Глава 13. Бессмертие (1/2)

Заниматься любовью не было сил, и Сатору с Кендис просто целовались, лёжа на кровати, до тех пор, пока не уснули.

Пасмурное утро лениво заглянуло в окно, мелкие снежинки застучали по стеклу. Снаружи, должно быть, промозгло и уныло. Кендис теснее прижалась к спине Сатору, поёрзала кончиком носа о его затылок. Тепло и спокойно. Объятая блаженством она удовлетворённо улыбнулась, сунула руку под его лонгслив и нежно погладила по горячему животу.

Хвать! Настырная пятерня сжала её пальцы, а следом донёсся кокетливый смешок.

— Попалась, Конфетка-а-а-а! — протянул Сатору, поднеся её кисть к губам и влажно причмокнув, а после повернулся к ней лицом. — Ну и что мы теперь будем делать?

— В смысле «что будем делать»? — Кендис шлёпнула его по плечу. — Жениться будем, балда! И попробуй только не женись: я тебя, дурака, скручу в смешную зверюшку, как будто ты воздушный шарик.

Сатору залился хохотом, а затем потянулся к губам Кендис, но она выставила вперёд ладонь:

— Давай только без утренних поцелуев? Сатору, блин, мне надо зубы почистить и в душ сходить…

— Да пофиг!

— Капибара ты моя, — снисходительно произнесла Кендис и, посмеиваясь, потрепала Сатору по макушке.

— Почему капибара?

— Потому что в грязи любишь валяться.

— Просто я не брезгливый.

— Просто ты дурачело.

Сладко потянувшись, Кендис поднялась с кровати, по-хозяйски сунулась в комод и взяла пару полотенец. Сатору, подперев голову ладонью, с удовольствием наблюдал за её беззастенчивостью: «Всё моё отныне и твоё тоже».

— Ты так и не сказала, почему пришла в таком виде.

— От Ника сбежала. — Кенди смущённо поджала губы и уставилась на свои пальцы, с силой впившиеся в полотенца. — Мы были в гостиничном номере, всё шло к… Но я не смогла, сказала, что ухожу. Ник стал меня успокаивать и отговаривать, а я думала лишь о том, что не хочу больше потратить ни секунды своей жизни на ещё одного мужчину, которого не люблю. Ну и рванула из номера в чём была.

Сатору поднялся с подушки, сел на краю постели, обхватил бёдра Кендис и притянул её к себе.

— Видел вчера, как ты танцевала… — сокровенным тоном произнёс он.

— Знаю, — ответила Кендис и ласково провела костяшками по его щеке. — И как?

— Это одна из самых потрясающих вещей за всю мою жизнь, — непривычно спокойным тоном ответил Сатору и, расплывшись в улыбке, прикрыл веки. — Ты была великолепна, Конфетка! Давно мечтал увидеть, как ты танцуешь.

— Спасибо, что пришёл. Ты не представляешь, как много это для меня значит. — Она склонилась и поцеловала его в макушку. — Ладно, я в душ. Потом договорим.

Кендис ушла в ванную, а Сатору отправился на кухню, чтобы приготовить ей завтрак — до чесотки хотелось сделать для неё что-нибудь приятное! Сварил два яйца вкрутую и уложил их на тостовый хлеб со сливочным сыром и листьями салата. Себе он отрезал кусок купленного вчера торта и безотчётно уплетал его, читая сообщения с поздравлениями от родственников и учеников.

Обыкновенное утро, усыпляющее умиротворение. Почти скука! Но Сатору чувствовал себя иначе.

По-новому.

Должно быть, где-то в умиротворении и затерялся заветный ответ: «Теперь всё будет иначе. Всё будет по-новому», — заключил Годжо и предвкушённо клацнул зубами.

— Ого, какой сервис, — произнесла Кендис, просушивая волосы полотенцем, а затем села за обеденный стол. — Теперь надо будет как-то Кею рассказать обо всём…

— Э-э-эм, тут такое дело… — Сатору шкодливо улыбнулся и почесал затылок. — Он как бы… Он уже знает.

