Глава 13. Бессмертие (2/2)

— Садитесь за стол — там помилуетесь, — донёсся из гостиной командирский голос Кендис.

В несвойственной себе манере Кейтаро был оживлённым и веселым: исползал весь диван, скакал от одного взрослого до другого, ластился в поисках нежности и строил забавные рожицы. Он не понимал и половины шуток, но смеялся вместе со всеми и изображал удивлённую мину, если удивлялся кто-то из родных. Время от времени он встревал в разговоры и пытался поддержать беседу. Он тараторил и запинался, терял мысль и злился, когда не мог вспомнить, к чему вёл предложение: не говорил, а будто захлёбывался, не в силах снести обрушившееся на него счастье. Кендис как бы невзначай поглаживала сына по волосам, чтобы успокоить, а Сатору брал его за руку и всем видом показывал, что внимательно слушает.

— Секундочку… — В кармане настойчиво вибрировал телефон, и Сатору решил побыстрее разделаться с назойливым «поздравлявщиком». — Иджичи! Звонишь поздравить? Подожди, дай угадаю: ребята подготовили для меня сюрприз, а ты должен как бы позвать меня по делам, верно? Я обязательно подъеду, но позже, я сейчас занят… А? — Улыбка сошла с его лица. — Я же сказал, что занят. Что значит «больше некому»? Я не…

— Иди, — шепнула Кендис, сжав его колено.

— Какое иди?! — возмутился он шёпотом, прижав динамик телефона к плечу. — Мы же празднуем!

— Ты сам знаешь, что должен. Да и хочешь ведь, — смиренно добавила она. — Это же Иджичи! Он трясётся от одного твоего вида: если бы можно было обойтись без тебя, он не настаивал бы.

— Точно? — Сатору мгновенно повеселел. — Ты правда не будешь злиться?

— Не буду. — Кендис поджала губы, чтобы скрыть огорчение. — Ты же вернёшься вечером? Или хотя бы ночью?

— Я очень постараюсь, — ответил Сатору, сжав её пальцы.

— Спасибо за честность.

— Папа уходит? — поникшим голоском спросил Кейтаро, надевавший на лемура импровизированный праздничный колпачок из разноцветных салфеток.

— Неизвестное проклятие особого уровня, — уточнил Сатору. — Все маги, которые могли бы с ним справиться, уже на миссиях. — Он поднялся с дивана и сел перед сыном на корточки. — Я очень постараюсь вернуться вечером, котёнок.

— Я не буду ложиться, пока ты не придёшь, — прогнусавил Кейтаро, глядя себе под ноги.

Сатору поцеловал его в лоб, поднялся с корточек и достал из кармана повязку для глаз.

— Чеши уже, — с притворной холодностью выдавила Кендис, обняв его торс изо всех сил и уткнувшись лицом в грудь.

— И я тебя люблю, Кенди-Кенди! — ответил Сатору, посмеиваясь, и поцеловал её в макушку.

«Всё не будет идеальным. Я не должна вечно казнить его за ошибки прошлого и требовать не совершать новых. Наша жизнь будет такой: несовершенной, урывочной и полной нескончаемого ожидания. Винить за это Сатору бессмысленно, ведь я всегда знала, кто он и каков по натуре. Магия — его страсть. Самая подлинная, самая искренняя и чистая страсть. Ничто во всём свете не могло с этим сравниться или изменить. И всё же он нашёл для меня место в своём переполненном сердце, изменил своей драгоценной магии со мной. Со мной! Обыкновенной девчонкой, что презирает его возлюбленную магию. А после он возвёл пьедестал и поставил меня на него в самом центре своего чёртового мятежного сердца, и даже годы не смогли разрушить его или скинуть меня оттуда. Я должна, должна простить Сатору за то, что он — это он».

Остаток дня Кендис старалась держать лицо и развлекала Кейтаро всеми возможными способами. Она видела, что он не верит ей, но веселился, чтобы не расстраивать её.

Поздним вечером, когда Элейн с Кейтаро ушли спать, Кендис в одиночестве убирала со стола и мыла посуду: включила на телефоне музыку на тихой громкости и попивала остатки вина из бокала Сатору. Мягкие сумерки перемежались с нижним светом настенных ламп, лунный свет смешивался и тёк вместе с водой из-под крана. «Отец тоже так убегал, — вспоминала Кендис, — а мама просто продолжала жить дальше. Небось, часто спала одна в пустой постели. Я поклялась себе не связываться с шаманским миром, но что в итоге? Неужели меня ждёт та же участь, что и маму?»

