к этой сложной, запутанной связи, была слишком сильна. И еще — чертово мужское самолюбие, которое не позволяло ему отступить.

— Пусть тебя твой кавалер провожает, — бросил он, кивнув в сторону мужчины, который не скрывал своего интереса к Кристине.

Кристина рассмеялась, низким смехом. Она дерзко улыбнулась, уверенная, что задела Пчёлкина за живое.

— Ты ревнуешь? — прошептала она, наклонившись к нему.

— Не говори ерунды, — отрезал Витя, но внутри уже все кипело. Он понимал, что Кристина играет с ним, манипулирует, но ничего не мог с собой поделать.

— Тогда проводи меня, — повторила она, и в ее голосе прозвучал вызов.

— Пойдем, — сказал он, чувствуя, как внутри все сжимается от противоречивых чувств. С одной стороны, он корил себя за слабость, с другой — ему было плевать на все. Он хотел быть с Кристиной, хоть на несколько минут, хоть на несколько часов, забыть обо всем, погрузиться в этот омут страсти, даже если завтра он пожалеет об этом.

Ночной воздух, прохладный и свежий, обдал Пчёлкина, едва они переступили порог. Кристина, не говоря ни слова, взяла его за руку и прижалась к нему всем телом. Он почувствовал ее тепло, аромат ее духов, смешанный с запахом шампанского, и привычная волна желания пробежала по его телу.

— Что с тобой сегодня, Вить? — спросила она, ее голос сейчас звучал тихо, с едва уловимой тревогой. – Ты какой-то потерянный.

— Неужели жена так быстро тебе наскучила? — Кристина усмехнулась, ее голос наполнился издевкой. — Или, может, она недостаточно интересна?

Укол ревности, смешанный с раздражением, пронзил Пчёлкина. Он резко выдернул руку.

— Не говори ерунды, — отрезал он.

Кристина рассмеялась хрипловатым смехом. Она остановилась и, взяв его лицо в свои ладони, заставила посмотреть ей в глаза.

— Витя, — прошептала она, ее взгляд проникал в самую душу. — Ты же знаешь, что я не отпущу тебя так просто.

Ее лицо было так близко, что он чувствовал ее дыхание на своих губах. Аромат ее духов, тепло ее рук, блеск в глазах – все это опьяняло, лишало воли.

Он не сдержался. Обнял ее за талию, притянул к себе и поцеловал. Страстно, жадно, словно пытаясь заглушить внутренний голос, который твердил ему, что он совершает ошибку. Кристина ответила на поцелуй с той же неистовой страстью, ее руки обвили его шею, пальцы запутались в волосах. В этом поцелуе было все: и желание, и вызов, и отчаяние, и сладкая горечь запретного плода. В этот момент Пчёлкин забыл обо всем.

Поцелуй оборвался так же внезапно, как и начался. Витя, словно очнувшись ото сна, отстранился от Кристины. Она послала ему воздушный поцелуй, игриво подмигнула и произнесла низким, бархатным голосом:

— Я всегда тебя жду, Витя.

После чего, грациозно повернувшись, скользнула в подъехавшее такси. Желтый автомобиль, мигнув задними фарами, быстро растворился в ночной темноте.

Пчёлкин остался стоять на тротуаре, словно громом пораженный. Он достал сигарету, чиркнул зажигалкой. Пламя, вспыхнувшее на мгновение, осветило его лицо, на котором отражалась гамма эмоций: желание, вина и сладкое предвкушение. Он сделал глубокую затяжку, горький дым обжег горло, но не смог заглушить бурю, бушевавшую внутри.

— Какой смысл терзаться угрызениями совести?, — подумал он, вглядываясь в темноту улицы. — Наш брак — это удобное соглашение.

— Она сама выбрала этот путь, — продолжал убеждать себя Витя. — У нее своя жизнь, у меня своя. Мы просто сосуществуем.