— Слава богу! — внезапно ответила Кендис и облегчённо выдохнула. — Не знала, как правильнее это преподнести. И давно он в курсе?

— Со дня нашего расставания. Очередного, хах!

— Ты ему рассказал?

— Он сам догадался.

— И что, много он знает? В смысле, о нас с тобой.

— Да не то чтобы. Я сказал, что сильно обидел тебя, и что ты не можешь меня простить.

— Дай-ка угадаю: он наврал мне про кружок астрономии, чтобы видеться с тобой?

— Ага. Моя идея была! — самодовольно отозвался Сатору.

— То-то он твои физиономии и словечки усиленно перенимать начал, — дуя в кружку на горячий кофе, со смешком произнесла Кендис. — Кейтаро всегда в штыки воспринимал даже тех моих ухажёров, которые просто проявляли симпатию, потому с любовниками я его не знакомила. С Ником собиралась, когда всё далеко зашло, но тут ты заявился… Не ожидала, что он к тебе вот так с порога привяжется. Видимо, кровь — не водица.

— Он недавно впервые назвал меня отцом, — сказал Сатору, и его улыбка дрогнула. — Я чуть не умер от счастья прямо там, где стоял.

— Какой же ты всё-таки сентиментальный, Годжо!

— Чё? — Брови Сатору сложились в недоверчивую кривую.

— Ничё, — прыснув, ответила Кендис. — Торт свой доедай и поехали ко мне: скажем сыну, что мы теперь вместе, и всё такое.

Закончив с завтраком, Кендис сняла с сушилки своё платье и принялась одеваться. Уложив волосы и заправив рубашку в брюки, Сатору повернулся к ней и заметил, какими расторопными и нервными были её движения, как поминутно хмурились брови. Неужели она всё ещё сомневается? Или не отпустила до конца обиды?

Он подошёл и бережно взял её кисти, притянул к губам.

— Тебе страшно, Кенди-Кенди?

— Да, — робко ответила она.

— Ничего не бойся, всё будет хорошо! — Он подмигнул ей и крепко сжал её ладони. — Идём.

До машины Сатору нёс её на руках, заботливо укутав в один из своих пиджаков. Его сердце выпрыгивало из груди, — Кендис отчётливо это слышала, — но внешняя невозмутимость источала уверенность, дарила покой. «Здоровый такой, хоть и изящный. Несёт меня, как ветер песчинку. До чего хорошо!» Она издала удовлетворённый полустон, обвила шею Сатору и поелозила носом о ключицу.

— Люблю, люблю, люблю… — залепетала Кендис, будто потерявшая рассудок девчонка.

Смутившись, она зажмурилась, уткнулась лицом в плечо Сатору.

Тук-тук. Тук-тук. Его сердце зашлось как ошалелое.

Совсем как в юности.

— Хах, ну ещё бы! Как такого не любить? — по привычке отшутился он, ощутив себя чудовищно уязвимым.

Чудовищно влюблённым.

Кендис звонко прыснула и дурашливо шлёпнула его по плечу.

— Годжо, блин! Убийца момента.

Половину пути до Сайтамы они ехали молча, лишь бормочущий телефон Сатору пел им песни, сливаясь с тишиной. Но вдруг Кендис нажала паузу и развернулась к Сатору всем телом:

— Я хочу скромную свадьбу, — деловито заявила она. — Родные, самые близкие друзья и твои драгоценные ученики, если пожелаешь.

Сатору, будто выйдя из транса, приспустил с лица повязку и внимательно посмотрел на Кендис:

— Лады, — с улыбкой ответил он.

— У меня уже была роскошная свадьба на сотни тысяч долларов и с толпой незнакомых людей в качестве гостей — буэ! — Она скривила лицо. — И ты не против, если мы поженимся в Нью-Йорке? — Кендис молитвенно сложила ладони и капризно выкатила нижнюю губку.

— Конфетка, я буду согласен даже на свадьбу в «Старбаксе», только бы мы уже просто сделали это!

