Глава 5. Истинная грусть (1/2)
Две тысячи четырнадцатый год Кендис встретила в кругу коллег, на новогоднем корпоративе. Она проработала в фирме всего год, устроилась сразу после выпуска из университета, и уже стала партнёром и держателем большого пакета акций. «Неплохо для почти двадцати трёх лет, — хвалила она себя, опрокидывая уже шестой бокал шампанского и глядя на веселящихся посреди импровизированного танцпола коллег. — Одно жаль — ловить здесь больше нечего, нужно двигаться дальше. Не хочу застрять на одном месте, покрыться пылью и снова сделаться скучной. И потом, я отдала Такеши ещё далеко не весь долг, нужно поднапрячься и поскорее разделаться с этим, чтобы уж точно больше ни от кого не зависеть. Ни от одного хре́нового мужика в этой чёртовой жизни!»
Правда, Кендис так накидалась, что одному «хре́новому мужику» всё-таки пришлось вызвать ей такси и проводить до квартиры, чтобы она ненароком не свернула себе шею на лестнице. Главный бухгалтер компании был очень милым, внимательным и по-английски вежливым мужчиной. «Почему бы не дать ему шанс?» — решила Кендис и переспала с ним. Из благодарности. А после попробовала встречаться с ним, но хватило её на месяц.
Кендис ни с кем не хватало больше, чем на месяц: после Сатору все мужчины казались похожими на разбавленный лимонад.
Сатору же был самым пьянящим на свете красным вином.
Не то чтобы Кендис много о нём думала или вспоминала. Но всё, что она делала — было назло ему.
Переход в новую компанию с порога ознаменовался рабочей поездкой в Грецию, на Санторини. Гендиректор — взбалмошный и весёлый мужчина средних лет — сразу разглядел в Кендис потенциал, а потому решил проверить, сможет ли она оставаться профессионалом в не располагающей к труду обстановке. Начальник бесил Кендис невообразимо: «Клоун, — вынесла она неутешительный вердикт, поднявшись на борт частного самолёта, где расхаживали стюардессы в купальниках, похожие скорее на стриптизёрш, чем на бортпроводниц. — У него не башка, а генератор бредовых идей. Кто вообще пустил этого имбецила на должность гендира? Заруинит нам всю сделку, придурок». Но, вопреки опасениям Кендис, «бредовые идеи» начальника оказались вовсе не бредовыми, и контракт с новыми партнёрами удалось заключить уже на третий день пребывания на острове. А когда они вечером «обмывали» в баре успешное заключение сделки, оказалось, что и сам директор в корне отличался от своего напускного образа: в прошлом папенькин сынок нынче был примерным семьянином и отцом, а изнуряющему труду предпочитал креатив и находчивость. «Если бы моя жизнь не была похожа на праздник, Джонс, я б давно повесился, — признался он подчинённой после очередного шота. — Жизнь вообще-то — скучнейшее дерьмо, и если не позволять себе иногда озорство, то непременно скатишься в уныние и грязные романчики на стороне, а мне бы этого не хотелось. Жена моя на тебя чем-то похожа, кстати, тоже вся из себя серьёзная мадам такая… Вот и приходится иногда её встряхивать, чтобы напоминать себе и ей, что вообще-то наш брак начался с фейерверков!»
«Его благоразумие — да Сатору бы в голову, — отчего-то думала Кендис, плетясь под утро до своего номера. — Хм… почему я вообще вспомнила Годжо? Причём тут он? Да ни при чём, просто слишком много алкоголя. Надо бы полегче с этим, а то сопьюсь, как мать после смерти отца».
Но Сатору не шёл из мыслей Кендис и на следующий день. Прикорнув на шезлонге, она отдалась бесплодным фантазиям, в которых он, а не её начальник, был примерным… нет-нет, это слишком! Проклятый Годжо — да что он себе позволяет, в конце концов?! Что опять забыл в её голове?