С каждой новой затяжкой чувство вины отступало все дальше, замещаясь странным ощущением свободы. Поцелуй с Кристиной, ее слова, ее взгляд – все это больше не казалось предательством. Скорее, это было пробуждением, напоминанием о том, что он еще способен чувствовать, желать, жить.

Витя бросил окурок на асфальт и раздавил его каблуком. Он решительно направился обратно к ресторану. Шаги его были легкими, уверенными. Остатки алкоголя, смешанные с адреналином и волнением от встречи с Кристиной, придавали ему ощущение эйфории. Он больше не чувствовал себя виноватым.

Входя в ярко освещенный зал ресторана, он заметил встревоженный взгляд Веры. Витя приготовился к сцене, к выяснениям отношений, но Вера, встретившись с ним взглядом, лишь слегка кивнула и тихо спросила:

— Все в порядке?

Пчёлкин удивился ее спокойствию. Он ожидал упреков, слез, как это было со всеми его пассиями, но в ее голосе звучала лишь усталость.

— Да, все нормально, — ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал убедительно. — Просто вышел подышать свежим воздухом.

Вера ничего не ответила. Она отвернулась. Пчёлкин сел рядом, чувствуя, как между ними возникает неловкая тишина. Он понимал, что должен что-то сказать, объяснить свое длительное отсутствие, но не мог найти нужных слов. Вместо этого он налил себе вина и выпил большим глотком, стараясь заглушить вновь начинающее зарождаться чувство вины. Теперь это была не вина перед Верой, а вина перед самим собой за то, что он лжет, притворяется.

Витя, лениво покручивая в руках бокал, смотрел на Веру. Приятное тепло разлилось по его телу от выпитого алкоголя, и он чувствовал себя расслабленным. Внезапно его внимание переключилось на начинающуюся суматоху вокруг Саши и Оли. Оля, держа в руках пальто, пыталась одеть сидящего Сашу, который был явно не в состоянии самостоятельно передвигаться. Саша, словно не слыша ее, с размаху стукнул кулаком по столу, опрокинув пару бокалов.

— Саш, ну хватит! — смеясь сквозь слезы, умоляла Оля, пытаясь накинуть ему на плечи пальто. — Мы уже уходим!

— Я не ухожу! Эй, народ! - провозгласил он, — Все только начинается! Сейчас устроим вечеринку!

Все за столом, кроме, пожалуй, самого Саши, понимали, что вечер для него и Космоса, который и вовсе мирно спал, обняв спинку стула, определенно закончен. Вид двух нетрезвых друзей действительно был уморительным.Вера, наблюдая за происходящим, тихонько посмеивалась.

— Интересно, как Космос до дома доберётся? — спросила она, глядя на Пчёлкина.

— Фил с Томкой отвезут, — ответил Витя. — Благо Фил за рулем и не пил.

Валера, спокойный, как скала, стоял рядом с Тамарой, которая, сидя за столом, пыталась помочь Оле укротить разбушевавшегося Сашу. На ее губах играла улыбка.

— Саша, ну будь же разумным, - уговаривала Оля, — Посмотри на себя! Ты же уже спишь на ходу!

— Я не сплю! — возмутился Саша, — я в самом расцвете сил!

Наконец, общими усилиями, Саша был одет, настала очередь Космоса. Валера, оценив ситуацию, решительно подошел к спящему Космосу. Усмехнувшись, наклонился к другу и легонько похлопал его по плечу.

— Кос, просыпайся, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал бодро, хотя внутри он уже предвкушал, как будет тащить эту «тушу» до машины.

Космос что-то невнятно промычал в ответ, но глаза так и не открыл. Валера, понимая, что уговорами тут не обойдешься, решительно подхватил его под локоть и рывком поднял на ноги. Космос, потеряв равновесие, покачнулся и чуть не упал, но Фил успел его подхватить.

— Космочудище, ну ты и нажрался! — произнес он, стараясь не выдать своего раздражения. Внутри он чувствовал, как поднимается волна досады. Вечер переставал быть томным.