— Давай весной? В мае. Ностальгия… — протянула Кендис, подперев ладонью голову. — Ты, я и Центральный парк — идеально.

— Квартира Элейн и наша комната на втором этаже, куда нужно было подниматься по винтовой лестнице… — подхватил её мечтательное настроение Сатору.

— Старая кровать с подпиленной ножкой, которая издавала смешные поскрипывания, когда мы кувыркались, — хихикая, продолжила Кендис. — Чего мы только на ней ни вытворяли…

— Ага, пьяный анальный секс у открытого окна с видом на ночной Нью-Йорк…

— А как я тебя своими чулками связала, помнишь? — мурлыкнула Кендис, прикусив мочку его уха.

— Это когда Элейн вошла без стука и позвала нас на ужин?

Кендис откинулась обратно на своё сидение и залилась гомерическим хохотом.

— Не, ну потом-то, когда тётя ушла, классно же было? — утирая слёзы с уголков глаз, добавила она.

— С тобой всегда было классно, Кенди.

Чем ближе подъезжали к Титибу, тем белее становился пейзаж. Быстротечная зимняя сказка, от которой завтра не останется и следа. «Зато у меня снег круглый год теперь будет», — подумала Кендис, выходя из машины. Подошла к Сатору и провела указательным пальцем по его ресницам.

— Белее снега… — зачарованно проговорила Кендис. — Ты такой красивый, Сатору! — Привстала на носочки и поцеловала его в подбородок. — Надо бы почаще тебе об этом говорить, а то я вреднючая и совсем неласковая, — произнесла она с сожалением. — И как ты со своим вселенских размеров эго только выносил меня? Ведь я не баловала тебя теплотой.

— Я был виноват перед тобой, потому считал, что заслужил подобное отношение.

— Но ты же у меня такой ласкучий, как сурикат, — жалостливо прогнусавила Кендис, вжавшись в Сатору всем телом.

«Ты у меня, — мысленно повторил Сатору. — Надо же, присвоила меня? Это что, всё? Теперь точно официально?»

Тихо вошли в дом. Кендис, нырнув в мягкие тапочки, ушла в свою комнату и, чем-то погремев, вернулась в коридор. Вложила в руку Сатору помолвочное кольцо и протянула к нему растопыренную пятерню.

— Уверена, ты много раз представлял себе этот момент. — Она посмотрела ему в глаза. — Надевай.

Ухмыльнувшись, Годжо поднёс кольцо к безымянному пальцу Кендис.

— Эм… Оно не надевается, — пожав плечами, произнёс он.

— В смысле? — Вздрогнув, Кендис испуганно уставилась на свой палец. — Что не так?!

— Не знаю, просто не надевается. Как будто застряло, что ли… — Сатору зажмурил один глаз, издал ртом скрипящий звук, а затем громко прыснул, и кольцо — вжик! — без труда скользнуло по пальцу.

— Умственное развитие у тебя застряло, любимый, — снисходительно помотав головой, со смешком сказала Кендис. — Ну, надеюсь, перед алтарём у меня язык в зубах не застрянет, когда нужно будет ответить «да».

— Мы с тобой друг друга стоим, Кенди!

Сатору притянул её к себе, склонился и с притворной робостью обхватил ртом её нижнюю губу, оставил влажный след. Кендис легонько облизнула поцелованную губу и застенчиво улыбнулась. Издав бесоватое «ха!», Сатору смял нахальными руками её зад, прошёлся вверх до поясницы и задрал подол платья.

— Сатору, ты чего?.. — с трудом проговорила Кендис, задыхаясь от напористых поцелуев, и попыталась вывернуться из его объятий. — Мы же хотели к сыну…

Но Сатору снова прижал её к себе, приспустил бельё и сунул изголодавшуюся ладонь между ног Кендис. Издав хрипловатый стон, она обмякла, запрокинула голову и стала двигать бёдрами навстречу его бесстыдным ласкам, насаживалась на длинные пальцы, истекала влагой.

