Глава 11. Под покровом печальных звёзд (2/2)
— Спасибо, господин Годжо, — поблагодарил Кейтаро, поджал губы и застенчиво сцепил руки за спиной.
— Ложись в кроватку, уродливый шмель больше не придёт.
Почесав взъерошенную макушку, Кейтаро старательно взбил подушку, а после забрался под воздушное одеяло и свернулся калачиком.
— До встречи, юный пилот! — кинул Сатору на прощание, сунул руки в карманы и направился к двери.
— Господин Годжо!
— А?
— Не могли бы вы… рядом с вами мой лемурчик лежит, можете дать, пожалуйста?
Сатору посмотрел под ноги, и увидел плюшевую хвостатую игрушку. Поднял с пола, подошёл к кроватке Кейтаро и посадил пучеглазого лемура с красным мехом и чёрной мордочкой на подушку.
— Это рыжий вари, они находятся на грани исчезновения, — тоненько произнёс Кейтаро, прижав к себе игрушку.
— Правда?
— Ага. Они живут только на Мадагаскаре.
— Любишь животных, да? — Сатору опустился на корточки рядом с кроватью.
Свет ночника, будто лезвие, пронзал насквозь голубые радужки его глаз, и Кейтаро неосознанно засмотрелся на бездонные льдинки, чарующие непостижимой, величественной красотой.
— Ну… мне всякие, знаете, дурацкие животные нравятся. Не в смысле, что они сами дурацкие… ну, такие, как мой лемурчик, с глуповатыми моськами: они кажутся милыми и беззлобными. А этот ещё и на маму похож.
Сатору рухнул лбом на матрас и затрясся от хохота.
— Ты только маме не говори, что у неё «моська глуповатая», лады?
— Господин Годжо…
— М?
— У вас глаза похожи на маленькие галактики со скоплениями звёзд, — шепнул Кейтаро. — А ещё голубые-голубые. Как у меня, — добавил дрожащим голоском.
И полоснул Сатору по сердцу. Стиснув зубы, он через силу улыбнулся и склонил голову к плечу:
— Точно, — сглотнув удушливый ком, ответил Сатору. — Как у тебя.
Вот бы прикоснуться к бледной щёчке, погладить маленький нос, отечески поцеловать укрытый пушком волос загорелый лоб! «Как он похож на Кенди! Как похож на меня. На нас…»
Сатору спускался по лестнице, не чувствуя под подошвами ступенек, будто парил в невесомости. Он не принадлежал себе, им завладели печаль и сожаления. Ступенька одна, вторая — всё дальше и дальше от юного голубоглазого пилота с лемурчиком под мышкой.
Невыносимо.
— Всё нормально? — спросила Кендис беспокойным голосом, обхватив себя за плечи.
— Ничего серьёзного, — заверил Сатору, — жалкая страшилка четвёртого уровня. Изгнана сильнейшим в мире магом! — Указал на себя большими пальцами. — Кейтаро в порядке и уже под одеялом. Ну разве я не молодец, а, Конфетка?
Сатору прищёлкнул языком и оголил в самодовольной улыбке зубы.
— Ты молодец, — снисходительно ответила Кендис, а после издала тяжёлый вздох. — Тебе пора, — добавила она нарочито холодно.
Поникнув, Сатору смиренно направился к выходу — у него больше не осталось сил спорить.
— Что с нами будет, Кенди? — многозначительно спросил он напоследок, переступив порог.
— Понятия не имею, — припав виском к дверному проёму, ответила она. — Поживём — увидим.
***
Уроки было делать скучно и лениво, потому Кейтаро тотчас встрепенулся, когда снизу послышался дверной звонок, а после — непродолжительная возня. Спорхнув по лестнице, он застыл на последней ступеньке: мама, одетая в старые хлопковые шорты и растянутую домашнюю майку, держала в руках огромный букет розовых пионов, обёрнутых бумагой. Погрузила довольное лицо в цветочное облако, вдохнула аромат, а затем с улыбкой прочитала приложенную открытку.