Вечером Кендис вновь была пьяна и объезжала в постели очередного ничего не значащего одноразового любовника: она отчаянно скакала верхом на красивом загорелом теле, глядела в красивые карие глаза под навесом красивых чёрных кудрей. Кендис никак не могла достичь оргазма, и ей хотелось рыдать. Не секс, а бессмысленная борьба с призраками прошлого. «И что с того, что этот парень красив как бог? Его глаза совсем не голубые, а волосы совсем не похожи на снег». Она застыла и устало вытерла со лба пот. Какое-то сумасшествие, нужно срочно с этим покончить.
Кендис слезла с парнишки и вылетела из его номера, не обращая внимания на град вопросов, полетевших вслед.
Вернувшись к себе, она тщательно вымылась, брезгливо орудуя мочалкой и скребком. Кендис неосознанно делала воду всё горячее и горячее, пока не обожглась — и, ошпаренная, выскочила из душа. Просушила волосы, собрала пряди с висков и небрежно заколола на затылке, надела первое попавшееся под руку белое платье-рубашку и спустилась в гостиничный бар.
Должно быть, у Вселенной отменное чувство юмора: иначе Кендис никак не могла объяснить себе сидящего за барной стойкой Сатору и пускающего через трубочку пузыри в стакан с молочным коктейлем. Он вдруг замер, а затем медленно развернулся на круглом стуле и улыбнулся ей — так очаровательно, как не может никто, кроме него.
Кендис не сомневалась, что возненавидит себя за это, но непослушные ноги сами понесли её навстречу катастрофе. Перестав дышать и нырнув в непроглядную бездну, она порывисто обвила руками шею Сатору и припала губами к его приоткрытому рту. Кендис всё ждала, когда он оттолкнёт её и выдаст какую-нибудь нелепую шутку, но он не оттолкнул: его руки крепко сплелись вокруг её талии, и Сатору, подавшись вперёд, ответил на её поцелуй.
К удивлению Кендис, Сатору не проронил ни слова даже тогда, когда она дёрнула его за собой наверх, в свой номер, а послушно шёл следом.
Наконец-то голубые глаза! Наконец-то снежные пряди! Кендис насаживалась на член Сатору с таким усердием, будто хотела выбить из себя дух. Она крепко сжимала его руку, впивалась ногтями ему в костяшки, стискивала зубы, боясь, что заветное имя ненароком сорвётся с языка. Освобождение! Упоение!
Рассветные лучи стекали по плечам Кендис, и Сатору чудилось, будто она тает в его объятиях. Сладкая, сладкая Кенди!
Она задержала дыхание, запрокинула голову и содрогнулась в экстазе.
Затихнув, Кендис вдруг всхлипнула, уронила голову в ладони и затряслась от рыданий. Сатору растерянно хлопал веками, не понимая, как себя вести. Но затем он сел, заключил Кендис в широченное объятие и стал покрывать поцелуями тыльную сторону её ладоней.
— Я тоже… тоже очень скучал, Конфетка…
Она обняла Сатору в ответ и, разморённая, уснула на его плече.
Когда Кендис проснулась, стрелка настенных часов давно перевалила за полдень. За спиной тихонько сопел Годжо и всё ещё сжимал её в объятии. Слишком горячо, пусть и приятно. Кендис попыталась выбраться из кровати, чтобы открыть окно, но Сатору притянул её обратно, что-то неразборчиво пробурчав.
— Пусти, — спокойно попросила Кендис.
— Не-а, — прогнусавил Сатору, а затем прихрюкнул и открыл один глаз. — А? Чего? — сонно промямлил он.
— Пусти, говорю, — повторила Кендис, — хочу открыть окно и в душ. Никогда не понимала этот твой… грязно-потный секс, — со смешком произнесла она. — Неужели в душ не охота после?
— Мне ле-е-е-ень, — протянул Сатору. — И я не брезгливый. Совсем. А с тобой тем более! — добавил он и, довольно улыбнувшись, чмокнул Кендис в плечо.