— Ма-а-ам?

От неожиданности Кендис вздрогнула и обернулась: укутанный с головой в одеяло Кейтаро потирал одну босую ножку о другую.

— Что такое, котёнок?

— Мам, покажи ваши с папой старые фотографии, — попросил он. — А то я видел вас вместе только на тех, что у тебя в сундучке под кроватью. Ой… — опомнился мальчишка и стыдливо опустил глаза в пол.

Кендис прикрыла воду, вытерла руки и взяла телефон.

— Ну, пойдём, покажу, — ласково ответила она, никак не отреагировав на слова Кейтаро о фотографиях в шкатулке.

Устроились на диване, прильнули друг к другу и уставились в телефон. Кендис пролистнула галерею в самый низ и открыла фото — чуть смазанное, не лучшего качества:

— Это мы с папой в две тысячи десятом, — пояснила она, — сошлись на месяц после двухлетнего расставания. — Подняла глаза вверх и призадумалась. — Даже двух с половиной летнего.

— А это вы где? — Кейтаро склонил голову к плечу.

— В папиной старой квартире, мы с ним там… эм… — Кендис покраснела.

— Любовью занимались? — хихикнув, договорил за неё Кейтаро.

— Какой ты у меня умненький, — с умилением произнесла она и чмокнула его в висок. — Ну, в основном да — занимались любовью. А ещё до утра сидели на просторном балконе и болтали о всякой ерунде. Иногда я подтягивала папин английский, но в забавной манере, чтоб ему нравилось, а то он терпеть не может унылую зубрёжку и рутину.

— Ого, а это где? — Кейтаро самостоятельно нажал пальцем на пёстрое солнечное фото в зелёно-синих красках.

— Греция, остров Санторини. Мы с папой не виделись до этого четыре года. У меня вообще-то рабочая поездка была, но после заключения делового контракта мы с начальником так наклюкались, что я написала твоему отцу, — посмеиваясь, поясняла Кендис. — А он взял и прилетел! Мы с ним на этом Санторини с ума сходили и веселились до упаду: танцевали на пляжных вечеринках до рассвета, днём гуляли по улочкам древних городов, общались с местными жителями и пили вина в местных ресторанчиках, а потом…

— Занимались любовью! — шаловливо перебил Кейтаро, спрятав половину лица за краешком одеяла.

— Занимались, — кивнув, ответила Кендис с улыбкой.

Из коридора донёсся стук по входной двери, и Кейтаро помчался открывать.

— Папочка, папочка!.. — припрыгивая на пружинистых ногах, прокричал мальчишка.

Сатору подхватил его на руки и с широкой улыбкой протянул:

— Чего это мы до сих пор не в кроватке, а-а-а? — И склонил дурашливо голову. — Тётя Элейн наверняка спит, так что давай не будем шуметь, лады?

— Лады, — повторил за ним Кейтаро и, приулыбнувшись, обвил шею отца. — Я же обещал, что дождусь тебя.

— Мы фотки старые смотрим, — присоединилась Кендис, — хочешь с нами, папа?

— Агась! — отозвался Сатору.

Снял ботинки, прошёл в гостиную, сел на диван рядом с Кендис и усадил Кейтаро на колени.

— Как прошло? — поинтересовалась Кендис, закинув руку на плечо Годжо.

— Проклятию удалось скрыться, но я отлично провёл время!

— Попался сильный соперник?

— О, ещё какой! — восторженно подтвердил Сатору. — Он сражался со мной больше часа, а это далеко не каждому по силам, знаешь ли. Я даже умудрился притомиться, прикинь? Ха!

— То есть, он снова кому-нибудь навредит? — грустно спросил Кейтаро.

— Очень может быть…

— Тогда почему ты веселишься?

— Добро пожаловать в шаманский мир, котёнок, — саркастичным тоном произнесла Кендис. — Просто смирись, что маги — всего-навсего самодовольные козлы, которым по душе скорее самоутверждение или нажива, а не спасение людей. А твой отец самый самодовольный из всех самодовольных козлов.

— Звучит… не очень педагогично, Конфетка.

— Уж ты-то самый педагогичный из всех педагогов, Годжо!

