Глава 11. Под покровом печальных звёзд (1/2)

Кейтаро не успел до конца проснуться и боялся налететь на что-нибудь в тёмной гостиной, а потому осторожно прошмыгнул на цыпочках в коридор и притаился у лестницы. В распахнутую дверь с улицы врывался ночной прохладный воздух, и босые ступни Кейтаро вмиг закоченели. Он поднял одну ногу и в позе любопытной цапли выглянул из-за стены: господин Годжо стоял на пороге, упираясь руками в дверной проём, а мама стояла напротив него и робко обнимала себя за плечи.

— Пустишь? — вкрадчиво спросил Сатору и кивнул в направлении спальни.

— Прости, не сегодня, — ответила Кендис, — мне завтра рано вставать, да и Кей будет спрашивать… Не надо.

Рот Сатору растянулся в смиренной улыбке, но от Кейтаро не ускользнула горькая дрожь в уголках его губ. Мальчишка уже вознамерился выйти из укрытия, но господин Годжо притянул Кендис к себе за плечи, заключил её в тесное объятие и стал целовать — глубоко, размеренно и тягуче.

Кейтаро застыл и заворожённо смотрел: он никогда раньше не видел живьём и вблизи «взрослых», страстных поцелуев. Ему было страшно неловко, но он не мог отвести взор. И пошевелиться не мог, будто прирос к полу. Ну господин Годжо, ну целует! Совсем как на той фотографии, что лежала в шкатулке матери. Нет, пожалуй, ещё смелее и развязнее. «Спросишь тут, как же, когда они там лобызаются… — растерянно думал про себя Кейтаро, теребя мягкую ткань домашних треников. — Завтра спрошу. Да так спрошу, что не отвертятся!»

Воинственно надвинув брови и решительно сжав кулачок, он попятился спиной вверх по лестнице.

— Летаешь по ночам, юный пилот? — послышался из коридора задорный голос.

Неужели заметил? Кейтаро сцепил за спиной руки и вновь боязливо выглянул из-за стены: мама с господином Годжо уже не целовались, но глаза у обоих были хмельные, а губы горели.

— А вы глазастый, — склонив к плечу медовую макушку, тихонько произнёс Кейтаро.

— Ещё какой! — отозвался Сатору.

Кейтаро подбежал к нему и легонько поманил к себе рукой, чтоб тот нагнулся. Затем он посмотрел на маму и деловито спросил:

— Мам, можешь отойти, пожалуйста? Хочу господину Годжо секрет сказать.

Кендис посмотрела на сына с удивлением и, пожав плечами, одобрительно усмехнулась.

— Пожалуйста-пожалуйста, — ответила она и сделала несколько шагов в сторону.

Сатору широко улыбнулся ей, а после опустился перед Кейтаро на корточки и вытянул вперёд шею.

— Чего такое? — ласково спросил он и приспустил очки.

Кейтаро спрятал рот за стенами из ладошек, припал к уху Сатору и прошептал:

— Спасибо за фигурку «Голиафа», господин Годжо!

Сатору удовлетворённо прикрыл веки и сделал глубокий вдох.

Хотелось остановить время и остаться в этом мгновении навсегда. Раствориться в тепле ладошек и сокровенном шёпоте детского голоса. Чувствовать себя если не отцом, то хотя бы драгоценным другом, которому можно доверить тайну.

— Пожалуйста, — нежно шепнул он, когда Кейтаро отстранился, и посмотрел сыну в глаза. — А теперь беги спать, поздно ведь уже.

Кейтаро опустил взгляд на свои босые ноги, забавно пошевелил пальцами и чуть заметно улыбнулся. Снова сцепил руки в замочек и поскакал вверх по лестнице.

— Кейтаро!

Мальчишка обернулся.

— Тебе тоже спасибо, — добавил Сатору и подмигнул. — Добрых снов, юный пилот!

— И вам, господин Годжо.

— Доброй ночи, котёнок, — произнесла Кендис, растроганная хрупким миражом, увидеть который и мечтать не смела.

— Доброй, мам! — кинул на прощание Кейтаро и умчался в свою комнату.

«Не смей поддаваться, — уговаривала себя Кендис, — Годжо умеет быть очаровательным. Не бросайся в омут с головой, из этого никогда не выходило ничего путного. Пускай Сатору сначала докажет серьёзность своих намерений. А то увидела, как он мил с Кеем, и уже потекла! Ну что за безвольная идиотка?»

