ГЛАВА 17. У врунишек не бывает приятного похмелья (1/2)

Символичность символична. 86 Пирс у Адской кухни. Некогда бравый военный авианосец USS Intrepid, а нынче простой музейный экспонат. Казалось, бесконечная полетная палуба, на которой выставлены для туристов вооружение и самолеты самых разных эпох и назначений, с которыми прямо или косвенно сталкивалась эта внушающая восторг стальная громадина, отслужившая свой долг человечеству.

Днем с корабля, не хуже, чем с высоток, открывается вид на впечатляющие бетонные джунгли Нью-Йорка. Ночью же панорама была более завораживающей: гигантский мегаполис сиял множеством огней, транслирующими ночной пульс города; на взволнованном зеркале воды Гудзона мерцала алмазная россыпь звезд с безоблачного неба.

За шелестом плескания волн, что бьются о борт корабля, причал, и не различимы тихие разговоры и внезапные посмеивания с самого носа палубы, где-то рядом с обветшалым камуфлированным истребителем Нортроп YF-17.

Покидая ресторан после нападения, они незаметно прихватили из кабины одной из машин скорой помощи два пледа и на такси. А спустя каких-то пятнадцать минут, уже заговорчески посмеиваясь, пробирались на палубу корабля, минуя сонных охранников. Алекс на цыпочках, в одной руке туфли, второй обхватив под локоть Мэтта, держала корзинку с фруктами. Бокалы он забрал, и в её руках хрусталь то и дело звенел, подрагивая от её едва сдерживаемого хохота.

— Динь! — полушепотом Алекс спародировала звон хрусталя, когда они с Мёрдоком подняли очередной неозвученный тост, и следом за глотком шампанского откусила ягоду клубники, что в этот раз из корзинки попалась крупнее предыдущих. — Ладно, Мэтт, давай дальше, — заигрывая взглядом, она слегка прикусила губу, — твой лидер ТОПа неоднозначных вопросов как Дьяволу Адской Кухни?

Мёрдок слегка нахмурился, размышляя над её вопросом:

— Есть один, неоднозначный. Меня спросили, слышал ли я, как утихли сердца распыленных половины населения…

— А ты слышал?

— Да, — с долей горечи ответил Мэтт. — Сначала стало так тихо… А после — невыносимо громко: от криков, до молитв. А какой твой лидер странных вопросов?

Алекс подняла глаза к звёздам, вспоминая или выбирая самый-самый, медленно пальцем накручивая себе прядь волос.

— Могу такой вопрос задать я? — прервал её мысли Мёрдок.

— Только если я могу на него не отвечать, если это противоречит моим принципам.

В ответ легкий кивок с пониманием, и Кетлер чарующе рассматривала свою довольную улыбку в отражении черных очков адвоката.

— Магия обманывает вседозволенностью. Каково это для тебя: быть независимой от законов? Отнимать жизни ей?

— Разрушительно, — не раздумывая, твердо отвечает Кетлер. — Это разрушает всех, кому дана такая сила. И я не отнимаю жизни магией.

— Никогда?

Логичный вопрос сорвался из уст адвоката, и Алекс отвела взгляд к Гудзону, медленно ведя кончиками пальцев по своей шее от подбородка к ключице и снова вверх к мочке уха.

— Почему же. Нельзя запретить себе то, чего не испытала лично. Однажды убила. Я была юна. С тех пор ушло много лун, и прибавилась горсть разума.

— Он был врагом?

— Я убила его как врага.

Легкие волны на реке с каждым колыханием пытались сожрать отражение звезд. Сейчас бы сожрать самой себе память.

— Знаешь, мы весь вечер говорим в основном лишь обо мне, — уголок рта мужчины потянулся вверх, и сам он ближе склонился к Кетлер, что тут же перевела на него свой заинтересованный взгляд.

— Я не люблю чай, шоколад, лентяев и костры, — отчиталась Алекс, срывая довольную улыбку Мёрдока. — Люблю запах свежеиспеченного дрожжевого хлеба, звуки леса, и ягоды. Верна своим принципам, своей семье, всегда держу своё слово. Метр семьдесят один роста, вес шестьдесят два килограмма, и я Козерог.

— А в фунтах это сколько? — смеётся Мэтт.

