15. Считай, что мы договорились (2/2)

— Витек! — Космос, как всегда, первым заметил его появление, вскочив из-за стола. — Ты где пропадал, старина? Мы уж думали, ты решил променять нашу компанию на вечера с женой!

— Дела, — коротко бросил Витя, пожимая протянутую руку. Он окинул взглядом присутствующих. Белый, с бокалом коньяка в руке, смотрел на него из-под тяжелых век, словно оценивая каждый мускул на его лице.

— Небось, брачные узы обустраиваешь, — пробасил Белый, усмехаясь. — Смотри, Пчёл, а то так и женимся по второму кругу!

— От тебя, Сань, я ничего другого и не ожидал, — усмехнулся Виктор, усаживаясь за стол.

Фил, как всегда немногословный, молча кивнул в знак приветствия.

Витя только сейчас обратил внимание на девушку, которая сидела рядом с Космосом. Она повернулась к нему, и Пчёлкин почувствовал, как к горлу подкатил комок.

— Привет, Вить, — прозвучал хрипловатый голос.

Перед ним сидела Кристина.

— Кристина? — только и смог выдавить из себя Витя.

— Удивлен? — Кристина пригубила шампанское, не сводя с него насмешливого взгляда.

Виктор лихорадочно пытался понять, что происходит. Что Кристина делает здесь? И как, черт возьми, она оказалась в компании его друзей?

— Да, удивлен, — прокашлялся Виктя, чувствуя, как под пристальными взглядами друзей к лицу приливает жар. — Не ожидал тебя здесь увидеть.

Кристина хмыкнула, откидываясь на спинку дивана, и скрестила ноги, демонстрируя длину ног. Жестом, который всегда сводил Виктора с ума. Но не сегодня.

— Космос меня пригласил, — произнесла она, обводя присутствующих томным взглядом. — Сказал, без меня будет скучно. — Её глаза на мгновение задержались на Пчёлкине, и в их глубине он заметил знакомые искры. — Ошибся?

— Ничуть, — пробасил Белый, поднимая бокал в шуточном тосте. — С тобой, Кристинка, никогда не бывает скучно.

Витя промолчал, нервно теребя зажигалку. Он знал, что Кристина не упустит случая уколоть его побольнее. Особенно сейчас, когда он чувствовал себя пойманным в ловушку собственной лжи. Ведь именно ложью были для него отношения с Кристиной, просто способом забыть о договоре, который он заключил, женившись на Левицкой.

— Витя, ты такой тихий сегодня, — промурлыкала Кристина, её голос был полон яда. — Неужели семейная жизнь настолько утомительна? Или ты просто боишься, что твоя благоверная, — при этих словах её губы скривились в язвительной усмешке, — не одобрит твоих похождений?

Витя сжал кулаки под столом. Он прекрасно помнил тот день, когда рассказал Кристине о своем браке по расчёту. Кристина тогда выслушала его, а потом исчезла из его жизни с истерикой. До сегодняшнего дня.

— Ты знаешь, Кристина, — лениво протянул Витя, откидываясь на спинку дивана и нарочито игнорируя ее язвительный тон. — Ты права. Семейная жизнь — вещь весьма утомительная. — Он отпил виски, не отводя взгляда от Кристины.

Наслаждался тем, как под его пристальным взглядом она ерзает на месте. — Особенно, когда пытаешься объяснить жене, что поздние деловые встречи — это неотъемлемая часть бизнеса.

— Правда? — Кристина вскинула подбородок, ее глаза сверкнули. — Интересно, а твоя жена знает, чем именно ты занимаешься на этих самых встречах?

Пчёлкин рассмеялся, холодным, безжизненным смехом.

— А ты расскажешь ей? — Он наклонился к ней, их лица оказались опасно близко. — Поделишься своими догадками?