Космос, наконец, приоткрыл один глаз и мутным взглядом осмотрел окружающих.

— А что? Где я? — пробормотал он, цепляясь за Фила, как за спасательный круг.

— Ты в ресторане, дружище, — ответил Валера, — И нам пора домой.

Космос снова что-то промычал, и его голова безвольно упала Филу на плечо. Фил, подавив вздох, попрощался со всеми, кивком головы указав на Космоса: мол, сами видите, какая ситуация. В его взгляде читалось смесь усталости и примирения с неизбежным.

— До встречи, ребята! — крикнул он через плечо, пытаясь одновременно удержать равновесие и не дать Космосу упасть и направился к выходу.

Внутри он уже мечтал о том моменте, когда сможет, наконец, усадить Космоса в машину. Перед глазами мелькали картины того, как он будет вытаскивать его из машины, как будет поднимать по лестнице… Перспектива была не радужной. Но он был другом, и друзей в беде не бросают, даже если эта беда — перебор с алкоголем. Вот такая она, настоящая дружба. Иногда тяжелая, иногда неудобная, но всегда настоящая.

Тамара, убедившись, что Ольге больше не нужна помощь и Саша более-менее стоит на ногах, обняла Веру.

— Была очень рада познакомиться, Вера, — сказала она с теплотой в голосе.

— Взаимно, Тома, — ответила Вера, улыбаясь, — Приятно было пообщаться.

Оля, крепко держа Сашу под руку, тоже обняла Веру и кивнула Пчёлкину. Саша что-то невнятно пробубнил, похожее на ”еще свидимся”, после чего Оля, с веселым отчаянием, слегка толкнуля его в затылок, и они, пошатываясь, последовали за Тамарой.

С уходом шумной компании, ресторан погрузился в спокойную полутьму, лишь редкие огоньки свечей на столиках мерцали, словно заблудшие звезды. Витя повернулся к Вере. Она смотрела в окно, ее взгляд, казалось, блуждал где-то вдали. Тишина, опустившаяся между ними, была густой и неловкой, той же самой тишиной, которая повисала после его возвращения с улицы — после поцелуя с Кристиной, тайной, о которой Вера не знала и, надеялся Пчёлкин, никогда не узнает.

Витя наблюдал за ней, размышляя. — Возможно, ей одиноко? — промелькнула мысль. Может быть, после танца она что-то себе напридумывала, ждет от него чего-то? Внутри шевельнулось раздражение.

Он не понимал, почему его так волнует ее состояние. Ведь он для себя все решил: к Вере он ничего не чувствовал. Абсолютно ничего.

Пустота. Ему было скорее жалко ее — молодую, красивую девушку, которая тратила свою жизнь на него, человека, навязанного ей отцом. Она ни в чем не была перед ним виновата, всегда относилась к нему хорошо, с уважением, заботой... Пчёлкин считал себя козлом. Да, он был козлом, который жил с Верой и встречался с другой, но при этом не мог окончательно растоптать Веру, высказать ей все в лицо. Она не заслуживала такого отношения. Просто не сложилось у них, не было той искры, того чувства, которое превращает двух людей в пару. Просто не зацепила его сердце. Любви не было.

Пчёлкин тяжело вздохнул, нервно стуча пальцами по столу. Ему претила эта вынужденная игра в счастливую семейную пару:

— Вера, — начал он, тщательно подбирая слова, — ты...все в порядке?

Его голос прозвучал неестественно ровно, почти безразлично. Он сам услышал эту фальшь и внутренне поморщился.

Вера медленно повернулась к нему. В ее глазах читалось что-то неуловимое — то ли грусть, то ли вопрос.

— Да, — ответила она тихо. — Просто задумалась.

Витя молчал. Он не знал, что сказать. Ее голос звучал немного устало. Любой вопрос мог привести к неприятному разговору, к вынужденным объяснениям, которых он так хотел избежать, ему хотелось просто поскорее уйти, оказаться подальше от этой тягостной атмосферы, от этой вынужденной близости с женщиной, к которой он ничего не чувствовал.