— Это от господина Годжо? — тихонько спросил Кейтаро.
Кендис виновато посмотрела на сына и покачала головой.
— Нет, котёнок, не от него, — ответила она и грустно улыбнулась. — Милый, а ты случаем не видел стеклянную вазу, которую мне ученики подарили? С позапрошлой недели ищу её, а она вроде рядом с кроватью…
— Это я разбил, — сознался Кейтаро и стыдливо потупил взор. — Играл в твоей комнате, пока тебя не было, ну и задел случайно.
— Я очень огорчена, Кей, — сохраняя самообладание, произнесла Кендис. — Я не запрещаю, но лучше без надобности и без разрешения в чужие комнаты не заходить, потому что это личное пространство. Во-вторых, ты мог пораниться, — добавила она уже мягче.
— Ты накажешь меня?
— Нет, ты уже сам себя наказал: наверняка всё это время мучился и не мог придумать, как сознаться. Ладно. — Кендис поправила собранные в небрежный, смешной пучок волосы. — Мне нужно съездить на встречу, дома буду около девяти. Ужин в холодильнике, на нижней полке. И цветок не забудь полить.
— Хорошо, мам.
Кендис собиралась на загадочную встречу старательно: надела облегающее чёрное платье с глубоким декольте, сделала яркий макияж, побрызгалась дорогими духами и красиво уложила волосы. «Ну точно с господином Годжо на свиданочку собирается! Мама больше не для кого так не разряжается», — думал про себя Кейтаро, сидя в гостиной над учебной тетрадью.
Но каково было удивление Кейтаро, когда в шесть часов за мамой заехал не господин Годжо, а её ученик с танцев Ник: он помнил его, потому что тот однажды приходил чинить сломанный водопровод. «Может, я себе всё придумал, — решил Кейтаро, провожая грустным взглядом маму и Ника, — может, господин Годжо никакой мне не отец? Потому что будь это так, мама не стала бы скрывать от меня правду».
***
Вечер был в самом разгаре: Ник оживлённо рассказывал смешные истории про лос-анджелесских соседей и делился планами на предстоящую жизнь в Штатах. Кендис, допивая четвёртый бокал вина, мысленно убеждала себя, как ей хорошо и спокойно. «Правильный ответ всегда простой и всегда под носом. Вот же он! Ник замечательный, целеустремлённый и начитанный. Да и в постели он ничего. Скованный немного, правда, но это поправимо».
В десятом часу Ник привёз её обратно к дому, и, выходя из машины, Кендис серьёзно спросила его:
— Неужели тебя не смущает, что у меня ребёнок? Как там принято говорить, «баба с прицепом»?
— Может, у кого-то и принято, — пожав плечами, отозвался Ник, а затем обошёл машину и галантно подал Кендис руку. — Только я сам был когда-то «прицепом», — он скромно усмехнулся. — Мне было шесть, когда мама наконец послала алкаша-отца куда подальше и встретила отчима. Он умер от рака десять лет назад. Столько воды с тех пор утекло, а я всё ещё скучаю по нему. Отличный был мужик, я его очень уважал. Так что нет, меня твой ребёнок не смущает, Кендис. Надеюсь, однажды смогу назвать его своим.
Кто-то дёрнул дверь автомобиля. Ник повернул голову и увидел Сатору, улыбающегося во весь рот.
— Да у вас тут, смотрю, прямо-таки идиллия! — пропел Годжо с фальшивым восхищением и в пассивно-агрессивной манере сунул руки в карманы брюк. — Я так рад, что у моего сына наконец-то появится отец!
Кендис, не ожидавшая от Сатору «сцен», злобно округлила глаза и стиснула челюсть.
— Не помню, чтобы мы договаривались о встрече, — процедила она.
— Да мы с тобой, Конфетка, в принципе редко договариваемся: что может быть лучше спонтанного секса?
Ник презрительно хмыкнул и покачал головой:
— Ты жалок, дружище, — передразнил он Сатору, затем нежно поцеловал Кендис в щёку и спокойно произнёс: — Завтра созвонимся тогда, ладно?