Он знал, что Кристина не посмеет. Она была слишком горда, чтобы выставить себя брошенкой, которую променяли на выгодную партию. Виктор видел, как под маской безразличия скрывается боль и обида. И это зрелище доставляло ему извращенное удовольствие. Он позволил ей устроить этот цирк, потому что ему льстила ее ревность, ее неспособность забыть его.

Он усмехнулся уголком губ, зная, что Кристина не пропустит этой умышленной грубости и продолжил.

— Но что поделать? Обязанности...—Пчёлкин знал, что поступает жестоко, но не мог остановиться.

— Обязанности? — Кристина подалась вперёд, её голос, обычно низкий и хрипловатый, прозвучал резко, с вызовом. — Неужели твоя жена держит тебя на таком коротком поводке, что ты не можешь даже выпить с друзьями без её позволения?

— Ты все еще не поняла, Кристина? — он наклонился к ней, игнорируя предостерегающие взгляды Белого и Фила. — Моя жена вне подозрений.

Кристина вздрогнула, но не отвела взгляда. Она не была из тех, кто легко сдается.

— Ты сам навлёк на себя эти подозрения, Витя, — процедила она, и в ее голосе послышалась горечь. — Или ты забыл, как клялся мне в любви?

Витя усмехнулся, откидываясь обратно на спинку дивана.

— Кристина, милая, — он лениво покручивал в руках стакан с виски. — Не будем вспоминать то, что было. Это в прошлом.

— А как же настоящее, Витя? — Кристина не сдавалась, в ее глазах плясали опасные искорки. — Ты так и собираешься прожить эти годы с женщиной, которую не любишь?

— Довольно, Кристина, — в голосе Пчёлкина послышалась сталь. — Я позволил тебе устроить этот цирк. Но знай меру.

— Не стоит, Кристина, — вмешался Белый, почувствовав нарастающее напряжение. — Витя пошутил.

— Конечно, пошутил, — Кристина резко встала, оттолкнув стул. — У вас же всё всегда шутки.

Она развернулась и, не прощаясь, направилась к выходу, гордо выпрямив спину.

Тишина, повисшая после ухода Кристины, казалась осязаемой, пропитанной смесью неловкости и напряжения. Друзья переглянулись, обменявшись многозначительными взглядами.

— Ну и ладно, — первым нарушил молчание Белый, хрипло усмехаясь и поднимая свой бокал с коньяком. — Меньше баб — крепче сон, как говорится. Пчёл, ты, главное, не бери в голову. Бабы — они как эти... фантики от жвачки — красивые, да пустые.

Витя, всё ещё ощущая на себе фантомное прикосновение пронзительного взгляда Кристины, молча кивнул.

— Давайте лучше нальем! — воскликнул Космос.

Он щелкнул пальцами, привлекая внимание официанта.

— Еще коньяка нам сюда, и побыстрее! — рявкнул он, поворачиваясь к друзьям.

— Давай выпьем, — снова предложил Космос, подталкивая к Вите графин. — За успех, за бабки, за то, чтобы всё было как надо!

Витя с механической улыбкой принял предложенный стакан.

Алкоголь приятно обжигал горло, разгоняя мысли.

— Она права, — неожиданно для себя произнес Виктор, делая большой глоток обжигающего виски. — Я веду себя, как последний мудак.

— Ну, это не новость, — усмехнулся Космос, поднимая бокал. — Но ты же её знаешь, сама нарывается.

— Дело не в этом, — отмахнулся Виктор, чувствуя, как алкоголь медленно, но верно притупляет остроту ситуации.

— Я про лживость всей этой ситуации. Брак по расчету, постоянные интрижки...

— Ну, брак по расчёту — это ещё не приговор, — философски заметил Фил, который, в отличие от друзей, предпочитал больше слушать, чем говорить. — Глядишь, и полюбишь её со временем. Вера — девушка видная, с головой, и состояние у ее отца немалое.

Виктор хмыкнул.

— Любви он хочет! — рассмеялся

Космос. — Брось ты, Пчёл, почти двадцать первый век на дворе, какая любовь? Сейчас главное — успех, деньги, статус. А любовь... Любовь — это для сериалов мексиканских.