— Ну не ссорьтесь, — проскулил Кейтаро, усевшись между родителями.

— Не переживай, мой юный пилот, мы с мамой просто дурачимся, — заверил Сатору.

— Да, котёнок, не обращай внимания, мы шутя, — присоединилась Кендис. — Нам нравится… ммм… как бы это назвать? Лёгкая перчинка! — Она прищёлкнула пальцами в манере Сатору. — Это помогает не гаснуть огоньку.

— Взрослые та-а-акие странные, — заключил Кейтаро, скорчив гримаску, и снова уставился в экран телефона: — Вау, а это вы на концерте каком-то?

— Ага, в Лондоне, примерно за год до твоего рождения, — ответил Сатору. — Сентябрь же был, да? — потерев висок, уточнил он у Кендис.

Она закивала.

— А чей концерт? — спросил Кейтаро, пролистывая фотографии.

— Кайли Миноуг, — ответила Кендис с мечтательным вздохом. — Папа мне сюрприз сделал: я на концерт Кайли со школы мечтала попасть! Весь полёт довольно повизгивала ему на ухо, как хрюшка.

— Мама твоя так скакала на этом концерте, что ногу подвернула, — вспоминал Сатору. — До отеля на руках её нёс, потому что ей, видите ли, на город захотелось полюбоваться!

— Мой герой! — с напускной иронией ответила Кендис, смутившись охвативших её нежных чувств, и небрежно потрепала Сатору по голове.

Так хотелось прикоснуться к нему! Аж кожа зудела. Под пальцами Кендис заискрило, когда рука нырнула в снежное облачко мягких волос и пошебуршила макушку с затылком. Издав мурчащее «м-м-м…», Годжо склонился навстречу её ласке и устало прикрыл веки.

— Спать хочешь? — Кендис погладила его по щеке.

— Есть немного.

Кейтаро понял намёк и послушно сполз с дивана.

— Мамочка, а можно папа меня уложит?

— Конечно, котёнок. Можешь не спрашивать у меня разрешения, чтобы побыть с папой, мы же теперь семья.

Сатору подскочил с дивана, усадил Кейтаро на свою шею и, изображая звук двигателя самолёта, взлетел вверх по лестнице, на второй этаж. Детский смех постепенно стих, и Кендис осталась в тишине одна.

Может, никакого Сатору и не было? Не было немыслимого воскрешения и предложения выйти за него замуж. Не было знакомства отца с сыном. Ничего не было. Кендис ущипнула своё плечо и поморщилась от боли. Неужели всё взаправду? «Не поверю, пока не встану с ним под грёбаную свадебную арку и не услышу, как нас объявляют мужем и женой».

Кендис допила вино из бокала, что стоял рядом с раковиной, а после ушла в спальню. Бессознательно раздевшись, она забралась под одеяло, свернулась в клубок и закрыла глаза. Страшно, страшно, страшно. Матрас под ней будто исчез, и Кендис бесконечно проваливалась в пустоту.

В проклятую, ненавистную неизвестность.

Скрип дверной ручки. Тихие, но быстрые шаги. Шурх! И поднялось одеяло. Хвать! Горячая ручища обхватила живот, и Кендис ощутила на спине тепло, исходящее от обнажённого тела Сатору. Он слегка потёрся напрягшимся членом о её зад, чуть слышно промычал, а после уткнулся в затылок и затих. Кендис повернулась к нему и шепнула:

— Ложись на меня…

Упрашивать не пришлось: Сатору вмиг оказался сверху, поудобнее устроился между её полусогнутых ног и стал надавливающими движениями поглаживать губы и клитор, пока не проступила липкая влага. Кендис зазывающе подвигала бёдрами и скрестила ноги на его ягодицах.

Наконец Сатору рядом. Наконец внутри. Сильный и тяжёлый. Приятно тяжёлый. Пучок волос в низу его живота мягко поглаживал Кендис лобок, а едва уловимый аромат его любимого парфюма окутывал уютом.

***2028-й год, 19 мая

Он не испытывал ни тревоги, ни сомнений, ни страха. Совсем. Лишь лёгкое волнение да щекотку на нёбе от предвкушения.