— Я европейка, идите в задницу со своими фунтами и милями.

Глоток шампанского, и Кетлер протянула к губам адвоката ягоду, с прищуром наблюдая, как тот её откусил. Всё было бы хорошо, если бы не было так глухо в её груди. Мёрдок — красивый мужчина. Временами слишком занудный своей моралью, которая метается туда и сюда, и которую он пытается скрыть ненавязчивыми вопросами, прикрывая её обычной беседой. Пока он не нагнетает чрезмерные разговоры и нравоучения. Однако в душе начинают сгущаться первые признаки будущих конфликтов.

Алекс нравилась его улыбка, интересный темперамент, и флирт с ним до одурения был приятен. Флирт с ним был дьявольски приятным. Отпив глоток игристого, она продолжила разговор, тщательно обосновав причины своей неговорливости:

— Я даю людям столько информации о себе, сколько будет достаточно, чтобы они не возжелали убить меня, Мэтт. Или чтобы кто-то другой не возжелал убить их за эту информацию обо мне.

— Хорошо. Мне не нужны убийства в городе, — прозвучало довольно собственнически, и Мёрдок ожидал реакции Кетлер на данное предупреждение.

— Я безумна, но не глупа. Надеюсь. Раньше я именно так и поступила бы. Минус несколько голов — плюс несколько безымянных могил. Так не только проще, но и надежнее.

— И что же сейчас тебя останавливает?

— Мы тут флиртуем с тобой или спорим о морали?

— Мы не спорим.

— Но и не флиртуем, — парировала Алекс, немного закусив нижнюю губу. — Кто она?

Вопрос Алекс ввел Мэтта в секундное удивление, и он отвернулся к реке, закусывая язык, словно смакуя свои мысли, пробуя их к произнесению вслух.

— Она добрая. Она не знает, кто я, когда я не адвокат Мэттью Майкл Мёрдок.

— И почему тогда ты здесь, со мной, ешь мою клубнику?

Он еще не успел улыбнуться её словам, и Алекс осмыслила все те микроэмоции на его лице, отпечатавшиеся морщинками в уголках глаз, у бровей, когда он проговорил вслух: «Она добрая.»

— Всё сложно. Да и, к тому же, нам с тобой обоим нужно было хорошее алиби на этот вечер. А кто он?

— Ты же видишь, как я вопросом изгибаю бровь, верно? — Алекс, как бы ни старалась, но улыбку сдержать не смогла.

— Вижу. А ещё вижу женщину, которая флиртует настолько легко, насколько сложно поддастся соблазнению, — с совершенно серьезным, даже вдумчивым лицом Мёрдок констатировал абсолютно необходимые для Алекс факты.

Она осмотрела его лицо, освещаемое лишь лунным светом, и тихо, подобно Мэтту ранее, так же перевела свой взгляд к противоположному берегу реки.

— Флирт — он как глоток свежего воздуха. Поднимает мне настроение, — ответила Кетлер, вместо вертевшегося на языке: «Помогает не забыть, что я женщина», и вместе с исчезнувшей с лица улыбкой выдавила ответ, которого ждал Мёрдок. — Он умер…

— Значит, ты действительно вдова? — более тихо переспрашивает адвокат, встречаясь с грустью в глазах напротив.

— Наводил обо мне справки? Да. Эта часть моей биографии не вымысел. И нет, я его не убивала, — с претензией в голосе, тут же улыбается, отгоняя мрачные мысли, пытающиеся снова напомнить о себе.

Смарт-браслет на запястье Алекс дал о себе знать короткими вибрациями, напоминая о времени. Через пятнадцать минут Мари уже будет ждать её в аэропорту.

— Упс, мне пора. Или ты продлеваешь?

— Алекс!

— Что?! — наклонившись вперед, близко к лицу адвоката, она шептала почти у его губ: — Мне нравится и твоя улыбка тоже, — сантиметры от его губ, словно исследуя. — Ну, Майами ждет, Дьявол! — и снова вкрадчиво шептала: — А тебя ждет та, к которой ты боишься приблизиться. Не будь юнцом, Мэтт, завтра может не настать.

