Пролог (2/2)
Не хотелось снова это слышать. Шмыгнув в свою комнату, тихо, как тень, мальчик лёг на кровать. Он не раздевался — и без того холодно. Завернулся в кусок грубой, но тёплой ткани, служивший одеялом. Зажмурился — перед глазами заплясали огненные искры, но они успокоились, как только веки стали расслаблены.
Может быть, завтра будет что-то интересное.
Он проснулся от того, что по лицу возили чем-то липким и мокрым. Горячим дыханием обдавало от щеки до лба, а когда Польпо приоткрыл глаза, он тут же зажмурился от звонкого лая.
— Вивальди? Как ты сюда залез?
Вивальди был большим уличным псом, бегающим по деревне уже около трёх лет. Никто не знал, откуда он взялся, но было всё равно — псину не любили. Были слухи о том, что он то ли блохастый, то ли бешеный, хотя они, очевидно, были не совсем правдивы, ведь Вивальди не то, что не кусался — он вовсе мало кого к себе подпускал, зная, что от большинства жителей ему попадёт. Однажды его ударили по голове, так сильно, что один глаз просто перестал работать, и к тому человеку пёс больше не подходил. Тем не менее, у мельницы всегда можно было поживиться мышами, да и оттуда его не гоняли, так что живущий в пристройке мальчик быстро нашёл в собаке друга. Даже дал «питомцу на полставки» имя, которое мельком видел в отцовской книге. Что оно значило? Да кто его знает. Главное, красивое.
— Слушай, я понимаю, что ты рад, но… Лезь-ка обратно. Папа не будет рад, если увидит тебя на кровати…
Пёс сел, высунув язык и непонимающе помахивая хвостом. Он был животным хоть и умным, но не настолько, чтобы понять, почему не стоит делать некоторые вещи. И не настолько, чтобы выскочить обратно в явно распахнутое им же окно. Как только по ту сторону двери заскрипели половицы и тяжёлое дерево противно зашуршало по полу, Вивальди свалился с кровати, как мешок пшена, и юркнул под неё, затаившись.
Не таскал бы ты домой эту шавку. — Голос из-за двери звучал спокойно, но словно громом раздавался в молчаливых стенах. — Блох ещё наведёт. И вообще, просыпайся давай, колёса опять заело.
Дориано был не самым дружелюбным человеком. Тем не менее, в деревне его любили, как единственного кормильца, как мельника, что помогал всему увядающему населению не затухнуть окончательно. В последнее время, правда, с урожаем всё было плохо — неплодородная почва не могла взрастить достаточное количество живого материала. Год от года всё становилось хуже, и порой даже начали проскакивать слухи о том, что в этот раз поле может и вовсе остаться пустым.
Да, пап, встаю.
Каждые несколько дней нужно было смазывать заедающую шестерню в мельнице, большую и скрипучую, и такую надоедливую своим вечным капризным застоем. Польпо стоял с маслёнкой в руках каждый раз так, будто держал свечу у гроба, и наблюдал за тем, как отец возится с механизмом. Скучным, сложным механизмом, который порой так хотелось просто вычеркнуть из жизни.
Его знали как «ребёнка Бьянко». Ну, Того Самого. Который должен заменить отца, раз уж появился на свет. Которого стыдятся называть по этому глупому, смешному имени.
Только Джакомо не стыдился. Смеялся порой — и на том спасибо. Не зря же он всё-таки друг.
Вернувшись домой лишь на пару минут, парниша зарылся в небольшую тумбочку, шурша рукой по ящику. Положив в карман потёртый ножик с красной ручкой и выдвижным лезвием, он снова отправился на берег реки.
Вивальди уже был там, и он поприветствовал почти-хозяина звонким лаем, уставившись на него единственным здоровым глазом.
— Хочешь, покажу тебе фокус?
Ответа от пса не ожидая, Польпо развернул нож в руке. Подбросил его, ухватил пальцами вновь, и исчезло в ручке лезвие, а в рукаве ручка. И, засунув ладонь в собачью шерсть, мальчик двинул рукой раз, второй, и вот уж нож снова здесь, словно достали его прямиком из свалянного ворса.
— Жаль, что Джакомо болеет, я б ему тоже показал.
На обучение подобным забавам времени было предостаточно. Пустая, выжженная степь не была местом, где можно играть, а в одиночку и вовсе грустно. Зато фокусы — это весело, и несколько, включая предметы в рукаве, шляпу с двойным дном и две верёвки на пальце Польпо уже неплохо знал. Ещё немного — и он, может быть, даже сможет заставить скептичного обычно Чамполи поверить в магию на момент.
— А знаешь, Вивальди… — Растянувшись на сыром берегу и уставившись в серое небо, проговорил тихонько Бьянко. — Иногда мне правда хочется стать осьминогом и уплыть отсюда далеко-далеко.