Розоватые лучи солнца дрожали на кухонном столе, тени листвы, потревоженной ветром, играли в догонялки. Сатору проснулся с рассветом и сидел на кухне. Из гостиной за ним зорко наблюдал стеклянный Фредди Меркьюри, и заспанный Годжо приветственно салютовал ему двумя пальцами:

— Давно не виделись, старина! — с улыбкой произнёс он. — У меня и моей девчонки сегодня свадьба, представляешь? Хах! Кстати, ты приглашён. — Сатору подмигнул статуе. — Сыграешь нам чего-нибудь?

Раньше нью-йоркская квартира Элейн просто напоминала ему чердак, но теперь она стала чердаком его воспоминаний, синонимом беззаботного, но хрупкого счастья. «Всё-таки хорошо Кенди придумала — отпраздновать свадьбу именно здесь, в последнем пристанище нашей надежды на совместное будущее».

Чтобы бесполезно не слоняться по дому, Сатору сбегал в пекарню, что была на соседней улице, и набрал целый пакет сладкой выпечки. Вернувшись, он сходил в душ, а после сидел полураздетый за обеденным столом и уплетал пышный круассан с шоколадной начинкой.

Со второго этажа по винтовой лестнице бесшумно спустилась Кендис, обняла Сатору со спины и поцеловала в макушку.

— Приветики, — промурлыкала она и погладила его по обнажённой груди.

— Утречко, Кенди-Кенди! — Сатору запрокинул голову и широко улыбнулся. — Булочку? — Он протянул ей открытый бумажный пакет.

— Попозже, — ответила она, и её щёки отчего-то залились румянцем. — У меня для тебя есть сюрприз… типа, свадебный подарок…

— Оу! Я люблю подарки.

— Тебе придётся развернуться вместе со стулом.

— Лады!

Развернувшись, Сатору удивлённо и плотоядно уставился на Кендис: на ней был лишь белый комплект нижнего белья, белые чулки с поясом и такого же цвета чокер с сапфиром.

— Чё, оседлаешь меня? — восторженно спросил Годжо, клацнув зубами.

— Нет. — Кендис потупила взгляд и нервно потирала ладонь о ладонь. — Хочу кое-что попробовать… Я этого никогда раньше не делала, потому что… ну, ты знаешь почему. В общем… — Она опустилась на колени и приспустила край его серых треников, обнажив ещё не затвердевший член. — Направляй, если буду делать неправильно.

Кендис высунула язык, оттянула крайнюю плоть и осторожно лизнула головку. Издав приглушённый стон, Сатору разнузданно расставил ноги и сам непреднамеренно высунул язык. Кровь резко устремилась вниз, и у него закружилась голова. Да хрен с ней, с этой головой! Удивительно, как она до сих пор не отлетела к потолку. Да что там к потолку? В небеса! Рука Кендис двигалась вверх и вниз всё быстрее, большой палец дразнил уздечку, нажимал на головку, а проворный язычок слизывал обильно выделявшуюся смазку. Глаза Сатору закатились, того гляди и затылок увидят. Наливающийся кровью член набухал и подёргивался, вызывая у Кендис умильные смешки. Она нежно процеловала его до самого основания, взяла в рот и принялась усердно посасывать. Подняла глаза вверх и вопросительно уставилась в лицо Сатору, дескать, я всё правильно делаю, тебе нравится?

— Вот так, Конфетка… — процедил он сквозь зубы, а затем перехватил член и как следует поводил им по внутренней стороне её щеки.

Кендис податливо открыла рот ещё шире и погладила щёку по внешней стороне, вызвав у Сатору одобрительную ухмылку. Невесомым движением она сдвинула бюстгальтер вниз, оголив грудь, и потеребила пальцами напрягшийся сосочек. Громко сглотнув слюну, Сатору потянулся к её груди, но Кендис отпрянула и погрозила ему пальцем. Надвинув брови, он обхватил её запястья, нагнулся и размашисто поцеловал в губы. Кендис вывернула кисти в попытке высвободиться из железной хватки и увернулась от поцелуя.

— Вредина какая, а! — проголосил Сатору.

— Ну пусти, я хочу продолжить, — с притворным недовольством протянула она, пряча плутовскую улыбочку в поджатых губах.

Годжо отпустил её и откинулся обратно на спинку стула. Облизнувшись, Кендис заглотила член поглубже, впилась пальцами в мускулистые бёдра и прошлась по ним сминающими движениями до самых ягодиц. Растопыренная пятерня опустилась на низ живота Сатору, нежно погладила его и пошебуршила пушистый снежок на лобке — запрещённый приём. Выгнувшись, Сатору вскрикнул, схватил волосы на затылке Кендис и легонько протолкнулся вперёд, до горла. Влажно причмокнув, Кендис выпустила член изо рта и похлопала им по соску.