— О чем? — спросил он наконец, хотя ему было совершенно все равно, о чем она думает. Это был просто пустой, ритуальный вопрос, который, как ему казалось, требовала ситуация.

Вера на мгновение задержала взгляд на Витю, словно пытаясь прочитать его мысли. Он же старательно отводил глаза, рассматривая узоры на скатерти, боясь встретиться с ее взглядом.

— Ни о чем особенном, — ответила она наконец, легкая улыбка коснулась ее губ, но не достигла глаз. — Просто вечер теперь такой…тихий.

Пчёлкин кивнул, соглашаясь. Тихий. И невыносимо тягостный. Он хотел встать и уйти, сказать, что устал, что ему нужно домой, но не мог. Возможно, это было то самое чувство вины, которое грызло его изнутри. Он знал, что поступает как последняя сволочь, но ничего не мог с собой поделать.

— Да, тихий, — повторил он, чувствуя, как слова застревают в горле.

— Знаешь, — Вера снова отвела взгляд, устремив его куда-то вдаль, — иногда мне кажется, что мы с тобой живем в разных мирах.

Эта фраза повисла в воздухе, как неразорвавшаяся бомба. Витя почувствовал, как по спине пробежал холодок.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал ровно и спокойно.

— Мы могли бы… — Вера запнулась, теребя салфетку в руках. Ее взгляд, полный робкой надежды, встретился с его. — Мы могли бы попробовать найти общие интересы, — предложила она, и в ее глазах вспыхнул огонек. — Больше общаться, проводить время вместе…

— Найти общие интересы? — переспросил он с издевкой, не в силах сдержать раздражения. — С кем? Со мной? Не смеши.

Вера опустила глаза на свои руки, ее плечи поникли. Она молчала, но Витя чувствовал, как ее тихая покорность разжигает в нем еще больший гнев.

— Но мы могли бы попробовать, — прошептала она, не поднимая взгляда.

— Попробовать? — Пчёлкин вскочил, оттолкнув стул с такой силой, что тот заскрежетал по полу. — Что попробовать? Лепить из говна конфетку? Мне это не нужно, Вера! — его голос, несмотря на шум в ресторане, прозвучал слишком громко. Вера вздрогнула и еще ниже опустила голову.

— Хватит! — Пчёлкин не выдержал. Он резко встал, отодвинув стул с таким грохотом, что несколько посетителей обернулись в их сторону. — Я не понимаю, чего ты от меня хочешь! Ты сама согласилась на этот брак, знала, на что шла!

— Мой отец…

— Не надо про отца! — перебил ее Витя. — Ты уже взрослая девушка и сама принимаешь решения!

— Но…

— Никаких «но»! — Пчёлкин отвернулся, стараясь справиться с бушующей внутри яростью.

Он схватил свое пальто со спинки стула. Проходя мимо столика, за которым еще недавно сидела какая-то пара, он, повинуясь внезапному порыву, прихватил недопитую бутылку коньяка, бросил последний взгляд на Веру — поникшую, с опущенными глазами — и, не прощаясь, вышел из ресторана, оставляя Веру одну. Он больше не оглядывался. Ему было все равно. Почти. Где-то на периферии сознания мелькнуло чувство вины, но оно быстро растворилось в волне раздражения и желания поскорее увидеть Кристину, Она ждала. И ей было плевать на Веру, на его брак, на все, что не касалось их двух. И Пчёлкину это нравилось.

Пчёлкин, шатаясь, вышел из ресторана. Холодный зимний ветер, пропитанный запахом выхлопных газов, ударил ему в лицо. Пчёлкин накинул пальто, запах дорогого кашемира смешался с резким ароматом коньяка, который он прихватил со столика, уходя.