— Легко говорить, когда сам не женат, — пробурчал Пчёлкин, наливая себе ещё виски.

Мысли путались, словно провода от старой гирлянды.

Друзья, уловив его настроение, переключились на обсуждение более приземленных вещей — денег, бизнеса, машин, новых «тёлочек», мелькавших в клубе.

— Ладно, к чёрту философию! — решительно произнёс Белый, поднимая бокал. — Давайте выпьем за то, чтобы у нас всегда были деньги на то, чтобы покупать то, что мы хотим, и на тех, кто нам нравится!

Друзья чокнулись, и Витя, отбросив ненужные сомнения, осушил свой бокал залпом.

Ночь, пропитанная запахом дорогого алкоголя, духов и сигаретного дыма, затягивала Витю в свой душный водоворот. Музыка, оглушая, проникала в самые потаённые уголки сознания, стирая грани реальности. Он уже не помнил, сколько пустых бутылок виски украшают их стол, сколько девиц, млея от его внимания, побывали рядом.

Рубашка, некогда безупречная, теперь красовалась расстёгнутой на несколько пуговиц, открывая взгляду грудь. Рядом, как хищная кошка, изгибалась под ритмы музыки очередная красотка, её жадные глаза ловили каждое его движение, а рука ловко перехватывала хрустящие купюры, которые Витя, не скупясь, отправлял в декольте её откровенного наряда.

Её смех, звонкий и немного наигранный, терялся в шуме музыки, а глаза, обведенные черным карандашом, жадно следили за каждым движением Пчёлкина.

— Еще хочешь выпить? — крикнул он ей на ухо, перекрикивая грохот музыки.

— Ты уже и так выпил достаточно, — промурлыкала девица, проведя наманикюренным ногтем по его руке.

Витя хмыкнул, не отрывая взгляда от танцпола, где мелькали разноцветные огни и извивались в экстазе танца разгоряченные тела.

— Я? Да я только разогрелся! — Он рассмеялся.

— Ну ты даешь! — воскликнула она, отсмеявшись. — Никогда не видела, чтобы так с размахом!

— С размахом надо жить! — провозгласил Витя, поднимая стакан. — За успех, за деньги, за то, чтобы все было отлично!

Он залпом осушил стакан, чувствуя, как обжигающий напиток разливается по венам огнем.

Мысли, словно испуганные птицы, метались в голове, цепляясь за обрывки воспоминаний. Сознание,  затуманенное алкоголем, отказывалось подчиняться.   Оставалось лишь горькое послевкусие и неприятное чувство, будто он сделал  что-то непоправимое.

— Сколько времени? — рявкнул он, хватая девушку за руку.

Она, растерявшись, посмотрела на часы.

— Почти три, — пролепетала она.

— Три…утра? — переспросил Витя, с трудом фокусируя взгляд.

Девушка кивнула, и он, оттолкнувшись от стола, поднялся на ноги.

С каждой секундой мир вокруг все больше расплывался, и Витя, собравшись с последними силами, повернулся к своим друзьям. Они, смеясь и веселясь, были погружены в разговоры о чем-то абстрактном, но в этот момент он был готов сказать прощальные слова.

— Эй, ребята! — прогремел он, поднимая голос, чтобы перекрыть оглушительную музыку. — Я..э-э..

мне пора!

Космос, извиваясь как змея от смеха, подошел ближе и с видом полного недоумения взглянул на Витю.

— Ты еще на ногах? — не унимался от смеха он, опрокидывая остатки напитка в рот.

— У меня... у меня есть пара слов. Я сейчас, как... как... — пролепетал Витя, слова путались, упрямо не желая складываться в осмысленные предложения. — Я...

— Слов у тебя нет, — огласил друг, весело хохоча. — Все, Пчёл, заказывай такси, ты на грани!

Витя постарался отмахнуться от их веселья. Ему нужно было уйти, и с каждым моментом это ощущение усиливалось, как давление в груди.