— Сладенький дурачело! — хихикнув, пропела она и вновь залилась краской — до ушей.

Сладкая, сладкая Кенди! Жар, мурашки по коже и подлинное блаженство — так хорошо, что рыдать охота. Сатору чудилось, будто он расплавился и стекал по стулу. Неважно, что Кендис ублажала его неумело и нетехнично. Плевать тысячу раз! Зато как она нежна, как увлечена своим занятием, как стремится доставить ему удовольствие и стать ближе. Ни с кем и никогда не было лучше, чем с Кенди.

С бесконечно любимой Кенди.

Она наконец сумела поймать нужный ритм, и Сатору с протяжным, громким стоном излился в её рот. Слишком много: всё не удержать и не проглотить, но Кендис очень старалась. Часть спермы растеклась по подбородку и капала на вздымающуюся грудь. Кендис ватным движением утёрла рот тыльной стороной ладони. Разнеженный Сатору снова схватил её за руки, усадил к себе на колени и крепко поцеловал.

— И как тебе вкус твоей спермы? — прыснув, спросила Кендис после.

— Великолепно! А тебе? — Годжо задорно ухмыльнулся.

— Сладковато-солоновато, — ответила она. — А так… что на вид — сопли, что по ощущениям. Но ничего омерзительного. А вот кожу ну так приятно трогать языком!

— Ты тоже сладко-солёная. На солёную карамель похожа!

— Не льсти мне, Сатору, вряд ли я там похожа на конфету.

— Не, у тебя очень сладкая писечка!

— Господи… — Кенди прикрыла лицо рукой и затряслась от хохота.

Из комнаты Элейн донёсся звук будильника, и Сатору с Кендис мигом умчались мыться и приводить себя в благопристойный вид.

В полдень из аэропорта приехали Мегуми, Юджи и Нобара — единственные ученики Сатору, которые смогли прилететь на церемонию. Оставив чемоданы в номерах, которые Годжо снял для них в отеле, ребята отправились по указанному учителем адресу, в Верхний Ист-Сайд. Добирались пешком, так как Кугисаки до визга хотела увидеть Центральный парк. Однако уже через час прогулки под палящим солнцем она начала поскуливать от усталости и уговаривать парней взять такси.

— Итадори, понеси моё платье! — заканючила Нобара, перекинув упакованный в чехол наряд на плечо Итадори. — Как же жа-а-арко…

— Окей! — Юджи улыбнулся и подцепил указательным пальцем крючок вешалки, а затем с любопытством обратился к Мегуми: — Фушигуро, а ты знаешь, что за женщина, на которой женится учитель? Так удивительно. — Он приложил согнутый кулак к подбородку. — Я всегда думал, что учитель Годжо… ну, из тех, кто заводит исключительно краткосрочные романы.

— Я о ней почти ничего не знаю, — со свойственной ему деликатностью, ответил Мегуми.

— Эй, это не ответ! — взбудоражилась Нобара. — Выкладывай давай, Фушигуро. Интересно же!

— Наверное, она очень сильный маг, — предположил Итадори.

— Ну а как иначе? — поддержала Кугисаки. — И по-любому красавица.

— Она обычная женщина, — сказал Мегуми. — Я видел её лишь однажды, незадолго до встречи с вами двоими: она и впрямь красивая. И я никогда не видел Годжо таким, каким он был рядом с ней.

— Это каким? Романтичным, что ли? — аккуратно предположила Кугисаки.

— В том числе.

— С чего ты взяла, что учитель Годжо не может быть романтичным? — возмутился Итадори.

— Да с того! Ты хоть раз вообще видел его серьёзным?

— Конечно, видел! Только… это было незадолго до боя с Сукуной, и меня это тогда напугало и даже смутило, — сознался Юджи.

— Насколько мне известно, учитель любит эту женщину с юности. У них даже общий ребёнок есть…

— Прямо как я Одзаву, — не дослушав, мечтательно добавил Итадори. — Ой! Она же просила написать, когда прилетим! — Достал телефон из кармана и с виноватым видом застучал пальцами по дисплею.