— Скажи, что мне никуда не сбежать от тебя… — чуть дыша вымолвила Кендис. — Скажи, что я твоя собственность… Скажи, Сатору, скажи…

Низ живота стянуло нестерпимым спазмом: Сатору ослабил пряжку ремня, расстегнул ширинку и, плотоядно облизнув ладонь, беспощадно стиснул сочащуюся смазкой головку, грубовато прошёлся по стволу, а после бережно проник внутрь тела Кендис.

— Да никуда ты от меня не денешься, Конфетка, — отрывисто произнёс Сатору, сжав сильнее её ягодицы и углубив толчки, — потому что принадлежишь мне одному…

Кендис едва держала равновесие, стоя на носочках. Благо нахрапистые ручища Годжо крепко держали её зад. Распирающее ощущение переполненности мутило рассудок.

О да, Сатору всегда много! Его всегда — слишком.

Пусть так.

— Такой здоровенный, — не сдержала она восторгов, — тебя так много… Всегда. Во всём. Люблю, что тебя так много.

— Хах! Смотрю, сегодня ты решительно настроена словесно подрочить мне, да?

— Я всегда не прочь подрочить тебе, — подхватив задорный настрой Сатору, промурчала Кендис.

— Не, ну словесно — это уже какое-то извращение, Кенди, ты меня пугаешь! — посмеиваясь и постанывая, ответил Годжо.

Внезапно Кендис зажмурилась и сдавленно пискнула:

— Ай!

— Что случилось? — замерев, испуганно спросил Сатору.

— Да… икроножную мышцу свело.

— Кенди, мать твою… — Сатору с облегчением выдохнул, припав лбом к её плечу. Он приподнял её с пола, отнёс на диван в гостиной и принялся растирать сведённую мышцу. — Не пугай меня так.

— Надо носок на себя потянуть. — Кендис нагнулась и взялась за пальцы на ноге. — Ты просто высоченный, до тебя фиг дотянешься. А ты чего такой… серьёзный? — Она невольно прыснула.

— Подумал, что больно тебе сделал, — тихо ответил Сатору, опустив глаза.

Кендис перестала смеяться и внимательно посмотрела на его напряжённую челюсть, на хмурые брови. Склонилась и ласково обхватила голову Сатору, прижала к груди и поцеловала его в пушистую макушку.

— Мне не было больно, только приятно. Очень-очень. — Погладила его по волосам и снова поцеловала в макушку. — Давай продолжим, м? Хочу кончить. — Она поудобнее устроилась на диване, задрала подол, сняла бельё и широко развела ноги: на покрасневших губах блестела пузырящаяся влага. — Иди ко мне, ложись сверху.

Она качнула бёдрами, и тягучая капля медленно стекла на диван. Сатору высунул длиннющий язык, приблизился и самозабвенно облизал промежность Кендис.

— Какая же ты сладкая, Кенди! Слаще всего, что я когда-либо пробовал…

— Вот дурачело… — хрипло проговорила она на выдохе, с благодарностью потрепав его затылок.

Сатору лёг на неё, и Кендис машинально развела ноги ещё шире.

— Ну давай! — нетерпеливо проскулила она.

Сатору, бесовато хохотнув, подразнил головкой клитор и несколько раз похлопал по нему членом. Тяжёлые, приятные шлепки растеклись по низу живота вибрирующими волнами, и Кендис несдержанно промычала, задвигала бёдрами быстрее.

— Сатору, пожалуйста… — взмолилась она. — Я больше не могу…

Пройдясь напоследок по мокрым губам вверх и вниз, Сатору вошёл в неё медленно, но сразу глубоко. Кендис впилась пальцами в его зад и с жадностью протолкнула Сатору в себя ещё глубже.

— Попался, любимый, — процедила она, глядя ему в глаза, — теперь не уйдёшь.

Хищная улыбка Годжо пустила по жилам Кендис адреналин. Сатору перехватил её руки, скрестил их у неё над головой и стал порывистыми толчками вдавливать тело Кендис в диван.

Быстрее, глубже, сильнее!