Алекс встала, поправив подол уже изрядно помятого платья, и, схватив свои туфли на кончиках пальцев, нахмурилась:

— А почему ты отпустил пятого нападавшего? Стареешь? — спросила она, сжимая глаза, чтобы лучше разглядеть Мэтта.

— Не хотел упустить реакцию Фиска на завершение вечера, и за пятым ушла Вдова. Я думал, что она твоя, — ответил Мэтт, вставая с земли.

— Нет, моя Вдова была на вечере, как гостья, и не вступала в конфликт, — произнесла Алекс с укором. — Кажется, я догадываюсь, кто это была. Ничего особенного.

— И как ты собираешься доехать до аэропорта за десять минут?

— Я же сраная ведьма, Дьявол. У меня есть метла.

***

[song: Adam Lambert — Ghost Town]

Звезды на небе кажутся такими близкими, словно можно просто протянуть руку и собрать себе небесные алмазы в ладонь. Собирать их, насильно утрамбовывая в грудную клетку, заполняя пустоту внутри. В голове так много мыслей, а под ребрами пустота.

Свет терминала аэропорта едва дотягивается на взлетную полосу. Одинокие прожекторы и световые маяки вдоль всей длины взлётно-посадочной полосы, что уже уволакивают за собой в бездну. Алекс пробрало зыбью от прохладного ветра, который отбивается от фюзеляжа ее самолета. Вот холод — он ощутим. А остальное?

— Да твою ж налево, — обреченно протянула Кетлер, стоя у трапа самолета, как только увидела фары приближающегося к ней лимузина. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Мари, только не… стриптизёры, блин.

Двери лимузина открылись резким толчком изнутри, и чрезвычайно громкая музыка хип-хоп чепухи из салона разорвала мягкую и безмолвную темень ночи на части. Показалось, что даже цикады замолкли, словно испуганные тем, что их могут обнаружить. Сначала из салона вышли трое высоких парней, и футболки явно слишком облегают их мускулистые торсы. Один из них протянул руку и помог Марисе выйти из автомобиля. Она хмельная и счастливая, увидев Алекс, подпрыгнула и вскинула руки к небу. Мари пыталась что-то кричать, но чертов хип-хоп пожирал даже мысли.

— Давай, Мари, закрой дверь, — Алекс продолжает бубнить себе поднос нечто сравнимое с мантрой. — Ну же, Мари, троих достаточно… Гадство, — обрывается её молитва при виде, как вслед за Мирисой из салона авто выбираются ещё трое парней, а Мари уже бежит к Алекс, спешно цокая каблуками по бетону, и в руках у нее чехол для одежды.

— А вот и я! Ты только сразу не нервничай, Алекс, это наши на сегодня официанты, — хохочет, бросаясь с обьятиями на шею к Кетлер. — Кстати, я взяла для тебя платье, чтобы переодеться.

— Ты их главное предупреди, чтобы рядом со мной даже не дышали, не то сойдут с самолета прямо в воздухе.

— Что ты! Я уже. Они же маленькие ещё — самому старшему из них и двадцати пяти нет ещё. Я уже обозначила, что ты с детским садом не возишься, — пиная Алекс плечом, корчит самую серьезную свою рожицу.

Алекс мастерски притворялась радостью в предвкушении вечеринки, когда все поднимались на борт самолета и оказались в салоне. Она заняла место вдали от мужского гомона, ближе к иллюминатору. Время от времени она краем глаза следила за Мари, которая окружила себя своими абсолютно обаятельными парнями в маленьких футболках. Когда шасси самолета оторвалось от земли, Мари приказала единственному блондину в группе разлить алкоголь, а сама достала колоду карт. Они начали играть в ее любимую игру «Голый покер». Правила были простыми: парни выпивали по три рюмки, а Мари — только одну. Затем они играли в карты, и тот, кто проигрывал, должен был раздеться. Она так хохочет, тупя игривые глазки в пол, и у парней мелькает нотка обнадеживающего к победе азарта. Они просто ещё не знают, что Мариса шулер в третьем поколении и её отец вместо алфавита учил дочурку считать карты.

«Помянем мальчиков», — прыснули ехидно тени и Алекс, дождавшись, когда Мари ей подмигнет, отвернулась к иллюминатору, рассматривая спящие города.

Какой дурацкий вечер. Просто до остервенения.