Виктор кивнул, жестом благословляя их, и, оттолкнувшись от стола, шагнул к выходу. Лестница представлялась приличным испытанием: каждая ступень давалась ему с трудом, ноги, казалось, были сделаны из свинца.

На улице было прохладно и свежо. Он заметил, что звёзды сияют с завидной яркостью, словно насмехаясь над его состоянием. Взгляд метался, прикидывая расстояние до дороги, где крутилось яркое свечение такси. Протянув руку, он поймал машину, и, усевшись на заднем сиденье, закрыл глаза, пытаясь угомонить мысленный хаос.

— Куда ехать? — спросил водитель, окидывая Виктора не слишком охотно.

— На Тверскую, — проговорил тот, садясь на заднее сиденье, чувствуя, как утомление тут же наливается в его мышцы. Водитель кивнул, и машина тронулась. Витя, опустив голову, позволил мыслям унестись куда-то вдаль.

Автомобиль тронулся, и тот момент, когда он поднимал взгляд и смотрел на мелькающие огни улицы, показался ему бесконечным.

Пчёлкин, тяжело наклонившись, поднимался по ступенькам, словно каждую из них приходилось прощупывать на ощупь. Глубокая ночь опустилась на город, и тишина, его окутывающая, лишь подчеркивала нарочитую незадачу — вечер выдался бурным. Когда он наконец добрался до нужного этажа, на его лице была замешана смесь усталости и легкого отчаяния.

Одной рукой он держался за перила, другой нырял в карман пальто, ища ключ. Пальцы, словно замерзшие из-за долгой войны с холодом, не слушались. Несколько раз ему удалось вытащить всё, что угодно, кроме самого главного.

— Чёртов ключ! — вырвалось у него, когда он чуть не свалился с лестницы, и он успел ухватиться за перила, останавливаясь в последний миг.

Наконец, несколько неуклюжих попыток привели к успеху, и ключ звякнул, рассекая тишину. Витя с усилием вставил его в замок и, толкнув дверь, ввалился внутрь, как будто это был последний оплот.

— Вера! — произнес он, заплетающимся языком. Его голос звучал глухо в тишине.

Он завалился внутрь квартиры, сбросив пальто и обувь в прихожей с усталой расслабленностью.

Скинув пальто и обувь в прихожей, он на секунду остановился, прислушиваясь к глухому звуку собственного дыхания.

— Вера, — снова прошептал он, шагая по коридору, словно пытался найти ту самую тропинку через его забытое и смятенное состояние. Его язык заплетался, и слова выходили с трудом, но он продолжал идти, словно загипнотизированный.

Когда он подошёл к двери спальни, она уже приоткрылась, и он толкнул её, шагнув внутрь. Он чуть ли не ввалился в комнату, напарываясь на нежный мир, в котором лежала его жена. Вера, свернувшись клубком, мирно спала на постели, её волосы рассыпались по подушкам. Она была такой хрупкой, что он, надломленный её беззащитностью, не решился подойти ближе, боясь нарушить этот сладкий покой.

Он застыл в проеме, наблюдая за ней. В её дыхании звучала какая-то гармония, которой не находил в своих словах. Он взял себя в руки, но его сердце всё еще стучало в ритме, отражающемся от танцевальной музыки, оставшейся в его памяти.

Пчёлкин закрыл дверь, стараясь сделать это максимально осторожно, и побрел в гостиную. Хотел бы он прилечь рядом с ней, но все же внутреннее чувство удерживало его.

Он завалился на диван, чувствуя, как его тело быстро прощается с компромиссом, окидывая взглядом малознакомую, но уже ставшую привычной обстановку. В ту ночь воспоминания о клубе остались в стороне, и он позволил себе забыться.

Диван встретил его холодом и мягкостью одновременно, и Витя через момент уже не ощущал ничего, погружаясь в глубокий, сладкий сон, оставляя все тревоги за пределами своих грез. Вера осталась с ним на мгновение в мысли, но скоро даже она рассеялась под натиском утомления.