Сатору молча смотрел вверх, прокручивая в голове навсегда ушедший миг душевного тепла. Нужно было насладиться им досыта — вдруг он последний? Пускай они с Кендис и сделали шаг навстречу друг другу, но впереди виднелась лишь тьма неизвестности. «У нас всегда так, — рассуждал Годжо с самим собой, — стоит сблизиться, как в спину нахально дышит разлука».

Поднявшись с корточек, Сатору выпрямился и сунул руки в карманы брюк. Высокий, необъятный, грациозный. Кендис ощутила щекотку на нёбе. Нужно срочно выпроводить его, пока она ещё в состоянии отказать ему. Привстав на носочки, Кендис целомудренно поцеловала Сатору в щёку.

— Напиши, как доедешь, — сдержанно произнесла она.

— Лады, мамуля!

— Чего? — недовольно протянула Кендис.

— А чего целуешь, как родственника?

— Не выдумывай.

Сатору размашисто обнял её, склонился к губам, но Кендис выставила перед лицом ладонь.

— Достаточно, говорю.

Снова закрылась в своей скорлупе — не пробиться, не обхитрить.

— Сладких снов, Кенди-Кенди, — на выдохе произнёс Сатору и прижался ртом к загорелому лбу.

Ночной прохладный ветер принёс с улицы горечь мокрой травы, шелест поредевшей листвы и приглушённые шаги. Сатору неспешно обернулся и увидел на ведущей к дому тропинке неизвестного мужчину. Бледный свет уличного фонаря разрезал наискось его вытянутый и чуть ссутуленный силуэт.

— Не отвлекаю? — с нарочитой учтивостью спросил незнакомец, флегматичным движением вынув изо рта сигарету и выпустив из ноздрей густые струи дыма.

— Ник! — встрепенувшись, произнесла Кендис и отпрянула от Сатору. — Привет. А ты чего так поздно? Что-то случилось?

— Не знаю, ты мне скажи, — спокойным тоном ответил Ник, поправил длинными пальцами воротник чёрной водолазки и вновь глубоко затянулся. — Не я ведь игнорирую твои звонки и сообщения.

Обступив Сатору, Кендис вышла на улицу и, поёжившись от холода, скрестила на груди руки.

— Извини, что припёрся так поздно, я только с аэропорта, — оправдывался Ник, — немного потерялся во времени. — Он потряс у виска растопыренной пятернёй, а затем причёсывающим движением убрал с лица густые каштановые пряди.

Притягательный. Кендис совсем не таким описывала Ника. Сатору неосознанно напрягся и окинул его оценивающим коротким взглядом: скуластое лицо с длинным, будто вылепленным, носом и пасмурно-серыми глазами было необычайно приятным, пускай и чрезмерно серьёзным, а в незамысловато-пьяноватых движениях читались искренность и простота.

— Ты немного не вовремя, — негромко ответила Кендис. — Давай потом поговорим, ладно?

— Когда потом? Сама сказала, что примешь решение, когда я вернусь. Почти два месяца прошло, Кендис, сколько мне ещё ждать? — Ник внезапно повернул голову в сторону Сатору и легонько кивнул. — Доброй ночи. — Затем он вновь перевёл взгляд на Кендис. — Любовник твой?

Кендис издала глуповатый смешок.

— Любовник? Нет, конечно! Он просто друг.

— А он в курсе, что просто друг? — не повышая тона, уточнил Ник.

— Я вам не мешаю? — беспардонно сунувшись между Кендис и Ником, спросил Сатору с широченной улыбкой.

— Да не очень, — спокойно ответил Ник и бросил окурок в жестяную урну.

— Он… отец Кея, — призналась Кендис. — Ник, это Сатору. Сатору, это Ник.

— Хах, а кто такой Ник? — дурашливо склонив к плечу голову, поинтересовался Сатору. — Со мной-то всё понятно! А кто ты, дружище?

— Не помню, чтобы разрешал называть себя «дружище», — ответил Ник.

— Сатору, ты вроде домой собирался? — натянуто улыбнувшись, произнесла Кендис.

Домой? Она точно спятила. Всё, чего Сатору сейчас хотелось — обрушить на Кендис град вопросов. Однако он не собирался ставить её в безвыходное положение, пускай его так и подмывало отыграться, сделать и без того неловкую ситуацию окончательно абсурдной: «Минутное развлечение будет не лучше кусочка шоколада: сладость вскоре пройдёт, а мы с Кенди вновь окажемся бесконечно далеки от того, чтобы стать семьёй».