«И зачем нам всё это? Чего тебе спокойно не жилось? Ты своё уже отслужила»

— Мы обещали, — шепотом отвечает теням, а между тем прикидывает в голове, смогла бы она сейчас сосчитать все огни, мерцающие на континенте.

«Ты обещала. А потом продолжила разбрасываться теми обещаниями, словно тебе мало.»

— Вы это я. Возможно однажды вы задумаетесь, что это не меня по крови наградили такой магией, а вас наказали мной?

«Как можно дать обещание покойнику? Ты слишком прониклась была к Старку…»

Дальше Алекс не слушала голоса. Она опустила взгляд к своей раненой ладони, что до сих пор перебинтована, и через бинты те активно выступают кровавые пятна. Чем дольше смотрела, тем большими они становились, болотом расползаясь по всей ладони, медленно и влажно.

Чертовы руны. Чертово заклинание некроманта, которое она наложила на умирающего в Ваканде солдата. Тогда она и не думала, что всё обернется так, как тогда случилось. Да и времени на обдумать тогда особо не было у нее. Это и ещё сотня отговорок и отмазок. Пережила, оправилась от шока необратимого и жила дальше. Он жил и она жила. Он жил… Кровь на ладони стала темнее, как та что была в её воспоминаниях. Темная и густая кровь залила её руки по локти, а она была всё так же сидела на холодной земле, обнимая бездыханное тело. Глотку перерезали специально не до конца, чтобы продлить агонию.

Алекс где-то у левого виска, внутри черепа, почувствовалась крошечная песчинка, горящая огнем. Сильнее и сильнее та распалялась, свирепо прожигая внутри разума обугленную вмятину. С каждой секундой она горела все сильнее, беспощадно сжигая все, что попадалось ей на пути. В глазах сухо, тогда откуда взялась слезинка на ресницах. Потянуть за неё — потянется? Потянуть за слезу и нитью невидимой вымотать пылающие мысли той песчинки. Сматывать медленно и аккуратно, чтобы ни ворсинки не оставить, что щекотать и зудеть ей может дальше.

Сейчас бы послать всё к чертям, облачиться в доспехи, выровнять осанку и, вильнув плечами, расправить черной стали крылья. Отречься от всего, и на глубоком вдохе отправиться служить Легиону. Алекс не помнила себя собой. Эта пустота в груди словно просила о заполнении уже чем-либо. Александрой Кетлер или Авророй — плевать. Лишь бы мысли, что она ошиблась единожды и теперь ошибки преследуют её по пятам, отступили так далеко, как можно будет снова дышать. Человеком быть не так уже и просто.

Чужое чьё-то касание к её левой ладони рывком вернуло Алекс из тины воспоминаний. Рефлексы отыграли своё, и она уже выламывает пальцы чужаку, выкручивая тому ладонь.

— Тебе наскучил покер?! — дождавшись как шипение паренька завершится, обыденным тоном спрашивает Кетлер, все ещё не отпуская его руки.

— Я просто подумал, что тебе одиноко, — борясь с болью, выцеживает сквозь зубы он, едва удерживая кривую полуулыбку на лице, и Алекс отпускает его пальцы. А паренек то уже в одних брюках остался.

— Слушай, это будет грубо, но опция «думать» в твой гонорар не входит, — за движением челюсти и шейных мышц видно, как парень в недовольстве язык прикусил, однако кивнул. — Пожалуйста, налей мне выпить.

Отвела взгляд к Мари, хотела скорчить на лице своём претензию ей — её же игрушка отбилась от стаи. Та виновато подтянула бы губки, и пальчиком поманила своего заблудшего назад. Но Марисы губки были уже заняты губами, сидящего в одних трусах блондином с разлива. Лишь двое из шести ещё в брюках, а Мари уже переключается на брюнета сидящего с лева от неё и более похотливо теперь вкушает его губы.

«Мы ничего не видим. Отворачиваемся. Мы ничего не видим.»

— Не видим, не видим, — отвернувшись к иллюминатору, шепчет Алекс, прикрывая ладонью улыбку.

Заблудившийся смельчак ставит бокал с бурбоном на столик Алекс, и она едва потянулась на ним, как в кресло напротив уваливается Мариса с довольнейшей улыбкой до самых ушей, и, перехватывая бокал прямо у Алекс под носом, отставляет его в сторону.