***

Вера встала рано. Ночь была наполнена обрывками сновидений: то какая-то неведомая сила толкала её в пропасть, то она бежала босиком по острым осколкам, тщетно пытаясь догнать ускользающий силуэт.

Проснулась она в подавленном настроении. Сон как рукой сняло, стоило ей повернуть голову и обнаружить пустую половину кровати. Вити рядом не было.

— Неужели даже не ночевал? — мельком подумала Вера, чувствуя, как внутри зарождается смутное беспокойство. Вчерашние слова мужа о какой-то встрече никак не вязались с пустой кроватью. А вдруг что-то случилось?

Она решила не поддаваться панике и позвонить Вите чуть позже. Встав с постели, Вера отправилась в ванную, где привычные утренние процедуры немного привели мысли в порядок.

Выйдя из спальни, она машинально бросила взгляд на входную дверь и замерла. Там, в прихожей, небрежно брошенным, лежало пальто Виктора, рядом стояли его туфли. Напряжение, сковывавшее грудь, отпустило.

— Значит, он всё-таки дома.— с облегчением подумала Вера, аккуратно вешая пальто на вешалку и ставя обувь на место.

Проходя мимо гостиной по пути на кухню, она невольно остановилась. На диване, в неестественной позе, лежал Пчёлкин. Одежда его была измята, казалось, он вот-вот свалится на пол. Несмотря на всю комичность ситуации, Вера не смогла сдержать улыбки.

В нос ударил резкий запах перегара, от которого у Веры закружилась голова. Она поспешила открыть форточку, чтобы проветрить комнату, затем заботливо укрыла мужа пледом.

— Бедный, наверняка у него голова раскалывается, — подумала Вера, направляясь на кухню.

Найдя в аптечке, доставленной вместе с их вещами, таблетку от головной боли, Вера положила её на кофейный столик у дивана. Рядом поставила стакан воды.

— Пусть поспит, а проснется – всё будет готово, — решила Вера и принялась за приготовление завтрака. Двигалась она по кухне бесшумно, стараясь не разбудить мужа.

На кухне, залитой солнечным светом, слышался тихий звон посуды. Вера, в легкой ночной сорочке и атласном халатике, напоминала добрую фею, колдующую над завтраком. Аромат жарящихся сырников смешался с запахом свежесваренного кофе, создавая на кухне уютную атмосферу. Вера, напевая себе под нос незатейливую мелодию, ловко управлялась с завтраком. Витя, разбросав на полу пиджак и галстук, мирно спал на диване, даже не подозревая о том, какие метаморфозы происходили с его новоиспеченной женой.

Внезапный стон разорвал утреннюю идиллию. Вера испуганно обернулась в сторону гостиной. Пчёлкин сидел на диване, схватившись за голову, и морщился от боли.

— Витя! Ты как? — спросила Вера, поспешив к дивану, где Витя все еще сидел, бледный и неопрятный.

— Ужасно, женушка, голова раскалывается, — простонал он, пытаясь приоткрыть глаза, но яркий свет заставил его вновь зажмуриться. — Что за адская боль...

На столе оставалась таблетка, которую она приготовила заранее. Вера, быстро ее схватив, подошла ближе.

— Вот, выпей, — сказала она, протягивая стакан с водой. — Это поможет.

— Я не могу, мне так плохо, — проговорил Витя, отстраняясь от нее.

Вера приоткрыла губы, но не знала, что сказать. Она собиралась повторить, что это всего лишь таблетка, но решила лучше промолчать.

— Давай, я помогу тебе встать, — предложила она, наклонившись и осторожно прикоснувшись к его плечу.

— Зачем? Я сам,— Витя качнул головой, но уже не так уверенно. С трудом он приподнялся, но тут же снова опустил их, вздохнув, как будто поднимая весь груз своего состояния.