Кендис села на краю постели, опустила ноги на прохладный паркет и издала довольный полустон. Затем обернулась и оглядела Сатору, залитого солнцем и растянувшегося на постели, словно кот — так и хотелось погладить его.
Кендис впилась пальцами в матрас и шумно выдохнула.
— Вот уж не думала, что снова столкнусь с тобой. Да ещё где! В Греции, мать её…
— Не думала? — удивился Сатору и приподнялся на локте. — Ты же сама попросила меня приехать.
— Чего?.. — Кендис изумлённо округлила глаза. — В каком смысле «сама попросила»? Я не просила.
— Не просила? — Сатору начал сдавленно посмеиваться. — Ты же мне смс-ку прислала. — Он наклонился, достал из кармана шорт телефон и зачитал: — «Любимый, я так соскучилась! Приезжай ко мне, я в отеле на Санторини». — Сатору повернул телефон экраном к Кендис. — Даже адрес написала. Хах! Ты чего это, Конфетка, пьяная была, что ли?
Смутные обрывки воспоминаний стали понемногу возвращаться к Кендис. После посиделок с начальником она не просто вспомнила чёртового Годжо — она ещё умудрилась написать ему!
— Да блядь… — Кендис обречённо вздохнула и закрыла лицо ладонью. — Как анекдотичная девка, которая по пьяни пишет бывшему. Боже, ну что за идиотка!
— Знаешь, Кенди, это чертовски мило, что после стольких лет у тебя остался мой номер! — проголосил Сатору, поёрзав головой по подушке и запрокинув руки.
— Страннее моей бухой смс-ки только то, что ты примчался сюда уже на следующий день. Четыре года ведь прошло, неужели ты… неужели всё ещё?
— Да не знаю я! — честно ответил он. — Получил твоё сообщение и сам не понял, как оказался на вкладке сайта авиакомпании. А ведь я на миссии был… — тихо добавил он. — Пришлось скинуть на учеников: с проклятием второго уровня уж как-нибудь справятся.
— Ты преподаёшь? — удивилась Кендис, натягивая нижнее бельё.
— Ага. Уже больше года.
— Не представляю тебя, раздолбая, учителем.
— У меня есть мечта… — задумчиво протянул Сатору, а затем повернулся лицом к Кендис. — Хочу вырастить поколение, что не будет уступать мне по силе и сметёт к чертям заплесневевших стариканов из верхушки!
— Да-да, я помню: крутой мальчик с охренеть какими важными и великими целями, — насмешливо ответила Кендис, а затем склонилась к нему и небрежно-ласково смахнула со лба снежную прядь. — Надеюсь, у тебя получится. Благо никакие скучные девочки со скучными мечтами тебе больше не помеха.
— Всё ещё дуешься?
— «Дуешься»? — Кендис непреднамеренно прыснула. — Что ты, ни в коем случае! Всего-то хочу подушкой тебя придушить. Но никаких «дуешься», нет-нет, Сатору!
— У меня идея! — Он перевернулся на живот и обхватил кисти Кендис. — Давай притворимся, будто прошлого не было, и у нас всё хорошо, а? — И улыбнулся во все зубы.
— Ну да, ты у нас большой мастер притворяться.
— Не, всё будет по-настоящему, только с чистого листа. — Склонил голову к плечу. — Ну же, Кенди-Кенди! — Потряс её за руки. — Неплохое ведь предложение! Сама сказала: четыре года прошло, а ты всё равно вспомнила обо мне. И вот я здесь… Это, наверное, что-то да значит. Как думаешь?
— Думаю, ты слишком хорош для скучной мещанки вроде меня! — с издёвкой произнесла она, выдернув руку и театрально приложив кулачок к груди.
— Я серьёзно.
— Ты и серьёзно — несовместимые вещи. — Кендис встала с кровати, а затем на мгновение застыла, повернулась к Сатору и вопросительно вытянула шею. — Ты чего это, Годжо, уламываешь меня?