— Я раздобыла его в честном бою, — наигранно хмурится Кетлер. — А ты как-то рано освободилась.

— Я же не с ними веселиться собралась! Гляди что я выторговала в обмен на «оставить трусы на накачаной заднице блондинчика», — Мари один за одним разложила на столике несколько скрученных косяков травки. — Эй, парни, астмы же ни у кого нет? Отлично! Алекс, давай зажигалку, используем все привилегии частного самолета!

Мари, затянувшись едким дымом, передала косяк Алекс, и рукой махнула своим полуголым «официантам», что долго не думая, на стол эффектно выставили бутылку текилы, две рюмки, соль, лайм.

— А спонсор этой ночи — текила! — растягивая каждое слово, Мариса, дожидаясь пока Алекс выдохнет седой дым, забирает назад косяк, — Текила: сотри свою память за ночь, убереги свою совесть утром! Итак, на скольких рюмках «для разогрева» мы остановились прошлый раз?

— Перед Сиднеем? На пяти.

— Значит сейчас нам нужно успеть влить в себя шесть! Только по стандарту прошу не жульничать.

— Ну вот! И так каждый раз! Я никогда с тобой так не делала!

— Не злись. Я просто тебе завидую. Я бы тоже так хотела: влить в себя литр огненной воды, а потом очернить глаза и вот я уже самая трезвая и без похмелья утром.

Две тонкие стеклянные рюмки наполненные золотистой текилой в руках. Горьковатый аромат агавы от выпивки перебивался терпким цитрусовым ароматом свеженарезанного дольками лайма.

— И так, — щурится Мари, отложив тлеющий косяк в сторону, — я помню о правиле: ничего не спрашивать о твоём прошлом, — девушки синхронно слизывают соль с ладони, выпивают рюмку огненной текилы, и закусывают лаймом. — Но сейчас… Сейчас всё настолько фигово?

— Я пока даже не могу оценить масштабы.

— Эх, как бы он не был не в моём вкусе, но задница у сержанта шикарная. Хороший выбор. Нас же уже не смущает, что он в отношениях? — на всякий случай уточняет Мари, разливая новую порцию алкоголя.

— Я дала слабину. Больше такого не повториться.

— Я-то замечаю, как часто он с тебя глаз не сводит. Ты ему интересна. А он тебе? — снова выдыхая мутный дымок, Мари подставляет для Алекс её рюмку.

— Это прошлое, — исчерпывающе отвечает Кетлер, и снова синхронно: соль, текила, лайм.

— Слу-у-ушай, — шепотом скрываясь от посторонних ушей, Мари грудью упирается в край стола, склоняясь ближе к Алекс, и передает ей косяк, — а может ведьмам тоже нужна магическая помощь?

Третья рюмка текилы, и Мариса начинает болтать уже более уверенно, готовя себе порцию соли на запястье:

— Вот однажды я пошла к отличной гадалке, она раскладывала карты, — серьезным лицом, игнорируя, как Алекс едва сдерживает насмешку. — Она гадала на одного из моих бывших. И вот она сказала мне бросить его, потому что карты показали измену! — и снова соль, текила, лайм. — Ну, я и бросила его.

— Ты действительно поверила картам и рассталась с ним, не дожидаясь измены с его стороны?

— А он тут при чем? Я изменила. Да и бросила его нафиг. Карты дело говорят!

Алекс рассмеялась, скрывая лицо за ладонями, и смех становился все более неудержимым хохотом. Текила и марихуана парня, который почему-то не спешит избавиться от своих трусов, определенно оказали свое воздействие, ограждая разум от навязчивых и ненужных размышлений на эту ночь.

Еще одна рюмка текилы. Ещё один жизненный рассказ от Марисы. Ещё один косяк на двоих вместе с мутным дымом которого и облака по ту сторону фюзеляжа самолета плыли ещё медленнее. А звезды быстрее, быстрее сменялись друг за другом, созвездия распадались и утопали за едва различимой на высоте крейсерского полета линией горизонта.