— Да, — сконфуженно ответила она, горя от стыда, и вышла из салона.
Машина Ника свернула на трассу, а Кендис, фыркнув и закатив глаза, направилась к дому.
— Какой же ты урод! — огрызнулась она.
Остыв и ощутив укол стыда, Сатору бросился следом и попытался ухватить Кендис под руку.
— Не прикасайся! — Она злобно одёрнула руку. — Кто тебя просил встревать? Какого чёрта вообще сюда припёрся?!
— Ну извини, я…
— «Ну извини»? Серьёзно? Какой же ты напыщенный и инфантильный мудак, Годжо! Всегда был и будешь таким.
Трясущимися руками она вставила ключ в замок, толкнула дверь и вошла в дом. Сатору прошмыгнул следом за ней, обогнал и схватил её за руки.
— Конфетка, прости! — взмолился он. — Да, я придурок. Но разве это новость? — Глуповатая ухмылка не могла скрыть отчаяния. — Не знаю, что на меня нашло. Ну, то есть, я знаю, просто…
— Что? — выпалила Кендис.
— А?
— Что «просто»?
— Э-э-эм… — Сатору растерянно захлопал веками, но всё же набрался смелости и прошептал: — Ревную.
— Надо же, кто-то заставил великого и безупречного Сатору Годжо чувствовать себя неуверенно!
— Кенди, у нас же всё было хорошо! По крайней мере, всё к тому шло. Ну, я думаю, что так и было. Но ты раз за разом сводишь к нулю все мои старания, даже Кейтаро не можешь сказать, что я…
— Чш-ш-ш! — Кендис зажала ему ладонью рот. — Совсем рехнулся?! — шёпотом крикнула она. — Чего орёшь?!
Сатору причмокнул её ладонь, скользнул по ней лицом и продолжил:
— Ты сказала, что этот твой Ник весь такой молодец, надёжный, предложил тебе определённость и бла-бла-бла! — Сатору высунул язык и состроил гримасу. — Но разве я предлагаю не то же самое? Ты хотела замуж — класс! Я теперь тоже хочу на тебе жениться. Давай покончим с этой глупой драмой длиной в двадцать лет и станем наконец семьёй.
— Ты понятия не имеешь, что предлагаешь.
— Возможно, я не спорю! Но я хочу попытаться.
— Мне некогда пытаться, Сатору. Сколько пройдёт времени, прежде чем тебе станет скучно и ты снова меня бросишь? Полгода? Год? Одна ночь? — Кендис издала горькую усмешку. — Чёрт тебя знает, Годжо!
— Опять она заладила…
— Да пойми ты уже, что я тебе не верю! — зажмурившись, с болью прокричала Кендис, и чёрные слёзы, перемешанные с тушью, покатились по её щекам. — Я не знаю, что нас ждёт, и это мучает меня, понимаешь?
— Хах! А с Ником ты, типа, знаешь, как всё сложится? Где гарантии, что ваш брак не затрещит по швам через те же полгода? Или сколько ты там нам с тобой предрекаешь?
— Я этого не знаю! Но ему я верю, потому что он не разбивал мне сердце… — со всхлипом прошептала Кендис, утирая слёзы. Сделав глубокий вдох, она шагнула вперёд и смело посмотрела Сатору в глаза. — Поклянись. Поклянись, что никогда меня не оставишь. Поклянись, что всё будет хорошо. Поклянись, даже если это будет ложью! — Кендис рухнула ему на грудь и стала с силой колотить по ней кулаками. — Поклянись! Поклянись! Поклянись, чёрт тебя побери, Сатору! Поклянись, иначе я никогда не стану твоей!