— Ты выглядишь совсем плохо, - заметила Вера, видя его состояние. — Я помогу тебе дойти до ванной.

— Я говорю, что справлюсь сам! — резко воскликнул он, на этот раз взглянув на нее прямо и с упрямством. Глаза его затуманились, но в них читалась настоящая решимость.

Вера не могла не поддаться этому взгляду. В нём была сила.

— Хорошо, как хочешь, — тихо ответила она. Она села на диван, наблюдая, как Пчёлкин собирается с силами.

Несколько секунд он сидел на краю дивана, сгорбленный и задумчивый, как будто судил сам себя. Затем, слабо покачиваясь, стал подниматься.

— Как же сильно кружится голова, — чуть слышно проговорил он, но все же, опираясь на стену, начал двигаться в сторону ванной, медленно, словно его ноги приобретали новый вес.

Вера сидела на диване, ощущая, как сердце замирает. Она хотела его поддержать, но сдерживала себя, понимая, что ему не нужна ее помощь и с ее поступками он мог бы только ощутить себя еще более беспомощным.

— Будь осторожен, — с грустью сказала она, поднимая с пола его пиджак, когда он уже выходил из комнаты.

Она знала, что он способен справиться, но все равно ее беспокоили его шатания. Витя лишь кивнул, не оборачиваясь, и продолжил путь к ванной. Вера вздохнула, оставшись в гостиной одна.

Ее сердце наливалось тихой надеждой, даже несмотря на то, что между ними по-прежнему простиралось нечто неопределенное и таинственное. Может быть, с каждым новым утром все будет  становиться немного понятнее.

— Просто ты же мой муж, — прошептала Вера, избегая его взгляда. Пальцы нервно теребили край кухонного полотенца. — Мне нужно заботиться о тебе, так положено… — прошептала Вера. Голос ее дрогнул, выдав смущение и неуверенность, которые она так старалась скрыть.

Слова эти, такие простые и обыденные, прозвучали в тишине кухни с какой-то детской беззащитностью.

Они произвели на вернувшегося Пчёлкина странное впечатление. Он замер, словно споткнувшись о невидимое препятствие. В его глазах, обычно насмешливых и холодных, промелькнуло что-то похожее на удивление.

Он смотрел на Веру, словно видел ее впервые. На ее склоненную голову, на пряди волос, на тонкие пальцы, сжимающие кухонное полотенце. Взгляд его, обычно скользивший по лицам и телам женщин с равнодушием, вдруг стал цепким, изучающим.

Уголки его губ дрогнули, тронутые тенью улыбки.

— Она что, влюбилась, дура? — промелькнуло в его голове, и эта мысль, циничная и кощунственная, вызвала у него непривычное чувство вины.

Впервые за все время их знакомства он увидел в Вере не просто милую, но неприметную девчонку, готовую раствориться в нем без остатка. Он увидел в ней девушку — преданную, готовую на все ради своей семьи.

Уголки его губ дрогнули в легкой улыбке.

— В таком случае, — произнес Виктор, и его голос, лишенный привычной иронии, прозвучал неожиданно тепло, — я, определенно, тебя не заслуживаю.

Вера вскинула на него глаза, полные удивления. Слова Виктора, сказанные с непривычной теплотой, заставили ее сердце забиться чаще.

Вера опустила глаза, не зная, что ответить.

Витя, заметив ее смущение, отвел взгляд. Он подошел к окну, заложив руки в карманы брюк, и устремил взгляд на утренний город. Слова, сорвавшиеся с его губ, были неожиданны и для него самого.

Впервые за свою жизнь, полную мимолетных увлечений и пустых связей, он почувствовал укол совести. Рядом с ним была девушка, которая искренне заботилась о нем, а он…

Пчёлкин обернулся, посмотрел на Веру. Она все еще стояла, опустив голову. В ее позе, в опущенных плечах, он вдруг увидел ее робость, которая заставила его внутренне сжаться.

— Почему ты так говоришь? — спросила Вера, осторожно прокладывая путь к нему.