Кендис выгнула спину, издав рваный стон, и затихла. Сатору спрятал лицо у неё на плече, чтобы не шуметь, несколько раз содрогнулся и, обмякнув, сгрёб её в объятие.

— Как всё-таки классно трахаться лёжа снизу, — придя в себя, проговорила Кендис. — Вот бы никогда из-под тебя не вылезать.

— Пойдёшь на второй круг, а, двухзарядная моя? — игриво произнёс Сатору.

— Нет, хватит развлекаться, — изобразив благопристойный тон, ответила она. — Пошли уже к ребёнку.

Кендис расторопно поправила взлохмаченные волосы, надела бельё, подтянула чулки и одёрнула подол платья. Сатору вытер рукавом рот, провёл пару раз рукой по волосам и ленным движением застегнул ширинку.

— Завидую тебе, Годжо, — со смешком произнесла Кендис, — причесался рукой — и уже бог.

— Мать с отцом хорошо постарались, — без тени смущения ответил Сатору. — Да и мы с тобой, когда делали Кейтаро, тоже! — добавил он и в излюбленной манере довольно толкнулся в её шею, как кот.

— Котяра хренов.

— Мяу.

— Дурак дураком, — с деланым сарказмом сказала Кендис, а сама с умилением почесала у него за ухом.

— Ладно, пошли к нашему котёнку, злая мама-кошка.

— К-хи-и-и! — оскалившись, прошипела она и изобразила когтистую лапу.

— Какое многообещающее начало семейной жизни! — Сатору встал с дивана и протянул Кендис руку.

— Только давай сначала умоемся? Мало того что мы с улицы, так ещё и…

— О нет, как мы будем этими ртами целовать нашего ребёнка?! — Сатору театрально хлопнул себя по щекам.

— Заканчивай обезьянничать. — Кендис чмокнула кончик его носа.

Умылись в кухонной раковине, а затем поднялись на второй этаж и вошли в спальню Кейтаро. Из-за штор в комнате стоял прозрачный полумрак, и сонные игрушки, лёжа вповалку, недовольно поглядывали на нежданных гостей. Даже фигурки самолётов дремали на полке книжного шкафа. Кендис медленно раздвинула шторы, и белый свет растёкся по стенам, пролился на ковёр.

Жалобно промычав, Кейтаро отвернулся к стене, спрятав лицо в плюшевом брюшке лемура.

— Котёнок, пора вставать, — донёсся до него ласковый голос матери.

— Ещё пять минуточек, мам… — пробурчал сонный ангел.

— На чём летаешь, юный пилот? — задорно спросил Сатору.

Мальчишка обернулся и уставил на родителей изумлённые заспанные глазёнки: они сидели на коленях перед его кроватью — взъерошенные и будто бы разморённые — и нежно улыбались. «Сон, что ли?» — не поверил Кейтаро и потёр кулачком веко.

— Мама? Па… Господин Годжо?

— Да можем больше не шифроваться, мама знает, — произнёс Сатору.

— Папа… — смущённо проговорил Кейтаро и спрятал половину горящего лица за спиной лемура. — Поздоровайся с лемурчиком, — тихонько попросил он.

— Здрасьте-здрасьте, — изобразив деловой тон, произнёс Сатору и приветственно пожал лемуру длинный пушистый хвост. — Как поживаете, господин Лемур? Здравствуете ли?

Широко улыбнувшись, Кейтаро захихикал и радостно поёрзал под одеялом, как гусеница.

— Господин Лемур! — смеясь, повторил он за отцом. — Мама, ты слышала?

— Слышала, слышала, — кивнула Кендис. — У нас с папой есть хорошая новость, Кей.

— Мы с мамой поженимся, и я тебя усыновлю! — не сдержавшись, проголосил Годжо. — Круто ведь? — И ликующе растопырил пальцы.

— Мама, ты простила папу? — робко спросил мальчишка.

— Простила, — уверенно ответила Кендис, поглаживая сына по макушке.

— А ты любишь его?

— Люблю.

— Тогда поцелуй папу.