Приосанившись, Сатору поправил очки и ответил:

— Думаю, домой пока рановато. Побуду в гостиной. Поговорим, когда распрощаешься с гостем.

Напоследок он бросил сопернический взгляд на Ника, сдавленно усмехнулся, вернулся в дом и затворил за собой дверь, дескать, меня не волнует содержание ваших разборок.

Ник надвинул густые брови и проводил Сатору сощуренным взором.

— Я думал, что отца твоего сына давно нет в живых.

— Долгая и очень запутанная история.

Не ответила — отмахнулась. «Поменьше давления и упрёков, — говорил себе Ник, — не то оттолкну её окончательно. А этот Сатору только с виду на дурака смахивает, да и Кендис явно многое с ним связывает, не только общий ребёнок».

— Это не моё дело, и я не буду встревать. Знаю, ты ничего не обещала мне, но пойми — я жду ответа. Короче, разберись со своей жизнью и дай знать, что решила. Я в Токио до Рождества, потом окончательно возвращаюсь в Лос-Анджелес.

Уместно ли? Ник не был уверен, но всё же взял Кендис за руку и крепко сжал её ладошку в своей — грубоватой, шершавой и горячей.

Кендис неосознанно сомкнула веки и легонько сжала ладонь Ника в ответ. Безрассудно упав в объятия Годжо, она успела позабыть, каким уютным и родным может быть Ник. Простой и понятный, бесхитростный, не выносящий двусмысленность и игру на чувствах — Ник был полной противоположностью Сатору. Непривычно порядочный и оттого до чёртиков пугающий.

Надёжный.

От Сатору за версту смердело хаосом, неизвестностью и непостоянством. Ещё ни разу он не доказал делом, что его сладкие речи хоть чего-то стоят.

Но разве так уж ни разу?

Неважно, она слишком устала, чтобы думать об этом.

Ник ушёл, а Кендис, как сомнамбула, поплелась по забрызганной искусственным светом мокрой тропинке. Вот бы рухнуть на землю, зарыться в траву и влажную почву и проспать до весны!

«Не хочу, не хочу, не хочу ничего решать! Всю жизнь я доказывала себе и каждому, что сильная и что со всем справлюсь в одиночку, но боже мой! Я так устала. Вот бы остановиться и ни о чём не беспокоиться. Снять с плеч груз ответственности, отдаться чужой воле и просто плыть по течению. Ну как «просто плыть»? Не просто — хочу чувствовать под спиной крепкий плот: хорошо отполированный и приятно пахнущий свежесрубленным деревом. Хочу знать наверняка, что приплыву на нём туда, куда нужно, что не уйду на дно и не промочу ноги в ледяной воде. Хочу быть песчинкой, которую несёт через пустыню ласковый ветер и баюкает в своих тёплых потоках. Потому что с тех пор, как не стало папы, я будто чокнутая белка в колесе: всё время несусь и несусь куда-то… На папу всегда можно было положиться, с ним никто и ничто не был страшен. А теперь? Всегда, всегда одна! Так надоело. Вот бы ненадолго забраться под уютное крыло отца, где безопасно и спокойно. Не навсегда, всего на секундочку, на крошечный миг!»

Теплый коридор и мягкие тапочки не принесли душевного облегчения. С видом нашкодившей первоклассницы Кендис прошла в гостиную и села на диван рядом с Сатору, задумчиво смотревшим в окно.

— Ты говорила, что просто «перепихнулась с ним несколько раз» и он никто, — без ужимок и кривляний проговорил Годжо, — а он, оказывается, какой-то важный ответ от тебя ждёт. — Он повернулся и снял очки. — Что у вас с ним, Кенди?

— Он меня замуж позвал.

— Хах! Выходит, я опять в конце очереди? — Сатору по привычке спрятал огорчение за ломаной усмешкой.

— Самое ироничное, что ты-то как раз был в ней первым, — со скрытым упрёком ответила Кендис. — Потом, видимо, за мороженым отошёл, а когда вспомнил про меня и вернулся, то пришлось вставать в самый конец. У тебя вечно так.

— И давно ты с ним встречаешься?