— Так и знала, что забудешь, — закатив глаза, произнесла Нобара. — Мужчины… — Она достала свой телефон и повернула экраном к Юджи. — Я уже написала Юко, — деловито пояснила она. — Она тебе «чмоки» передаёт.

— Погоди, ты сказал, что у этой женщины с учителем есть ребёнок?! — осознал наконец Юджи.

— Мальчик. Ему этим летом будет девять.

— По-моему, Фушигуро, ты говоришь намного меньше, чем знаешь, — заметила Кугисаки, недовольно скрестив на груди руки.

— Потому что это не нашего ума дело, — отрезал Мегуми и внимательно посмотрел в телефон. — Почти пришли, осталось через дорогу перейти. Кстати, — продолжил он после небольшой паузы, — церемония будет в Центральном парке, так что можно было и на такси поехать.

— А раньше сказать не мог? — пробубнила Кугисаки.

На крыльце их встретил Сатору, одетый в тёмно-бордовый смокинг. Поправив чёрные очки в круглой позолочённой оправе, он слетел по ступенькам и без тени смущения стал обнимать учеников, стискивая им шеи в удушающем объятии.

— Переодевайтесь и на выход! — скомандовал он, закончив обниматься. — Пойдём пешком, тут недалеко.

— Опять пешком? — страдальчески пробурчала Нобара.

Вздохнув, она отобрала у Итадори своё платье и поплелась в дом.

— Учитель, а как зовут будущую госпожу Годжо? — поинтересовался Юджи.

— Кендис, — с нежной, незнакомой ребятам улыбкой ответил Сатору. — Как конфеты! Легко запомнить.

Через час сборов Годжо вместе с учениками шёл по парку. Он был погружён в себя и не слушал раздосадованную Кугисаки, которой не удалось поглазеть на невесту. «Скорее бы, — заклинал время Сатору, — ну, пожалуйста, скорее! Почему время так тянется? Не жизнь, а сплошное ожидание! Ещё это дурацкое чувство, будто сама свадьба никогда не настанет, будет непрекращающееся ожидание, а за ним — ничего».

Пересекли аркадный зал и вышли на террасу Бетесда, к фонтану «Ангел вод», где стояла украшенная красными розами свадебная арка. Рядом с аркой были немногочисленные родственники: Сэёми о чём-то любезно беседовала с матерью Сатору, с которой они специально надели одинаковые праздничные кимоно, отец выслушивал жалобы бабушки Годжо, а двоюродный дядя, бывший его наставником до поступления в колледж, курил у пруда рядом с Элейн, нарядившейся во всё красное. Кейтаро, прижимая к животу лемурчика, сидел на краю громадного фонтана и качал ногой.

Госпожа Годжо, увидев сына, лучезарно улыбнулась, подошла к нему и покровительственно сжала его ладони в своих.

— Ну где там твоя «девочка из Америки», милый? — с теплотой спросила она и с материнской нежностью потрепала его по волосам. — Не сутулься! И руки из карманов вынь.

— Я не сутулился, — как напроказничавший мальчишка, отозвался Сатору.

— Невесты всегда опаздывают! — сказала подошедшая Сэёми. — Рик меня полтора часа ждал из-за того, что я, дурёха, каблук сломала.

— Ой, мой тоже весь извёлся в день свадьбы, — поддержала её госпожа Годжо.

Сэёми сняла с руки бутоньерку в виде красной розы и приколола её на лацкан смокинга Сатору.

— Это бутоньерка моего мужа, — пояснила она. — Кендис будет счастлива, если увидит её у тебя: малышкой она вечно вставляла её волосы и изображала Кармен! Ох… Жаль, что Рика сегодня нет с нами… А так моя девочка увидит у тебя папину бутоньерку и почувствует, что он рядом.

Сатору улыбнулся, низко поклонился, а после сердечно обнял Сэёми.

Манерно покуривая, к Сатору подошёл двоюродный дядя — такой же высоченный, как племянник — и похлопал его по плечу.

— Наконец-то нашёл сиськи, которые готов любить до конца своих дней, оболтус? — гогоча, спросил он.

— Хитоши! — хором произнесли Сэёми с госпожой Годжо и неодобрительно покачали головами.

— Вот он с детства такой балбес, — сокрушалась госпожа Годжо.

— Ага, вечно девчонкам то юбки задирал, то лифчики расстёгивал, — поддакнула Сэёми.

— Даже через океан готов за ними лететь, как видишь! — с широченной улыбкой ответил Сатору дяде.