Сатору не шевелился — позволил Кендис выплеснуть накопившиеся эмоции. Он снял очки, обхватил её голову и заглянул в лицо:
— Наверное, будь я прежним наглым юнцом, то слепо пообещал бы и не поморщился! Но это будет нечестно, Кенди. Больше я не хочу тебе лгать, не хочу задабривать бессмысленными обещаниями. Я тоже не знаю, что нас ждёт, потому не могу тебе этого обещать. Да никто в здравом уме не сможет такого пообещать! Но могу заверить, что больше не готов размениваться. Всё, чего я хочу — быть с тобой. И сделаю всё, чтобы не облажаться вновь.
— Раз так, то уходи, — жестоко выплюнула Кендис. — Уходи и больше не возвращайся. Никогда. Уйди насовсем. И не смей ничего говорить Кею, иначе, клянусь, я тебя…
— Я понял, — оборвал её Сатору. — Если это то, чего ты в самом деле хочешь, я уйду. — Он с невыразимой нежностью припал губами к её взмокшему лбу и оставил на нём горячий влажный поцелуй. — Доброй ночи, Кенди. Я люблю тебя — уж в этом точно могу поклясться, хах!
На воздух! Срочно отдышаться.
На ватных, трясущихся ногах Сатору вышел в сад. Сердце у него было разодрано в клочья. В воздухе разносился стрекот цикад, провожавших последние тёплые деньки и встречавших осеннюю ночную прохладу. Проклятые цикады! Оркестр ушедшей беззаботной юности, реквием по лучшему другу и символ нелепой, жестокой любви.
— Господин Годжо? — прозвучал из темноты голос Кейтаро.
Прищурившись, он увидел сына, лежавшего на белом покрывале в обнимку с любимой игрушкой.
— А ты чего здесь делаешь, юный пилот? — вымученно улыбнувшись, спросил Сатору. — Спать уже пора. Мама будет недовольна.
— Мне не спится, — печально ответил Кейтаро. — Мы с лемурчиком смотрим на звёзды. Хотите с нами?
— Я не… — Сатору на миг обернулся и посмотрел в окно гостиной. — Вряд ли это хорошая идея.
— Пожа-а-а-луйста! — жалобно протянул Кейтаро.
Как тут откажешь?
— Хорошо, — сдался Сатору и лёг рядом, уставившись в высокое фиолетово-синее небо, усыпанное морозной крошкой сверкающих белых звёзд. — Только недолго, лады?
— Лады! — хохотнув, ответил Кейтаро, и уголочки его угрюмого рта приподнялись.
Казалось, небо вот-вот обрушится и раздавит. Сатору испуганно закрыл глаза и сжал ткань форменного пиджака на животе.
— Вы с мамой поссорились? — спросил Кейтаро. — Так ругались громко…
— Поссорились. Но мы с ней часто ссоримся.
— Почему?
— Не знаю. Наверное, потому что дураки!
Кейтаро покрепче прижал к себе лемура и посмотрел на острый профиль господина Годжо: странный, необъяснимый человек. Но от него так и веяло уютом. Вот бы он оказался отцом! Перевернувшись набок, Кейторо тихонько спросил:
— А вы давно маму любите, господин Годжо?
— Всю жизнь.
— Господин Годжо… — голос Кейтаро вдруг сорвался. — Вы мой папа, да?
Сатору медленно повернул голову и молча заглянул в вопрошающие глазёнки Кейтаро, полные слёз. Как он сознается? Как нарушит данное Кенди обещание?
Ветер качнул снег его волос, и Сатору, ничего не ответив, вновь уставился в усеянное звёздами небо.
Кейтаро всё понял без слов. Всхлипнул, задрожал и уткнулся лицом в плечо Сатору, обвил ручками предплечье и безутешно завыл, будто покинутый зверёныш.
Беззвучные слёзы скатились к пушистым белым вискам: Сатору повернулся лицом к сыну, придвинулся и крепко обнял его. Прижал медовую голову к груди, зарылся носом в мягкие волосы и нежно целовал в макушку, тёрся о неё щекой.
Как больно! Как хорошо! Сатору умирал и воскресал каждую секунду непрекращающихся объятий, а слёзы облегчения неуёмно стекали по щекам прямо в волосы Кейтаро.