— В смысле?
— В смысле, что ты меня умоляешь. — Она усмехнулась. — Вот это зрелище!
— Смотри-ка, а ведь зацепил же! — победно изрёк он, щёлкнув пальцами. — Разве я не хорош, а? — добавил самодовольно.
Словно и не было четырёх лет. И вообще никаких лет. Им снова было семнадцать и шестнадцать, они снова дурачились после занятий во дворе Магического колледжа, а после шли за руки до дома Кендис. Они вновь были юными, свободными и до безобразия влюблёнными.
«Неужели его проклятая нахальная улыбка имеет надо мной такую власть? Ненавижу! Гадкий, гадкий! Убила бы, растоптала, стёрла в порошок!»
Кендис уткнулась коленкой в матрас, наклонилась к Сатору и, размашисто обхватив крепкую шею, поцеловала его.
— Только знай, что я тебя ненавижу, — отстранившись, процедила она сквозь стиснутые зубы. — И если ты снова причинишь мне боль, я тебя уничтожу.
— Сурово звучит, Конфетка, — отозвался он, расплывшись в улыбке. — Ненависть опасное чувство, знаешь ли, оно способно породить немало страшных проклятий. И едва ли ты испытываешь ко мне именно его.
— Ты понятия не имеешь, что я чувствую.
— Но у меня теперь будет время разобраться, правда? — спросил Сатору и ласково поцеловал Кендис в кончик носа.
— Будет, — пробурчала она, спрятав лицо на его плече. — Не облажайся. Снова.
***
Кендис чувствовала себя странно. Странно было возвращаться в номер и видеть Сатору, лениво развалившегося посреди дивана и пялившегося в телефон. Странно было каждую ночь заниматься с ним любовью, а утром спускаться вместе в ресторан на завтрак. Странно было неспешно брести с ним за руку по древним улочкам и фотографировать белоснежные дома и храмы с ультрамариновыми куполами. «Это всё блажь и притворство, — убеждала себя Кендис. — Курортная сказка вот-вот кончится, и мы опять разбежимся. Знаю, Сатору не сможет быть серьёзным, что бы он ни говорил. А я не уверена, что смогу доверять ему. С какой стороны ни посмотри — полный провал».
Сатору крепче сжал её руку, и Кендис ощутила, как на внутренней стороне бедра застыла вязкая тёплая капля, а низ живота свело сладким спазмом. Отвратительно — она никак не может это контролировать. Грёбаная потеря контроля! «Проклятье, о чём он говорил? — сокрушённо спросила себя Кендис, совершенно потеряв нить разговора. — Вроде бы рассказывал про того грустного мальчика, Мегуми — своего подопечного».
— …задира страшный, оказывается! Директор школы стабильно звонит мне с жалобами на него, — увлечённо рассказывал Сатору. — С виду тихоня тихоней, пусть и вредный, как ты, — добавил с умильной улыбкой, — но в обиду ни себя, ни других не даст.
— Никак в голове не укладывается, что ты способен взять ответственность за чужую жизнь, да ещё за какую — ребёнка, — ответила Кендис, с трудом превозмогая головокружение.
— У меня есть деньги и влияние, так почему нет? К тому же он станет первым и идеальным кирпичиком в основании моей мечты!
— Тогда вопросов больше нет: потребительское отношение к другим — как раз в твоём духе.
— Ты и впрямь настолько низкого мнения обо мне? — дрогнувшим голосом спросил Сатору.
И улыбнулся. Сделал вид, будто слова Кендис не задели его.
Кендис остановилась и виновато потёрла висок.
— Не хотела тебя обидеть, — тихо проговорила она.
— Да не парься! — он махнул рукой. — Я так, просто спросил.
Она понимала — не просто. И убедилась ещё больше, когда Сатору вновь принялся обезьянничать: вертелся по сторонам, неуместно шутил и размахивал руками — мол, и совсем мне не больно! Смотри же, смотри, как веселюсь!