— К чёрту всё, — подумал он, щурясь от света фар проезжающих мимо машин. Ключи от мерина неприятно холодили руку. Пчёлкин с трудом попал ключом в замок зажигания, завел мотор. Рёв мощного двигателя на секунду заглушил внутренний хаос.

Он помчался по ночному городу, фары выхватывали из темноты обрывки рекламных щитов, безликие пятиэтажки, блестящие витрины магазинов. Город жил своей жизнью, не замечая его боли, его ярости, его одиночества. Витя приложился к горлышку бутылки, коньяк обжег горло, теплом разлился по внутренностям. Он уже предвкушал встречу с Кристиной, ее ласковые руки, ее горячие поцелуи… Только она могла заставить его забыть об этом тяжелом комке вины, который сжимал грудь.

Он резко ударил ладонью по рулю.

— Сука! — прошипел он, проводя рукой по волосам. Алкоголь делал свое дело, размывая грани между правдой и ложью, между желаниями и чувством долга. Ярость на себя, на Веру, на весь этот абсурдный мир, захлестывала его.

Дом Кристины показался из-за поворота. Витя резко затормозил, машина завизжала тормозами, остановившись в шаге от подъезда. Он выскочил из машины, прихватив с собой бутылка коньяка. Поднялся на нужный этаж, пошатываясь, нажал кнопку звонка квартиры Кристины и прислонился к дверному косяку, ожидая. Дверь распахнулась почти мгновенно. На пороге стояла Кристина в неприлично коротком черном шелковом халате, распахнутом настолько, что под ним явно ничего не было. Пчёлкин окинул ее пьяным, оценивающим взглядом, усмехнулся и прикусил губу, в его глазах мелькнуло что-то животное, дикое.

Кристина, заметив этот взгляд, расплылась в широкой, откровенно издевательской улыбке.

— Витя, милый, — протянула она, ее голос сочился ядом, — ты чего так рано? Неужели так быстро сбежал от своей благоверной?

Вопрос, брошенный с явной издевкой, задел Пчёлкина. Он оттолкнулся от косяка и, не отвечая, шагнул внутрь квартиры, грубо притянув Кристину к себе. Его руки жадно скользнули по ее обнаженной спине, он впился в ее губы жестким, требовательным поцелуем. Он резко оторвался от ее губ, его дыхание было прерывистым.

— Золотарёва, заткнись хотя бы сейчас, — прорычал он, схватив ее за подбородок с такой силой, что Кристина взвизгнула от боли. В его глазах плескалась смесь желания и гнева. Он снова приник к ее губам, на этот раз еще жестче, словно пытаясь заглушить ее слова, свои мысли, все, что мешало ему забыться.

Он подхватил ее на руки и перенес на кухню, усадив на барную стойку. Кристина обняла его за шею, ее ноги обвились вокруг его бедер. Виктор встал между ее ног, прижимаясь к ней всем телом. В кухне царил полумрак, лишь тусклый свет холодильника выхватывал из темноты отдельные фрагменты: блеск бокалов на полках, отражение в хромированной поверхности кофеварки. Его руки блуждали по ее телу, а мысли, словно осколки разбитого стекла, царапали душу. Но Кристина, почувствовав его колебание, прильнула к нему еще теснее, шепча ему на ухо горячие слова.

Его руки, словно одержимые какой-то темной силой, рванулись к шелковым завязкам халата, разрывая тонкую ткань. Он стянул с нее халат, нетерпеливо сбрасывая его на пол.

Халат соскользнул с ее плеч, подобно шелухе, обнажая кожу, которая словно светилась в полумраке. Его руки встретили ее, сплетаясь в едином порыве. В ответ ее пальцы, не менее торопливо и дерзко, разорвали узы его костюма, освобождая его от оков одежды.

Комната наполнилась тяжелым, прерывистым дыханием. Тени плясали на стенах, скрывая от глаз слишком откровенные детали, оставляя лишь намеки, полутона, отражения в зеркале… Глухие стоны, переплетенные тела… В этой ночи не было места для нежности, для любви. Была лишь жажда, попытка утолить внутренний огонь, сжигающий его изнутри.