Виктор усмехнулся, но в его улыбке было больше грусти, чем презрения. Он подошел к лицом к лицу с Верой, взглянул в ее огромные, полные доверия и невинности глаза.

— Скажем так, я не привык к заботе, — произнес он, и в его голосе слышалась металлическая нотка. — Я привык, чтобы за мной просто наблюдали.

— Но это… — начала Вера, но замерла, вспомнив, что говорить с ним – это как идти по тонкому льду. Она была так старательно воспитана о том, как вести себя в обществе, что не могла нарушить правила.

— Но это не значит, что я должен принимать то, чем ты меня наделяешь, — продолжил Виктор. — Я не заслуживаю такой заботы. Не таков я.

Впервые в жизни его пугала и искренность, сквозившая в каждом движении Веры. Он привык к другим женщинам — ярким, амбициозным, знающим себе цену. Вера же рушила все его представления о женщинах.

— Все мы заслуживаем заботы, Витя, — настаивала она, чувствуя, как волна смелости наполняет её. — И никто не идеален.

В этот миг она поняла, что все её страхи, все её колебания, вырабатывались в ней в потоке обихода и собственных универсальных правил. Она никогда не приближалась к границе, за которой начинался риск быть отвергнутой.

— Ты думаешь, что знаешь меня, — продолжил Виктор, останавливаясь напротив Веры. — Что знаешь, чего я хочу? — Ты не знаешь меня, Вера, — сказал Пчёлкин, и его голос вдруг стал тихим. — Я тот человек, который не умеет заботиться о других. Я лишь фрагмент человека, который строит свою реальность на игнорировании человеческой привязанности.

— Я… — начала было она, но Витя перебил ее.

— Нет, Вера, ты не знаешь, — резко бросил он. — И лучше тебе не знать.

Пчёлкин резко отвернулся, словно отгораживаясь от ее слов невидимой стеной. В его душе бушевал настоящий ураган. Он не привык к такой откровенности, к такой прямоте. Женщины, с которыми он привык иметь дело, никогда не говорили о чувствах.

— Пойдем завтракать, — хрипло бросил он, направляясь к кухне.

Пчёлкин и сам не понимал, зачем упорствует. Впервые в жизни ему хотелось быть честным с женщиной, но страх быть непонятым, осмеянным, сковывал его.

Вера последовала за ним молча. В душе ее боролись разочарование и упрямая надежда. Разочарование от того, что Витя так упорно отталкивает ее, и надежда на то, что когда-нибудь он все же позволит ей приблизиться, узнать его настоящего.

За завтраком они почти не разговаривали. Витя рассеянно ковырял вилкой сырники, стараясь не встречаться с Верой взглядом.

— Вкусно? — тихо спросила Вера, нарушая тягостное молчание.

Витя вздрогнул, словно очнувшись от сна.

— Да, — поспешно ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал естественно. — Все очень вкусно.

— Спасибо, — прошептала Вера, опуская глаза.

Она убрала со стола пустые тарелки, стараясь не обращать внимания на неловкость, повисшую в воздухе.

Когда Вера уже погрузилась в привычный ритуал мытья посуды, Витя, словно набравшись решимости, подошел к ней. Оперся о столешницу, отчего Вера невольно вздрогнула.

Витя, не сводя с Веры глаз, молча наблюдал за тем, как ловко она управлялась с посудой. Странное чувство неловкости, непривычное и оттого еще более раздражающее, кольнуло его где-то в районе солнечного сплетения.

Его взгляд скользил по ее хрупким плечам, по тонким запястьям, выглядывавшим из-под рукавов халата. Впервые в жизни его одолевало странное желание — остановить этот водоворот откровенности, признаться, что он наговорил лишнего. Но вместо этого он лишь сильнее сжал челюсти, чувствуя, как внутри нарастает непонятная тревога.

— Вера, — не выдержал он, и в его голосе прозвучало напряжение, — нам нужно кое-что обсудить.