Кендис вдруг перехватила его кисти, привстала на носочки, обняла снежную непутёвую голову и ласково прижала к груди. Расчувствовалась, поцеловала в макушку и потёрлась о мягкие пряди щекой. Тёплый ветер приятно обдавал кожу, приносил с собой сладкий цитрусовый запах потревоженных кустарников бугенвиллеи, свисавших фиолетовыми облачками с высоких каменных изгородей. В душе Кендис теснились счастье и печаль, покой и неумолимая тревога.
— Тебе грустно, Сатору? — прошептала она.
— Не-а, с чего бы? — Он фальшиво попытался вывернуться из плена её рук, но притворился, будто не может. — Разве я выгляжу грустным?
— Не лги мне. — Кендис приподняла его голову и посмотрела в дурашливое лицо. — Хм… Пьеро! — произнесла она со снисходительным смешком. — Ну точно — печальный шут.
— Вот заладила… — отозвался Сатору, прикрыв веки и растворившись в нежных прикосновениях ладоней Кендис.
«Чего я так разнервничался? Подумаешь, сказала, что я пользуюсь другими — разве это неправда? Да кто угодно может так сказать! Утахиме и похуже словечки выбирает. Неужто не хочу, чтобы она так думала обо мне? — Он потёрся щекой о ладонь Кендис. — Неужто хочу быть долбанным рыцарем в её присутствии?»
— Пошли лучше поедим, — сказал Сатору, неловко почесав затылок, — жутко есть охота.
— Тебе когда-нибудь бывает не охота? — со смешком спросила Кендис, а затем похлопала его по животу. — Куда ты всё деваешь?! Жрёшь, как не в себя, и ни одной складки, блин! Если бы я так хомячила, у меня жопа уже не помещалась бы на кровати.
— Так она и не помещается! — Он загоготал.
— Вот дурачело! — Кендис отвесила ему лёгкий щелбан.
— Наверное, у меня метаболизм хороший. — Сатору пожал плечами.
— Техника бесконечного желудка, небось? — Кендис тыкнула пальцем ему под ребро, и Сатору, хохотнув, рефлекторно склонился вслед за её прикосновением. — У тебя не рот, а бездна, честное слово!
— А крутая техника была бы! — сделав головой полукруг, подыграл ей Сатору. — Я бы не отказался.
— Ладно, обжора, идём уже, не то придётся тебе свою большую жопу на съедение отдать.
— Звучит двусмысленно.
Кендис, цокнув, помотала головой, взяла его за руку и повела в ближайшее кафе.
Сели на веранде, под брезентовым навесом. Сатору жадно уплетал сразу два куска разных тортов, запивая шоколадным коктейлем со сливками, а Кендис медленно потягивала бокальчик красного вина, любуясь закатом. Ей было хорошо, даже не зудело о чём-то разговаривать. Просто так хорошо.
Хорошо рядом с Сатору.
— У меня завтра вечером самолёт, — нехотя произнесла она.
— Какой нафиг самолёт? — капризно возразил Сатору, утирая рот предплечьем. — Давай ещё немного побудем здесь.
— У меня работа, Сатору, я не могу.
— Я думал… ну… что ты в Токио вернёшься. Со мной, — добавил он тихо.
— Ну да — бросила всё и побежала за тобой, — на выдохе ответила Кендис, осушив бокал до дна и подлив ещё.
— Мы же вроде договорились, что попробуем снова.
— Да мы ни о чём толком и не договорились. И почему я должна возвращаться в Токио? — Она сощурилась. — Может, сам махнёшь за мной в Нью-Йорк? Как тебе? Там тоже есть проклятия и штаб-квартира магов. Правда, наши американские маги больше на ЦРУ-ушников похожи, да и выглядят, как агенты из «Людей в чёрном»<span class="footnote" id="fn_37589943_0"></span>, но это ведь не проблема для сильнейшего?