Шасси коснулись полосы аэродрома в Майами. Авто до береговой линии с десятками клубов. Блондина Мари оставила сторожить самолет — обиделась, остальных пятерых за шкирку забрала своими телохранителями. Алекс знатно посмеялась, представив, как эти стриптизеры будут охранять тело Марисы. Она сумасбродная, беспардонная. Ей плевать на правила. Она целуется с ними по очереди, жадно и смело, ловя последние глотки свободы перед замужеством. И на кой черт оно ей — замужество? Алекс не судит, ей с ней хорошо, и ей плевать, что и как Мари делает для своего личного «хорошо».

Яркие огни волнительного Майами, высокие пальмы и бескрайний океан. Двухэтажный клуб с собственным выходом к песчаному берегу океана. Стеклянные лестницы, огромное помещение с высокими потолками и панорамными окнами, открывающими захватывающий вид на береговую линию океана. Мягкий бриз с океана приносит с собой запах соли и моря, музыкальный бит пронизывает этот воздух, людей, мысли, каждую клеточку одурманенного организма.

[Song: David Guetta — Love Is Gone

(Fred Riester & Joachim Garraud Radio Edit Remix)]

Зеркальные стены отражали разноцветные огоньки над головами. Лазерное шоу ослепляло, его вспышки мерцали в бездонном пространстве, и время казалось утраченным. Клуб забит под завязку. На брони отдельный столик недалеко от танцпола, и ещё несколько бутылок текилы.

— Алекс! — с трудом пробивается через ритмичные басы крик Мари. — Алекс, если мы снова проснемся с тобой под вечер и на другом континенте, то домой только ведьминскими порталами! — соль, текила, лайм. — Алекс! Мне вечером нужно забрать документы на бронь коттеджа к свадьбе! Тормози меня!

Рюмки снова наполнились алкоголем, и Кетлер наклоняется к её уху, чтобы не срывать голос:

— Если ты ни с кем сегодня не вырубишься прямо на диванчике, я тебе на свадьбе голубей из колдовского портала выпущу!

— Фейерверк! Я хочу фейерверк размером с весь Нью-Йорк! — и тут же хватает Кетлер за руку. — О, мой Бог! Алекс, мы попали на самый хитовый хит!

Мариса буквально вырвала Алекс из-за столика, не дав ей даже закусить лаймом, и уволокла ее на танцпол. Там полуголые Pj-танцовщики в откровенных латексных бикини и масках, скрывающих лица, двигались с безудержной энергией. Здесь не было места предрассудкам или морали. Кто-то пришел сюда для игры, для секса, для кайфа. Кто-то для перезагрузки. Дымогенераторы запустили туман на весь танцол, и лазеры разрезали его хаотичным сечением, смешиваясь с вспышками стробоскопов. Кого волнует, как ты выглядишь со стороны, когда в тебе уже столько текилы.

Алекс протянула руки вверх, ладонями касаясь ускользающих огней лазеров. Закрыла глаза вникая ритму, а губы сами повторяют незамысловатые слова за музыкой. Это свобода. Это невесомость. Это жизнь? Вспышка. Огни сменяли мрак, меняясь в очереди секундами. Бедрами в такт и лишь одно желание, чтобы легкость не заканчивалась. Вспышка. Алекс открыла глаза высматривая себя в отражении зеркального потолка. На ней короткое белое платье с пышной юбкой, прямо как у модных кукол в детских магазинах. Вернись она сейчас в своё детство — такая кукла могла стоить целое поместье. Смеется про себя, напрочь забыв тот момент, когда она в самолете и переодеться то успела. Вспышка.

Барная стойка и по пять рюмок текилы. Лайм. Где лайм? Мари сама перегибается через стойку, забирая тарелку, что не успел подать бармен. В глазах мираж — разум не успевает за светосопровождением обрабатывать информацию. Кажется, они с Мари пьют каждая по пять рюмок на скорость. Дьявол вездесущий, эта девочка бессмертная, и они пятую допивают на брудершафт. Алкоголь обжигает и раслабляет к полному безразличию всего, что не связано с ритмом музыки.