Вера замерла, повернув к нему голову. На ее лице читалась смесь тревоги и ожидания.

— Да? — отозвалась Вера, чувствуя, как от его близости по спине бегут мурашки.

— Я не люблю недосказанности, — продолжил он, скрестив руки на груди.

— Давай сразу расставим все точки над «i». Я не хочу играть в счастливую семейную жизнь.

Он говорил жестко, стараясь скрыть за показной резкостью неловкость и... страх? Витя и сам не мог понять, что именно заставило его так нервничать.

— На людях, — продолжил он, понизив голос, — на мероприятиях, встречах, мы, конечно, будем изображать идиллию. Ради приличия. — Пчёлкин сделал паузу, словно давая Вере время осознать сказанное.

— И еще кое-что, — он замолчал, отведя взгляд. — Скажем так, у меня есть девушка. Вера почувствовала, как ее сердце сжимается от боли. Она знала, что Витя не испытывает к ней никаких чувств, но услышать это вслух оказалось гораздо больнее,

Вера замерла, сжимая в руках влажную губку, молча кивнув. Она и не ожидала от Виктора ничего другого.

— Она знает о нашем браке, — продолжил Пчёлкин, чувствуя, как с каждым словом пропасть между ними становится все шире. — И я не собираюсь ее терять. Так что давай договоримся: ты живешь своей жизнью, я — своей. Не будем лезть в жизни друг друга, хорошо?

— Я не буду тебе мешать, — сказала она, стараясь говорить как можно спокойнее.

Витя не ожидал такого ответа. Он был готов к слезам, к упрекам, к чему угодно, но только не к этому спокойному, почти равнодушному тону. Его словно окатили ледяной водой. Неужели ей все равно?

Он впился взглядом в ее лицо, пытаясь отыскать в нем хоть какие-то эмоции, но Вера продолжала тереть тарелку, словно он только что сообщил ей о смене прогноза погоды, а не о том, что у него есть другая женщина.

— Хорошо, — хрипло произнес он, чувствуя, как в груди поднимается волна непонятной злости. — Тогда считай, что мы договорились.

Витя резко развернулся и вышел из кухни, громко хлопнув дверью. Он и сам не мог понять, что именно разозлило его так сильно: равнодушие Веры или собственное неумение разобраться в своих чувствах.

Вера, оставшись одна, позволила себе расслабиться. Пальцы разжали хватку, роняя тарелку обратно в раковину. Горячая вода обожгла кожу, но она почти не обратила на это внимания. Слова Вити эхом отдавались в голове, заставляя сердце сжиматься от боли.

«Не лезть в жизни друг друга…»

Эти слова, брошенные с такой легкостью, с какой стряхивают пыль с рукава, больно хлестнули Веру по лицу. Легко сказать. Но как, как объяснить ему, что он, сам того не желая, уже пустил корни в ее сердце?

Но Витя уже ушел, оставив после себя лишь гнетущее чувство пустоты. Хлопок двери отозвался в душе глухой, ноющей болью.

Вера медленно сползла на стул, уронив голову на руки. Слезы хлынули из глаз, горячие и соленые, обжигая кожу. Она плакала беззвучно, закусив губу, чтобы сдержать рвущиеся наружу рыдания. Так же она плакала в родительском доме, забившись в угол своей комнаты, когда отец, проигравшийся очередной тендер, вымещал зло на ней. Плакала беззвучно, кусая губы, чтобы не закричать от безысходности.

Отец часто говорил: «Слезы - удел слабаков». Со временем Вера научилась прятать свои чувства под маской равнодушия, отгораживаться от мира стеной безразличия. Но рядом с Витей все эти защиты рушились, обнажая ее беззащитную, хрупкую душу.

И вот теперь он ушел. Оставил ее один на один с этой болью, с этим невыносимым чувством пустоты. Она снова оказалась никому не нужна. Одинокий островок в холодном, равнодушном мире. «Никому не нужна», — эхом отдавалось в голове.