К изумлению Кендис, Сатору вдруг перестал есть и задумался. «Не стал отнекиваться и спорить? Он что, реально раздумывает?! Да нет, сейчас отвиснет и опять начнёт гнуть свою линию, знаю я его, он всегда…»
— Ладно, — ответил Сатору, отделяя десертной ложкой ягоды малины от куска торта, — давай я за тобой. Ну, в смысле, давай попробуем. Чёрт его знает, вдруг сработает? Хах! — Он откинулся на спинку стула и внимательно смерил Кендис взглядом. — Не ожидала, да, Конфетка? — Его рот вновь расчертила самодовольная ухмылочка. — И не говори, что я не стараюсь!
— Бросишь своих учеников? А как же твоя мечта?
— Придумаю что-нибудь! — заверил он. — Буду мотаться в Токио по возможности. К ребятам, разумеется, придётся кого-нибудь приставить вместо меня. Буду действовать по обстоятельствам. Да и, может, ты всё-таки согласишься вернуться со мной в Японию.
— Звучит как бред и блажь, — резюмировала Кендис. — Но я не буду тебя отговаривать. И сглаживать острые углы тоже не намерена. Не хочу, чтобы потом ты обвинил меня в том, что чего-то не сделал, или сделал, но не так, как задумывал. Ты взрослый мальчик, вот и неси ответственность за свои решения самостоятельно.
***
«Нервничает. Уже шестой шоколадный батончик умял и ни слова не сказал — точно нервничает».
Они ехали в такси по Пятой авеню, и Сатору вертел головой по сторонам, как филин, жадно всматриваясь в здания, памятники и прохожих.
— Хочешь, в ресторан заедем? — спросила Кендис, успокаивающе сжав его руку.
— Не, — ответил он. — Давай просто где-нибудь по дороге бургер купим. Большой. А лучше два. Или три?
— Забыла предупредить, что с нами будет жить моя двоюродная тётя, — опасливо проговорила Кендис. — Она… своеобразная. Но ты привыкнешь.
— Серьёзно? — Сатору нахмурился. — А я думал, мы только вдвоём будем… — капризно протянул он. — Давай лучше снимем отдельную квартиру? Расходы возьму на себя.
— Не скули, нормально всё будет.
А сама накрыла его руку второй ладонью и стала поглаживать ещё сильнее.
Минули восточную часть Центрального парка и остановились в Верхнем Ист-Сайде, у трёхэтажного здания из красного кирпича. На крыльце второго подъезда стояла невысокая дама в трикотажной красной кофте с глубоким декольте и бодро цедила здоровенную сигару, время от времени поглядывая на свеженаманикюренные красные ногти.
— Мы здесь! — крикнула ей Кендис, вскинув над головой руку и поправляя ручку чемодана на колёсиках.
Дама обернулась и, прищурившись, вытянула вперёд шею.
— А это твой трахарь? — крикнула она племяннице, кивнув на Сатору, и приставила ладонь козырьком ко лбу. — Господи Иисусе, а чё седой такой? Ты его так довела, что ли?
— Знакомься, Сатору, это моя тётя Элейн, — представила родственницу Кендис.
— Иди сюда, моя ви-и-и-ишенка! — пропела Элейн, протянув руки к племяннице.
Чуть покачиваясь из стороны в сторону, она спустилась вниз и размашисто обняла Кендис, смачно чмокнув в щёку.
— Загорелая, вкусная, ух! — не унималась Элейн, дымя своей сигарой как паровоз. — Мужика-то какого сладенького подцепила: посмотришь на его смазливую мордаху, и аж сахар на зубах скрипеть начинает. Тебе ж вроде такие не нравятся? Ну, это ладно, главное, чтоб лизал хорошо и агрегат рабочий имел!
— Боже, Элейн… — сконфуженно прошептала Кендис. — Благо ты так тараторишь, что он вряд ли что-то понял.