— Эх, мне не понять, — с видом философа произнёс Хитоши, — мне нужно много сисек.

— Угомонись уже, — настоятельно процедила госпожа Годжо и поправила на нём пиджак, — Сатору женится, отстань от него.

— Пойду поприветствую бабулю с отцом! — ловко ретировался Сатору.

Кендис появилась спустя полчаса, вместе со школьными друзьями. Она нарочно не подходила к Сатору до начала церемонии, только поглядывала издалека с улыбкой и махала ему свадебным букетом из красных роз.

— Платье от Eli Saab! — пискнула Кугисаки, разглядывая невесту во все глаза. — Какая же красивая! Я тоже такой буду на своей свадьбе, обалдеете от восторга, — заверила она Мегуми и Юджи.

— Ты тоже это слышал? — спросил Мегуми у Юджи. — Она собралась пригласить нас на свою свадьбу.

— Теперь не отвертится! — ответил Юджи и засмеялся.

Элейн, получившая лицензию на проведение бракосочетания, дала отмашку гостям, и те встали по бокам арки, а Сатору — под арку.

Колени у Годжо тряслись, как у студентишки, сердце громыхало в груди, в висках пульсировало: неужели сейчас всё случится? Кендис, одетая в элегантное платье цвета слоновой кости с облегающим расшитым узорами лифом, длинными рукавами и летящей юбкой-колоколом, медленно плыла к нему по брусчатке, украшенной лепестками.

Неужели сейчас всё случится?

Кендис встала напротив Сатору, привстала на носочки, стянула его очки и, надев, поглядела поверх линз:

— Допрыгался, длинный? — задиристо проговорила она. — Теперь не только они мои: ты тоже — весь-весь мой.

— Забирай, Конфетка! — подрагивающим голосом ответил Сатору, улыбаясь во весь рот. — И очки тоже, — добавил игриво и, высунув кончик языка, подмигнул.

Нежно-весёлые клятвы, голливудский поцелуй на потеху жене и гостям и море поздравлений — всё промелькнуло, будто вспышка, как во сне. Солнце припекало, ветер кружил мелкий сор и покачивал листву, перед взором расплывалось знойное марево, а в голове, как в юности, взрывались мысли-кометы. «Ни дать ни взять картина импрессиониста! Сон, от которого не хочется просыпаться», — вспомнил Сатору слова Кейтаро и с нежностью поглядел на него, идущего впереди и радостно подбрасывающего вверх плюшевого лемура.

Вернулись в квартиру Элейн: распахнули настежь окна и расселись за столом. Поначалу Сатору с Кендис только и делали, что переводили родне с японского на английский и с английского на японский. Но спустя час опустели две бутылки шампанского и одна саке, и гости наловчились понимать друг друга без перевода.

— Так, а первый танец новобрачных мы сегодня увидим? — возмущённо спросила хмельная Элейн, махая шпажкой с оливками.

— Эм… — Сатору почесал затылок.

Кендис сконфуженно уставилась на мужа с открытым ртом.

— Да мы как-то… не планировали, — виновато произнесла она.

— Молодёжь-молодёжь! — покачала головой Элейн.

Она встала, засеменила к своему старому проигрывателю, достала пластинку из чёрно-жёлтой потрёпанной обложки и, ухмыльнувшись, настроила иглу:

«У меня есть большая связка любви,

И я сохранил её для тебя.

Оу, но я хочу добавить немного вкуса:

Милая, позволь своей любви стать правдой!

В твоих руках целый мир,

Весь в одном маленьком человеке, и это — я…»

Кендис прикрыла рот и разрыдалась. Сатору не растерялся, взял её за руку и, пританцовывая, повёл жену в центр гостиной.

— А чего невеста плачет? — на ломаном английском спросил Итадори у Элейн.

— Она от счастья плачет, — заверила Элейн. — Они под эту песню плясали в этой же гостиной четырнадцать лет назад.

Кендис утёрла слёзы и наконец заулыбалась: расслабилась, положила свободную руку на плечо Сатору и покачивала бёдрами в такт озорному мотивчику.

Слишком далеко. Почему она от него на расстоянии грёбаной бесконечности? Сатору притянул Кендис близко-близко и, почувствовав в груди биение её сердца, опустил руки на её поясницу. Поворот! И снова глаза в глаза. В едином ритме. Вместе.