Ритм сердца ускорен в такт танцполу. Она наслаждается легкостью жизни. Танцует так жарко, и Алекс ладонью смахивает прядь волос с лица, снова закрывая глаза. Новый мираж приходит вместе со сменой ритма мелодии. Она чувствует, нет, вспоминает мужское дыхание, которое ловила поцелуями этим вечером. Кожа на левом бедре занялась жаром там, где её властно сминали, притягивая женское тело ближе к краю столешни. По шее поцелуи вспоминает, те, что уходили страстью вниз к груди. Она их так хотела. Сердце ускорило ритм, панически ударяясь изнутри о ребра, и Алекс ошарашено распахнула глаза чувствуя, что вот-вот задохнется.

Туалет за семью поворотами тоннелей коридоров. Ладонями ледяную воду плеснула себе в лицо на раскаленный румянец. Руками словила опору о раковину всё еще пытаясь отдышаться, закрыв глаза. Сраное наваждение. Нужно больше текилы. Взяв бумажное полотенце, вытерла остатки влаги с щек и подбородка, а глаза безвольно застряли на отражении в зеркале. Хмельной мираж и эти проклятые глаза. Сейчас в них отражается лазурь. Она его словно реального ощущает у себя за спиной. Негодяй, как он смотрит. Её демоны внутри скулят покориться этому взгляду, а у самой Алекс губы сжимаются в упрямстве и хочется учинить мятеж планетарного масштаба. Мятеж, а сама глаз от него отвести не может. В мираже он с небольшой щетиной, как на тех фото с Грин Вуд, а в воспоминаниях томится мысль, как губы целовали гладковыбритый подбородок, как зубами прикусывала кожу на его шее. У талии огнем горит, и чудится, что это он рукой её притягивает к себе. Она спиной вплотную к его торсу и если сейчас не поднимет бунт — он наклонится к её уху — всё пропадет. Она пропадёт.

— Гадство! — мотнув головой, снова опирается в раковину, и вновь ополаскивает лицо ледяной водой.

Нужно больше текилы. Ещё один косяк и текила.

***

Приехать к девяти утра на допрос в Нью-Йоркский отдел Департамента Контроля последствий — это именно то, о чем Маршал мечтал в это утро субботы. <s>Нет</s>. На часах без пятнадцати девять, и он мог бы еще несколько сновидений досмотреть, пока его дети не проснулись и не вспомнили о своих музыкальных инструментах, купленных любимой тётей Алекс. Однако он уже здесь, в машине, припаркованной у здания Департамента, как законопослушный гражданин, которому прежде всего интересно, что такого выяснили офицеры, осматривавшие вчерашнее место преступления, что незамедлительно передали дело в ДКП. Устало протирая сонные глаза и взяв свой кофе с молоком из подстаканника, купленный на заправке у дома, он вышел из автомобиля, чтобы перейти дорогу к главному входу в здание Департамента.

Агент на входе указал ему подняться на третий этаж к комнатам допроса, где его уже ожидают. Двери лифта открылись, как раз когда Маршал сладко зевал, и хорошо, хоть привычкой прикрывал зевок кулаком. Иного он и не ожидал, завидев таких же ожидающих на допрос, и не совсем недовольных таким раскладом Сэма, Баки и Клинта, что сидели вдоль стены коридора под одним из кабинетов.

— Вы тоже решили, что сон — это для слабаков, да? — сразу отшутился Маршал, пожимая руку каждому.

— Типа того, — непривычно видеть Уилсона бурчащим. — Чем бы мы ещё занимались, если бы в пол седьмого утра их директриса не разбудила своим требованием об обязательной явке.

И следом добавляет уже Бартон:

— Однако теперь интересно что они такого нашли, что приплели Департамент.

— Вот, — согласился Маршал, усаживаясь напротив. — Я тут тоже только из любопытства. А что, для ожидания более комфортного места нам не выделят?

Не дав им возможности продолжить возмущенную беседу, в их разговор встряла высокая и не слишком приятная женщина, которая, хлопнув дверью, вышла из кабинета немного дальше по коридору. Женщина была лет пятидесяти, ее прическа с излишним начесом, родом из прошлого десятилетия, которая выглядела смешно и неуместно, подчеркивала ее оттопыренные уши.

— Вам будет комфортнее в кабинете допросов под датчиками детектора лжи, мистер Сандерс.

— О, агент Дивер. Вас же отстранили или уволили?

— Повысили. Директор Сэди Дивер, попрошу. И я жду не дождусь провести с вами беседу.