— Вообще-то понял, — тихо произнёс Сатору, почёсывая затылок.
— Не знала, что ты хорошо по-английски говоришь, — удивилась Кендис.
— Говорю, может, и не очень, но понимаю отменно.
— Чего вы там шушукаетесь? Мне хоть расскажите, я по-японски не бум-бум! — вмешалась Элейн, перехватив из рук Кендис чемодан.
— Говорю, с агрегатом всё нормально, тётя Элейн! — крикнул Сатору, сунув руки в карманы брюк, и нагнулся вперёд. — Лизать, кстати, тоже умею, — подмигнув, добавил он и по-шалопайски улыбнулся во весь рот.
Кендис закрыла ладонью горящее от стыда лицо: «Встретились две чудилы…»
— Наконец-то нормального мужика нашла! — радостно проголосила Элейн и одобрительно потрепала Сатору по макушке. — А чего ты говоришь, что он ничего не понимает?
— Лучше бы он ничего не понимал, — сдавленно ответила Кендис, готовая провалиться сквозь землю.
— Тётя Элейн, а у вас найдётся что-нибудь поесть? — позабыв всякий такт и смущение, спросил Сатору. — Слона бы сожрал! В самолёте подавали одну дрянь.
— Конечно, сахарочек! Я как раз лазанью сделала. Знаешь, что такое лазанья?
— Что-то из макарон, итальянское вроде, не?
— Да-да, — закивала Элейн. — Идёмте уже в дом, а то холод собачий, брр!
Внутри оказались просторные, но уютные апартаменты: светлые комнаты, в которых винтаж перемежался с этническим и классическим стилями. Всюду — море фотографий в рамках, сувениры из других стран, стопки книг и милые сердцу хозяйки безделушки. Венцом интерьера была полноразмерная статуя Фредди Меркьюри<span class="footnote" id="fn_37589943_1"></span> из цветного стекла, стоявшая в гостиной рядом со старым проигрывателем пластинок.
— Круто тут у вас, тётя Элейн! — крикнул прошмыгнувший в гостиную Сатору, раскинув длиннющие руки. — Как на чердаке, но круто!
Элейн помогла Кендис донести чемодан и остановилась рядом с ней в коридоре.
— Ты ж вроде говорила, что он тебе сердце разбил и всё такое, — шёпотом сказала она племяннице. — Чего это вдруг решила дать ему шанс?
— Да какой шанс? — отмахнулась Кендис. — Мой придурок свалит уже через пару недель, вот увидишь. Сама не знаю, зачем ввязалась в эту авантюру. У меня даже доверия ему ровно ноль.
— Не ври мне, вишенка. — Элейн погрозила пальцем. — Я тебя знаю, ты не стала бы напрягаться понапрасну. И «своему придурку» тоже выдала какой-то конский кредит доверия, раз аж со мной его познакомила.
— Честно говоря, я была уверена, что он сбежит сразу, как ты рот откроешь, — со смешком отозвалась Кендис, а затем приобняла тётю и чмокнула в лоб. — Только не обижайся!
— Слушай, от меня все пятеро мужей сбежали, а трое бедолаг — вообще на тот свет, так что я не обижаюсь! — заявила Элейн и расхохоталась.
Сатору с детским восторгом на лице прискакал к Кендис и схватил её за руки.
— Ты реально тут живёшь? — Чуть склонил голову, приблизил улыбчивое лицо к лицу Кендис. — А где наша спальня?
— На втором этаже, — шепнула Кендис.
— Тут ещё и второй этаж есть?! Ого!
— Да, нужно по винтовой лестнице подняться.
— Так, а ну стоять! — гаркнула Элейн. — Сначала обед, а потом уже шуры-муры эти ваши!
— Да мы не… — попыталась оправдаться Кендис.
— Да-да, вообще ни разу не закрылись бы сейчас проводить краш-тест твоей кровати, — оборвала Элейн. — Успеете ещё, молодёжь! Посидите сначала с одинокой сумасбродной женщиной. А потом хоть погром можете здесь устроить, я всё равно к подруге смотаюсь на всю ночь.