— Мы с ним вообще не встречались. — Кендис раздражённо выдохнула и устало потёрла висок. — Ник, как и я, давно живёт в Японии: окончил здесь университет и работает архитектором. В свободное время ходит в мой танцкласс — так и познакомились. Поначалу и впрямь ничего не было, просто кувыркались изредка. Он очень хороший. — Она потупила взор. — В мае Ник заявил, что возвращается в Штаты: у его мамы стала быстро прогрессировать деменция, а врач сказал, что ей в таком состоянии пара лет максимум осталась. Вот он и решил побыть с ней на прощание. Только без меня уезжать не хотел. В любви признался, и всё такое. Сказал, что не собирается морочить мне голову и понимает, что я не могу бросить всё и с ребёнком помчаться в неизвестность. Значит, нужно предложить мне стабильность и определённость. Ну, и позвал замуж. Я ответила, что мне нужно время подумать. А тут ты заявился… Живой! — Кендис издала усмешку бессилия. — И так как жизнь меня, идиотку, ничему не учит, я, конечно же, сразу прыгнула вместе с тобой в койку, потому что совершенно безвольная! — Приложила тыльную сторону ладони ко рту, нервно прикусила кожу на костяшке. — Наконец-то подвернулся порядочный мужчина: добрый, честный и надёжный, а я никак не могу повзрослеть и отпустить нашу детскую несуразицу. Я не знала, что мне делать, и стала игнорировать его звонки и сообщения. Ник улетел на полтора месяца в Лос-Анджелес, а я пообещала ему, что дам ответ, когда он вернётся. Не знаю, на что я надеялась… Всё думала, что вот сейчас-то ты облажаешься, сделаешь очередную херню, и я отпущу тебя с лёгким сердцем, а в итоге запуталась ещё больше.

Сатору, будто проглотив острый кусок стекла, молчал. Кричи не кричи, уверяй не уверяй Кендис в серьёзности своих намерений — бесполезно. «Набедоркурил так, что до конца жизни не расхлебать. Я виноват, и всегда буду помнить о своей ошибке, сверяться с ней при каждом новом шаге. Но неужели Кенди так и будет вечно меня казнить?»

Топ-топ.

Маленькие ноги забарабанили по деревянной лестнице.

Шлёп-шлёп босыми пятками по полу.

— Мама, у меня под кроватью опять сидит этот уродливый шмель! — прокричал испуганный Кейтаро.

Перелетел через подлокотник дивана и порывисто обвил напряжёнными руками шею Кендис, спрятал лицо в материнских волосах. Кендис расправила фланелевую пижамную рубашку и утешающе погладила сына по взмокшей спине.

— Котёнок, сокровище моё — приговаривала она, — мы же с тобой уже несколько раз смотрели вместе под кровать, там никого нет. Тебе просто приснился кошмар.

— Не кошмар, мама, там честно-пречестно сидит уродливый шмель! — не унимался Кейтаро, рвано хныкая в мамино плечо.

— Шмель, говоришь? — вклинился Сатору.

— Да, — ответил Кейтаро, утирая пальцами мокрые глаза. — Огромный и уродливый.

— Ну-ка пошли, — произнёс Сатору, встал с дивана и крепко сжал руку сына, — покажешь мне своего шмеля.

Шмыгнув забитым носом, Кейтаро вцепился в широченную ладонь господина Годжо и с деловым видом повёл его за собой наверх.

— Честненько-пречестненько, господин Годжо, я не вру, там правда вот такенный шмель сидит! — выпучив глазёнки, сбивчиво тараторил Кейтаро и показывал в воздухе размер своего подкроватного монстра.

— Я тебе верю, — ответил Сатору. — Сейчас мы ему наваляем — больше не сунется.

Они вошли в комнату, и Кейтаро боязливо застыл у шкафа, ткнув указательным пальцем на кровать.

— Там, — прошептал мальчишка и вжал голову в плечи.

Сатору опустился на колени и заглянул под кровать: из угла на него таращило зелёные глаза-блюдца четырёхуровневое проклятие в облике насекомого, издавая раздражающий металлический писк.

— Иди сюда, — негромко позвал Сатору сына.

— Не пойду, он меня схватит.

— Не схватит, — заверил Сатору, — я буду рядом.

Кейтаро на цыпочках подошёл и сел на коленки рядом с господином Годжо. Сатору выставил вперёд руку, чуть взмахнул ей, и дрожащий от страха шмель оплыл грязной коричнево-фиолетовой лужей, а затем бесследно растворился в воздухе.

— Видишь? Он же никчёмный!

— Ого-о-о… — протянул поражённый Кейтаро.

— Ты тоже так можешь.

— А научите? — с горящими глазами спросил мальчишка.

— Научу, раз хочешь, — с улыбкой ответил Сатору.

«Обними, обними, обними!» — молил он про себя, с нежностью глядя в лицо сына.