Мой фарфоровый принц. (2/2)

И после этого он притих, словно забыл все слова в мире. Чуть выше приподняв голову, Чун Юнь рассматривал стены, медленно шевеля губами и трепя пальцы левой руки. Дыхание вновь стало тяжёлым и рваным: появлялась слабая одышка, слышалась хрипота, а грудь под одеялом часто вздымалась. Он резкой хваткой сжимает рубашку Син Цю в области груди и начинает сильно кашлять, пытаясь приподняться. Организм ещё не успел придти в норму, поэтому грубые движения продолжали даваться с трудом.

— Чун Юнь, кровь! — парень замечает появляющиеся красные капли на краешке губ и хватает салфетку с недалеко стоявшей тумбы.

Он пододвигается ближе, насколько позволяет расстояние между ними, и, прикрыв один глаз, осторожно проводит салфеткой по нижней губе. Чун Юнь успокаивается: мокрыми глазами смотрит на парня, шевелит ногами под мягкой тканью, но рубашку так и не отпускает.

— Все хорошо, милый, — Син Цю вытирает всю кровь и бросает салфетку обратно на прикроватную тумбочку. — Дыши.

Так смешно и банально услышать ”дыши” в ситуации, когда дышать очень сложно. Син Цю пожимает плечами — он не доктор медицинских наук, чтоб оказывать профессиональную помощь, поэтому, он будет надееться, что при следующем приступе рядом с парнем будут находиться специалисты.

— Спасибо, — Чун Юнь, наконец, отпускает уже помятую в кулаке часть рубашки и расслабляется. — Всё прошло.

Им больше нечего сказать друг другу. Ни один из них не будет пытаться вытянуть диалог за уши: Чун Юню тяжело даются длинные разговоры, а Син Цю не сможет подобрать правильные слова, чтоб не ляпнуть чего-нибудь лишнего. Син Цю в очередной раз убеждается — с каждым разом с парнем находиться все сложнее; он становится замкнутым и закрытым из-за попыток смирения с болезненной ношей. Может, он и пытается отвлечься с помощью Син Цю, проявляя различные инициативы и нуждаясь в банальной ласке, но этого не хватает, чтоб заглушить внутреннюю тревогу.

Моральную боль сможет заглушить только физическая.

— Моя мама сегодня узнала о нас, — произносит сковозь зубы Син Цю, сжимая кулаки на своих коленях.

— И что она сказала? — Чун Юнь медленно поворачивает голову и заглядывает точно в глаза, в самую глубь.

Голубизна его глаз начала пугать. Опускающееся солнце на улице бросало последние лучи, и они, пытаясь проникнуть сквозь толстые шторы, отражались в его радужках ужасом и назревающей усталостью.

— Она... Приняла меня, — он поднимает глаза и с испугом закусывает губу. — Я, честно, до сих пор удивлен.

— М-м-м... — тихо мычит, погладив того по коленке. — Послезавтра... У меня прием к врачу... В одиннадцать утра... Сходи со мн...

И, оставив ладонь на коленях парня, он не договаривает предложение и проваливается в сон. От поднявшейся температуры его щеки порозовели, а дыхание, поймав нужный ритм, было спокойное и медленное.

Син Цю не знает, как реагировать. Внутри затрещало стекло, медленно разбиваясь в этой сжимающей тишине. Он не хочется больше казаться здесь сильным — он начинает тихо плакать, кусая губы в кровь.

— Хорошо... Я схожу с тобой.

Возможно, Чун Юню и стало легче от его прихода, но потраченного времени все равно было жаль. Придя сюда, он лишь сделал ещё больней, поставив внутри себя очередной глубокий шрам. Син Цю не хочет смерти парня, но наблюдать за мучительными страданиями намного хуже, чем от мгновенной гибели.

— Увидимся, мой фарфоровый мальчик.

Влажными губами поцеловав его ладонь, Син Цю надевает пальто и выходит из комнаты.

Он оставляет в ней ещё одну свою слабую часть, залитую горькими слезами.

***</p>

Ровно через два дня небо Ли Юэ серое и облачное. Все настолько привыкли к такому мутному контрасту сероты, что и праздничное настроение появлялось также редко, как и выглядывало солнце.

Син Цю встречается с Чун Юнем у его дома, на влажном от тумана тротуаре. Они оба улыбаются и искренне радуются образами друг друга.

— Я очень рад, что ты все же решился сходить со мной, — парень прячет руки за спину, опуская брови. — Сказать честно, доктора мне так надоели, что ходить одному стало очень скучно.

В своем белоснежном пуховике до колена он выглядит как гигантский снеговик. В больших и глубоких карманах Чун Юнь хранит всякий мусор, а тот, в котором была маленькая дырка, он зашил и положил в него кошелек для мелочи, чтоб больше не терять ни копейки. Милую шапочку он сегодня не надел, поэтому прямые пряди волос болтались на ветру, попадая в глаза.

— Я понимаю, — Син Цю ухмыляется и гладит его по щеке. — Мне только в радость поддержать тебя, мой маленький принц.

— Твой маленький принц сегодня принял пенную ванну и полностью избавился от высокой температуры, поэтому... — он опускает макушку на правую сторону и тянет губы. — Могу ли я получить столь долгожданный поцелуй?

Голубой хохолок забавно колышется из-за поворотов головы, и Син Цю не может сдержать искреннюю улыбку. Положив руки тому на плечи, он хлопает ресницами и осторожно приближается к розовым губам.

— Конечно. С удовольствием оставлю Вам страстный поцелуй.

И они целуются, совсем позабыв о том, что стоят посреди улицы.

Они осторожно касаются открытых частей на лицах друг друга, с каждой секундой углубляя и делая поцелуй горячей. Губы у Чун Юня сладкие, словно малиновая аскорбинка, а от каждого касания языком он вздрагивал, сильней обвивая руками шею парня.

Он первый неохотно отстраняется, напоследок оставив краткий поцелуй в щеку.

— Ваши поцелуи просто великолепны, Король, — Чун Юнь смеётся, прячет замёрзшие руки в карманы и подмигивает. — Предлагаю чуть позже повторить.

Син Цю поправляет шарф, что немного сполз из-за касаний, и довольно кивает.

— Я, конечно, однозначно принимаю Ваше предложение, но нам уже пора выдвигаться, — он берет его под руку и разворачивается в нужную сторону. — Состояние здоровья должно быть превыше всего.

В объятиях ветра они будут медленно идти и думать о том, когда же на их головы медленно упадут первые снежинки.