— Да без проблем! — отозвался Сатору, помогая Кендис снять пальто.
Так они и жили — весело и беззаботно. Элейн пусть и привносила в будни Сатору с Кендис щепотку хаоса, вытаскивая их время от времени побродить по Нью-Йорку или посетить ночную вечеринку, но в основном не мешала им проводить время наедине. Она не лезла в душу и не читала нотаций, из-за чего Годжо искренне прикипел к яркой и непосредственной женщине.
— Нравится мне твоя тётка, — заявил он Кендис месяц спустя, когда они гуляли по Центральному парку. — Не замороченная, немного безумная и настоящая. Вот бы все старики были такими!
— Ей, конечно, уже шестьдесят, только ей не скажи, что она старая, не то по лбу получишь одной из этих стрёмных африканских масок, что висят в коридоре.
— Не, Конфетка! Я только тебе позволяю себя дубасить.
Это был один из редких дней, когда они могли просто побыть вдвоём и праздно пошататься по городу. Кендис была по уши в новых проектах, а Сатору не вылезал из миссий: стоило ему появиться в американской штаб-квартире магов, как новое начальство на радостях спустило на него все сложнейшие и невыполнимые задания. Но напрягало Сатору не количество работы, а количество обязательных к соблюдению протоколов и правил. Без согласования и шагу лишнего нельзя было ступить, а спонтанность с импровизацией и вовсе пресекали на корню: действия магов были строго регламентированы и контролировались спецслужбами всех уровней. Своенравный Годжо едва ли вписывался в местные порядки и постоянно конфликтовал с начальством. Вопреки своим словам, он так и не смог найти своим токийским ученикам нового наставника и постоянно мотался на родину — жил на две страны, разрывался между желаниями и обязательствами.
Кендис видела, как ему тяжело, и внутренне почти была готова смириться со всем и вернуться в Токио вместе с Сатору.
Почти.
Её всё ещё терзали сомнения и не зарубцевавшаяся сердечная рана: «Я пошла на риск, убеждая себя, будто бы готова к провалу, но если начистоту, я понятия не имею, что буду делать, если всё пойдёт ко дну».
Кендис было страшно, но вместе с тем она чувствовала, как день ото дня влюблялась в Сатору всё сильнее. Сильнее, чем прежде.
Она осознала это во всей полноте, когда солнечным майским днём шла к нему на свидание: пораньше закончила с работой, перекинув часть на коллегу, и летела по утопающим в ярких лучах улицам. В душном воздухе перемешались ароматы нагретого асфальта, зелени и цветущих кустарников, щекотали Кендис ноздри, а играющие в наушниках Cranberries пели ей о неизбежном исполнении мечты и непостижимой изменчивости жизни<span class="footnote" id="fn_37589943_2"></span>. Сердце стучало в ритме воодушевляющей, бодрой мелодии и замерло на самой высокой ноте, когда Кендис остановилась на светофоре и увидела Сатору, машущего ей с противоположной стороны.
Казалось, зелёный свет никогда не загорится, а Сатору устанет ждать её на другой стороне и, заскучав, вскоре уйдёт. Страшно и тревожно. Невыносимо. Едва светофор мигнул зелёным огоньком, как Кендис бросилась со всех ног по пешеходному переходу, а затем рухнула в объятия Сатору и уткнулась лицом ему в грудь — спряталась, чтобы справиться с подкатившими рыданиями. «Глупо и нелепо, — говорила она себе. — Нельзя настолько растворяться в другом человеке».
— Ты какая-то уставшая, — произнёс он, когда Кендис наконец посмотрела в его лицо.
— Кто бы говорил! — парировала она, небрежно откинув прядь волос с его лба. — Сам-то запаренный.
— Пошли напьёмся! — предложил Сатору, помотав её руками из стороны в сторону.