Застенчиво улыбнувшись, Кендис погладила Сатору по щеке, развернула его к себе лицом и крепко поцеловала в губы.

— Пойдёт так? — поинтересовалась она у сына.

— Да, — приглушённо ответил он, пряча шкодливую улыбочку под краем одеяла.

— Ты тоже папу поцелуй, у него сегодня день рождения.

— Правда? Он не говорил…

— Сердишься на меня? — спросил Сатору.

— Нет, — ответил Кейтаро. Откинул одеяло, обхватил отца за шею и с детской небрежностью чмокнул в нос. — С днём рождения!

Растроганный Сатору обхватил сына за плечи, прижал к себе и, чуть покачиваясь в объятии, поцеловал в макушку.

Наконец-то не нужно притворяться и скрывать чувства. Так хорошо, аж страшно. Сатору давно смирился, что счастье в его жизни всегда наступает условно, с плохо читаемым пунктом под звёздочкой, и всякий раз счастье не бесконечно. «Нет-нет, так запросто редко достаётся что-то стоящее. Должен быть подвох».

— А мы отпразднуем? — воодушевлённо спросил Кейтаро, прервав объятие. — Пожалуйста-пожалуйста, мама, давайте отпразднуем! — заканючил он, молитвенно сложив ладони.

— Конечно! — воскликнул Сатору. — Обожаю праздники!

— Урашечки! — Кейтаро соскочил с кровати, уронив на пол лемурчика. — Мам, а давай торт из панкейков сделаем? Или… ну… пап, а ты какой хочешь? — задыхаясь от переполняющих сердце эмоций, протараторил Кейтаро.

— Папа будет всё, что щедро сдобрено взбитыми сливками и полито галлоном самого приторного в мире сиропа, — смеясь, ответила Кендис. — Ты на папу лучше не ориентируйся, а то жопа слипнется.

— И буду клейкожопиком? — хихикая, спросил Кейтаро.

— Именно.

— Пойдёмте на кухню скорее тогда.

Мальчишка схватил родителей за руки и потянул за собой.

— Котёнок, а ты не хочешь переодеться? Или в пижаме пойдёшь кашеварить? И вообще, сначала марш чистить зубы и умываться, — строго произнесла Кендис.

— Я и говорю: злая мама-кошка, — шёпотом произнёс Сатору, помотав головой.

Кендис повернулась, чтобы отвесить Годжо щелбан, но не смогла коснуться пальцами его лба и вспылила:

— А ну!.. Не смей при мне использовать бесконечность! Не то покусаю и когтями задеру, — решив задобрить, подыграла она.

Придурковато улыбнувшись, Сатору зажмурился, вытянул шею и послушно подставил лоб.

Чмок! На лбу отпечатался мокрый поцелуй, а следом о кожу потёрлись мягкие губы.

— Не такая уж я и злая, — заметила Кендис.

Кейтаро помчался в ванную комнату, а Сатору и Кендис отправились на кухню. Мыча себе под нос мелодию, Кендис достала из настенного шкафчика упаковку муки и металлическую миску с венчиком.

— Если хочешь с ягодами, то достань клубнику из холодильника, — попросила она, легонько постучав пальцем Сатору по плечу, — она на нижней полке.

Годжо засучил рукава, сунул моську в холодильник и достал ягоды, упакованные в красивый пластиковый контейнер. Ухмыльнувшись, достал три штуки, зажал две ягоды в глазных впадинах, а третью вставил в рот.

— Хматхри, Кенди, — прохрипел он.

Кендис повернулась и, хрюкнув, закатилась хохотом. Её внезапное прихрюкивание рассмешило Сатору, и он тоже расхохотался, выронив все ягоды.

— Какой же ты у меня… потешный, — утирая проступившие слёзы, иронично протянула Кендис. — Но самое загадочное для меня то, как ты по щелчку переключаешься из режима клоуна в режим горячего и сладкого папочки. Поразительная сверхспособность.

Заскрипели половицы, и Сатору обернулся.