«Смотри! Смотри, глупый мальчишка! — кричал юному себе Сатору. — Ты ещё тогда мог быть так же счастлив, как я сейчас. Но, знаешь… я прощаю тебя. Потому что это ты влюбился в незнакомку с диковинным именем, ты привёл меня в это мгновение без страхов и сомнений».

***2029-й год, июль

— Пап, долго ещё?

— Не умирай, Кей, скоро уже.

Первое воскресенье июля принесло с собой долгожданное солнце, разбавив унылый сезон дождей, и Годжо всей семьёй отправились на прогулку по горному лесу в Хаконе. Полтора часа по железной дороге, двухлитровая бутылка воды на троих, документальный фильм про создание «Боинга» — и взору предстало залитое солнцем зелёное море, уносящееся к безмятежным голубым небесам с перистыми облаками.

— Сейчас до речки дойдём, там прохладнее будет, — заверил сына Сатору.

— Если ты её найдёшь, конечно, — подтрунила Кендис.

— Уж в этот раз не заблудимся!

Больше получаса они кружили по одному и тому же месту, но речушки было не видать.

— Мда-а-а… — протянула Кендис, посмеиваясь. — Стареешь, Годжо.

— Я хочу в туалет, — перетаптываясь на месте, пробурчал Кейтаро.

— Понимаю, что скажу сейчас кощунственную для всей Японии вещь, но, котёнок, тут за каждым деревом можно найти туалет, — ответила Кендис.

— Какое варварство, — со вздохом произнёс Кейтаро и поплёлся в лиственную чащу.

Скинув рюкзачок на траву, Кендис неторопливо подошла к большому камню, поросшему мхом и лишайником, и села на него, опёршись ладонями о горячую поверхность. Воздела глаза к голубым небесам — и унеслась в далёкое прошлое. Под ресницами проступила влага, и Кендис на миг прикрыла веки, а после посмотрела на Сатору, стоявшего под одинокой елью и пинавшего ботинком шишку.

— Иди ко мне, — дрогнувшим голосом попросила она и тихонько шмыгнула носом.

Сатору, отмахиваясь от мошкары, подошёл к ней и сел рядом.

— Чего такое, госпожа Годжо? — склонив к плечу голову, спросил он и озорно улыбнулся.

Кендис сдвинула очки ему на макушку и нежно погладила Сатору по лицу.

— Посмотри на меня, — сказала она. — Красив как дьявол, чтоб тебя! — Уткнулась лбом в его грудь, а затем снова уставилась в его лицо. — Знаешь, что я делала на этом камне, когда ты ушёл свою речку искать?

Сатору вопросительно изогнул бровь.

— Легла на него и трогала себя между ног, пока не кончила, — прошептала Кендис.

— Чё?! — Сатору вытянул шею, захлопал веками и издал громкий смешок. — Во даёшь, Конфетка! А если бы я раньше вернулся?

— Я об этом не думала. Мне было так хорошо! Я чувствовала себя безумно влюблённой, и впервые после смерти отца мне было спокойно и счастливо. Мир вокруг казался волшебным и ласковым. А, ну ещё подростковый гормональный ураган, разумеется, тоже сыграл свою роль! — Она посмеялась, а потом вкрадчиво добавила: — Знаешь, Сатору, наверное, где-то в глубине души мне и впрямь хотелось, чтобы ты застал меня…

— Честно говоря, даже не знаю, что делал бы, если б застал, — ответил он и озадаченно почесал затылок. — Не думаю, что посмел бы прервать тебя в такой момент.

— Правда, камень такой острый был, что я лопатку порезала. До сих пор со шрамом хожу.

Сатору спустил с её плеч рубашку, чуть развернул Кендис и поцеловал шрам на лопатке.

— Я помню про этот порез, только ты заверила, что не знаешь откуда он. Хах!

— Ты так внезапно вернулся, да ещё и схватил меня за ладошку, которой я себя трогала! Конечно, я соврала. Было очень неловко.

Солнечный луч бился в голубой радужке глаза Сатору, будто птица в клетке. Завораживающе и пугающе. Кендис невесомо поцеловала Сатору в губы и очёртила пальцами острый абрис его лица: «Как всё-таки беспощадна твоя красота, — подумала она. — И любовь твоя — беспощадна. Страшно было сдаться тебе, Годжо, но я не буду ни о чём жалеть».