***

Вера сидела, бесцельно крутя в руках тонкую ножку бокала, и смотрела на остатки недопитого вина. Красноватая жидкость плескалась на дне, словно капля крови на чистом полотне. В ресторане почти не осталось посетителей. Вокруг суетились официанты, собирая со столов белоснежные скатерти, словно стирая следы недавнего веселья. Звяканье посуды, скрежет отодвигаемых стульев, приглушенные голоса – всё это сливалось в какой-то назойливый, раздражающий гул, который еще больше усиливал чувство одиночества и пустоты, разлившееся внутри.

— Почему он ушел? — мысль пульсировала в голове, отдаваясь тупой болью в висках. — Почему мы не можем просто поговорить? Узнать друг друга? Разве ему самому не интересно?

Вера вспоминала их короткий, обрывочный разговор, его резкие слова, ледяной взгляд. Она пыталась найти в своей памяти хоть слово, хоть жест, который мог бы так сильно его разозлить. Но не находила.

— Я же ничего такого не сказала — шептала она, кусая губы. — Я просто хотела понять.

Горькая обида подкатывала к горлу. Она чувствовала себя маленькой, заблудившейся в темном лесу. Будь здесь отец, он бы уже давно взорвался, обрушив на нее шквал упреков и обвинений. Она внутренне вздрогнула, представив себе его искаженное яростью лицо, резкий голос, тяжелую руку… Затем — неизбежное наказание: запертая дверь, недели одиночества, полный запрет на общение с внешним миром.

— Нет, только не это, — подумала Вера, ежась от одного воспоминания об этом чувстве беспомощности и страха.

— Спасибо, что ты не такой, как он, — мысленно обратилась она к Пчёлкину. — Хотя, кто его знает? Мы ведь еще так мало знакомы… Но ей хотелось верить, что он другой. Что он способен на понимание, на терпение, на прощение.

Вера просидела так, погруженная в свои мысли, еще минут пятнадцать. Наконец, она накинула пальто. Официанты, занятые своей работой, даже не обратили на нее внимания. Выйдя из ресторана, она оказалась на пустынной улице.

Холодный ночной воздух обжег лицо, прогоняя остатки тепла. Вера поежилась, плотнее запахнув пальто. Улица была безлюдна, словно замерла в ожидании чего-то. Лишь редкие фонари отбрасывали длинные, причудливо изогнутые тени, которые, казалось, шевелились и переплетались, создавая иллюзию движения. Она шла, не разбирая дороги, механически переставляя ноги. В голове крутились обрывки разговора с Пчёлкиным, его слова, взгляд. Неужели она действительно так сильно его разозлила? Неужели все так безнадежно? Эта мысль, как заноза, засела в ее сердце, вызывая острую, ноющую боль.

Она остановилась, подняла голову и посмотрела на небо. Высоко, почти у самого горизонта, мерцали звезды, холодные и далекие. В этой безграничной вселенной, под этим бездонным небом ее проблемы казались такими ничтожными, такими незначительными. Но от этого ей не становилось легче. Слезы, горячие и жгучие, внезапно хлынули из глаз, смешиваясь с холодными каплями ночной росы. Вера смахнула их рукавом пальто, но они продолжали течь, оставляя на щеках мокрые, ледяные дорожки. Она поежилась, еще плотнее кутаясь в пальто. Одиночество, которое раньше было тупым, ноющим фоном, теперь обострилось, превратившись в острую, колющую боль.

К физической боли от холода добавилась еще и ноющая боль в ногах. Туфли, казавшиеся такими элегантными еще несколько часов назад, теперь превратились в орудия пытки. Каждый шаг отдавался острым уколом. Вера устала. Устала от этого вечера, от непонимания, от боли в ногах. Ей нужно было домой. Но как добраться?