— Сахарочек, ты? — пропищала вышедшая на шум Элейн. — Бог ты мой, ну каков жених! Ещё слаще стал, паршивец!

— Тётя Элейн! — по-английски протянул Сатору, раскинув руки.

Бросился навстречу, приподнял её, обхватив бёдра, и покружил.

— А ну поставь! — запротестовала она. — Ты меня, старуху, сломать решил, что ли?! Хулиган ты, сахарочек!

Сатору осторожно опустил Элейн на ноги, крепко обнял и зацеловал ей щёки.

— Голубки, — бросила Кендис, скрестив на груди руки.

— Пахнете юностью! — пропел Сатору.

— О дурак какой, — проворчала Элейн, смешливо тюкнула ему по лбу ручкой своей трости и покровительственно обняла свободной рукой за торс. — Господи Иисусе, ну Колосс! — не унималась она, разглядывая Сатору. — Здоровенный, поджарый — ух! — Перевела взгляд на племянницу. — И потрахивать тебя по-любому лучше стал, да, вишенка?

— А я всё слышу, — буркнул Кейтаро, проходя мимо.

— Деловой какой! Слышит он, — парировала Элейн. — А ты хочешь сказать, что отец твою мать не того этого самого? Не потрахивал бы он её, тебя бы не было.

— Не «потрахивает», а занимается любовью, — со всей серьёзностью возразил Кейтаро. — Как с луны свалилась, Элейн! — Он с досадой всплеснул руками.

Сатору с Кендис переглянулись и одновременно сложились пополам от смеха.

— У нас с Конфеткой всё отлично, — ответил Сатору после.

— Ты зовёшь маму Конфеткой? — смущённо спросил Кейтаро.

— Агась! Она же сладенькая.

— Не развивай только эту тему, окей? — предусмотрительно вклинилась Кендис. — Ты всё-таки с сыном разговариваешь.

— Да я сама благопристойность!

— Мне-то не заливай.

— Тётя Элейн, а мы с Кенди обручились! — радостно огласил Сатору.

— Ну наконец-то они хернёй маяться перестали! — Элейн обняла их двоих. — Я уж думала, не доживу до этого момента, мне уже больше семидесяти, между прочим, скоро на тот свет…

— Элейн, не начинай, — обняв тётю в ответ, произнесла Кендис. — Ну чего ты сразу про похороны? Никакого того света, пока мы с моим придурком не поженимся.

— Давайте уже торт делать, — с усталым вздохом, протянул Кейтаро.

— Мы торт делаем? — удивлённо спросила Элейн.

— У папы день рождения.

— Сахарочек подрос, значит? — игриво пропела Элейн. — Иди сюда, моё солнце! — Она вновь принялась обнимать его. — С днём рождения, дорогой!

Кухня вскипела, забурлила — наполнилась жизнью. Шутки и смех били фонтаном, проливались через край. Кейтаро шнырял между взрослыми туда-сюда, пытаясь быть полезным, и чувствовал себя бесконечно счастливым. «Вот бы так всегда-всегда! — думал он, стоя на табурете и подавая отцу бокалы из настенного шкафчика. — Они ведь думают так же? Чувствуют то же самое, что и я? Вот бы мы все никогда-никогда не расставались!» Покачнулся, обрушился на Сатору с внезапными объятиями, но смутился своих чувств и захихикал.

— А я макака! Неси меня на диван, — заявил он отцу, обхватив его руками и ногами.

— Банан дать?

— Нет! Торт хочу.

— Не думаю, что макаки такое едят.

— Я макака-сладкоежка!

— Прямо как твой отец, — подтрунила проходившая мимо них Кендис.

— Пап, а ты с нами будешь жить? Или мы в Токио переедем? — спросил вдруг Кейтаро.

— Мы с мамой не успели это обсудить, но вероятнее всего, что я перееду к вам: у тебя здесь школа, у мамы работа. А мне не принципиально, до колледжа всё равно в пригород ехать. Да и квартира моя скорее на берлогу похожа, хах! Я в колледже чаще ночевал. Если, конечно, у нас с мамой не была запланирована встреча.